Мясников Владимир Владимирович

Я родился 16 мая 1924 года в деревне Анкудиново Владимирской области в семье середняков. Кроме меня, в семье было два брата и сестры.

Во время войны моего отца призвали в армию, он участвовал в Сталинградской битве, а вскоре после нее погиб, в 1943 году.

17 июня 1941 года я окончил десятый класс. 22 июня мы с ребятами пошли на речку, а в 12 часов возвращались, и услышали про начало войны. Началась мобилизация, всех мужиков забрали в армию, в деревне одни старики после шестидесяти лет остались, да такие молодые люди, как я.

Трактора тоже в армию забрали, так что в 1941 году мы на лошадях пахали, сеяли, собирали урожай. Потом, ближе к осени, меня послали в район Ундола, сейчас это город Лакинск, на строительство оборонительных сооружений. Год я проработал в деревне, а 30 июля 1942 года меня призвали в армию. Пришел в Собиниский райвоенкомат, наша деревня тогда входила в Собининский район Ивановской области, откуда меня и еще одну девицу направили в областной центр, Иваново. В Иваново к нам присоединилась девушка из Юрьевца и нас троих направили в Московский военного гидрометеорологический институт, который к тому времени был эвакуирован в Ленинабад.

До Ленинабада мы добирались около двух недель. Причем, мы же неопытные были, так что никаких проездных документов не получили и, сперва, ехали на товарняках, а потом, на одной из остановок мне какой-то военный подсказал, что надо получить проездные документы. Я, как старший группы, пошел в военкомат, получил проездные документы, и дальше мы уже ехали в пассажирских поездах.

Когда прибыли в Ленинабад и доложили командованию института, то меня, сперва, не хотели принимать, я до войны был признан негодным к строевой службе. Посмотрели мои документы и говорят: «Нам годных к нестроевой службе не нужно, нам нужны годные к строевой службе». Но я настоял, так что меня отправили на медкомиссию, которая признала годным к строевой. Стал сдавать экзамены, в этот институт большой конкурс был – восемь человек на место. Но ничего, успешно сдал экзамены и был зачислен на метеорологический факультет института, а девиц на другой факультет зачислили.

После зачисления в институт нас обмундировали и направили проходить курс молодого бойца. Вместе с экзаменами это заняло около месяца, а потом пришел приказ институт расформировать. Старшие курсы института направить в артиллерийские училища, а набор на 1 курс метеорологического факультета – в Харьковское военное училище химической защиты, которое было эвакуировано под Ташкент, в местечко Сахипи. Там до войны размещался сельскохозяйственный институт, а во время войны в помещениях этого института находилось наше училище.

В мае 1944 года я окончил училище, и наш курс был направлен в Москву, в распоряжение начальника химических войск. Прибыли в Москву, нас сразу же во дворе построили и зачитали, кто куда едет. Я, Ткаченко, я с ним в одной роте учился, тринадцатой, и еще одного офицера из 14-й роты направили в распоряжение штаба 3-го Прибалтийского фронта, который направил нас в резерв 67-й армии, а оттуда командирами взводов в 8-й отдельный огнеметный батальон. Я и Ткаченко в одну роту попали, а парень с 14-й роты в другую.

Офицеры 8-го отдельного ордена Александра Невского огнеметного батальона в Берлине, 1945 год. Справа сидит В.В. Мясников. Рядом с ним сидит лейтенант Ткаченко

- Какова была структура батальона?

- Батальон насчитывал примерно четыреста человек. Три огнеметные роты, техническая служба, она отвечала за снаряжение огнеметов, небольшая медслужба, финансист.

На вооружении батальона были фугасные огнеметы ФОГ-2 – это сварной баллон, высотой примерно полметра, в который заливается 25 литров огнесмеси. В верхней части баллона два отверстия, в один из которых вварен стакан, в который помещался пороховой патрон (200 грамм трубчатого пороха), а в другую сифонная труба, которая заканчивалась брандспойтом, под которым находилась зажигательная шашка. Было два способа подрыва: первый – электрический, когда от зажигательной шашки, и от порохового патрона к источнику тока или на подрывную машинку идут провода. Второй способ – устанавливался модернизированный упрощенный взрыватель, который инженеры применяли при установке мин. От него натягивалась проволока или шнур. Внужной момент проволкой или шнуром из взрывателя выдергивается чека и происходит поджиг. Внутри баллона колосник, это такая перфорированная решетка. Пороховая шашка создает давление внутри баллона, колосник его распределяет по всей поверхности, выдавливая огнесмесь, которая подходит к брандспойту и там поджигается. На выходе получается струя огня.

