А. Б.: Вы Павел Егорович Михеев?
П. Е. М.: Да. Родился в 23 году 21 октября, деревня Чёрные Чежеги, Просницкий район был. В 39 году я ушёл учиться на тракториста в Просницкую МТС; отучился, 2 года отработал, взяли в армию. 4 месяца учился в селе Полом, где была школа РКШ - районная колхозная школа. Учили там трактористов, агрономов, садоводов, бухгалтеров. Я учился на тракториста, потому что у меня образования-то было мало - 4 класса, это высшее образование.
Отработал 2 года на тракторе, 5 мая 42 года нам повестки вручили. Месяц учились в Горьком, Марьина Роща - так район назывался, где формировали 4-ую гвардейскую дивизию. Сформировали, и сразу на фронт. Привезли на фронт нас в Ленинградскую область, не в сам Волхов, а Волховский фронт он назывался. На станцию Чудово. Нас почти сразу с ходу в бой.
Как раз 2-ая Ударная армия была в окружении под Волховом, на Мясном Боре. И сразу нас бросили туда; прорвали фронт, выпустили 2-ую Ударную армию. Тут, наверное, километров 25 - 30 будет, да нас опять перебросили где-то ближе к Волхову. Там опять бой приняли, Волхов освободили, и нас опять 25 августа посадили в эшелоны на этой же станции Чудово и под Сталинград увезли.
(махнул рукой)
В самый-то Сталинград мы не попали, 3 раза нас дорогой разбомбили. 2 раза бомбили, так ничего не повредили больно-то с самолётов. А третий раз разбомбили, так уже всё. Нас высадили, и попали мы между Сталинградом и Клетской, Клетское направление. А потом когда Сталинград окружили, наша дивизия тоже участвовала в окружении - Южный фронт и мы с Клетского направления. Когда кольцо сомкнули, нашу дивизию бросили вперёд в наступление, а Сталинградское окружение так и осталось. Дошли мы до Ростовской области, это уже было в январе 43 года. Там попали в окружение, в селе Новая Россошь Ростовской области.
3 дня были в окружении. Разбили нас там конечно, потому что они хотели прорвать оборону, Паулюса выпустить из окружения. Уже дивизия была потрёпана здорово, всё в боях были. Там меня ранило, контузило, и я попал в плен. Как попал, нас пленных в город Шахты пригнали; я там правда один день был, сбежал. Потом тут же поймали, и вскоре из Шахты погнали в этапе, угнали в Днепропетровскую область, в село Шахты, так как там шахты были.
Потом наши стали близко подходить, нас опять погнали в этапе. И в первый же день я опять сбежал - месяц или больше жил в селе Ингул у хозяина. Я пришёл к ним, попросился переночевать. В том селе немцы были, я утром встал, меня спрашивают:
- Что ты? Куда пойдёшь сейчас?
- Пойду к своим, в тыл буду пробираться.
- Подожди, не ходи, поживи у меня пока. - А бои шли, так слышно было орудийные выстрелы.
С месяц я тут пожил, вдруг утром, ещё спали, немцы облаву сделали. Собирали всех мужиков, и в этап брали. А у меня место было у хозяина приготовлено, - чуть что, если немцы нагрянут в деревню, - я убирался в хлев к скоту под ясли. Я раньше проходил, а тут дело запахло творогом. Я пошёл по направлению к своим.
Через реку перешёл, повстречался мне один, в немецкой армии он был. И я ему поверил с дуру-то, он предложил идти вместе. Мол, будем пробираться в Брянские леса. Пошли мы. В одно село зашли, в хату заходим, а там ещё один из немецкой армии. Они разговорились между собой. Тот сказал, что отстал. Они разговаривают, я вижу, что дело-то неладно, сложился и пошёл. Причём прежде, чем я ушёл, тот, который был в этом доме, выходил на улицу. Ну, наверное, минут 10 - 15 не было его. Я только вышел из хаты, хоп, меня опять забрали.
(взмах руками)
Забрали и увезли в Германию. Набрали нас таких, привезли в лагерь, номер забыл. А из этого лагеря нас человек 100 набрали и увезли в Виленсафен , где был завод подводных лодок. На этот завод работать пригнали нас. Как-то налетели англичане, разбомбили город. Нас 25 человек набрали, разбирать в городе, дороги разбирать, развалины. Первый день поработали - нормально, телегу нам поставили, то есть прицеп от машины. Разбирали дороги, всё прошло. На второй день пригнали, заставили воронку заваливать - такая здоровая болотина. А дорога как раз через парк идёт, в воронке вода.
