Забежинский Аркадий Давыдович

- Представьтесь пожалуйста.

Забежинский Аркадий Давыдович. Родился 8 апреля 1922 года. Работал до сих пор на ЛОМО.

- Скажите, пожалуйста, кто были ваши родители? Как звали отца, как звали маму, кем работали?

Отец мой не имел высшего образования, его выгнали с седьмого курса гимназии, потому что он был бедный и не мог платить. Но так как он хорошо учился, то его терпели там до шестого класса. Его специальность – землемер. По тем временам хорошая, нужная специальность была. Потом уже, когда началась коллективизация, и в землемерах не было потребности, он превратился в экономиста, хотя образования никакого не было.

Мама была дочерью человека, который служил у сына Александра Сергеевича Пушкина, Григория Александровича, генерала. Он родился в год окончания крепостного права, поэтому он не был крепостным, но работал у него.

- А жили ваши родители где?

Родители жили в разных городах. Отец жил в Витебске, а мать в Псковской губернии. Они жили в городе Великие Луки вместе. Но недолго. Через 6 лет они развелись, дедушка переехал в Петербург, а через год мать переехала тоже. И после этого приехал отец, насколько я понимаю, из-за меня. Мы жили в районе Пяти углов, может быть, слышали такой район. Вот там в одном из домов жил мой дедушка в коммунальной квартире, и мы жили у него в комнате.

- А сколько народу там жило?

Шесть семей. На, примерно, комнат пять – шесть.

- Скажите, пожалуйста, куда и когда вы пошли в школу?

В школу я пошёл сразу во второй класс в 1930 году. В возрасте восьми лет. Даже предлагали в третий, мама отказалась.

- А первый класс тогда как? Обучение на дому?

Я в первом классе не был вообще.

- А откуда такие знания, что прямо сразу во второй? Мама учила?

Знания я получал из самых разных источников. Я очень был обеспокоен количеством знаний, потому что у меня родственники были довольно авторитетные. Например, мамин брат был видный адвокат-жилищник в Петербурге. И мне тоже как-то хотелось дотянуться до него, в частности. Поэтому самообразованием я в основном занимался сам. Конечно, мама помогала. Она у меня тоже, как мой отец не закончил гимназию, так она не закончила консерваторию по роялю.

- Как вам школа того времени была?

Интересно. Учителя в основном были хорошие. Когда я учился в восьмом, девятом и десятом классе, десятый был последний, там были учителя исключительные.

- Как между собой ребята общались?

Нормально. Как все ученики. Социальное расслоение отсутствовало тогда совершенно. Все были разных уровней. Социальная прослойка была тоже обычной. Самая различная. Были дети из семей работяг, были и служащих. Были интеллигенты в классе, и сидели иногда даже за одной партой. А социального разделения при этом не было.

Школу я закончил в 1939 году. Дальше я пытался поступить в нынешний Политехнический университет. Я был отличником, и имел право без экзаменов поступить, но там был конкурс 5,5 человек на место. Поэтому пытались отделаться от лишних. И из-за моего характера, я не подлаживался, меня туда не приняли. Тогда я пошёл в ЛЭТИ, и там я учился.

- На какую специальность учились?

В ЛЭТИ? Электрообрудование артиллерийских установок.

- То есть, гражданский специалист в гражданском вузе обучался на фактически армейскую специальность?

Что значит гражданский? В армию меня взяли только через год после окончания института, до тех пор я был гражданским. Но специальность была военная.

- Скажите пожалуйста, до Войны у нас было много так называемых предвоенных конфликтов. Это Халхин-Гол, это Финляндия, это Испания, это Западный Поход так называемый. Скажите, пожалуйста, что вам на эту тему доводили? Какую информацию вы имели? Откуда получали сведения, обсуждали ли между собой?

Конечно. Потому что читали. Я читал газету «Правда», например. И другие газеты читал. Я слушал радио, и был в курсе дел, что происходит в мире.

Мне нужно было бы сопоставить действительные данные и доводимые. Действительных данных у меня не было, у меня были только те данные, которые до меня доводили. Были они полные или нет – как я могу ответить?

- Вы стали учиться на электрооборудование артиллерийских установок. Это общее было или, к примеру, береговая артиллерия?

Артиллерия любая. Ствольная артиллерия. Ракетная появилась после того, как началась война. В 1939-м я ещё в школе учился. В 1940-м учился в институте и в октябре 1940 меня призвали в армию, в пехоту, 425 стрелковый полк. До войны за 8 месяцев.

- Призыв как проходил? Вам повестку принесли или в институт сообщили?

Прислали повестку, я пришёл, меня там рассмотрели, потом сказали:

- Идите домой.

А через несколько дней вызвали.

- Вы в комсомол вступали?

Да, конечно. Сначала принимали в комсомол в школе, потом в райкоме.

- Вот вы пошли, вас призвали в 40-м году, попали в пехотный полк, куда, в какое место?

Тула. 425-й стрелковый полк. Везли на поезде. В товарных вагонах. Выдали, конечно, сухпай. Но до Тулы не так далеко. Полтора дня, даже меньше было. Приписали пехотинцем, стрелковый полк. Рота связи, если вас точно интересует. Телефонная связь, радиостанции…

Сначала курс молодого бойца. Через месяца полтора меня перевели в город Шуя Ивановской области в 438-й корпусной артиллерийский полк.

- С чем был связан ваш перевод?

Я их не спрашивал:

- Вы как смеете меня переводить?

Мне сказали:

- Садитесь в вагон и поезжайте туда.

Это была группа людей, которые имели образование какое-то. Несколько человек направили в Тулу. Из Тулы в Шую. Это было в декабре 1940 года.

Я прибыл туда рядовым бойцом, но подразделение, в которое меня направили, это была 1-я батарея полка. А 1-я батарея и рота полка были ориентированы на людей, которые более или менее грамотны, которые имеют хоть какое-то образование, с тем, чтобы они проучились в этой роте два года и, если они после этого сдавали экзамен на младшего лейтенанта запаса, тогда их должны были демобилизовать. А если нет, то они продолжали служить третий год. Это был стимул для того, чтобы мы получали знания.

- Как вы были обмундированы, когда вы пришли в Тулу?

По форме. Правда, там, когда я служил в Туле, это были обмотки, а в артиллерии были сапоги.

- Скажите, пожалуйста, что вы изучали в полку этом артиллерийском?

Артиллерию. В нашем полку были два вида пушек: 120-миллиметровые пушки и 152-миллиметровые пушки-гаубицы.

Я должен был выйти оттуда младшим лейтенантом запаса. Но лейтенантов тогда, по-моему, ещё не было, я уже не помню. Я должен был иметь два кубаря. Я должен был иметь возможность командовать по крайней мере взводом. Значит, я должен был знать и устройство орудия, и подготовку данных, как нужно стрелять, и как результаты. Это был целый курс, который я должен был освоить.

- Как курс был построен? От простого к сложному или мы изучаем только орудия, потом мы изучаем топографию?

Параллельно. Один учил одному, другой другому, параллельно. Почему нужно сначала изучить пушку, а потом данные, как это делается? Это можно параллельно делать. А устройство пушки не мешает тому, чтобы вы знали.

- По окончании обучения Вы должны были стать лейтенантом, командиром взвода. Во взвод сколько орудий входило?

Это по-разному, но минимум два. В батарее четыре.

- Орудия были на конной тяге или на тракторной, автомобильной?

Нет, были на прицепе, на тракторе. Был военный трактор. Передок и пушка цеплялась и все, и кузова не было. Да, и все.

- До войны вы так и оставались служить в этом полку?

Война началась, я служил в этом полку. Это интересно было. Это было воскресенье, и был выходной день. А был я в это время в лагере под Нижним Новгородом. Там был военный лагерь.

- Это в Гороховецких лагерях?

В Гороховецких. Знаете, да? Полк там был. Зимой он был в Шуе, а летом он был там. Вот в один из дней, это было воскресенье, мы были свободны. Я ходил по лагерю, знакомился с людьми, и вдруг слышу выступление Молотова. Выступление Молотова на меня не произвело потрясающего впечатления. Считается, что никто не знал, что ожидается война, потому что Сталин не допускал создания напряжённого отношения с Германией. Поэтому он старался ничего не делать, чтобы можно было нас заподозрить в том, что мы готовимся к войне. Но мы все знали, что будет война. Например, политрук Кобылин, политрук нашей роты, говорил:

- Товарищи, международная обстановка чревата.