Схема огнемета ФОГ-2 и огнеметной позиции

- А какова дальность поражения?

- Гарантированная – 80 метров, максимальная – 100 метров.

- Какова была тактика применения огнеметов?

- Огнеметные подразделения занимали рубежи перед противотанковой артиллерией, или на самостоятельных участках обороны. Огнеметная точка представляла из себя окоп в виде подковы, концы которой направлены в сторону противника. Перед каждым концом зарывалось по два огнемета, и еще в тылу ее один-два огнемета, таким образом 5-6 огнеметов в огнеметной точке. Готовили огнеметную позицию и вели в ней бой два человека. На специальной фанерке (карточке), на которой была составлена схема какой огнемет, какое направление, выводились провода, один провод уже подключен к батарее, а другой свободен. В зависимости от того, как цель подходит под направление стрельбы, подсоединяется провод нужного огнемета и происходит выстрел.

- С ФОГа один выстрел производился, или можно было сделать несколько выстрелов?

- Нет, несколько раз из одного огнемета выстрелить нельзя. Вся огнесмесь выбрасывается одним выстрелом.

В батальон я прибыл, когда он стоял под Псковом. Участвовали в освобождении Пскова, потом освобождали Эстонию, Латвию. После освобождения Риги батальон был выведен в район Адажи на доукомплектование. Получили пополнение, обучили его. Учили солдат выдвижению к переднему краю, как копать огнеметные точки, ставить огнеметы, подключать электропроводку. Хитрость в чем была – при подключении элетропроводки надо было правильно завернуть гайку у пороховой шашки и зажигательной звестки, чтобы не раздавить содержимое. А то можно так плотно затянуть, что разрушить и то, и другое. Вот этому надо было обучить солдат. После пополнения наш батальон был направлен в 5-ю Ударную армию 1-го Белорусского фронта.

В марте 1945 года мы прибыли на 1-й Белорусский фронт. Батальон, на американских амфибиях, был переплавлен через Одер на Кюстринский плацдарм, где мой взвод и взвод лейтенанта Ткаченко заняли позиции на стыке двух полков. Позиции, которые оказались в ста метрах от немецких, занимали ночью. Днем на плацдарме жизнь была тревожной, мы старались особо не показываться, активно работали немецкие снайперы. А на ночь я выдавал каждому бойцу по шесть дисков на автомат и в течение ночи он должен был их расстрелять в назначенный сектор в сторону противника.

Полмесяца мы находились на этом плацдарме. Находясь на передовой, мы, конечно, никакой подготовки к наступлению не видели, но чувствовалось, что оно скоро начнется. На фронте же как было – если до наступления далеко, то повозочные из тыла аккуратно едут, опасаются. А как только они пронюхают, что наступление скоро – так уже посмелее едут, ночью чуть ли не на передний край лезут.

16 апреля, внезапно для нас, началась артподготовка. Когда стало светать, приехал капитан, зам. начальника штаба батальона. Приказал огнеметы снять и приготовиться к передвижению вперед. Тогда сильнейший туман был, как в молоке ходишь, ничего не видно. Мы огнеметы из земли вытащили, скомпоновали, потом пришли машины. Огнеметы на них погрузили и вперед. Где-то войска задержались, надо закрепляться. Нам команда: «Поставить огнеметы на таком-то участке». Быстро развернулись, окопались, ждем атаки. Атаки нет. Опять команда: «Снять огнеметы». Сняли и пошли дальше. Так мы прошли Штраусберг и 22 апреля, со стороны Карлхорста вошли в Берлин.

В Берлине мы были приданы 144-й Азербайджанской стрелковой дивизии, входившей в состав 5-й Ударной армии. Выйдя к Шпрее, дивизия уперлась в мост, который долго не могла захватить.

