Федоров Михаил Федорович

Родился 21 января 1925 года в деревне Литвиновка Новгородской области. В 1940 году поступил в ремесленное училище в Волховстрое, после его окончания (в военное время) работал на алюминиевом заводе на Урале. В 1944 году был призван в ряды Красной Армии. В 1944-45 годы воевал в составе отдельной роты химической защиты 15-го танкового корпуса на 2-м и 3-м Белорусском фронтах (в качестве химика-разведчика — дегазатора, командира спецавтомашины, заряжающего танка Т-34). Был ранен в 1945 году. С 1950 года — в запасе. Сержант. Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией». После войны работал в городе Нарва Эстонской ССР водителем на автотранспортном предприятии.

- Михаил Федорович, вы сами откуда вообще родом?

- Я родился в Ленинградской области. Теперь это — Новгородская область.

- Вы сами из крестьянской семьи?

- Ну конечно, я — деревенский парень. Но я, как говорят, прошел огонь, воды и медные трубы.

- Кто были ваши родители?

- Ну мой папка был, например, бригадиром, а после стал председателем. Так его, когда проводилась коллективизация, не трогали. А его братьев раскулачили. Раскулачили их за то, что они имели большие дома. Вот дядю Петю так за это именно и раскулачили. И за то еще раскулачили, что в колхоз он не пошел работать и уехал в Ленинград. Тогда была только Ленинградская область, а Новгородской и Псковской рядом с нами не было. Это потом наша деревня Литвиновка отошла к Новгородской области. Но вы историю-то, наверное, знаете. Но их семья-то большая была. И один в деревне был не то полковник, не то — подполковник какой-то царской армии. Так вот, его оставили, а его детей в Сибирь отправили. Но разве можно было так делать? Несправедливость такая была. Ну а что я мог помнить? Я с 1925-го года рождения, мне тогда 10-12 лет было всего. Конечно, несправедливость была.

- Какое было у вас хозяйство?

- У нас в семье было 12 человек, были дедушки, бабушки, и все мы бедно жили. Поэтому нас и не трогали, когда колхозы пошли. Но хлеба, правда, хватало. Бывает, зерна привезут в колхоз. Потом положат к канаве, кричат стариков: «Федька! Мишка! Забирайте!»  Тот скажет: «Да зачем он мне нужен?» «Бери!» - говорят, к примеру, ему. Вот так и жили. Зажиточно в чем-то жили.

- А как шла организация колхозов у вас на селе?

- А тех, кто не шел в колхозы, Сталин расстреливал. Я про дядю и сказал: он поэтому и смылся в Ленинград. В то время Ленинград называли «Большой город». А кто в колхоз пошел, того не раскулачили.  Ну а потом, когда мне было 14 лет, меня взяли в ремесленное училище. Это было зимой 1940 года.

- Как получилось так, что вас в это училище направили?

- А у меня знаете, что было? Со школы меня выгнали. Хулиган я был. И я так после того, как пять классов кончил, пошел работать в колхоз. Боронить, пахать плугом меня не брали. Еще я тогда пацан был. И вот я возил все рожь да овес. И меня председатель колхоза, дядя Гриша, тогда пожалел. Сказал: «Хорошего мальчика отправить в ремесленное училище!» В то время родители детей не пускали в ремесленное училище. А я, как говорят, такой бандит был, что дома сказали: «Да радио Бога берите его!» А у нас семья-то большая была. И в семье сказали: «Ради Бога, возьмите его!» Это училище находилось в Ленинградской области, в Волховстрое. И я пешком 18 километров до училища шел. Там был алюминиевый завод. И вот я учился в этом, значит, училище. И знаете, что? Из всех ребят, которых с района набрали вместе со мной тогда в училище, осталось всего два человека. А взято было с района 30 человек. Все погибли в войну. Ну а так мы учились там, в этом училище ремесленном-то. А потом началась война, и нас эвакуировали.

- Михаил Федорович, скажите, а войну вообще ждали, предчувствовали?

- Конечно, предчувствовалось все это дело. Мы же были в училище. И у нас все говорили, что, наверное, вот-вот будет война.