А у нас ведь были деревянные колодки. Полицай и охрана была. Заставили воронку заваливать, а сырость! Я не пошёл в воронку, а полицай на меня винтовкой-то замахнулся. Я не будь дурак, ударил его, он и винтовку вывалил. Меня сразу конвой схватил, и увезли в лагерь. В лагере привели к коменданту, так и так. Он меня спрашивает, а я прошу переводчика, - я же не знаю их язык. Переводчика привели, через него рассказал, что и как произошло. Мне говорят, что отправят в штрафной лагерь. Ну штрафной лагерь, теперь ведь ничего не сделаешь.
Вечером на проверке пришли проверять на ночь, закрывать. Проверили, говорят, что я пойду работать к Беку, бауэр какой-то был. Он владел фирмой - уголь развозил. Ему приходили вагоны, разгружали и он развозил каждому, кому требуется. Со мной ещё одного из лагеря отправили. Он у бауэра работал, стащил ботинки, его туда же направили работать. И вот нас четверо - стали работать там.
9 мая кончилась война, а нас числа 7 или 8 мая из лагеря на полуострове посадили в катер и увезли ... Там стоял большой-то этот, как пароход.
А. Б.: Паром?
П. Е. М.: Паром большой. Нагнали нас больше 2000 человек, хотели потопить. Пока формировали, англичане зашли, нас освободили.
(улыбается)
А. Б.: Это где-то около Гамбурга было?
П. Е. М.: Да, около Гамбурга. Местность-то не знаю, так чёрт его знает. Город тоже какой-то был. Ну и вот, кончилось всё на этом. Война кончилась, нас всех собрали.
(машет рукой)
Военная база была какая-то немецкая, не база, армия тут была у них. Там формировали, и переправили к своим уже в Германии. Я сразу попал в контрразведку. Как это было. Недели 2.
А. Б.: Фильтрационный лагерь на территории Германии?
П. Е. М.: Да, да. Ну и вот, сразу нас: где был, как попал. Всё это прошёл, всё проверяли. И потом тех, кто кроме плена нигде не был, нас сразу в войска. Я опять попал в артиллерию, и так и дослужил в армии до 47 года. Вот так, всё прошёл.
А. Б.: Первый военный год с лета 41 по весну 42 года вы работали в колхозе. Вы работали трактористом в МТС?
П. Е. М.: Да, трактористом в МТС.
А. Б.: Расскажите, как была организована работа тракторов в МТС?
П. Е. М.: А как? Бригада, каждая бригада работала в своём колхозе. У нас здесь не обрабатывали, а я работал в Волминском сельсовете, от Просницы километрв 6 или 7 будет. Вот мы работали там, у нас было 4 трактора колёсных и один "НАТИк". 2 тракториста на каждом тракторе работали по сменам. Ещё бригадир, учётчик были в бригаде.
А. Б.: В бригадах тракторных женщин-трактористов много было?
П. Е. М.: У нас была одна женщина, остальные все мужчины были. Ну, комбайнёры ещё - 2 девки были.
А. Б.: Каков был режим работы трактористов? Сколько смена была?
П. Е. М.: А смена была ... В 6 часов приходишь на работу, пока заправка, техосмотр трактора - часов в 8 выезжаешь, и опять до 6. В 6 часов сменяешься, второй тракторист начинает. Так работали.
А. Б.: А Вы на каком работали? На колёсном?
П. Е. М.: На колёсном. ХТЗ был.
А. Б.: Как с запчастями было тогда?
П. Е. М.: А неважно. Что эти колёсные трактора?! Больно плохо было работать-то на них. Основное плохо в них - перетяжки делать. Там шатунные подшипники заливались баббитом, они садились больно. Едешь-едешь, на смене вдруг застучит подшипник. Глушишь, вылезаешь, перетяжку сделаешь, завёл, опять поехал.
(жестикулирует, смеётся)
Вот так работали.
А. Б.: С горючим как было?
П. Е. М.: А что? С горючим было нормально. Смазка, горючее - это всё было хорошо.