Он не говорил, чем «чревата», что означает, что она была беременна.

- Международная обстановка чревата, мы не можем равнодушно смотреть на страдания французского народа.

То есть мы все знали, что война неизбежна и что она будет скоро. Сталин не знал этого. Может, это был единственный человек, который не знал, остальные все знали? И поэтому, когда объявили это, то что слушатели, которые слышали это, что они закричали?

- Ура!

Вот это такой казус. Война началась, значит, мы должны были бы огорчиться: «Ой, война, мы все погибнем». А мы знали, что война будет, что нам нужно будет участвовать в ней и наконец-то, наконец-то мы будем участвовать в этой войне и тогда мы закричали:

- Ура!

- Когда вы были в Гороховецких лагерях, много стреляли?

Да нет, не много. Но стреляли.

- А стреляли с лейнеров или с орудий?

С орудий, конечно. Стреляли из ствола артиллерийского.

- Вот вы узнали, что началась война, изменился ли у вас быт? Сразу вас на фронт начали отправлять или как?

Несколько человек нас направили в Алабино. В Москву сначала, а из Москвы в Алабино. Алабино – это место, где формировались воинские части. Это примерно июль месяц. В июне началась война, а в июле мы были уже в Алабино. В Алабино формировали какие-то непонятные части-батареи. И одной из этих частей была наша батарея, в которой я служил.

- Скажите, пожалуйста, что вы подразумеваете под термином непонятные части, непонятные батареи?

Непонятные батареи, потому что нам не очень рассказывали, что это такое, сначала. Потом уже нам объяснили, что это будут реактивные снаряды, установка с реактивными снарядами. На нашей установке должно было быть по 16 реактивных снарядов. 8 направляющих, сверху один и снизу один снаряд. И нас учили, как с этим обращаться.

Привезли машины. Когда привезли машины, это была трёхоска, наклонная рама такая в чехле. Что внутри – видно не было. Некоторые говорили:

- О, какие-то понтоны привезли.

Но я-то был образованный немножко, я сказал:

- Я думаю, что мы из этих понтонов будем стрелять.

Это я догадался.

- Сколько времени вы ждали машины эти?

Несколько дней. После этого нас начали учить, как с этим обращаться. Обучение заняло то, что мы 3-го августа выехали на фронт. То есть где-то с середины июля, три недели где-то. Две там, две с половиной, три.

- А какой состав батареи был?

Одни мужчины.

- Я имею в виду, в состав батареи техника какая входила, что было?

В состав батареи четыре установки и одна полугрузовая машина ГАЗ. Полуторка для штаба.

- А для заряжания? Зарядные машины?

Зарядные машины отдельно. Она входила в состав батареи, но она была обыкновенная. Обыкновенный грузовик.

- А их сколько было? На батарею сколько полагалось?

По-разному. Это зависит от того, какое количество боеприпасов есть. Когда мало, то одна. А когда много, то может и четыре.

- А боекомплект на одну установку сколько был? Залп – 16, понятно. Сколько теоретически должно быть на машину снарядов?

Давайте о залпе поговорим. 16 – это на одной установке. В батарее 4 установки. Значит, сколько в батарее? 64. Так 64 – это можно считать боекомплектом? Или есть ещё где-то запас на грузовике. Там ещё на три залпа. Это другой разговор, это зависит от располагаемого количества. А если говорить о боекомплекте в этом смысле, сколько можно одновременно выпустить – 64.

- Скажите, пожалуйста, 82-ми стреляли сначала?

82-х в нашей батарее не было. Только 132-е.

- У вас батарея была или дивизион?

Дивизионов не было, это были отдельные батареи. Две или три отдельных батареи.

- Они, кстати, сразу стали гвардейскими миномётами или попозже?

Нет, значительно позже, уже под Москвой.

- Как вас готовили к выходу на фронт. Кроме обучения, естественно.

Кормили.

- Ну как готовили, говорили, что завтра собираемся, идём на фронт?

Нет, так не говорили, что мы завтра идём на фронт, это не говорили, они сами не знали, когда будет указание поехать на фронт, поэтому нам ничего не говорили. Так вот до августа мы не знали, когда и куда мы поедем. 2-го вечером, может быть, знали. И то, скорее только командир.

- Сколько человек входило в состав батареи?

В состав орудия на одну машину входило 6 человек. Это командир, наводчик и заряжающий. Конечно, отдельный водитель и заряжающие.

- Для того, чтобы приготовить установку к пуску, сколько было нужно времени? Если машина пустая, незаряженная?

Это зависело от сноровки экипажа, скажем так. А так примерно несколько минут, 2 – 3 минуты. Это 16 ракет, мы сейчас про одну машину говорим. Каждый же свою будет заряжать. То есть четыре человека – 16 ракет. Каждый заряжает свою установку. Это когда навык есть. А когда нет навыка, когда он не может в паз попасть, так это можно минут 15 провозиться. Ракета-то, она весит. И ее надо туда поднять. Два человека поднимают эту ракету, она весила, я забыл уже сколько, килограмм 40 – 50. По кадрам хроники видно, что очень быстро заряжают, там именно что сноровка, попасть Т-образным выступом в паз, который находится под направляющей. Но люди, уже натренировались когда, они делали это быстро. Нужно было продвинуть вперёд и сдвинуть ее обратно до упора.

- Перед стрельбой установку надо было вывешивать, выставлять на домкратах по уровню?

Установку выставлять по уровню не надо было. Но домкраты первый год были. Домкраты нужны были для того, чтобы, когда вылетает снаряд, то меняется вес, и тогда она вздрагивает. А когда она вздрагивает, то это вздрагивание отражается на последующих снарядах. Поэтому желательно было. Было сзади два домкрата. И нужно было приподнять с рессор, чтобы на рессорах не болталась. Винтовые такие.

- Скажите, пожалуйста, если вы выезжали на стрельбу, уже фактически на стрельбу, на точку, где вы будете стрелять, вы ехали уже заряженными или приезжали и тут заряжались?

По-разному. В зависимости от ситуации, и так, и так. Иногда даже так было: мы приезжали на огневую позицию, там стояли, стреляли, потом заряжали второй раз, здесь уже, на этой позиции, и с этой позиции второй раз стреляли.

- Скажите, ваш первый бой вы можете вспомнить?

Конечно. Во-первых, я должен вам сказать, что в течение обучения мы ни разу не стреляли. Я говорю про «Катюшу» сейчас, то я рассказывал про артиллерию обыкновенную. Ни разу не стреляли. Мы все делали, но только не стреляли. И первый залп, который мы дали, это было залпом уже на фронте, первый залп был боевой. А дело было так.

- А вы вообще представляли, как это выглядит? Может вам показывали издалека, что это вот так выглядит?

Ничего не показывали, не было стрельб. В Алабино нельзя было стрелять. Вот значит, мы поехали туда и 5-го числа был первый залп. Про домкраты я начал говорить, я закончу. Получилось так: мы должны были после залпа сразу уехать. Потому что немцы видят, откуда стреляют и они могли нас расстрелять сразу. Так предполагалось. Поэтому мы должны были сразу приподнять домкраты и ехать. Но мы забывали, не успевали, и домкраты ломались. После этого, на следующий период домкратов уже не было вообще. На ЗИС-6, трёхоска, все три ведущие.

- А потом ещё на чем были?

На «студебеккерах».

- Продолжим все-таки про первый бой. Вы выехали, получили команду отстреляться?

Получили команду отстрелять. Что такое команда отстрелять, вы знаете? Приходит указание со штаба с точки наведения, расчёт, куда ты должен попасть. Кто считает? Командир батареи. Общевойсковой командир указывает точку, куда надо попасть. Командир батареи выбирает огневую позицию, с которой надо стрелять. После этого он определяет азимут цели.