- Чем вам запомнилось начало войны?

- Ну в Волховстрое для меня и началась война. Но мне тогда было 16 лет. Я же в ремесленном училище, говорю, два года отучился. Нас после того, как война началась, отправили в Сибирь, в город Сталинск. В то время же сталинские города были. Теперь город Новокузнецком называется. Это было в Новосибирской области. Не знаю сейчас, какая это область: Кемеровская, Новосибирская, или какая там еще. Ну а нас после всего этого оттуда обратно на Урал отправили. А там алюминиевый завод был. Но он и сейчас действует там. И вот нас с ремесленного перевели туда. Но нас там разбомбили немцы, когда мы под Вологдой проезжали. Но, видишь, мы были ремесленное училище, а немцы этого не понимали: ремесленники мы или военные. У нас была тоже форма, и там было написано РУ, и это означало - ремесленное училище. Ну вот, они нас как за военных посчитали, ну и разбомбили. Под Вологдой было дело, рядом с Тихвиным,  это — в Ленинградской области.

- Сколько погибло у вас людей тогда?

- Тогда у нас там все погибли. Не все, конечно, некоторые остались. Но почти все погибли. И у нас разбежались все. Но куда ж я мог поехать, когда Новгород был уже под немцем? Но сколько-то нас там осталось. Там девки были, мальчики, и всем- по 16-17 лет. А старших, которым 18 лет было, в армию забрали. Ну, в общем, почти ничего там не осталось,после бомбежки этой. Но человек, наверное, 15 осталось. А так погибли дети. И направили нас в город Кировск, он находится под Ленинградом, в 20 километрах от него. И мы там учились.  А потом, когда нам по 16 лет стало и мы вроде взрослыми как стали, из нашего училища сделали ФЗО. И потом мы в Новосибирской области стали учиться. А там, помню, был узбекский батальон такой. Но узбеки какими там могли быть вояками? По помойкам только лазили. Ну мы учиться продолжали в Сталинске. А после некоторых на фронт отправили, ну а мы же дети еще были, по 16 лет нам было, и нас оставили. И после нас в город Каменс-Уральский Свердловской области отправили. И я там, наверное, два года отработал на алюминиевом заводе. Ну а потом убежал оттуда.

- А что вы на алюминиевом заводе производили?

- А мы алюминиевый пульт для танков делали. Я и в почете там, ну на заводе этом, то есть, вывешивался там на «Доске Почета». А потом, короче говоря, я с завода этого сбежал.

Сержант М.Федоров (крайний слева), 1945 г.

- А почему вы сбежали и как так получилось?

- А вот так получилось. Брали в армию добровольцев-комсомольцев. А я комсомолец уже был тогда. В Каменск-Уральском уже какой-то батальон там создавали. Я сейчас уже и забыл об этом. В общем, получилось вот так. Там на заводе, где я работал, мука применялась. Ну там пшенную муку в алюминий добавляли. А тогда голод же был. Даже у меня сейчас горят уши, когда я об этом вспоминаю. Люди умирали. Это было в 1944 году. И я сбежал в армию. Конечно, если бы я куда-то в другое место сбежал, меня расстреляли бы. А там, на заводе, по 12 часов работали. И с 12-ти дня, допустим, до 12 ночи, вот так мы работали. Там не сбежать было никуда!

А после я попал в места, где Елда, Тавда находятся, это все — на Урале. Там нас, как комсомольцев, призвали в армию, засекретили под расписку и направили учиться на химиков. Были мы при танковом корпусе. Это было училище такое. Там были у нас такие подделанные винтовки. С ними мы тоже занимались. Ой, голодные мы были, по третьей норме питались. Мы еле ходили. Доходные, как тогда говорили, были.

- Смертность была в учебке?

- Так умирали. Ну а после на фронт попали. Я и в Варшаве был, и в Кенигсберге..

- А что в училище изучали? Какие, например, химические средства?

- Фасгин, дефасгин, но многое я уже и забыл. Но нас там как на смертников учили.

- То есть, основная какая ваша задача должна была быть?