А. Б.: Как было с зарплатой, питанием?
П. Е. М.: Кормили нас колхозы. Приедешь, в каждой деревне был свой колхоз, он всё питание организует. А работа - сколько заработаешь. Если всё нормально, трактор работает, то ещё зарабатывали. 3 кг. хлеба платили и 2 р. 50 коп. деньгами на трудодень. Трудодни же были.
А. Б.: Ну и как за лето?
П. Е. М.: А что? У меня хорошо получалось. Так-то в колхозе плохо больно было, а там-то всё же ничего. Я лето отработал, хлеба заработал. Второй год отработал, хлеба заработал. Пошёл в армию, так хлеба ещё матери оставил. Она всю войну прожила с хлебом и со всем.
А. Б.: В тот первый военный год Вы же много по деревням ездили. Какие настроения среди колхозников преобладали?
П. Е. М.: Тогда больно-то ... Всё же война есть война. Сразу всех мужчин забрали, оставались одни женщины. Как война началась, 3 тракториста у нас ушло и бригадир. Меня поставили сразу бригадиром с первого дня войны. А бригадира сразу же в первый день взяли, я вместо него так до армии и работал до 42 года.
А. Б.: В деревне что знали о положении на фронтах в этот первый год?
П. Е. М.: А больно что знать-то? Радио и телевидения не было. Кто газеты если выписывал, те знали, читали. А так ни радио, ничего не было.
А. Б.: Расскажите про учёбу в Марьиной Роще. Из чего она состояла?
П. Е. М.: А что изучать? Я с противотанковым ружьём был, вот его изучали.
А. Б.: Вы сказали ранее, что были в отдельном противотанковом дивизионе 4-ой гвардейской стрелковой дивизии. А в нём пушек вообще не было?
П. Е. М.: Были, 45-мм. Мы оборону занимали так: стояли противотанковая пушка "сорокопятка" и 3 противотанковых ружья.
А. Б.: Ружьё какое изучали, дегтярёвское или симоновское?
П. Е. М.: Противотанковое ружьё оно, я уж забыл какое. Одно ведь было противотанковое ружьё.
А. Б.: Те, которые у вас были, оно на 2 части разбиралось?
П. Е. М.: Нет, оно одно было, всё вместе было, не разберёшь его никак.
А. Б.: Оно было однозарядное?
П. Е. М.: Однозарядное, один патрон ставишь, - нас двое было, наводчик и заряжающий. Я был наводчиком. Один патроны подаёт, а ты заряжаешь и стреляешь. Оно как палка в 2 метра, носили его вдвоём на плечах, как бревно несёшь.
(усмехается)
А. Б.: Запас патронов к нему ...
П. Е. М.: 62 патрона.
А. Б.: И кто его нёс? Напополам вы его делили?
П. Е. М.: Нет. У нас было 62 патрона, 5 гранат противотанковых, карабин - это всё снабжение было нам. 62 патрона по 250 грамм, лопатка, противогаз.
А. Б.: А кирку Вы не добыли себе? В расчёте?
П. Е. М.: Была и кирка. Не давали, это мы уж сами приобретали. А вот окапываться осенью - без кирки что ты сделаешь? Ещё такая погода! Кирка обязательно. И не у всех они были, кто приобрёл если так.
А. Б.: А вы где её взяли?
П. Е. М.: Не помню, где её взяли, по-моему в населённом пункте одном приобрели её.
А. Б.: Расскажите о командирах во взводе и роте противотанковой.
П. Е. М.: Во взводе я знал лейтенанта, командира взвода. Я всё с ним ходил, если он куда пошёл, вызвали к командиру роты - обязательно я с ним шёл, как в охране. Нормально было.
А. Б.: Скажите, вы как-то договаривались с расчётом "сорокопятки" как вы будете стрелять?
П. Е. М.: Командиры на это есть - командир отделения, командир взвода. Они уж там это делали.
А. Б.: За месяц учёбы стрельбы какие-то были вместе с артиллеристами "сорокопяток"?
П. Е. М.: Не было. Когда мы в Горьком были, пушек не было, только ружья. Мы отдельно всё и занимались. А на фронте они тоже как отдельно, только оборону вместе занимали. Командиры договаривались, как расставить их.
А. Б.: Давайте поговорим про Волховский фронт. Вы попали туда в июле 42?