Он определяет по карте. Эту точку наносит на карту и эту точку. Зная магнитные склонения, он определяет магнитный азимут. Кроме этого, он определяет дистанцию. От дистанции зависит угол подъёма пусковых направляющих. От азимута зависит, во-первых, расположение орудия, потому что мы если его вот так поставим, а стрелять надо туда, то оно не сможет. Он должен в пределах нескольких градусов установить эту установку. После этого вступает в дело командир взвода. У командира взвода есть так называемая буссоль. У него на этой буссоли есть магнитная стрелка. Он подводит устройство одно, у меня, кстати, есть эта буссоль, он подводит к заданному азимуту, и он получает направление, по которому должны полететь снаряды. Но установки-то стоят в разных местах, четыре установки, поэтому командир взвода, там такая панорама была, он наводит на панораму и определяет угол по отношению к оси орудия, по отношению к этому азимуту, скажем, определяет, на который нужно повернуть поворотную часть. Он поворачивает так, потом поднимает по указанию командира батареи на угол и ждёт команды. После этого идёт команда:

- Залп!

Тогда он садится в кабину, включает ключ, который всегда с ним, поворачивает этот ключ и делает 16 оборотов. С каждым оборотом вылетает один снаряд.

- Электрозапал.

Да, там аккумулятор есть.

- Итак, вот вы отстрелялись. Ожогов много было? Обожжённых.

Обожжённые могут быть тогда, когда люди находятся сзади орудия. Когда впереди или даже в кабине, ожогов быть не может. Нас учили. Нам сказали:

- Ни в коем случае нельзя находиться сзади заряженного оружия.

Что надо ещё? Нет, а я буду.

- Я вам честно скажу, если бы каждый человек соблюдал правила техники безопасности...

То есть вы хотите сказать, что определённый процент идиотов есть, значит, были даже в «Катюшах»? Безусловно. Правильно. В моей батарее, я командовал орудием, взводом, батареей, ни одного несчастного случая не было. Но я за этим следил.

- Вернёмся в первый бой. Вы отстрелялись. Какое впечатление визуально, морально это на вас произвело? На людей, которые стреляли. Ну как стреляет пушка, понятно, дёрнул шнурочек, бах, полетело.

А тут он находится в стороне, видит сбоку, как командир его крутит и вылетает, что ему ещё надо делать? Причём нам заранее объясняли, что это будет очень сильная струя и поэтому имей в виду, берегись.

- Лобовое стекло закрывалось перед выстрелом или нет?

Не всегда. Потому что на лобовое стекло может попасть только при малых углах наклона. А углы наклона до 45 градусов, а там это уже не имеет значения.

- Следы от реактивных снарядов сильно дымные были, нет?

Они не дымные. Там же порох.

- Ракета пролетела, понятно, там все отгорело. По шлейфу дымному немцы могли выявить точку пуска?

Не было там дымного. Не дымный след, след яркий. Все сгорает. Есть следы огненные.

- Дальше, с первого боя сразу собрались, уехали или ещё достреливали?

Расскажу. Значит, когда был первый залп, я не знаю, что такое первый бой, это был первый залп, было такое: мы выстрелили сразу, я не помню, успели или не успели взять домкраты, наверно, успели первый раз, и уехали. А что было дальше на фронте. Фашисты побежали на запад. Наши побежали на восток. Потому что 64 снаряда, которые одновременно за восемь секунд разорвались в одном месте – это страшная картина. И поэтому наши тоже убежали. Но наших раньше остановили, поэтому мы в этом месте продвинулись.

- Кто у вас был первый командир батареи, помните?

Конечно. Денисов. Старший лейтенант.

- Скажите, пожалуйста, ваш первый пуск это уже после Орши был?

Это Флеров. А наша была вторая.

- А вы его знали?

Нет, конечно. Это совершенно отдельная, уникальная батарея. Там был специально подобранный состав, их учили долго. Потом их направили на фронт и все равно они потерпели там ущерб. А наша батарея формировалась уже в июле, я вам сказал. В августе она уже поехала. Там была ещё одна. Одна батарея выехала раньше нас, но она поехала на Киев, на Украину, и ехала очень долго. Поэтому второй залп дала наша батарея, а не те, которые выехали на фронт на час или на два раньше.

- А в каком местечке вы первый залп давали?

Это между Брянском и Смоленском. Рославль, есть такой город. Мы должны были обязательно уехать. Это потом нам сказали:

- Ребята, вы вернётесь потом, обратно приезжать, мы много времени потеряем, дайте ещё один – два залпа.

- Вы, собственно говоря, снялись с точки пуска и вернулись на базу.

Никакой там базы нет, это стоянка. Где-то в деревне какой-то.

- Жили в обычной деревне, прямо в избах или в землянках, рядом с деревней?

И так, и так было, по-всякому. Если была возможность заехать в дом, мы заезжали. Нет возможности – стояли около дома или стояли вообще в поле иногда.

Никакого подразделения охраны не было, мы обязаны были сами сохранять своё оружие. Как это было сделано - коробочка. Там взрывное устройство. Хорошее взрывчатое вещество, тротил. Тротил был, а у командира орудия в каждой шашке тротиловой было отверстие, в которое можно было вставить запал. Запал этот находился у командира орудия. Когда была опасность того, что установка попадёт к немцам, командир орудия обязан был вставить туда запал, поджечь, отбежать на достаточно хорошее расстояние, и установка должна была быть взорвана. Но следить за этим должен был человек, который служил в специальных войсках. Я не знаю, как они сейчас называются, НКВД, уже нет? Называлось это СМЕРШ. Был лейтенант, но лейтенант оттуда, то есть специальное подразделение. На каждую батарею один. Где он был – это его дело. Он мог ехать на установке, мог бежать сзади, бежать впереди. Это его дело. Но отвечал за то, чтобы не досталось врагу, не попало, он отвечал за это.

- А кстати, ваш особист, он пытался принимать участие в работе батареи или он занимался только этим?

Он занимался только своим делом. Да, беседовал, общался с ними. Хороший мужик был очень, очень приятный.

- А замполиты ваши? Замполит батареи.

Замполит батареи был. Он входил в состав батареи. В состав батареи входил командир, чтоб вы знали. И комиссар батареи.;

- Скажите, комиссар занимался политической только работой или он воевал?

Нет, конечно, воевать зачем? Что он должен был делать? Заряжать он не должен был, стрелять он не умел, готовить данные он не мог. Да ему не надо было, это не его работа. Были другие люди, которые должны были этим заниматься. Зачем ещё посторонних людей, в которых обязанности нету этой, зачем их привлекать?

- А чем он занимался?

Чем занимались комиссары или чем занимались заместители по политчасти, я думаю, что вам известно.

- Опять же, в разных местах совершенно по-разному.

Ничего подобного, была единая система. Если в каких-то частях был беспорядок – это другое дело.

- Скажите, в 1941 году ситуация складывалась, мягко говоря, не так, как предполагалось в первый день.

Не только в первый день, в первый год.

- Как народ воспринимал эти поражения первых полутора лет? Упадка такого не было, что все пропало?

99% считало, что это временно и мы победим. Но были несколько человек, я даже знаю одного человека, который говорил:

- Ну что ж такого, ну проиграем, вот евреям будет плохо и коммунистам, а остальные выживут.

Но это очень ничтожное количество. Подавляющее большинство были абсолютно уверены: победа будет за нами.

- Кстати говоря, задам вопрос, раз коснулись евреев. Межнациональные отношения в батареях как строились, нормально или были там какие-то претензии к кому-то на национальной почве?

Нет, претензий по национальному не было. Если этот еврей сволочь, так он и так сволочь, если он и был бы русский. А если он порядочный человек, так он порядочный. Какое значение имеет, еврей он? Какая разница, еврей он, армянин или узбек? В моей батарее, где я командовал, были и узбеки, и татары, и украинцы, и ещё там черт те что было, и русские, конечно, были. Не знаю, кому отдать предпочтение, все работали прекрасно.

- Опять же, разговаривая с ветеранами, они говорили, что к середине войны в пехоту, в артиллерию пошло большое количество среднеазиатского пополнения.

Это было и в начале.

- И самая главная проблема этого среднеазиатского пополнения была – незнание русского языка на достаточном уровне.