- А вот думали, что будет химическая война, и мы должны были спасать людей. Были специальные камеры, там нас специально обучали. Туда давали нам противогаз. И мы минуты две там были. Якобы готовили на все это дело, на химическую войну, значит. Ну а после, когда попал на фронт, все это я, конечно, бросил. Потому что я попал в Белоруссию.

- Долго вы там учились?

- Ну я на химика учился полгода. А после этого нас же на фронт отправили. Так что мы шесть месяцев на химиков всего отучились. А потом сдавали экзамены по химии. Женщина, помню, принимала экзамены у нас одна. На экзамене я перепутал фасген со фторитом как-то там. Ой, что вы, а тогда очень строго было. Она меня выручила. После этого мне звание сержанта присвоили и отправили на 2-й Белорусский фронт к Рокоссовскому.

- А кем вас там, на фронте, назначили?

- Там же рота химическая была в 10-м танковом корпусе. Вот я там и был.  Я был в 10-м танковом корпусе. На 2-м Белорусском фронте. Попал в специальный батальон, были мы в полку, где было по несколько тысяч человек. Сталин же не дурак был, все это специально создавалось, и мы готовились к химической войне с немцами. И нас держали как химиков в части. И был я химиком-разведчиком. Мы были третья рота. Я уже много и позабыл уже, как все там точно называлось. Ну а задача нашла была следующая. Танки наши шли, а мы им завесы ставили, разведчиков также сопровождали. На фронте мы были как химики-разведчики. Но после в армии я еще и шофером стал. Но это было после войны уже. И танкистом был. Вот убили в танке кого-то. А там же не спрашивали, кто ты есть по специальности. Говорили: «А ну-ка снаряд шуруй в танк!» И так я стал заряжающим танка на фронте.

- В разведку часто ходили?

- Но мы только разведчиков сопровождали и ставили им дымовые завесы. Это чтобы ребята проходили вперед, чтобы войска проходили. И в перестрелки попадали. Я даже был ранен в голову и в пятку.

- Расскажите о том, как вас ранило.

- Ну я упал с танка Т-34. Мы же десантники были. И разведчики-химики тоже были. Танкисты в танке сидели, а мы были наверху. И что дальше было со мной, я больше уже не помню. Я упал лбом и получил ранение. А танк тот сгорел. А Колька, мой друг, тоже остался жив после этого. Но потом он погиб. А после меня на Кенигсберг послали с частью. Я получил еще потом и медаль за взятие этого города.

- Какими наградами вы были во время войны отмечены?

- У меня есть орден Красной Звезды, есть орден Отечественной войны, есть медаль «За взятие Кенигсберга». Орден Отечественной войны я люблю носить, а «звездочка» у меня отдельно в шкафу лежит.

- Орденом Красной Звезды за что вас наградили? За какой-то конкретный случай награждали?

- А у нас на фронте было так: кто жив остался — того награждают. У меня это в Варшаве было. И вот нас всех нарядов наградили. Я был с 1925 года. И нас осталось в 1944-м году совсем чуть-чуть: предположим, вы, я, ты и так далее. И нас всех награждали за боевые заслуги, за то, что мы остались в живых. Нас осталось человек, наверное, пятьдесят, может быть, со всей части. И вот награды нам и давали.

- А других как награждали?

- Ну как вам сказать? У нас и посмертно награждали. Ну а меня, я говорю, награждали, потому что я жив остался. Награждали просто потому, что нас оставалось совсем мало. Из 100 человек, из нашего танкового батальона, нас оставалось 5 человек. Хошь, не хошь, а будут награждать. Что ты заслужил, тем тебя и будут награждать.

- А чем вам запомнилось окончание войны?

- Чем закончилось? А сразу не кончилось. Нас же после этого в Монголию саданули. И я там же еще с японцами воевал. Наверное, помните Маньчжурию. Вот я там и был. Забыл уже места, где воевал.

- Какие потери были в вашем подразделении?

