Кузнецов Алексей Филиппович

Я родился в деревне, в Татарии, окончил там семилетку ШКМ (школу колхозной молодежи). Потом приехал в 34-ом году в Дзержинск и поступил на рабфак. После рабфака, в 37-м, стал работать учителем. В армию меня призвали в 39-м - как раз началась война с Польшей. 15-го сентября пришла повестка, а 21-го нас направили на Дальний Восток в Приморье. Там я оказался в 97-м отдельном артиллерийском дивизионе 126-й дивизии, стоявшем в городе Иман (Дальнереченск). У нас было три батареи 152-мм гаубиц. Какие славные были командиры! Требовательные к себе и к подчиненным: командир дивизиона Харитонов, старший политрук Кондратьев, командир третьей батареи Котилевский, второй - Семиргеев и первой - ст. лейтенант Акуленко. Какое уважение было!

Дивизион только формировался - это характерно для того времени. В 39-ом формировалось много новых частей. Люди были собраны с разных частей. В 39-ом году стали создавать полковую школу младших командиров. Образование мало у кого было среднее, обычно 3 -4 класса. Меня взяли в эту полковую школу учиться на радиста. Тогда рядовой служил два года, а младший командир - три. Зачем я пойду и буду служить 3 года? Старшина говорит: "Давай собирайся в школу." - "Я не пойду!" - "Не пойдешь? Тогда пошли к начальнику штаба, капитану Кноплеву." Приходим: "Товарищ капитан, вот Кузнецов не хочет в школу идти." - "Как не хочет?" - "Так, не хочет." - "Пусть свернет матрас возьмет его в руки и шагом марш за тобой в школу!" Что делать? Ладно. Пошел я в школу. Закончил школу. Мне дали значок отличник РККА, и я стал командиром радиоотделения. Это уже начало 41-го года. Тем, кто имел среднее образование сказали: "Хотите служить 2 года?" - "Да!" - "Тогда сдавайте на младшего лейтенанта." Давайте. С нами месяца четыре занимались очень грамотные офицеры. Но тут война началась, и в августе нас направили в школу офицеров. Мы там побыли недели 2-3, нас построили, зачитали фамилии, в том числе и мою, и присвоили звания младших лейтенантов. Меня назначили начальником связи 3-его дивизиона. Пушки у нас были 76-мм горные короткоствольные.

Я проводил занятия с солдатами по специальности, по строевой, караульной службе. А поскольку артиллерия была на конной тяге, то нужно было изучать седло. Я-то служил в дивизионе 152-мм гаубиц. У нас не было лошадей, а только тягачи. А здесь лошади у связистов, разведчиков. Седло изучать, а я его в глаза не видел. Взял наставление, сижу, читаю. Идет разведчик Башкатов. Он еще в Гражданскую в кавалерии воевал: "Товарищ младший лейтенант, Вы что изучаете?" - "Седло - завтра надо связистам объяснять, как оно устроено." - "Давайте я Вам расскажу, и не надо ничего читать." Объяснил.

Нас погрузили в эшелон и повезли, думали на фронт, а оказалось еще дальше - в Приморье, в город Ворошиловск. Там нас выгрузили и своим ходом мы пошли в населенный пункт Корсаковка. В этой Корсаковке было всего два дома. Командир полка, капитан Алгазин, грамотный мужик, говорит: "Здесь будем располагаться." Чистое поле. Расположились. Натянули палатки на двоих. Было 56 лошадей. Куда? Уже сентябрь кончается - дождь, снег. А лошади под открытом небом. Ляжешь ночью спать - под тебя вода течет, встаешь мокрый. Но все как-то обходилось. Никаких болезней. Потом стали конюшни строить и землянки для себя. Питание-то какое было - 650 грамм хлеба, суп - крупинка за крупинкой гоняются. Что там. землянки строить! И никто не учил, сами. Без наката. В землянке - 60 человек и одна печка. Крыша соломенная. Грязь. Дождь. Построили конюшню. Лошади были монголки и несколько строевых, под седло. Приезжали проверяющие вывод конского состава. Каждое утро ходили чистить лошадей. Радиостанции были 6-ПК и 5-АК. В дивизионе были 5-АК, а в батарее 6-ПК. Учения проводили, сначала роты сколачивали, потом - батальоны, полки. В декабре один дивизион ушел под Москву, и нас осталось 2 дивизиона. Роты сколачивают - берут батарею, батальон сколачивают - дивизион, полк пехотный - дивизион. 9 батальонов пехотных, а нас всего два. Сегодня один дивизион идет, потом другой. Только пришел с учений, не успел технику прибрать - опять учения. Один раз в мае учения проводил зам. командующего 25 армией генерал-майор Мамонов - бой в окружении. 366-ой полк был в окружении, еще 2 полка их окружали, и мы были с окруженными. Связь я установил. Прошло 2-е суток. Нач. штаба говорит: "Сматывайте связь." А оказывается не кончилось ничего. Разбор учений: "За плохую организацию связи командира взвода связи 2-го дивизиона предать суду чести офицерского состава!" Я встаю. Я знаю, что при этом суде могут послать письмо родителям. В течении 3-х суток должны провести этот суд. Двое суток прошло - нет суда, и тут - тревога, фронтовые учения. К каждому офицеру приставили посредника. Учения шли 12 дней, мы вели наступление в районе Хасана. Наступление я знал хорошо. Телефонные аппараты были. 6ПК - вижу-слышу. Да и народ был посредственные специалисты. Только сформировали. Кто их будет учить? Потом заряжать аккумуляторы. Где? Когда? Сухих элементов нет. 5-АК в 97-ом была на машине, а здесь - на повозке. В основном пользовались телефонами и связными. После этих учений оценку дали отлично, и меня не судили.