Правильно говоришь, это затрудняло работу. Но мы их учили. Они же были среди русских, они же с нами должны были по-русски говорить, а не по-узбекски, поэтому они выучили русский язык. Вот, например, узбек, который был у меня в батарее, он плохо говорил по-русски. Когда он демобилизовался, то оставил мне карточку, на которой было написано: «Маиму лущиму баивому камандыру».

- Скажите, пожалуйста, август, сентябрь, отступление, как это выглядело? То есть вы отступаете, получили команду, поехали, выстрелили, опять отступаете, примерно так? Или вы где-то там получили команду стоять здесь и никуда?

Нет, таких идиотов в командовании, по-моему, не было. Немцы захватят, но вы стойте. Такого не могло быть.

Я вам скажу, момент один. Сначала мы были под Рославлем, потом мы взяли город Ельню. Это первый город, который советские войска взяли. Потом мы дальше отступали по направлению к Москве. И потом стали уже приближаться к Москве, это был декабрь. И вот я заметил: мы подъезжаем на огневую позицию, стреляем, уезжаем. Через некоторое время мы подъезжаем, но уже не в ту точку, а ближе. Стреляем, обратно едем. Потом опять вот так несколько раз. А потом вдруг я вижу, а мы дальше проехали, не там, где мы в прошлый раз стреляли, а потом ещё дальше. И тогда я понял, что это началось наступление.

- Скажите, классическое описание у немцев, осень – зима 1941 года – это сперва жуткие, жуткие болота, нигде не проехать, какой ужас, скорей бы снег. Потом ударили морозы, какой ужас, давайте обратно распутицу. Ну им мешало, как они пишут, вообще все. Но наши войска от этого всего страдали в той же мере, как они описывают?

Наши войска подвергались тем же воздействиям, но страдали меньше, потому что мы свои. У нас эта зима была, у нас это болото было. Так что мы не так переживали: ах, ужас какой, мороз, слякоть, что делать? Остановимся? Такого у нас не было. Если вы на той же «Катюше», это автомобиль. Он также буксовал. Ну буксовал, значит, подходит второй, цепляет его и вытаскивает. Что такого?

- Скажите, у вас кроме нашей техники что-то попадалось из захваченного? Грузовики трофейные?

Нет. Что ты, ни в коем случае. Только единственное, пистолеты немецкие, это мы иногда захватывали.

- Скажите, в 1941 году нам пошла первая помощь с Запада. Когда вы начали ощущать, что она пошла?

Мы начали ощущать, что она пошла, когда пришли студебеккеры. Потому что студебеккер была машина на голову выше ЗИС-6.

- Чем лучше, чем хуже?

Хуже ничем, а лучше многим. Ведущие оси, прочность, скорость. По-моему, были на некоторых лебёдки. Не на всех. Я почему помню, потому что это Северо-Западный фронт был. После Москвы, но до Сталинграда, Северо-Западный фронт. Отвратительные дороги. Это знаете где, это Валдай и другие, Старая Русса, в этом месте. Едем, с большим трудом едем по дороге. Свернул с дороги – пропал. И вдруг слышу сзади грохот какой-то. Оказывается, догоняет нас студебеккер, съезжает с дороги, едет по грязи, обгоняет нас и завяз. Выбегает народ, берут лебёдку, цепляют за дерево, включают, вытаскивает сам себя, потом обратно едет дальше. Это потрясающее впечатление было. Потому что мы ещё не знали, насколько способны эти студебекекры.

- Я вернусь к питанию. Как вас кормили?

По разному. Когда было много, тогда и кормили хорошо. А когда были заторы, так приходилось терпеть. Полевая кухня была. В полку обязательно была. В батарее наверно была. Все дело в том, что в батарее в составе батареи я воевал только три месяца, даже меньше. Немцы разбили нашу батарею, они не совсем разбили, они уничтожили четвертую установку. Там длинная история, я не буду рассказывать, я ехал не на ней. Я на третьей ехал. Правда, меня не взяли, командир взвода сказал: там сзади машины со снарядами, с ракетами, идите туда садитесь, а я на вашем месте поеду. И сел в мою машину и уехал. А я выхожу туда, где должна была стоять машина, а там уже давно никого нету. Я тогда вышел на дорогу, на обочину, а там достаточно широкие были обочины, и вдруг вижу: идут танки, а сзади танка красное полотнище. Думаю: это наши, слава богу. Подъехали поближе, а там на красном белый круг и на нем свастика. Они на мотор клали, чтобы самолёты видели. И вот они увидели меня, стали по мне стрелять, они меня сбили с ног. Я в канаву упал. Подождал, пока они проедут и оказался в их тылу. Они уже прохватили, и я с большим трудом пробился к своим.

- Вы были вооружены ведь?

Мой карабин был в кабине. Пистолет был. Но что я буду делать с пистолетом против танка?

- У вас пистолет ТТ был или наган?

Тогда ещё может быть наган. Не помню. А это имеет значение? Для меня не имело.

- Это на самом деле любопытно, потому что есть такое понятие «заклепочники». Это люди, которые занимаются историей, они копают у кого, что где когда, сколько заклёпок.

А это имеет значение?

- Для кого-то имеет.

Для тех, кому нечего сказать. Так он хоть за это зацепится и скажет, а я вот обнаружил это. А это не имеет значение.

- Вы говорили, уничтожили четвертую установку. Ее артобстрелом, либо авиацией, как?

Когда я пришёл туда, я пришёл на следующий день к себе, то уже было известно, что четвертой установки нету. И тогда командира батареи, комиссара батареи и ещё четверых людей послали, чтобы они вернулись туда, на то место, а это было 138 – 129, несколько десятков километров. Чтобы выяснить в каком состоянии. Когда они вернулись, они доложили, что установка была взорвана.

- То есть командир, как положено, подорвал сам.

Они доложили, что установка была взорвана. Что было на самом деле, я не могу сказать, меня там не было.

- Под бомбежку часто поначалу попадали?

Попадали и поначалу и потом.

- Скажите, пожалуйста, вот ваша часть, батарея пострадала, дальше что с вами произошло?

Вот я из-за этого и вспомнил. Тогда нас включили, а это было примерно 12 – 16 октября, нас включили в состав 1-го отдельного гвардейского миномётного дивизиона. Вот когда появились гвардейские «Катюши». 1-й Отдельный гвардейский миномётный дивизион. Добавили четвертую установку, и она была одной из батарей этого дивизиона, а в дивизионе две батареи.

- Скажите, пожалуйста, на каком уровне принималось решение об использовании «Катюш»? Это командир армии, командир фронта, командир полка?

Батарея или полк придавался какому-то воинскому подразделению. Дивизии, корпусу. И командир полка подчинялся ему в это время. Тот ему давал цели, а он стрелял. До Сталина не доходило.

- То есть получается, что вас перебрасывали с места на место и подчиняли разным частям?

Конечно. Даже фронты менялись, не говоря уже о корпусах или дивизиях.

- Скажите, пожалуйста, периодически приходится читать о том, что с «Катюш» прямой наводкой по наступающим танкам. Что-то такое было у вас?

Бывало. Но очень редко. Прямую наводку выставляют таким образом. Для того, чтобы стрелять прямой наводкой, это рама должна быть практически горизонтальная. А чтобы она была горизонтальна, для этого выкопать нужно было аппарель. Это называлось аппарель, это такая яма, в которую въезжала установка и оттуда они стреляют.

- А насколько были эффективны РС против бронированной техники?

Хорошо. 132 миллиметра – это хорошо.

- А точность попадания?

Это зависит от командира. Снаряды могут быть разные. Боеголовки могут быть разные. Были такие, я вам скажу, которые для увеличения точности придавали им при полете вращение. При этом они гораздо кучнее ложились. Зато у них дальность падала. Но это не от стабилизаторов. Стабилизатор стабилизирует, наоборот. А там часть пороховая уходила на вращение. Она была под углом.

- Скажите, пожалуйста, когда пошла все-таки импортная техника, когда стали появляться студебеккеры под «Катюшами» уже?

Я сказал. Ну, примерно, это был 42-й год, это точно.

- Скажите, опять же в документах много встречается жалоб на то, что импортная техника ломается. Потом разбирались, выяснилось, что плохие масла, плохое топливо.