П. Е. М.: На Волховском фронте мы были до августа 42.
А. Б.: Вы могли бы подробнее рассказать об этих боях.
П. Е. М.: Как подробнее?
А. Б.: Вот вы выгрузились на станции Чудово и пошли маршем к передовой?
П. Е. М.: Так сразу передовая была, ходить-то не надо было больно далеко. От Чудово Мясной Бор был, видимо, километрах в 5 - 6. Тогда было близко.
А. Б.: Расскажите о своём первом бое. Вы говорите, вы сразу в атаку пошли?
П. Е. М.: Мы в атаку-то не ходили. Если, скажем, дивизия пошла в атаку, то мы должны были держать оборону против танков. Если они прорвутся, мы должны были держать.
А. Б.: Там по танкам вам приходилось стрелять?
П. Е. М.: А как? По танкам, по машинам стреляли и по людям стреляли.
А. Б.: Вот поподробнее расскажите, танковую атаку немцев вы отбиваете. Как вы действовали?
П. Е. М.: Скажем, идут танки. На Волховском фронте, конечно, меньше было чем под Сталинградом. А всё равно, если танки пошли, уже в общем стреляют. Как команду дали "Открыть огонь", то из пушек стреляют, и расчёты все стреляли.
А. Б.: Я с бронебойщиком одним разговаривал, он в 43 году воевал на Центральном фронте командиром взвода ПТР. Он говорил, что у них была такая тактика: из своего взвода он выделял расчёт для того, чтобы они стреляли по смотровым щелям танка. Так, чтобы он артиллеристам или ПТР подставил бок.
П. Е. М.: Вот, больше-то всё в бок.
А. Б.: А вы-то как действовали?
П. Е. М.: А всяко, как приходилось. Смотря как идёт танк, так и приспосабливаешься. В лоб ружьё не брало, и надо либо в бок его бить или сзади. Лучше, уязвимее. Или в крайности - в гусеницу. А в лоб не брало - мал патрон.
(показывает руками размер патрона)
А. Б.: Вашему расчёту сколько танков удалось подбить?
П. Е. М.: А чёрт его знает?
(улыбаясь)
Как ты узнаешь? В общем ведь били. Тут точно не узнаешь. Если бы, скажем, в одиночку били - когда и бывало. Тогда уж ты знаешь, что танк подбил. А в общем бою и гаубицы били, не только "сорокопятки". Вот когда мы в последнее окружение попали, гаубицы били, "сорокопятки" били, по нам били. По "сорокопятке" снаряд попадёт, так всё летит на воздух. Так что тут не разберёшься, как и что.
А. Б.: За время боёв на Волховском фронте у вас в роте какие потери были?
П. Е. М.: У нас больно-то не было потерь на Волховском фронте. У нас потери получились только, когда везли нас. Под Сталинград когда везли нас, третий раз разбили, целый взвод на охране эшелона сразу вывели из строя - убитые и раненые.
А. Б.: Если ещё про танковую атаку говорить, когда начинали стрелять из ружей по танкам?
П. Е. М.: Примерно до 500 м. из ружья брало танк, дальше-то они не ... А вот до 500 м. они пробивали броню.
А. Б.: Гранаты противотанковые против танков приходилось применять?
П. Е. М.: Нет, не приходилось.
А. Б.: То есть они просто не подходили на такое расстояние?
П. Е. М.: Не доходили.
А. Б.: Их всех подбивали?
П. Е. М.: Подбивали и всяко было.
А. Б.: Расскажите, пожалуйста, подробнее про Сталинградскую битву.
П. Е. М.: Ой, там били ...
А. Б.: Вы там сразу в наступление пошли?
П. Е. М.: Мы не сразу, потому что мы были между Сталинградом и Клетской на середине. Мы прибыли туда в августе и стояли в обороне. Сталинград-от видно было, как мы стояли. Особенно когда "Катюши" бьют, так видно как расстилаются снаряды, и всё. А между Сталинградом и Клетской немцы не наступали больно-то. Основные бои были в Клетской и Сталинграде. У нас, видишь, дивизия-то ещё потрёпана была, мало людей осталось. Не знаю, из-за этого или не из-за этого - мы не успели в самый Сталинград, а попали в оборону.
А. Б.: На Ваш взгляд, где тяжелее было - под Сталинградом или на Волховском фронте?