- А.Д. Каково было отношение командиров к радиостанциям?

Командиры артиллеристы радиостанции не признавали им подавай телефон. Вот штабы дивизии, стрелковых полков или артиллерийских полков держали связь по рации. Мы тянули связь трем командирам дивизионов, а нам тянул связь командующий артиллерии дивизии. По радиостанции никто из командиров не любил и не желал разговаривать. Не то скажешь или техника не работает. А тут кабель натянул и еще 2-3 резервные ветки на шестах из алюминиевого провода. Это в обороне. Под конец войны РБ и РБМ были.

8 июля нас, 126-ю дивизию, стали грузить в эшелоны и - на фронт. Эта не та 126-я, которая участвовала в боях летом 41-го под Сувалками. Та дивизия была расформирована, и номер был передан нам. С этим номером нас перебросили под Сталинград. Мы прибыли 31 июля, а 4 августа переправились на правый берег и разгрузились на станции Гумрак, и пошли своим ходом в сторону Обгонерово. Самолеты в сторону Сталинграда летят 80-100 штук. Подошли к Тебектенерово. Скот бродит, никого нет. Жуть такая. Темнеет. Ночью занял оборону 690 полк и наш второй дивизион, а 550 - Обгонерово, и в стыке - 366-й. Утром проснулись - идет колонна. Кто такие? Может, наши отступают. Нет, немцы. Давай открывать огонь. У меня связисты были в роте, не только в батальоне. Что тут надо сказать. Мы долго держались. Танков у них было немного, но авиации было уйма. Связь рвалась постоянно. Зениток у нас не было, и наших танков я не видел до 20 ноября. Катюши иногда прибегали - отстреляются и умотают. Дивизия была растянута километров на 25. Немцы начали нажимать на 690-й полк, на его правый фланг, и нас потеснили километра на два. Заняли позицию на Тебектинеровской балке. Тут мы держались. 28-го августа приехала баня. Я помню, что коленки у меня уже были рваные. Я говорю: "Не пойду! Пока в Дону не искупаюсь, менять штаны не буду!" Мы ничего не знали, но оказалось, что