- Большие были у нас потери. Так и было: десять танков уйдут, а два возвращаются. Плачем, а не сделаешь ничего. Смертники мы были на фронте. Там среди нас половина была заключенных. И они знали, что им все равно умирать. И вот так и было: половина — мы, половина - заключенные. Недавно посмотрел исторический фильм про войну. Там показано, что наши наших убивали. Да как это так могло быть? Не могло быть такого, чтобы мы, солдаты, друг друга убивали. Да как рука могла на такое подняться? А если бы и были такие, мы бы их расстреляли, подлюг. Разве можно так делать? А с потерями так что в то время было так: мы идем в бой, а из боя половина не возвращается. Даже больше половины не возвращалось. И такого, чтобы тебя изнасиловали после этого, быть не могло. Это что такое? Да у нас этого не было!!! Я своей сожительнице (жена умерла) все рассказываю: на фронте мы очень дружно жили. Чтоб я тебя, солдата, на фронте так обидел, - этого ведь быть не могло.

- Убитых как хоронили?

- Ну, врать я не могу. А было так: земелька — и все. Было даже такое, что батальон ушел танковый, а с батальона пять-шесть человек остается. И закрывали всех в землю.

- Давали ли вам задания обнаруживать немецкие химические склады?

- А как же? Мы же химики были. Мы должны были все делать. Там же были не только танки, но и пехота, и другие подразделения. Понимаете? Мы числились как химики и были засекречены. И вот мы с одним разведчиком ходили на это дело. Они, танкисты, пошли дальше. Мы их через ограждение проводили, шашку зажгли химическую, чтобы никто не подозревал ни о чем, и пошли дальше. Они, танкисты, свое дело делали, а мы — свое. Потом они возвращали. Как они пришли, мы уже не знали, это был секрет. Но большинство погибли.

Михаил Федорович Федоров

- В разведку боем приходилось ходить?

- Ну конечно, конечно, приходилось. И погибали в это время люди. Было такое: на кухне вчера сидели, с Васькой обнимались, а он с задания не вернулся. Вот так вот было! А при Сталине попробуй-ка не выполни приказ? За родину, за Сталина все шли. И на танках, на которых в бой шли, было написано «За родину, за Сталина».

- Пополнение давали вам?

- А откуда брать было? Но, конечно, давали. В основном желторотиков таких, 17-18-ти лет, давали. Вот их пришлют, а назавтра их уже и нет. И попробуй скажи про Сталина — расстреляют. Там и пехоту присылали, и не поймешь что было. Танкисты это были или кто — не понятно было. Но танкистов, конечно, обучали, они ведь водители были и прочие. Ну а меня, как я сказал, сделали заряжающим. Короче говоря, сунули меня в танк тогда. Сказали: Пихай снаряд и не пикай!» Вот так и было. Вот и награду за это потом мне дали.

- Обязанности заряжающего и химика-разведчика одновременно выполняли?

- Да, конечно. Я был и танкистов, ну заряжающим, и разведчиком-химиком. А после еще и на шофера выучился. У меня об этом военная специальная справка есть. Ну а после нас, комсомольцев-добровольцев, отправили в Монголию.

- Вы были в Польше. Как население к вам относилось?

- Ой, знаешь, они же дураки были, эти поляки. Но Маршал Советского Союза Костя Рокоссовский хотя тоже был поляк. Вот он мне «Красную Звезду» вручал и за руку меня жал. Высокий такой мужчина, хороший. А они же, эти поляки, восстание свое подняли в Варшаве. Но потом немец как им дал. А мы в это время стояли как раз вокруг Варшавы. А был у Сталина такой приказ: «Не трогать Варшаву!» А правительство-то все ихнее тогда в Лондоне было. И они приняли решение: чтоб русские не входили в Варшаву. И мы вошли уже в Варшаву, когда их, поляков, всех немцы перебили. И пошли мы: наш 2-й Белорусский фронт, которым Рокоссовский командовал, и 1-й Белорусский фронт, которым Жуков командовал. И мы как дали немцам тогда. Но Варшава тогда уже вся разбитая была. Ну а народ что там делал? Но хорошо люди к нам относились. К русским очень хорошо там относились. Но не все же так делали. А что мне было тогда? Мне тогда было всего 19 лет.

- А в Восточной Пруссии как с этим было? Я говорю о контактах с мирным населением...