Этот мост был двухэтажным. На первом уровне шла пешеходная дорога, а справа от нее автомобильная дорога, а на втором уровне была железная дорога, метро. На первом ярусе была автомобильная и пешеходная дорога. Справа по мосту шел бортик, высотой где-то метр, а слева от автодороги были столбы, на которых держалась верхняя часть моста. Отступая, немцы в двух местах взорвали автодорогу, и в двух местах железную дорогу, а вся пешеходная часть моста осталась целой.

Полк с хода пытался преодолеть этот мост, но ничего не получилось. Тогда командование решило ночью послать огнеметчиков.

Надо сказать, что в Берлине бои шли день и ночь, действовали штурмовыми группами, так что мой взвод был разделен на две группы по пятнадцать человек – одной группой командовал я, а другой помкомвзвода. Соответственно, одна группа действовала днем, а другая ночью.

В час ночи я, от командира роты, получил задачу захватить мост и выбить из домов на набережной. Взял свою группу, пятнадцать человек, и начал движение. Вышли на мост, а он же давно немцами пристрелян… Кромешный ад… Немцы как дали по нам из автоматов, пулеметов, минометов и фаустпатронов. Одно спасение – вот те столбы, они четырехгранные, где-то полметра шириной. Мы за этими столбами укрывались, тут самое главное было выдержать, пока по нему бьют – искры летят, осколки камня, а ты стоишь, главное вперед не броситься. Как немцы огонь перенесли – можно к другому столбу перебежать. Таким образом мы достигли середины моста, где стояло две башни, в которых был механизм развода моста.

Пока дошли до середины – стало светать. На немецкой стороне справа и слева от моста стояло два здания, из которых немцы вели огонь, и как только стало светать – немцы огонь усилили. Я решил выдвинуть огнемет к правому дому, чтобы поджечь его и уменьшить огонь. Два солдата с огнеметом доползли до бортика и поползли вдоль него, чтобы поближе к дому подобраться. Я в это время лежал за завалом и командовал, как двигаться. Все, на сто метров к дому подползли, можно стрелять, и ничего не получилось… Смотрю, солдаты огнемет бросили и побежали на левую часть моста. Добежали до столбов и залегли там. Оказывается, осколком разбило пороховой заряд, так что огнемет не мог стрелять.

К этому времени рассвело, немцы, стараясь нас выбить, сконцентрировали огонь. Но тут нас поддержал полк. С нашей стороны моста было большое здание, у которого размещалась артиллерия, и она открыла огонь по дому, который слева от моста стоял.

Дом загорелся, и мы, ничего не дожидаясь, бросились в него. Я понимал, что со своими пятнадцатью солдатами немцев из дома выбить не смогу, так что мы проникли в подвал этого дома, и потом, подвалами, дошли до конца квартала, на Силезскую улицу, которая шла параллельно реке. Вылезли из подвала, где-то уже метрах в 300 от моста, и с двух огнеметов произвели выстрел по дому, который был справа от нас. Дом загорелся, а огня люди еще с тех времен, когда обезьянами были, боятся.

Мост через Шпрее, за взятие которого В.В. Мясникову было присвоено звание Героя Советского Союза

- А сколько в вашей группе было огнеметов?

- Пять или шесть, по два человека на огнемет.

Так вот, после поджога дома мы, поджигая встречающиеся дома, пошли обратно к набережной. Вышли на нее, и пошли вдоль набережной. Метров сто прошли, еще один дом. Выстрелили в подвал, тут сразу появился немец с белым флагом, который сказал, что в доме человек шестьдесят немцев, и солдат, и гражданских, и, если мы сохраним им жизнь, они сдадутся. Я приказал поставить напротив подъезда огнемет и сказал, чтобы они выходили без оружия.

Видя, что у нас успех, я послал посыльного за второй половиной своего взвода. Когда они пришли, нас уже тридцать стало. Командир роты увидел наш успех, и послал еще один взвод. Мы еще продвинулись метров триста по набережной, саперы в это время готовили мост для прохода техники. А потом прибежал посыльный, который передал приказ сворачиваться, для действия на другом направлении. За этот бой мне было присвоено звание Героя Советского Союза.

Схема боя за мост

- Спасибо Владимир Владимирович. В 1940 году была введена плата за обучение в 9-10 классах.

- Я с этим не сталкивался. У нас обучение было бесплатным.