64-я армия отходит, а 126-я дивизия остается прикрывать этот отход. Я, конечно, тогда этого не знал. Может, даже командир полка не знал. 29-го утром началась кутерьма. В 6:30 пошли немецкие танки. Командир дивизии - Сорокин. Я с НП пришел завтракать и слышу что-то трещит на бугре, да что-то звонко... Говорю: "Чехановский, пойди взгляни." Он приползает, его ранило: "Танк немецкий!" О, елки-палки! Я побежал на 4-ю батарею, лошади были вкопаны. Побур бегу, пули только свистят, но не попали. Прибегаю на позицию, все раскурочено, народ побитый. Елки- палки, гляжу, а там - танков туча. Я вниз бегу, вижу - ездовые. Стали мы отходить по балке. Лошадей всех поранило. Оставили лошадей. Он бомбит. Залезаю на бугор. Там ездит одна бронемашина с белым флагом, чтобы мы сдавались. А танки нас окружили, и чтобы прорваться к Сталинграду, надо пройти через стену танков. Как же быть дальше? Я ребятам говорю, пойдем прямо на танки, а что еще делать? Видимо, у них кончились в пулеметах патроны, и они палили болванками: "Пойдем прямо, гуськом, метрах в 30 друг за другом." Так и пошли на танки. Сдаваться в плен мне нельзя. Что родители будут думать? На наше счастье по танкам с тыла начала стрелять "сорокопятка". И 6 танков повернули башни и сместились, оставив промежуток метров 150. Мы в этот промежуток и проскочили. Нас было человек 10. Ушли мы километров за 5 видим: зенитные орудия на прямой наводке. Тут кухня -нас накормила. Потом эти зенитки сматываются и тикают в сторону Сталинграда, и мы с ними. Прикатили в Сталинград, к переправе. Пошли. Есть нечего. Смотрим, наш самолет. И вдруг загорелся и упал. Такое ощущение неприятное. Пасмурно. Войска ходят-бродят. Даа… Вдруг смотрим, наш командир полка Васильев с нашими же ребятами - на полуторке: "О! Садись!"

Нам дали участок под балкой Купоросной. Сказали, чтобы продержались 3-4 дня, а потом сменят. 8 суток мы бились. Связь держалась только от командира полка, батарея у нас была - только 2 орудия 122 мм, что успели вытащить из того окружения. До Волги метров 200. Утром пойдешь умыться, Боже мой! Плывут трупы. Жуть такая. 16-го сентября нас отвели. Переправили в Бекетовку. Там встали, а потом нас перебросили на остров Голодный, только артиллеристов. Дали дополнительно орудия. 5-го ноября нас переправили на правый берег и передали в 51-ю Армию. Мы пошли на юг, там есть озера Цаца и Барманцак. Землянки немецкие. Вымылись в бане. Легли. Утром встали - вшей на нас по 200 штук!

Вот 20-го пошли в наступление. Подготовку сделали. Вышел я из окопов, назад оглянулся - танки развернутым фронтом. У меня волосы дыбом. Боже мой! Я не видел наших танков. У меня в голове, что это - немецкие танки с тыла зашли. Думаю, елки-палки! Нет же у нас такого количества танков! Вот мы пошли. Наутро мы были в Обганерово. Там уже танки натворили дел. Столько они потоптали всяких румын, столько всякой техники! Черт возьми! Лежит кто-нибудь, а через голову - след танка. Пошли мы на Котельниково. Пушки у нас уже были ЗИС-3. Вот мы вели бои за Жутово один, Дорганово. Что-то нас артиллеристов было мало. Танки ушли. Нас был дивизион и - все. То там прорвется, то сям. Помню в Жутово паренек автотехник был тяжело ранен. Все кишки - наружу. Он еще говорит: "Вот адрес, напишите жене письмо, вот адрес, все объясните…" Шевцов, санинструктор, тот его перевязывает, а руки переломаны. Паренек умер, а я спрашиваю Шевцова: "Ну, ты же видел, что ему не помочь." - "Нельзя. Мы должны работать до последнего."

Начали немцы нас теснить и пришла 2- я ГА Малиновского. Оснащение у их было - это просто чудо. Прошли станицу Пролетарскую, потом под Ростов. Потом через Дон и на Аксай. Пошли на Миус-фронт и оказались в 5 ударной. 17го Июля нас заставили наступать на высоту Саур-Могил. Его штурмовала 2я ГвА. Пойдет, доберется до макушки - на утро ее вышибут. Много там положили народа. Набито лошадей! В землянках раненых и наших и немцев - дышать нечем. Ночь проконтовались, а потом комдив полковник Казанцев повел дивизию какими-то балками и вышли на Снежное и немцев обошли что ли. И пошли по Донбассу. Как их стронули, так стали они бежать. Брали Мелитополь, Горловку. Дивизия получила звание Горловской, а потом пошли на перекоп и встали в оборону на Турецком валу. Чистое поле. Леса нет. Начали наступать весной 44го года. Армянск, Ишуньские позиции, Саки и в сторону Севастополя балка Бельбек. Много наших матросов там легло при обороне остатки одежды были по всей балке. Перед штурмом Севастополя столько было ночной авиации! Я никогда столько не видел! Всю ночь бомбили и когда пошли, то все окопы были раскурочены. Подошли к бухте Северная. Взяли Севастополь. И нас перебросили в Херсон. Там в эшелон и выгрузили в Ярцево и своим ходом пошли под Витибск, в Литву.