- А знаешь, там половина русских была. Поэтому город и назвали потом так — Калининград. А что сказать про немецкий народ? Он был такой же, как и мы.

- Кенигсберг вообще сильно был разрушен?

- Город, конечно, сильно был разрушен. Крепость кенигсбергская тоже была разрушена. Но народ хороший был там. Вы сами знаете, что и русские были предателями. Так чего об этом там говорить? А мы при этом и Украину, и Белоруссию всю прошли. Там и предатели-бандеровцы были, и другие предатели. Но в Белоруссии народ был хороший.

- Передвижения насколько часто делали?

- Но у нас танковый корпус был, а там насчитывалось несколько тысяч человек. Но у нас командиром был генерал Шахно. Может быть, слышали о нем. Он еще после войны где-то фигурировал в армии. Но они, командиры, уже умерли все. Он мне награду давал, а с ним был сам Маршал Рокоссовский, который меня за руку жал.

- С пленными имели дело?

- Да какие могли быть пленные? Мы же танкисты были. Давили только их танком. Нас они давили и мы их давили. Но были, конечно. Но пленных нельзя же было убивать. Это Сталин тогда такие распоряжения давал. А мы жалели их. Немецкий солдат — он же такой же, как и ты, как и я. Но если нам приказывали, то мы и убивали. Нам про них говорили: «Они немцы, они враги, они фашисты.» Политзадания такие специальные нам давали. Попробуй их не выполнить.

- Случаи трусости были на фронте?

- Ну конечно такое было. И паникеры были. Там ничего страшного нет, а кто-то панику создаст и закричит: «Ой, нас всех убили, ой-ой-ой!» Но были умные люди, которые кричали матом на них: «Стой! Е... твою мать! Куда??? Стреляю!» Там немец пукает, а тут русский в тебя стреляет. Обсикаешься, а побежишь в бой. Во как строго было тогда.

- Самострелы попадались у вас?

- Только узбеки. А рускаи на таких кричали: «Е... твою мать!!! Ты што??? Мишка!» Но узбеки не ахти какие вояки были. Такая шутка даже ходила. Вот немец берет узбека в плен, потом возвращает, на на спине им написано: «Нам не «язык» и вам не воин». По-русски узбек ничего не понимал. А немец в плен всех же подряд брал. Попадали и русские, и украинцы, и узбеки вот эти. Так узбеки немцу не могли ничего объяснить.

- Как кормили вас на фронте?

- Ну что тебе об этом сказать? На фронте нас хорошо кормили, как быков кормили. А вот там, где я учился на химика, плохо кормили. Там вешались даже от голода ребята. Там давали ложку песку, сухарик. Кормили нас по третьей норме. В этой учебке и одевали плохо. Вот мне дали шинель, которая почти вся была в крови. В общем, горя я схватил там. А на фронте тоже всякое бывало. Бывало такое, что кухню разбомбят — и все. А машины сам знаешь, какие были. Были у нас лошади. Так бывало такое, что и конину кушали. Крыс, конечно, я на фронте не ел. А вот когда мы уже в Польшу вошли, лучше стало. Вошли мы туда через Белоруссию. А Белоруссия вся расп...зделена немцами была, по-русски говоря. Они же вояки были, эти белорусы, партизанили все. Вот за это немцы с ними и расправлялись. Они многим для нас, для русских, помогли.

- Сто грамм перед боем выдавали?

- Нет, нам, пацанам, этого не давали. А старикам давали. Ну а что мне было пить? Мне тогда 19-й год пошел. Я и не курил тогда. Я и сейчас не курю. Мне вместо этого, бывало, ложку песку дадут. А потом, когда мы повзрослее стали, когда нам стало по 20 лет, тогда мы уже стали хулиганы. И мы все кушали. Поляки нас кормили иногда. Но куда там? Они и сами были голодные.

- Одевались во что?

- У нас тогда, помню, были не сапоги, а обмотки. Ну а так по всякому было. Вот убили человека. Смотрю: у него ботинки получше. Так я суну ему свой ботинок, а его обувь возьму.