П. Е. М.: Под Сталинградом. Там ведь, видишь, авиация здорово била. На Волховском фронте авиации меньше было. Под Сталинградом они прямо над землёй ходили, самолёты. Бомбили, ой! Из пулемётов начнут полысать, так ... очень здорово били. Тяжелее было под Сталинградом конечно.
А. Б.: А в наступление когда вы под Сталинградом пошли, что можете вспомнить об этом?
П. Е. М.: Мы как раз были на занятиях. Днём-то мы никуда не выходили, в траншеях всё были. А ночью на занятиях были. Забыл, 19 где-то, по-моему в ноябре на занятия пришли и сразу - "Тревога"! И пошли в наступление. К самой передовой подошли, видимо, наши же мины были заложены - 2 машины подорвались. Но всё равно, немецкие окопы заняли, - как раз немцы были на возвышенности, а мы в лощине, на поле, - немцы уже уходили. И вот так и пошли всё в наступление. Дошли до Калача. И мы пошли в наступление, а Калач остался.
А. Б.: Как Вам показалось, в этом движении от Сталинграда и до Ростовской области, как вас наше же население встречало?
П. Е. М.: А вот ты скажи, так я не видал населения. Если мы оборону занимали, то в населённых пунктах не занимали. А пойдёшь в наступление, так в деревню ... Я, правда, одну ночь ночевал в [доме], забыл как село называлось. Мы только заняли рубеж. Немцы отступали, заминировали печку. А ведь зима, январь. Один у нас печку придумал растопить в блиндаже. Не знаю, как получилось, - что-то небольшое было заминировано, коробка или что, - и ранило его, все руки выворотило.
(показывает, что кисти обеих рук оторвало)
И меня направили вести его в госпиталь. У нас ведь не было медпункта в дивизионе. Я возил его на лошади в госпиталь. Да ещё ночью, не знаешь где. Так еле-еле нашёл госпиталь, сдал. А мне сказали, что утром старшина будет продукты получать на дивизион, и с этой машиной можно будет догнать своих. Я сдал его, пришёл, и только одну ночь ночевал в доме, на печке поспал.
(смеётся)
А то в деревне, в доме не бывал даже.
А. Б.: То есть почти год Вы в чистом поле, в окопе ночевали всегда?
П. Е. М.: В окопе, да. Не бывали в деревне. Видел только немцев и своих товарищей. Вот так.
А. Б.: А сколько раз за это время мылись?
П. Е. М.: Мылись мы на Волховском фронте, баню топили. 2 дома были, или что. И там баню топили, мылись все, а больше не бывали.
А. Б.: То есть за 7 месяцев 1 раз мылись?
П. Е. М.: Да.
А. Б.: Как со вшами тогда боролись?
П. Е. М.: Нет, вшей не было. Помню сколько, так не бывало.
А. Б.: А как это так?
П. Е. М.: Бельё-то меняли, а не мылись только. Помоешься только, если где-то около речки, и всё.
А. Б.: И в дивизионе не было ни у кого вшей?
П. Е. М.: Нет.
А. Б.: А бельё это старшина выдавал?
П. Е. М.: Старшина.
А. Б.: Какой хороший у вас старшина был!
П. Е. М.: Был вот. Не бывало вшей, у кого было, а у меня не было.
А. Б.: Как в целом Вы оцените своё противотанковое ружьё как оружие?
П. Е. М.: Как оружие - плохо. А что это? Всё же техника, танк, что ему это ружьё? Пушка-сорокопятка и то - считалась, не больно эффективной. Не подбивала. А ружьё что? Вот оно по машинам - хорошо, по мотоциклистам. Мотоциклисты - попадёшь в мотоцикл - они хорошо вылетали. В машину - тоже. Танк подбивали, но всё же не то, что машина.
А. Б.: А по самолётам пытались стрелять?
П. Е. М.: Пытались.
А. Б.: С каким успехом?
П. Е. М.: Также. Мы вот на охране эшелона ехали. Только наш взвод сменился, в вагон зашли, 4-ый взвод нас сменил. И он весь вышел из строя сразу. Там подделывали, ружьё-то длиной под 2 метра.
(показывает как стреляли вверх по самолётам)
Его надо на подставку. Раньше вагоны на тормозах были, так на тормозах ехали. Расчёт ехал на тормозах, там подделывали, чтобы ружьё повесить и стрелять можно было. А что тут, да ещё на ходу?!