Меня ранило под Шауляем. Я попал в госпиталь. В общем там было так. Командиры полков были грамотные, а вот был там такой Иванькин зам по строевой, он недолго был за командира. Дубисса - с одной стороны немцы, с этой мы. Мы едем - никак немцев не догоним. Поставили на той стороне разведчиков с рацией, а там немцы сосредоточили силы для прорыва к окруженной под Ригой группировки. Началась кутерьма. Немцы прорвались и по шоссе продвинулись километров на 15. Мы покинули НП отходим лесом параллельно шоссе. Возле населенного пункта стояли наши минометчики и наша батарея. И вот этот Иванькин остановился, мол наши тут стояли. Я говорю: "Как же здесь останавливаться, если тут минометная батарея стояла? Нас тут прихлопнут! Надо с огневых уйти!" Только сказал, "он" как начал хлестать - 26 человек раненых. Наши ребята вытащили и по лесу повезли в госпиталь. Операцию сделали. Причем уколы сделали и чувствую он режет ножом и там хрустит как арбуз, потом чувствую - потекло. А тут немец как начал бомбить. Пыль, стекла полетели. Врач меня тряпкой белой прикрыл и вниз в подвал. После бомбежки зашил 3 осколка вытащил один в спине остался.

В часть я вернулся и стали мы готовиться к штурму Кенигсберга. Тут такие бои были, что черт его разберет. И вот ночью в сторону Кенигсберга шли три наших стрелковых полка с каждым из них наш дивизион. Бабкин, командир первого дивизиона. Связи с ним ни как нет. Командир полка говорит: "Кузнецов, пошли радиотехника." Я говорю: "Я сам поеду." Он говорит: "Вот как раз повезут туда горючее на машине." Подполковник Саенко, командовавший 690 сп, который поддерживал наш дивизион доложил командиру полка, что такие-то и такие-то населенные пункты его пехота заняла. Он по карте смотрит - вот по дороге километра полтора. Начальник ГСМ Панин посмотрел и мы поехали. Машина трофейная французская. Полтора километра мы проехали. Смотрим поместье. Никого нет. Еще проехали метров 300. Смотрим -толпа народа в маскхалатах. Мы едим они раздвигаются мы встаем в серединке. Шофер к окошку хочет спросить какого полка. Потом узнает, что это немцы. Крик: "Хенде хох" и выстрел - шофера ранило, но он выпрыгнул из машины и побежал к ним в тыл. Метров 200 отбежал и упал. Панин выпрыгнул влево в толпу сразу за машину и по кювету нам в тыл. Я выпрыгнул молниеносно. У меня был трофейный наган. Они видимо не разобрались, а так бы схватили меня. Ну, у меня силенка была - все таки 25 лет. Я их растолкал, расшвырял и прямо по шоссе отбежал метров 100. Они стреляют, только искры от асфальта летят. Я остановился, встал за дерево. Думаю, может все таки наши и приняли нас за немцев, поскольку машина трофейная. Пополз вперед. Подползаю - нет немецкая речь. Ну, думаю, ладно. Пошел в свою сторону. Метров 100 отошел смотрю движутся повозки. Черт знает может это немцы? Спрашиваю: "Кто тут?" - "Свои!" - "А где батальон?" - "Да вон только идет." Значит батальон этот до населенного пункта еще не дошел. Побежал я к командиру батальона: "Давай, стреляй из пушки, а то машину оставили." Стрелял, стрелял - не попал. Они машину завели. Вот немцы по целине на кенигсбергскую дорогу выруливать начали. Я говорю: "Дай мне человека три, мы попробуем машину отбить." Мы в вчетвером побежали - я и 3 автоматчика. Машина идет, а за ней из балки немцы гурьбой. Ребята стреляют. Я говорю: "Хлопцы, давайте хвост из 9 человек отсечем." Вот мы этих девятерых пленили. Повели их к командиру батальона. А наши то не знали, что мы будем этим путем возвращаться и по нам из пулеметов давай строчить. Я кричу: "Свои! Стойте!" Сдали ему этих немцев. Панин, который по кювету к нам побежал, погиб - ему пуля в мошонку попала, а водитель пришел.

Потом стали брать Кенигсберг. Авиация в три яруса бомбила. Как немцы Сталинград, так и наши потом. Мы брали зоопарк, 5й форт, 18-ю школу. Комдив наш Сафронов там похоронен. После Кенигсберга нас под Данциг. Там только 9го Мая начали принимать пленных.