Война началась для меня в декабре 1942 года с зачисления курсантом в 281-й отдельный истребительный противотанковый батальон. В ноябре 1943 года меня в числе восьмисот курсантов направили в 119-ю стрелковую дивизию, которая после жестоких боев пополнялась в Туле личным составом и техникой. Там меня направили в 421-й стрелковый полк - в батарею 76-миллиметровых пушек.
Боевое крещение принял под Невелем в Псковской области. Наш расчет выкатил орудие из укрытия на прямую наводку и раз за разом настойчиво и точно поражал указанные цели.
Дивизия прорвала вражескую оборону и углубилась в тыл на 20-30 километров. Объединившись с партизанами, мы наносили разящие удары по гитлеровским тыловым частям.
Наступление продолжалось. Шли ожесточенные бои, и гибли мои товарищи. Погиб наводчик орудия сержант Тимофеев, и к орудийному прицелу командир поставил меня.
В жестоком ночном бою освободили Дретунь и другие населенные пункты, выбили врага с части позиций на станции Идрица. Немцам очень не хотелось терять продовольственно-вещевой склад, склад боеприпасов и батарею зенитных пушек. Поэтому с раннего утра они начали контратаковать нас при поддержке авиации и бронепоезда.
Командир полка Мараховский приказал нашему расчету открыть огонь по бронепоезду. Мы лишили вражеский бронепоезд возможности передвигаться, а затем прицельно подавили все его огневые точки. Грозное бронированное чудовище превратилось в скопище искореженного металлолома! Во второй половине дня подошло подкрепление - 365-й стрелковый полк. Дружной атакой мы окончательно выбили фашистов с территории станции Идрица.
Наступление продолжалось. В ходе боевых операций приходилось совершать пешие марши до 50-60 километров в сутки и с ходу вступать в очередной бой. Даже солдаты-пехотинцы были измотаны до предела. А нам - артиллеристам - приходилось где перекатывать, где перетаскивать, а где и переносить на руках свое, вовсе не легкое, орудие. Но никто не роптал, не ныл, бойцы, а среди нас было и немало девушек, мужественно переносили все невзгоды.
Во время одного из переходов мы двигались по просеке через заболоченный лес и неожиданно попали под сильнейший прицельный минометный обстрел. Одна из мин разорвалась на лафете нашего орудия. Мгновенно погибли командир орудия Шарипов и подносчик снарядов Маев. Заряжающему Андрианову раздробило нижнюю челюсть, а я получил осколочное ранение лба. Подоспевшие санитары умело вытащили осколок и сделали мне перевязку. Что ж, было очень больно и обидно, но я искренне радовался, что остался в строю, снова был готов к бою.
На Витебском направлении довелось познать почем фунт лиха. Бои разыгрались нешуточные. Вдобавок в помощь врагу оказалась и погода: постоянно шел мокрый снег, ветер сквозь промокшие телогрейки продувал до костей. В течение трех суток - и днем и ночью - мы вели огонь по врагу у высоты, обозначенной на штабных картах номером 173,1. Люди были измотаны до крайности, но упорно отбивали вражеские атаки.
К исходу третьих суток немцы пустили на нас танки. Неизвестно, чем бы окончилась эта атака, но наш расчет метко сразил передовой танк, который вспыхнул чадящим факелом. Остальные танки повернули назад и скрылись за спасительной высотой.
Летом 1944 года кромешный ад пришлось переживать вторично. Жара до 30 градусов. Атаковать приходится сквозь лесные завалы, которые при нашем приближении немцы подожгли. Пламя, как в доменной печи! Едкий дым до нестерпимой боли "выедал" глаза... И в этом кошмаре, да к тому же под вражеским обстрелом мне - наводчику - нужно точно прицелиться!..
При освобождении Зеленого Городка в атаке погиб командир полка полковник Мараховский. Горестная весть как бы придала нам дополнительные силы, и полк рванулся вперед. Командиром полка был назначен полковник Яковлев, который умело повел нас вперед - к Балтийскому морю.