- Что можете вспомнить о ваших командирах?

- Командиры хорошие были. Сейчас я и забыл, как их было звать. Но хорошие были люди. А знаете, какие именно командиры хорошие? Военные. Мы любили только военных. Ну а потом я на фронте кандидатом в члены партии стал. Я же законный коммунист. Я на 13-й автобазе был очень активным, когда там работал после войны, это — в Эстонии, в Нарве.

- Об особистах что можете сказать?

- Ну, знаешь, при Сталине все было. Там не пикнешь ничего. Мы за родину, за Сталина в бой шли. Попробуй слово скажи. Я сержантом сначала стал, потом — старшим сержантом. После меня на офицера учиться посылали. Но я отказался. А что там говорить о Сталине? Он, подлюга, издевался над народом. Хотя, как говорят, он и войну выиграл. Конечно, он много сделал. Но так, как он это делал, не надо было поступать. Так что что Гитлер, что Сталин, - это одинаково. Но его боялись все. Во время войны все его боялись. Уважали его. Что ты? Скажи слово против — и тебя нет. И шли в бой за родину, за Сталина. А знаете, какие шпионы были? Скажи что-нибудь матом про Сталина — все, тебя не будет. А после и родителей твоих расстреляют. Так что нам оставалось одно: держи язык и иди в бой за родину, за Сталина. Его все боялись...

- Чем вы были вооружены?

- Никак были вооружены. Были противогаз, винтовка. Но у нас автоматы были. Танкистам пистолеты давали, автоматы.

- Нехватка оружия была?

- Я молодым на фронт попал, при мне этого не было. А вот до меня не хватало оружия.

- Трофеи брали немецкие?

- Оружие что ли? Конечно, брали. Но кто-то брал, а кто-то, к я, например, имел только автомат, пистолет. Ну а другие по другой части действовали. Конечно, брали трофейное оружие: и у нас немцы брали оружие, и мы у них брали оружие.

- Под бомбежки попадали на фронте?

- Ну что вы! Конечно, попадали. Я в первый раз попал под бомбежку, когда нас в ремеслухе эвакуировали с Волховстроя. Но Сталин не дурак был: приказал эвакуировать ремесленные училища, ФЗО, ЖДУ на Урал. И вот под Вологдой нас разбомбили немцы. Мы были не военные. А ему, немцу, был один хрен. Посчитал, что военные, и начал бомбить. Нас под Тихвином перебило всех. А паника-то ыбла какая! А Тихвин был в руках у немцев. Ленинград находился уже в кольце. Сколько крови там мы потеряли, сколько ребят положили.

- А под минометный обстрел попадали?

- Ой, вы что? Конечно, попадали. Мы же были 10-й танковый танковый корпус, а в корпусе сколько было полков этих — не перечесть. Пять полков было, по-моему. И батальонов было очень много. И немец стрелял. И он не считал, военные тут или гражданские с детьми, - по всем стрелял. Это война была.

- Воевали ли с вами какие-то другие национальности. Кроме русских, украинцев, белорусов?

- Конечно, они были. У нас были и узбеки, и литовцы, ну все нации, короче говоря. Но евреев мало было. Хитрые они были. В штабе все были. Лычку получат — и в штаб шли работать. Они же грамотные были. А мы-то были что? 4 класса имели образование.

- А как относились к евреям? Не было ли антисемитизма?

- Нет, этого не было. А там знаете, что было? Там законы были такие, что ничего не щадили. И нас как людей тоже не щадили. А самым лучшим народом на фронте были уральцы-сибиряки. Узбеки, конечно, никакими вояками были. А хохлы, ну украинцы, а также белорусы, - это тоже были хорошие вояки. А евреи не воевали. Они больше в штабах были. Если у кого только одно ранение из них было. В общем, не знаю.

- Возраста разного были ваши однополчане?

- Разного. Были и возраста папы моего. Он умер уже. Ну таких стариков, которые на фронте воюют, даже в кино о войне показывают. Помнишь, наверное, как в одном кино старика-грузина показывали. Он танкистом был.

- Кстати, а как вы оцениваете современные фильмы о войне?