(изображает тряску при езде в поезде)
Наускоре не попадёшь - патроны портили только. Это ружьё для войны не годится.
А. Б.: Использовали Вы какое-то немецкое оружие у себя?
П. Е. М.: Нет. У нас только были карабины свои, и всё.
А. Б.: Расскажите подробнее, как с Вами немцы обращались в плену?
П. Е. М.: О, так они обращались так, что попадёшь дак ... У меня вон палец ещё косой от этого.
(показывает искалеченный палец правой руки)
Пайки хлеба получали. Нам, скажем, каравай дали на сколько человек, человек на 6, - смотря какой каравай. Изрежешь, потом его на весах взвешивали, весы делали. И вот я потянулся за пайкой, а тут полицай - наш же русский - меня ножом по пальцу тяпнул. И всё, горбатый сейчас палец. Вот так выдавали.
Идёшь, не подумаешь - в затылок дадут, так ты суёшься, метров на пять летишь.
А. Б.: К немцам у вас какое отношение на войне было?
П. Е. М.: Противник и есть противник.
А. Б.: Например, говорят, что в некоторых частях, особенно в стрелковых, в плен никаких людей не брали. Тут же на месте убивали.
П. Е. М.: Наши? Не видал я этого.
А. Б.: Если в плен попал немец, его не трогали? Не били даже?
П. Е. М.: Нет. Не видал я этого.
А. Б.: А вот когда Вы в плен к ним попали, у Вас изменилось к ним отношение?
П. Е. М.: Я попал в плен, у меня ружьё было. Так они ружьё это взяли, под танк бросили, проехали по нему. Нас собрали всех кучей, и в сарай. Всех, и раненых в одно место. Ночь так и ночевали. Хорошо ещё, что это был конный двор, видимо, в селе - навоз был. На навозе солома постлана; навоз прел, так от него тепло. А ведь в январе холод был. Так нас кучей загнали, а утром увезли уже. Так и мёрзли ночь.
А. Б.: Вы боялись плена до того, как Вы в него попали?
П. Е. М.: Как не боялся?!
А. Б.: А почему тогда всё-таки сдались?
П. Е. М.: Я контуженный же попал, раненый. Контуженный.
(показывает рукой на голову сзади)
Я и сейчас плохо слышу.
А. Б.: Когда Вам помощь оказали медицинскую? Вы в руку были ранены?
П. Е. М.: В руку и ногу.
(показывает, что в правую руку и левую ногу)
А в плену не оказывали.
А. Б.: Вообще не оказывали?! А как Вы выжили тогда?
П. Е. М.: Так небольшие раны-то были. У кого были большие раны, те так и остались в сарае. У меня друг был, из нашего ... от Шиляевцев, в одном взводе мы были. Его ранило в поюшку.
(показывает рукой на поясницу сзади)
Остался он, так и не вернулся - не знаю, где он пропал. Тут и остался в сарае.
А. Б.: Вы не видели, что с ними стало?
П. Е. М.: Нет, больше не видел. Много было раненых таких. Один был офицер, весь израненый тоже. Сколько раненых было, все так и остались, никого не ...
А. Б.: Там в плену вас на работах каких-то использовали?
П. Е. М.: А как? Гоняли на работы. Всякие работы были, смотря где ты находишься. В Германию меня привезли, на завод подводных лодок гоняли там. Я с одним бельгийцем работал. Он был стропальщиком, так я ему помогал вроде - подцеплял да отцеплял, ходил. Все работали так, где кто работал.
Работы-то много не было от нас. Не больно работали - что, кормили плохо.
А. Б.: А как кормили? Опишите.
П. Е. М.: Я не знаю, вешать - не вешали, граммов по 300 хлеба давали. Баланда - картошка нечищенная. Плохо кормили.
А. Б.: Что Вы сейчас думаете о своём плене и пленных вообще на той войне?
П. Е. М.: А что думать-то будешь? Всё прошло уже.
А. Б.: Ну, например, Вы знаете, что гражданским людям из СССР, угнанным тогда на работу в Германию, им сейчас нынешнее немецкое правительство выплачивает деньги за то, что они работали на немцев. А Вам такие деньги выплачивают?