В одной из атак полк натолкнулся на неодолимое препятствие: вражеская огневая точка, замаскированная под цветочную клумбу, выкашивала цепи пехотинцев. А рельеф местности таков, что скрытно к дзоту не подберешься. Наконец разведчикам удалось точно установить координаты злосчастной цели. Сразу несколько артиллерийских расчетов направило свои орудия на ложную клумбу.
Сразу за Городком в лесном массиве были оборудованы позиции гитлеровской батареи 75-миллиметровых пушек. Они хорошо пристреляли местность и надежно перекрыли своим огнем дорогу на Полоцк. Прямой наводкой немцы подбили наш танк, уничтожили пушку-"сорокопятку" со всем ее расчетом, нанесли ощутимый урон пехоте. И тогда нашему артрасчету было приказано уничтожить вражескую батарею.
Дуэль одной пушки с целой батареей - дело нешуточное! Тут одной отваги недостаточно: силы явно неравные. Чуть-чуть просчитаешься, гитлеровцы весь расчет в куски разнесут! Осмотрели местность, прикинули различные варианты. Ничего не подходит!
И тут меня осенило: надо зарядить орудие в укрытии и взять пару ящиков снарядов с собой прямо на лафет; запрячь лошадей и галопом выскочить на открытую местность прямо перед немецкой батареей; там с ходу развернуть орудие и открыть беглый огонь, чередуя фугасные снаряды с осколочными. Бред?! Самоубийство?! Но именно эта лихая атака удалась: наши снаряды точно ложились в цель, и немецкая батарея вышла из строя! В этой бесстрашной операции вместе со мной участвовали мои друзья по расчету - Капитонов, Бабич и Воропаев.
Путь на Полоцк открыт. А далее боевой путь полка пролег через Прибалтику: освободили Шяуляй, Двинск, Даугавпилс и Ригу. В одном из неожиданных боев, у местечка Векшняй, наш расчет подбил немецкий танк - "Пантеру". Чуть позже, на рассвете, я обнаружил за лесной поляной гитлеровские палатки больших размеров. Развернув орудие, мы открыли огонь картечными и осколочными снарядами. Завязался затяжной бой. Вместе с пехотинцами мы сломили врага и захватили много гитлеровского вооружения. Среди трофеев оказался рожковый автомат "Шкода" новейшей конструкции, который вызвал особый интерес командования.
Но не только такие бравые ситуации сопровождали меня по фронтовым дорогам. В конце 1944 года на посту был смертельно ранен осколком мины мой друг Андрей Бабич. Похоронили его на безымянном холме у незнакомой опушки леса. Горько и тяжело прощаться с верными боевыми товарищами. До конца войны я так и не смог привыкнуть к неизбежным потерям однополчан.
Февраль 1945 года чуть не подвел черту в моей фронтовой биографии. Во время разведки боем осколок снаряда попал мне в лицо. Военные врачи сотворили чудо: я остался жив, но до сих пор ношу кусок металла в носовой полости.
В марте 1945 года меня выписали из госпиталя и направили в 221-ю стрелковую дивизию - в 191-й стрелковый полк наводчиком 76-миллиметровой пушки. В рядах этой войсковой части мне пришлось в очередной раз пережить земной ад. А дело было так. Волею судьбы на совершенно открытом месте я оказался совершенно один в единоборстве с пушками врага, расположенными на хорошо оборудованных позициях на опушке леса. Вокруг моего орудия нескончаемыми фонтанами вздымались комья земли от разрывов вражеских снарядов и мин. Ничего этого я не замечал. С полной отрешенностью и упорством прямой наводкой я посылал снаряд за снарядом по фашистским позициям... Опомнился лишь тогда, когда не уловил звуков ответных выстрелов. Гитлеровская батарея умолкла! Тут же пехота уверенно поднялась в атаку, вышибая фашистов из леса.
За этот неравный бой меня наградили орденом Славы III степени, который пополнил мою фронтовую коллекцию: два ордена Красной Звезды, медаль "За отвагу" и медаль "За оборону Москвы".
В наступлении на Кенигсбергском направлении 3 апреля 1945 года меня снова ранило. В рижском госпитале № 1175 встретил День Победы.
Домой вернулся только в ноябре 1945 года.
Подготовил: Александр Иванов (Донецк) "Русский дом", №1 1997. |