Словом «импортная» мы никогда не называли. Что она ломается, лендлизовская техника ломается… Никаких претензий к студебеккерам у нас не было.

- Кроме студебеккеров, доджи ¾, что-то еще такое?

Было очень мало Катюш на более мелких. В основном, конечно, это студебеккеры.

- А когда ваш дивизион стал полком?

Полком он стал, сейчас скажу, декабрь 42-го. Может быть январь. Скорее январь. Январь 42-го.

- Скажите, пожалуйста, когда вы влились в гвардию, вы сразу гвардейцем стали или погодя?

Не каждый. Воинские части «Катюши» переименовали в гвардейские и добавили каждому, уже он был не просто красноармеец, а гвардии. Одновременно.

- На машинах рисовали значки гвардейские?

Да, по-моему, рисовали.

- Какие-то надписи практиковались? «За победу», «К рейхстагу», «На Берлин»?

Номер. Матерщинные слова по-моему не писали, остальное все, что хотели, то и писали.

- Писали на машинах или на РС-ах? На борту машины, на дверях писали?

Ну а где еще писать? На самом снаряде? Нет, там ничего не писали. Это если для показухи только, некогда было там писанину разводить.

- Скажите, пожалуйста, итак, Рославль, Москва, Северо-Западный фронт. Дальше куда вы?

Москва – это что? Это вокруг всей Москвы нас бросали. Мы были на разных участках московских фронтов. Там, где было плохо, нас посылали. Становилось лучше, нас перебрасывали в другое место. А потом мы начали наступление от Москвы. Когда мы немножко продвинулись, тогда нас вернули в Москву и там сформирован был полк. А полк этот был направлен на Северо-Западный фронт. И когда стало плохо под Сталинградом, то нас оттуда взяли и бросили на Донской фронт, который был частью Сталинградского фронта. Донским фронтом командовал Рокоссовский, а тем фронтом командовал кто-то другой, я не помню.

- Вернемся немножко к обороне Москвы. Когда пошло наступление под Москвой, хроники известные показывают, что дороги забиты битой техникой немецкой. И выжженные деревни.

Было.

Да, действительно так. Когда мы начали наступление, то по обочинам стояло много битой немецкой техники. Деревни сожжённые, печные трубы. Война. Вы знаете, это ведь война, это не репетиция.

- Разговаривал с людьми, которые воевали, они до 41-го года, до момента наступления под Тихвином и момента наступления под Москвой вообще думали, что немцы – культура и все такое. А когда посмотрели на освобождённых территориях все, что они творили, там как раз пришло понимание собственно говоря, что это за зверье-то такое.

Нет, что это за зверьё, мы знали. А как они могли увидеть, когда немцы наступали, а те люди, которые отступали, не видели этого. Но те, которые оставались там, они-то видели. Они-то и хлебнули. Так я не понял вопроса.

- Вы уже ответили на него. У некоторых впечатление изменилось. Они сначала думали, что немцы – это цивилизованная нация, вот и все. Для многих не было понимания, что кругом творится.

Какая цивилизованная нация? А зачем мы ура кричали? Ничего подобного. Было прекрасное понимание, что фашисты, не обязательно немцы, я не люблю, когда все к немцам сводят, потому что там было много разных, и из других стран тоже. Фашисты – сволочи и их надо уничтожать. И про них не знали только те, кто совсем ничем не интересовался.

- Скажите, пожалуйста, когда вы увидели первый раз живого фашиста? С которым можно было бы увидеть его, пообщаться, морду набить. Или там колонну пленных гнали.

Морду набить я не собирался ему, но в плен, наверное, надо было брать. Это редко было у Катюш. Скажи, пожалуйста, колонну пленных где гнали, на фронте или в тылу?

Я спрашиваю где, на самом фронте, там, где бои идут, по этим огневым позициям гнали колонну? Наверно, в тылу уже. Так я там не был, я был на фронте.

Взяли мы одного в плен, я помню. Я с ним разговаривал. Я по-немецки говорил.

- И каково было его представление? То есть что он вам рассказал? Или он просто такой отмороженный фашист?

Что это за вопрос: что он вам сказал? Он знает, что его сейчас могут убить. Что он может сказать? Что вы сволочи, и мы вас разгромим? Он знает, что он фашист и что если его расстреляют тут же, то ничего особенного не будет, так и полагается. Не надо было лезть в Россию или в Советский Союз.

- Аркадий Давыдович, когда вы здесь под Москвой воевали, машины своим ходом гоняли?

Когда надо перебросить, то перебрасывали и по железной дороге. Все время перебрасывали.

- С ремонтом машин как дело обстояло?

Чинили. Поставляли запчасти. Регулярно. А если бы не поставляли запчасти, как мы могли бы воевать?

- АРМы, армейские ремонтные мастерские. Такой маленький заводик, который приезжал и точил детали, которые надо.

Были и такие, но этим я не занимался. У нас были техники в полку, которые занимались вопросами ремонта. И зампотех.

- Вот с северо-запада вас погрузили в эшелоны.

Да. У меня есть такая маленькая книжечка, я что-то ее не нашёл. Там я действительно отмечал весь свой путь. И там может быть даже эта станция есть. Под Сталинград привезли в районе Клецкой. Нас разгрузили-то ведь не на самом фронте. Перед фронтом. Сутки, наверно, или двое прошло. Сначала мы обеспечивали торможение немецкого наступления.

- Бомбили по пути?

Конечно.

- Зенитное прикрытие было какое-нибудь?

Было. 37-миллиметровая, по-моему.

- Вы к тому времени в каком звании были, в какой должности?

Я был тогда командиром взвода ещё. А когда началась битва под самим Сталинградом, то погиб командир полка, только что его назначили командиром полка, и он из танка корректировал. И там он погиб. И тогда произошли всякие передвижения и меня назначили командиром батареи. Звание Рокоссовский мне присвоил, это был сентябрь, наверное, 42-го года.

- Различие в действии Катюш в обороне и в наступлении были какие-нибудь? Или все то же самое. Приехал, отстрелялся, уехал. Какие-то специфические моменты были?

Вопрос немножко странный. Ну что значит: приехал, отстрелялся? Идут боевые действия какие-то. Для этих боевых действий нужен наш залп. В наступлении нужно в одном случае для того, чтобы после этого прорвать и идти дальше. В обороне в другом случае. Это для того, чтобы они не прошли. В каждом случае своя задача, что надо делать. Зачем мы стреляем? Мы стреляем только для того, чтобы расходовать снаряды? Или мы стреляем для какой-то конкретной цели? Конкретная цель в наступлении и в обороне наверно все-таки различная. А что значит действия? Иногда мы стоим на месте и стреляем много раз и не уехал. Если это нужно, я уеду. Я свою выполнил задачу, я поеду домой. А так - нет, извини. Пока мы не остановим – стреляй.

- 42-й и 44-й года описывались как года с диким снарядным голодом. У вас такое было, нет?

Не было снарядного голода. Катюши снабжались хорошо. Ну не сколько надо, сколько можно. Как это приказ, нет снарядов? Как может быть приказ, когда нет снарядов? До этого выстрелили, а не подвезли? Значит не отдают приказ стрелять. Вы командир батареи, я начальник. Я даю вам приказ: стрелять. А у вас снарядов нет. Что вы скажете? Иди ты нафиг? Так я должен был раньше знать, как ты обеспечен. Для того, чтобы дать тебе команду стрелять.

- Опять же, весна, осень – это классические моменты, когда снаряды выслали, а они неделю едут. Или там на руках их несут, потому что не проехать вообще никак. Такое же тоже было. Есть же даже кинохроника, где бабы чушки 122 миллиметра на плечо и несут по колено в грязи. Что делать, война.

Это про какие ты снаряды говоришь? Про 122 миллиметра? А я в Катюшах служил. В Катюшах там больше порядка было. Да и РС далеко на руках не утащить.

- Скажите, пожалуйста, как наказывалось или не наказывалась ситуация с потерей техники?

Что такое потеря техники? Вышла из строя или попала к немцам? Уничтожена? Что значит уничтожена? Попал снаряд в Катюшу, и она вышла из строя? Так кого наказывать надо? Гитлера?

- А если попала к немцам?