П. Е. М.: Нет, нам ничего не выплачивают.
А. Б.: Разве это справедливо, когда Вы в одних и тех же условиях работали?
П. Е. М.: А что делать? Это немцы должны выплачивать.
А. Б.: Я-то спрашиваю про Вас. Вам не обидно за это?
П. Е. М.: Что делать? Вот постановление сейчас вышло: квартиры давать. Так мне тоже не дали. Сказали - у тебя дом есть в деревне, живи. Хорошо, вот эту квартиру дали . Это-то не больно важно. А дом у меня старый, ещё в 56 году я его поставил. И в деревне-то никого нет, ведь ни магазина, ничего нет. А старики! Куда мы? Где что брать, надо за всем в город ездить. Придумали вот, что дом есть, значит, квартиры нет. А ведь неплохо бы свою квартиру иметь. И не знаю - почему-то правительство говорит одно, а здесь на местах делают другое.
А. Б.: Вам не обидно?
П. Е. М.: Как не обидно?!
А. Б.: В то время как ваши бывшие противники - солдаты вермахта и их гражданские сотоварищи, - они гораздо лучше Вас живут в среднем. Хотя вы их победили в своё время. Вот я и спрашиваю, какое Ваше отношение к немцам сейчас?
П. Е. М.: И сейчас я не обращаю внимания на них.
(машет рукой)
А. Б.: Скажите, какими были отношения между солдатами во взводе, роте?
П. Е. М.: Нормальное, у нас ничего такого не было. Всё хорошо, хорошо относились. Командиры к солдатам относились неплохо.
А. Б.: Скажите, на войне у вас были какие-то солдатские приметы, соблюдение которых помогало выжить или избежать ранения?
П. Е. М.: А какие приметы?
А. Б.: Я встречал - некоторые солдаты носили амулеты, крестики.
П. Е. М.: Я пошёл в армию, так мне мать в куфайку зашила. А нас обмундировывали на станции. Обмундирование дали, я куфайку бросил, и крест-от остался там.
А. Б.: Были ещё другие приметы, которые прямо на фронте возникали. Некоторые считали, что с убитых немцев нельзя ничего брать, потому что если возьмёшь, то тебя обязательно либо убьёт, либо ранит.
П. Е. М.: Я не брал ничего. Возьми что-то там, тебя убьют и это всё останется. Я никогда ничего не брал.
А. Б.: К религии у Вас на войне отношение поменялось?
П. Е. М.: Нет. Я и сейчас не признаю.
(крутит головой вправо-влево)
Я с религией не связываюсь.
А. Б.: Давайте теперь поговорим про время после войны. Вот Вы демобилизовались из армии в 47 году и сразу вернулись сюда?
П. Е. М.: Да, сразу сюда.
А. Б.: Как Вас встретили односельчане?
П. Е. М.: Встретили нормально. Я в МТС не пошёл работать, что-то мне трактора эти надоели. Я остался в колхозе работать. У нас в колхозе было неплохо - грузили землю на завод, формовочную глину на 3 завода. Паёк давали, деньги давали, и всё хорошо было.
А я взял, да и в колхозе стал работать кузнецом: плуги ремонтировал, косилки, телеги, сани, лошадей ковал - всё делал, что надо было до 50 года. А в 50 году весной приехали ко мне вдвоём - директором МТС был Фёдор Семёнович Лошев, - я, видишь, трактористом был. А пришли тракторы новые, гусеничные, "пятидесятки". Говорят: "Давай, Павел Егорович, трактористов надо, трактористов нет". А тракторы эти дали на 2 наши сельсовета - Злобинский и Салтыковский, - дали 2 трактора, гусеничный и колёсный. Меня на гусеничный.
Я не хотел идти, мне врачи говорили, что из-за моей контузии я могу отстать от слуха. Совсем оглохнуть. Но я пошёл работать. Что делать-то? И до осени работал хорошо на тракторе. А осенью заводил трактор - пускач-то завёл, а основной долго не схватывался, - и всё, у меня уши заткнуло.
(показывает руками на оба уха)
Отошёл от трактора, и не слышу даже, что он работает. И вот так и слух потерял совсем. Сейчас правое ухо немного отошло, а левым нисколько не слышу. Так и работал на тракторе до 58 года. Потом работал бригадиром тракторной бригады, механиком отделения совхоза, опытной станции.