- Правда есть в кино. Но и туфты тоже много. В одном фильме как-то такое показывали: героя человеку дают, а его и в живых нет.

- Всегда верили в победу?

- Да, воевали за Сталина, за родину, и всегда верили, что все равно победим. Ну а что? Агитация была все время в тылу. Были лозунги: «Все для войны!» А они, бедненькие наши крестьяне, в то время голодом умирали. А мы же все это знали. Но этого нельзя было говорить. Они трудились для фронта, для вояк.

- Вы воевали в танковом полку. Что можете сказать о наших танках?

- Ну танк Т-34 — это хорошая была машина. Но я ведь до этого работал на алюминиевом заводе на Урале, до того, как меня в армию призвали. И там мы что-то для этих танков и делали. Мы металл для танков делали. Нас специально обучили для этого дела. Сталин не дурак был, все это делал. Ну и мы, пацаны, там работали, а после уже солдатами стали.

- Жили в каких условиях на фронте?

- Танкисты в танках ночевали, а мы — в окопах.

- А в дома заходили ночевать?

- Да какие там могли быть дома, там было круглое поле. Война же шла, и кругом все было разбито. Все было, говоря по-польски, распердолено. Там городов-то не было. Зашли в Кенигсберг — так там все в разрухе было.

- Кто-нибудь воевал у вас из семьи?

- У меня брат воевал. Вернулся с фронта без руки.

- Расскажите о том, как сложилась ваша послевоенная судьба.

- Ну я шесть с половиной лет всего в армии отслужил, около семи лет прослужил там. Когда кончилась война, рядовых 1925-1926 годов рождения отправили домой. И они, дураки, конечно, поехали. А я был сержантом. И потом сам демобилизовался. Это было в 1950-м году уже. Мне же надо было ехать работать на мой завод. А я там считался как дезертир. И был дан приказ: чтобы дать мне 10 лет тюрьмы за дезертирство. Нам отсрочку давали тогда от призыва, а на стариков была бронь. Я пошел к замполиту и рассказал об этом. Он мне сказал: «Ты вояка, тебя никто не возьмет!» А я, дурак, не остался в армии на сверхсрочную. Мне надо было пойти на завод в Свердловск и меня туда бы без всякого взяли бы. А я поехал в деревню к себе в Новгородскую область. Там была моя семья. Ну а кто меня там ждал? Они то дождались того, что я живой пришел. А после-то что было? Сказали мне: «Ты рот, тебя кормить надо, Миша.» И я был не рад, что приехал в деревню. Думаю: «Лучше бы я на Урал поехал.» До этого сестра, которая была с 1927 года рождения, писала: «Да что ты, мы тебя ждем.» А после, как приехал, все меня бросили. Сказали: «Ты — чужой человек!» А я их десять лет не видал: в 1940-м ушел учиться в ремесленное училище, а вернулся только в 1950-м году. А кому я там нужен был? А еще комсомолец был. Со школы выгнали. А им это все на руку было. А деревня была. Раньше говорили мне: «Не надо, не надо учиться!» А семья наша была из староверов. У них строго было все. Им не надо было ничего: лишь бы ты в колхозе работал. И вот меня спас дядя Гриша, председатель колхоза, царство ему небесное, он меня в ремесленное-то училище и пихнул. И я в люди вышел. Вот я там в деревне какое-то время был.

А после мой двоюродный брат Иван Скобелев, он умер лет десять назад, стал служить в Эстонии, в городе Таллине, в танковом полку. Во время войны он с теткой был немцами забран и отправлен в Германию. После жил в Нарве на «Парусинке». Вот он женился, стал жить в Нарве и меня вытянул из деревни. Сказал: «Давай-ка тикать сюда!» А у меня уже вызовы были на Урал. И я приехал сюда, в Эстонию, в город Нарву. Жил сначала в южном поселке таком, я там девять лет пробыл. А потом шофером на базе мехтранспорта стал работать. Потом на 13-й автобазе работал. Прошел партийные все ранги. Меня на базе комиссаром звали. И сын зовет: «Комиссар!» Выставляли на «Доску Почета».