К немцам вот один случай был. Есть фотографии, где целая Катюша, немцы фотографируются с батареей Флерова. Но! Никакого отношения 23-й Гвардейский миномётный Севастопольский орденов Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого и Александра Невского полк не было. В нашем полку был один-единственный случай. И то, это ещё было до образования полка.

А что касается наказывать, так если командир орудия не уничтожил установку, его и расстрелять могли. Так что это не выговор.

- Выгрузили вас на станции Клецкая и вы выдвинулись к фронту.

Да. Да. Нас туда направили для того, чтобы остановить наступление. Мы стреляли, чтобы немцы не наступали. Для этого. Это же не орудия туда перебросили, это целый гвардейский миномётный полк. Значит, можно было в это время остановить. Когда мы появились на фронте, то мы больше не отступали. Основной танковый удар пришёлся южнее. Немцы наступали по широкому фронту. Им нужно было взять Сталинград, остальное пусть остаётся. Они наступали широко. Вот нашли место, вот в этом месте наиболее опасно. Если фашисты прорвутся здесь, они зайдут в тыл. Нас направили туда, где нужно было остановить немцев. Если где-то становилось хуже, чем здесь, то тогда нас перекидывали.

- Всем полком или отдельными?

Да по-разному.

- Скажите, когда началось наступление по охвату группировки под Сталинградом немецкой, вы против итальянцев же работали, да?

Не знаю, я ни одного итальянца не видел, не могу вам сказать, это были итальянцы или африканцы. Сначала мы поддерживали торможение, потом наступление. С северо-востока. Хорошо замкнули окружение.

Немцы под Сталинградом были окружены. И там были разные нации. Но когда они были окружены, то фельдмаршал Манштейн бросил для прорыва этого фронта крупную армию. Генерал Готт. И вот мы навстречу ему направились для того, чтобы не допустить немцев к окружённым войскам.

Внутреннее кольцо наших войск было достаточно прочным, а внешнее кольцо было ослаблено. И там тяжёлые бои вели, в том числе и Катюши. Со стрельбой прямой наводкой. Все там было. И днём, и ночью. Для того, чтобы немцы не прорвались, четверо суток там бились просто насмерть. Против Манштейна.

- Скажите, до того момента, пока там началась битва, описывалось, что очень лютовала немецкая авиация...

Да, она не помогала… Это точно…

- А в момент, когда бились против Манштейна, была непогода и у немцев не летала…

Да летали, всегда они летали. При плохой погоде мало летали, при хорошей погоде много летали. Но такого, чтобы они сказали: знаете, нелётная погода, мы не будем воевать, такого не могло быть.

- Скажите, наша авиация помогала или не видели?

Конечно, помогала, но хотелось бы больше.

- От бомбежек как вообще спасались? Ведь бомбили же вас наверняка часто.

Конечно. Во-первых, в предвидении бомбёжек, я не знаю, что ты имеешь в виду под бомбёжкой: на трассе, на ходу или на огневой позиции?

- На огневой.

Нужно было предпринять меры. Нужно было сделать какие-то землянки, окопы и так дальше, для того чтобы если идёт бомбёжка, чтобы можно было подлезть под землю.

- Машины постоянно закапывали?

Если была возможность, закапывали. А если не успевали, не закапывали. А если на ходу накрывала авиация, тут ничего уже не сделаешь. Разбегаемся в стороны, подальше от машин, кто-то наоборот говорит: давай пробьёмся. Они бомбят здесь, а мы попробуем преодолеть участок на скорости. Может быть так.

- Манштейна отбили, а дальше что?

Дальше пошли на запад. По окружённым не работал. Дальше уже двигались к Белгороду. Мы по южной части Украины ехали. Мы все время наступали там.

- Перед Курской дугой же остановились.

Это севернее. Мы дошли до Херсона. Так без остановок и шли почти.

- Машины к вас уже тогда были студебеккеры вовсю.

Да. Должен признаться.

- А кроме студебеккеров, одежда английская, ботинки, обмундирование, вооружение, консервы, что-то было еще?

Что-то было, но не значительно. Обмундирование наше. А обувь может быть, какая-то часть была английская, я не помню.

- Скажите, переживания на тему того, что второй фронт все обещают, обещают, обещают, а его все нет и нет.

Да, это было возмутительно. Они должны были нас спасать. Мы же их спасли. Немцы, все фашисты бросились на нас, а у них же наступления не было. Почему не было у них наступления? Войска все немецкие были у нас. Так если все войска у нас, так они должны были свои войска бросить на помощь нам? Они считали, мол, откупимся от них шинелями. Да, пока наших убивают, их это устраивало.

- Скажите, дальше пошло наступление на юг, на Херсон.

Мы дошли до Херсона, нас бросили обратно, через Сиваш на Крым. Шли своим ходом. Железной дороги там не было. Мы попали в Крым, когда Крым весь целиком был фашистским.

- На какую в основном дальность вёлся огонь?

Предельная дальность 8 470 метров. Не всегда на эту дальность стреляли, бывало и ближе, бывало и ноль. В основном средняя. 4 – 5 километров.

У нас в полку были разведчики, задача которых была определить результаты каждого залпа, и мы получали эту информацию.

- А так чтобы своими глазами посмотреть? Или как-то не интересно было?

Это не просто, своими глазами, потому что стреляли мы с огневых позиций, а снаряды попадали не туда, где мы стояли. Результаты, я это имею в виду. После этого продвинулись наши части или нет? Или конкретно, сколько фашистов было убито… У нас такого не было. Это было у разведчиков. Разведчики определяли, сообщали, обобщали и информировали нас. Да и потом, продвинулись мы вперёд, лежат трупы. Это мы их накрыли? Или соседняя артбатарея? А если они в завалах остались?

- А разброс реактивных снарядов большой был?

- Разброс был разный. Вот я обнаружил, что разброс зависит от дальности. Вообще артиллерия имеет эллипс рассеивания, вытянутый вдоль траектории. А наши ракеты они так: на малой дальности эллипс вытянут вдоль. А на предельной дальности эллипс вытянут поперёк. Значит, конфигурация зависит от дальности. И для того, чтобы мне не попасть по своим, я определял форму цели и заходил с той стороны, с которой было так, чтобы большая часть снарядов попала туда, куда надо.

- Теперь вопрос в связи с этим. Место, с которого будет вестись огонь, кто выбирал? Вам выдавали огневые позиции?

Нет, место мы сами выбирали. Цель, точку цели они нам давали. А откуда стрелять, мы выбирали. Какое им дело до этого? Им нужно уничтожить цель. Будем мы стрелять отсюда или отсюда или оттуда, им-то какая разница? Уничтожь, пожалуйста, вот это. Определяет командир батареи.

- Кстати говоря, были ситуации, когда одиночное орудие выделялось для решения задачи?

Конечно. Много раз. Когда не надо было залпа давать. Почему нужно обязательно стрелять 64, когда хватит 16?

- В такой ситуации командир фактически сам один все решает?

Значимость цели и необходимый расход.

- Скажите, пожалуйста, чистили Крым от фашистов. Были ли там какие-то конкретные точки, где совсем тяжело было, или как-то оно прошло относительно ровно?

Ровно никогда на фронте не бывает. Вопрос неуместный. Были тяжёлые времена, были более лёгкие времена, были средние. Были и такие, и такие, по-всякому было. Здесь нету таблицы умножения.

- Пострадавших было много у вас?

В моей батарее было редко малое количество потерь.

- Сколько человек батарея потеряла, за войну, грубо говоря?

Я разными батареями командовал. Я сначала командовал орудием, потом командовал взводом, потом командовал батареей, потом был первым помощником начальника штаба полка, оперативным помощником, после этого я был начальником штаба дивизиона, после этого я вернулся на свою батарею, то есть на другую батарею вернее, в другом даже дивизионе. И там до конца войны пробыл.

- И все-таки, сколько вот потерь вы видели? Скажем так. Пока вы батареей командовали. Ваших подчинённых.

Были разные потери. Были вообще периоды, когда потерь не было. Так что? Ноль. А были случаи, когда пол батареи пропало. И что? Это разные вещи, их нельзя суммировать.

- Машины обычно всегда привязаны к дорогам.