- Когда началась война, вы думали, что она будет такой долгой и тяжелой, или, как говорилось в довоенной пропаганде «малой кровью, могучим ударом»?

- Разумеется, исходя из нашего опыта, мне же всего 17 лет было, говорить о точных прогнозах не приходилось, но мы считали, что война будет скоротечной и, конечно, она не будет длиться четыре года, как Первая мировая война.

- По воспоминаниям, после начала войны многие молодые люди добровольно шли в военкомат с просьбой направить их на фронт. Вы с этим сталкивались?

- Лично я – нет. Я же при прохождении приписки был признан годным к нестроевой службе.

- С началом войны у вас в колхозе увеличилась норма выработки?

- Увеличилась или нет – этого я вам сказать не могу, не знаю. Но, по крайней мере, в поле ничего не осталось неубранным.

- А как с началом войны стало с продовольствием?

- Безусловно, хуже. Голодно было. Но в 1941 году был хороший урожай ржи, это и выручило.

- 1941-1942 год, немцы под Москвой, на Кавказе и в Сталинграде. Никогда не было ощущения, что страна погибла?

- Не было. Всегда была уверенность, что мы победим.

Правда, осенью 1941 года мы уже за Москвой, ближе к Владимиру, строили оборонительные сооружения. Но даже тогда мы видели, что, даже в случае падения Москвы, страна будет продолжать борьбу.

- Владимир Владимирович, после призыва вы попали в училище химзащиты. Чему в нем обучали?

- Мы изучали боевые отравляющие вещества, их разведку и индикацию, то есть, как на приборах определить какое отравляющее вещество применено, дегазацию местности, технику химических войск, ну и обычное оружие, в том числе огнеметы. А главное – мы изучали как осуществлять защиту частей и подразделений от применения химического оружия.

- Ожидалось применения немцами отравляющих веществ?

- Конечно.

- Каков был постоянный состав училища, командиры, преподаватели? Были среди них фронтовики?

- По-разному, были и фронтовики, которые пришли в училище после ранения, несколько преподавателей у нас были инвалидами. Были и те, кто не был на фронте. Вот, например, мой командир взвода, лейтенант Кошечкин, молоденький такой – он на фронте не был, только училище окончил.

- По вашему мнению, то, чему вас обучали в училище, было необходимо на фронте, или что-то можно было опустить?

- Видите ли, нас же в училище, в основном, готовили как офицеров химзащиты, а не как огнеметчиков. Конечно, огнеметы мы изучали, учились их снаряжать, но занятий по огнеметам у нас было мало, потому что где-то под Москвой находилось огнеметное училище. Но, видимо, этого огнеметного училища было недостаточно, поэтому в огнеметные части направляли химиков.

Но, наука была невеликая, так что мы быстро их освоили.

- Владимир Владимирович, в 1944 году вас назначили командиром огнеметного взвода. Каков был состав вашего взвода по численности, по возрасту?

- По численности во взводе было тридцать три человека, но, разумеется, в зависимости от потерь, могло быть и меньше. А по возрасту – разный возраст был, у меня в 1944 году во взводе уже были солдаты 1927 года рождения, были и старше. От 17 до 40 лет.

- Когда вы пришли во взвод, в нем много было фронтовиков?

- Да они все были фронтовики.

- Как они к вам относились? Вам всего 20 лет и вы только из училища, а подчиненные у вас и старше, и обстрелянные.

- Относились как положено относиться к командиру. Никаких проблем не было.

- А каков был национальный состав во взводе?

- Разный. Знаете, тогда на национальный состав как-то не смотрели, все были советские люди. У меня во взводе и евреи были, и молдаване, и русские, и украинцы.

- Какой был примерно уровень образования солдат?

- Трудно сказать. Начальная школа у всех была.

- Огнеметы только в технической службе заправляли, или и во взводе тоже?

- Нет, только в технической службе.

- Огнесмесь была постоянной, или зависела от времени года?

- Нет, огнесмесь постоянная. Бралась бензоголовка, в которую добавлялся загуститель, порошок ОП-2. Получалась такая вязкая смесь, что-то вроде напалма.

- То есть никаких эрзац-смесей не было?

- Никаких эрзацев.

- У огнеметчиков была какая-нибудь защитная экипировка?

- Нет. Никакой защитной экипировки.