А. Б.: Если вспоминать время с 47 - по 50 год, Вы помните, Вам тогда по ночам война снилась?
П. Е. М.: Да как не снилась?!
(со смехом)
Часто снилась.
А. Б.: Что снилось про войну?
П. Е. М.: Так всё. Что попало в голову лезло, всякое. Сейчас ещё когда снится.
(указывает в сторону кровати)
А. Б.: А было такое чувство, что Вам в мирной жизни не хватает тех людей, с кем Вы были на войне? Вам хотелось вернуться туда? К тем людям?
П. Е. М.: А как ты вернёшься? Я просто не знаю как?
А. Б.: Вы не считали тогда, что что-то Вам не додали как человеку, который войну прошёл, плен?
П. Е. М.: А что не додать? Вот я в плену был, так некоторые ещё попрекали этим.
А. Б.: Вы считаете, Вас справедливо попрекали этим?
П. Е. М.: Да где же справедливо? Молчишь всё. И что больше делать? Раз виноват.
А. Б.: А Вы считаете, что были виноваты - что Вы раненый и контуженый попали в плен?
П. Е. М.: А что больше-то? Лучше бы убило, чем так вот.
А. Б.: Вы считаете, Вы действительно были виноваты, что Вы в плен попали?
П. Е. М.: Как не виноват, раз попал?
А. Б.: Что, значит, надо было застрелиться?
П. Е. М.: Стреляться - у меня ружьё было длиной 2 метра, а я метр 60 дак.
А. Б.: Вы так говорили тем, кто Вас обвинял, что Вы в плен попали?
П. Е. М.: Да что я буду говорить-то? Ничего не говорил.
А. Б.: Скажите, а Вы за те 60 лет, что после войны прошли какие-то книжки про ту войну читали?
П. Е. М.: Я книжки читал, но про ту войну не читал. Я читал старые книги - как раньше воевали, не в Великую Отечественную.
А. Б.: А из тех кино, что в СССР про Великую Отечественную сняли, Вам что-то нравится?
П. Е. М.: Так в кино всё наоборот показано. Да где же ты так покажешь, как на фронте было?
(улыбается)
Тут никак не покажут. Не всё, конечно, но часть искажают всё равно. Фактически как было.
А. Б.: Всё-таки из тех советских фильмов, Вы какой-то выделили бы как наиболее правдивый про ту войну?
П. Е. М.: Я и названия их забыл уже.
А. Б.: Ну хоть сюжет, герой какой-нибудь, который Вам понравился. Который можно отметить как правдивый.
П. Е. М.: А вот как-то кино показывали, где 2 друга - Алёша, по-моему, украинцы. Как кино-то называлось? Память-то у меня улетает сейчас вся. Одесские ещё ...
А. Б.: "Два бойца"?
П. Е. М.: "Два бойца", она - хорошая картина.
А. Б.: Чёрно-белая?
П. Е. М.: Чёрно-белая была. Они вместе всё воевали эти 2 друга.
А. Б.: Как Вы относитесь к политработникам, комиссарам на той войне?
П. Е. М.: А мы больно-то и не касались их. На передовой я не видал их никого. Я даже командира роты не видал, знал командира взвода, и всё.
А. Б.: Сколько раз командира роты видели?
П. Е. М.: Раза 2 - 3 видел его
А. Б.: А политработников в каких случаях видели?
П. Е. М.: Последний раз видел, когда нас разбили в окружении. Меня взяли в плен, а политрабтник тоже был тут, не знаю, куда он делся. Я с пленными его не видел, и одного его не видел. Не знаю, где он, куда делся. Только тут видел его.
А. Б.: Как Вы сейчас считаете, они нужны были на войне?
П. Е. М.: А мы их не касались, мы знали командира взвода и всё.
А. Б.: Какое у Вас сейчас отношение к той войне?
П. Е. М.: Она прошла, всё закончилось.
А. Б.: Та страна, за которую Вы воевали, Союз Советских Социалистических Республик, её нет сейчас. За что Вы воевали?
П. Е. М.: Россия никуда не делась, Россия и есть Россия, Россия осталась. Только вот, конечно, развалили Советский Союз, это хуже. Я переживаю за это. Всё было нормально, жили все. А сейчас взяли и развалили.
Интервью и лит.обработка: А. Бровцин