Зависят от дороги или привязаны к дорогам? Если надо и по пересеченной местности иногда ехали. Вон студебеккеры, я рассказывал, как проехал. Лучше, когда дорога хорошая. Но если необходимо так, и от этого зависит много, надо рисковать.

- Опять же, когда вы выезжали, вам сухим пайком давали или кухня приезжала?

Большей частью кухня, пожалуй. Но значительную часть все-таки давали и сухим пайком. Что входило в сухой паек я не помню, не записывал. Честное слово, я кушать кушал, это точно знаю. А сколько чего я кушал и сколько это стоило, я вам это не могу сказать. А главное, непонятно, зачем это надо.

- Куртки американские не получали?

А нам не нужны были американские куртки, у нас были шинели.

- Скажите, пожалуйста, как обстояли дела с наградами в разные периоды войны?

По-разному. В начале было очень тяжело получить награду. У меня ряд наград и самая дорогая награда, которую я получил – это была медаль «За отвагу» за Сталинград. До Сталинграда я ничего не получил. А медаль «За отвагу» за Сталинград, за остановку, не за Манштейна, за Манштейна я орден Красной звезды получил, а за торможение, как я теперь стал называть, я получил медаль «За отвагу». Это была самая тяжёлая награда.

- Ваша карьера как продолжилась? Вот во время освобождения Крыма вы все также командиром батареи были или уже перешли на другую должность?

Нет, командиром батареи я стал под Сталинградом, да. Не долго был. У меня тяжёлые отношения были с командиром полка, мы с ним всегда враждовали, и он все время от меня избавлялся. Помощником начальника штаба полка меня не он назначил. Но когда он стал начальником штаба полка, а я был его помощником, то у нас с ним возникли конфликты и он, чтобы меня избавиться, перевёл меня. Сказал:

- Знаете что, начальник штаба дивизиона того не ладит с командиром дивизиона, давайте, я вас поставлю на его место, а его сюда. Поменяем. Я вас все равно буду двигать на должность начальника дивизиона.

А мне это на хрен было не нужно, я все равно хотел демобилизоваться. Я сказал:

- Давайте, пожалуйста.

Это было в 43-м году.

- За Севастополь бои сильные шли?

За Севастополь бои были очень сильные. Я потом был там под Севастополем, там Сапун-гора есть такая. Я посмотрел, и я думаю: ее же взять невозможно было. Как мы ее взяли, не понятно.

- Скажите, пожалуйста, я хотел спросить про эллипсы и все остальное. Понятно, как работала «Катюша» по, грубо говоря, ровной местности, вот накрытие, все понятно. А если приходилось работать по городам, по населённым пунктам?

По городам мы не стреляли. Мы стреляли по целям конкретным в городе.

Если она находится в глубокой застройке, где нету воинских частей фашистских, зачем я туда буду стрелять? Ещё раз повторю. Мне надо было знать не только точку цели, но и конфигурацию, где находится. Я выбирал точку огневой позиции такую, чтобы большинство снарядов попало по цели, а не по дому. Не по населённому пункту.

- В этом и весь вопрос, если цель находится или между домами.

Давай там, значит, вот населённый пункт, в этом населённом пункте есть один дом, в котором скопились фашисты. И там же набито гражданскими. Так вот стрелять мне по ним или нет? Мне нужно поразить цель, потому что там фашисты. Я выбираю форму эллипса такую, чтобы большинство снарядов накрыло именно эту цель. Что ещё надо? Идёт наступление. Мне показали, вот цель. Я стреляю конкретно. Я стреляю не по наступлению, а я стреляю по конкретной цели. Мне сказали: вот эта цель, которую ты, Аркадий, должен поразить. Я спрашиваю, как она расположена, где что. Выбираю форму, по которой большинство снарядов попадёт туда.

- Дальше Севастополя вы пошли дальше куда?

Дальше мы пошли назад на Украину. Оттуда на Польшу, конечно, пошли. Венгрия южнее немножко была. Мы шли на Польшу. Прошли Польшу и вошли в Германию. Перешли довоенную польско-германскую границу.

- Когда вы вышли за пределы Советского Союза, новой границы Советского Союза, как там вас население встречало?

Хорошо, нормально. Вражды не было, наоборот. То есть все было совершенно спокойно.

- Проблемы с бандеровцами были?

У нас не было контакта с бандеровцами.

- На переформированние вас выводили?

На переформирование нет, не выводили нас. Было переформирование только, когда сделали 23-й полк в январе.

- А потом только воевали? А на отдых, на пополнение?

Отдых такого слова не было. Было такое, в этом случае пауза, наступления не будет, отдохните немножко. А не так что: ребята, у вас отпуск, наступило время отпуска, отдыхайте. А остальные пусть воюют. Никаких банно-прачечных дней не было. Сами стирали. Во время наличия свободного времени. Подъехал к речке, это летом. А зимой зашёл в дом.

- Скажите, пожалуйста, вы зашли в Польшу, собственно говоря, дошли до польско-германской границы, где, в какой точке вы ее пересекали?

Дошли до довоенной польско-германской границы. И мы считали, что мы вошли в Германию. Но, как оказалось, мы в Германии, нынешней Германии, не воевали. Потому что всю территорию, которую мы прошли по той части Германии, вся она вошла в Польшу теперь. На западе, например, есть такая река Нейсе. Нисса Лужицкая она теперь называется. Так вот это теперь граница Германии. И на нынешней германской территории во время войны мы не были, это все была польская территория, а там жили немцы.

- С немцами вы общались, с мирными жителями?

Очень много общался с немцами.

- А как они вообще себя вели?

Прилично. Что они, идиоты, что ли? Они же понимали, если они будут говорить: Вы сволочи, вы отняли у нас нашу родную Германскую территорию, тогда значит, мы могли сказать: Ах так, мы тебе не нравимся, бах, иди. Зачем нам это надо?

- Когда вы получили погоны?

Именно погоны или звание?

- Погоны.

Когда все получили, я не помню, когда.

- А как отношение в погонам было?

Нормально. Сталин приказал надеть погоны, а мы скажем:

- Ты дурак, Сталин. Ты не правильно делаешь.

У нас довольно быстро перешли.

- Это форму привезли новую?

Да нет, были вот здесь кубаря, шпалы. А сняли, вместо этого прикрепили погоны. Что особенно?

- Вы уже награждены были, вы воевали в наградах или где-то отдельно их возили? Как было принято? Вы в пути все время.

Да нет, зачем это мне нужно? Они лежали где-то. Зачем я буду выпячиваться? Перед кем, вот вопрос. Девочки что ли? Так у меня другой орган есть привлекательный, а не орден.

- Скажите, пожалуйста, у вас Герои Советского Союза были?

Вот с Героями Советского Союза у нас тяжело было. Командир полка, вот этот подлец, который до конца войны пробыл и то, что он подлец – это не я говорю, это весь полк говорит. Мы, когда встретились после войны, через 20 лет, то он не приехал. Вот тот командир полка, второй или третий. Он не приехал. А комиссар наш, комиссар дивизиона сказал:

- Жалко, что Шанкин не приехал. Я бы ему морду набил.

Вот такое отношение к нему было. Так вот, ему сообщили: «Вы замечательно тут повоевали и можно одному из ваших людей присвоить звание Героя Советского Союза». И представьте к награде. Он отвечает:

- Пока я не буду Героем советского Союза, у нас в полку Героев Советского Союза не будет.

Меня не награждают, и я не награждаю.

- Вы уже в Германии. Как для вас закончилась война и где?

Был окружён на теперешней польской территории, город Вроцлав. Мы дошли до нынешней границы Германии, оставалось километров не то 50, не то 150, что-то у меня вылетело из головы, но небольшая какая-то. Я думал, что мы на Берлин идём. И вдруг нас разворачивают обратно и посылают на Вроцлав. Почему, потому что там крупная группировка войск и они могли вырваться оттуда и по тылам, по нашим тылам много нагадить. И нам сказали:

- Давайте, добивайте этих фашистов, и тогда мы вас вернём.

А это был город-крепость, в которой с большим гарнизоном, хорошо снабжаемый. И нам не удалось в течение нескольких месяцев, пары месяцев, по-моему.

Они сдались 6 мая. 8 мая немцы капитулировали, а 6 мая, за два дня, капитулировал этот город. Вот так вот.

- Скажите, то, что вы не поучаствовали в штурме Берлина вас не расстраивало? Не было желания добить гадину в ее логове?

Так ее без меня добили, зачем мне ещё? Нет, без меня нельзя, не добивайте, я приеду, я добью.

- Опять же, с лётчиками разговаривали, которые, например, в Курляндии застряли, в Прибалтике. Но они расстраивались, они говорили: Я хотел дойти до Берлина.

Что значит застряли? Они помогали победе? Они помогали. Ах, хотел. А ещё чего он хотел? У них есть список того, чего он хотел? Понятно, что война – это война.

- Но я про чувства спрашиваю, что вот не хотелось именно в Берлин, на рейхстаге себя записать?

Нет, мне не хотелось. Мне хотелось совершенно другого. Как можно быстрее разгромить фашистов, и чтобы больше это не повторилось. И поехать домой. Вот что мне нужно было. А где я в это время лично буду, это никакого значения не имеет, лишь бы не в тылу.

Я уже знал, что война закончилась. Для меня, но не для всех. И вот я сплю в ночь на 9-е, приходит ко мне мой ординарец, будит меня:

- Товарищ гвардии лейтенант, вставайте.

- Что случилось? Война что ли кончилась?

- А, вы уже знаете…

И ушёл. Оказывается, стало известно, и он решил меня порадовать. А у меня была такая поговорка, которая кто-то неправильно что-то делал, нужно было так, так и так, а он не так сделал, я всегда говорил:

- Ты что делаешь? Война что ли кончилась?

Была у меня такая поговорка. Так вот я и тут сказал:

- Что, война что ли кончилась?

Так вот, значит, я таким образом узнал. В этот день, естественно, я пригласил командира дивизиона, и мы отметили, все хорошо. Я стрелял из зенитной пушки.

- А в каком звании и должности вы тогда были? На тот момент.

Гвардии старший лейтенант, я сказал. Командир батареи. Я сказал. У меня же были враждебные отношения, он меня ни к наградам не представлял, ни звание не повышал, ни должность не увеличивал, ничего.

- После формального окончания войны приходилось биться с немцами еще?

Бои были после этого, да. Ещё дня два–три воевали. В Чехословакии. Мы закончили войну на два дня раньше. После этого ничего не могло быть. Мы своё досрочно выполнили.

- А после того, как собственно говоря, война закончилась, первые там дни, понятно, что праздновали, эйфория такая, тяжело было обратно входить в режим мирного времени?

А какой режим мирного времени, когда я ещё год прослужил? Я демобилизовался в 46-м году. Скажи, пожалуйста, до войны, когда войны ещё не было, я служил в армии? Служил в армии. А после войны? И после войны служил. И в чем разница? Тяжело ли для людей далось психологически? Конечно, не хотелось. Я хочу учиться, а меня держали в армии.

Получается, я выполнил свою функцию. Я разгромил фашистов. Демобилизуйте меня. А они меня год ещё держали. И демобилизовали они меня знаешь, по какой причине? Ввиду отсутствия военного образования. Я даже не имел права быть младшим ефрейтором, меня не учили нигде.

- То есть вас просто демобилизовали, к этому никаких, чтобы вас демобилизовали раньше, ни на какие шаги вы не шли.

А как я мог пойти? Сказать: «ребята, вы мне надоели, демобилизуйте меня?». Проставиться врачу, чтобы дал справку, к примеру. То есть обман? Нет, такого я не способен. Вы не туда попали.

- Скажите, пожалуйста, август – сентябрь 45-го года, компания против Японии. У вас кого-то туда забирали?

Нет, нашу часть не трогали. Посылали целые воинские части туда.

- Где стояла ваша воинская часть после окончания войны?

Она стояла несколько дней в Польше или Германии, потом в Чехословакию нас перебросили, там постояли пару недель, потом после Чехословакии в Венгрию и там я еще прослужил несколько месяцев.

- И демобилизовались вы оттуда?

Оттуда.

- Скажите, пожалуйста, взаимоотношения в местным населением где-то были конфликтные или везде все было ровно?

У меня никогда не было конфликтных отношений. Я в Венгрии, когда был… Венгерский язык не похож ни на один язык. Он включает в себя русские слова, немецкие слова, другие слова включает, иногда даже тюркские слова, это же угро-финны. Финские слова даже включает. А я жил в семье. Значит, подошла ко мне женщина и сказала… Нет, это было в Германии... Короче говоря, жил я в этой семье. И там был мужик, его жена и две дочери. Одна была молодая девушка, а другая, по-моему, 4-летняя девочка. А на работу я ходил ненадолго, ходил, проводил занятия, потом возвращался. Потом я ходил по деревне, Шорокповань называлась деревня. Вот ходил по деревне и разговаривал с людьми. Сумбатхай ближайший город. Так вот я научился говорить по-венгерски. Я настолько хорошо говорил по-венгерски, что когда я съездил в другой город на другом конце Венгрии, мне кто-то сказал:

- Он из Шорокповани.

У меня даже произношение было местное. Отношения были превосходные.

- Ну вот вас демобилизовали. Это когда было?

Было июнь, по-моему, 46-го. Сразу поехал в Ленинград. Никаких проблем не было. Кстати, в мой в дом попал снаряд, но он остался целым.

- Ваше восприятие, ничего не поменялось?

Я скажу ничего не поменялось, а мы восстанавливали здания десятилетиями, не было этого? Было. Так что мне ответить? Вы хотите все, что было, какое-то число.

- Опять же, разговаривал с человеком, который, например, видел Минск. Вот он приехал из Минска в Ленинград, он просто приехал в Минск, посмотрел на это все, приехал в Питер, говорит:

- Ты знаешь, в Питере было хреново, много разрушено, много сгорело, но вот я видел, как выглядит Минск и после этого вроде как бы ничего.

Так что ты равняешь Минск был захвачен немцами и разрушен, а в Петербург, Ленинград фашисты не вошли. Конечно, они там больше поразрушили снарядами. Но какое количество, умеренно это или нет, достаточно, они разрушили или недостаточно.

- Вот вас отпустили из армии, дали вам военный билет, свободен. Сколько вы добирались из Венгрии?

Думаю, несколько дней. Я по пути заехал в Москву, у меня там были родственники, я у них остановился на несколько дней, включать? Ну тогда месяц максимум.

- Приехали сюда, встали на воинский учёт, пошли работать или учиться?

Я институт продолжил. С 1 сентября. Не надо было пересдавать. У меня документ был, что я со 2-го курса ушёл служить в армию.

- А учиться тяжело было? Не повыветрилось за время войны, чему учили?

Нет, наоборот, прибавилось.

- Были какие-то явные признаки, что новое вооружение какое-то, что вас начали учить тому, чего не знали бы? Или все было знакомо уже по военным временам.

Да нет, на войне я же все-таки на «Катюшах» был. А это было электрообрудование артиллерийских установок, потом его переименовали в синхронно-следящие системы. Это тоже было военное, но ничего такого общего не было. Опыта военной службы мне применить не пришлось.

- Закончили когда?

Закончил я в конце 49-го или 50-го года, вот забыл. Я закончил в 50-м, но меня позвали на ЛОМО в феврале 50-го, и я одновременно заканчивал обучение и работал на ЛОМО. Так что в конце 50-го. В 51-м я уже официально работал, а закончил я в 50-м.

Они меня взяли на работу конструктором. Я в течение 24 лет работал конструктором. После этого понадобилось создать отдел главного метролога. Генеральный директор попросил меня создать этот отдел и возглавить его. Я 8 лет проработал главным метрологом. Метрология – это наука об измерениях. Туда входит и инструмент, и методика, и обучение, все туда входит. А главный метролог – это все, что касается измерений. То есть и точность оптических приборов, и точность не оптических приборов – все. Не только точность приборов, и сами приборы, и методики измерения, и результаты того использование результатов измерений, много чего там.

- Вы продолжаете работать?

Продолжаю. Во вторник иду опять на работу. Я дома тоже работаю вон у меня там целая пачка документов, которые я должен делать. Должен был, но не делал, если бы вы не пришли.

- Большое вам спасибо.