- Не страшно было? Вот в том же Берлине, когда солдаты по мосту ползли, если пуля пробьет бак – расчет же сгорит.

- Почему сгорит? Смесь же загущенная, а не бензин, может и не загореться.

- А как бойцы передвигались с огнеметами в том же Берлине? Он же тяжелый, просто так с ним не побегаешь.

- Пока мы стояли на Одере, в тылу были сделаны специальные коляски. Огнемет ставился на эту коляску, крепился болтами и так мы с ним передвигались. У ФОГ-2 стволик небольшой был, за габариты баллона не выходил, так что его можно было перекатывать.

- Как вы оцениваете ФОГ-2?

- Хорошее оружие. В Берлине я, со 100 метров, первым же выстрелом попадал в окно второго этажа.

- Кроме огнеметов, какое оружие было у взвода?

- Автоматы, а у меня пистолет. Причем, когда я прибыл в батальон, мне выдали наган. А я же с 13 лет на охоту ходил, оружие люблю, знаю, но обязательно должен его проверить. Так что, я наган зарядил и пошел в поле. Начинаю стрелять – а наган не стреляет. Стал его осматривать, смотрю – у нагана бойка нет. Пошел, вернул его в техчасть, взамен мне выдали ТТ, и, в основном, я с ТТ и воевал. А на плацдарме на Одере мне, светлой памяти, капитан Христенко, для разнообразия, подарил немецкий парабеллум. Тот был мощнее ТТ.

- Вы упомянули, что через Одер вас переправляли на американских амфибиях, а какие вообще машины были в батальоне?

- У нас в батальоне машин мало было, их, в основном, техчасть использовала. Когда батальон надо было куда-нибудь перебросить, нам давали студебеккеры. На машинах были механизированные огнеметные батальоны, на 1-м Белорусском, был и 19-й механизированный огнеметный батальон.

- Вы сказали, что в Берлине послали посыльного за второй группой, а как вообще осуществлялась связь между, например, командиром взвода и командиром роты?

- Да также посыльным. У нас телефонной связи даже в обороне не было.

- Потери в батальоне вообще большие были?

- Разные, в зависимости от того, какие бои вели. Самые большие потери, конечно, мы понесли в Берлине, но и до этого тоже не сладко было, раз нас после взятия Риги на переформирование вывели.

- Как на фронте относились к замполитам?

- Нормально относились. Политработники же они не только агитировали, они еще учили солдат, показывали как надо вести себя в атаке, что делать, когда ворвались в окопы, когда стрелять, когда не стрелять, как драться ножом.

- Вы во время войны со СМЕРШем сталкивались?

- Что значит «сталкивались»? У нас в батальоне был представитель СМЕРШа, я его знал в лицо. Правда, у меня во взводе он никогда не был и на фронте ни в Прибалтике, ни в Германии я его не видел.

- А как вообще относились к сотрудникам СМЕРШа? Боялись?

- Здесь какое дело – если у кого какой грех есть – СМЕРШ за ним смотрит, а у кого никакого греха нет – СМЕРШ на него и внимания не обращает.

Меня когда на мосту в голову ранили, ко мне пришла медсестра, про которую я знал, что у нее хорошие отношения с сотрудником СМЕРШа. Может ее СМЕРШ послал, может не послал, но, думаю, при ее хороших отношениях, она представителю рассказала, что у меня на этом мосту было.

- Как кормили на фронте и в училище?

- В принципе, голодными мы ни там, ни там не были. Например, в училище для постоянного состава была одна норма, кажется третья тыловая, а для курсантов другая. Овощей, конечно, хоть мы и были в Средней Азии, мало было, так что, когда во время занятий командир нас клал в каком-нибудь огороде, где росла капуста, то мы с удовольствием эту капусту ели.

На фронте, конечно, все зависело от обстановки. Когда мы находились на переднем крае, нас кормили утром, когда еще темно, и вечером, когда стемнеет, а весь день мы были, ну, голодными, если можно так сказать. Но это нормально, потому что, когда нейтралка сто метров, а автомат стреляет на двести – как тут пищу подвезешь?

- Сто грамм выдавали?

- Нам не выдавали.

- Вши были?

- Были. Вообще, все от человека зависит – если человек нервничает, болеет душой, у него заводятся вши.

- Как с ними боролись? Как вообще было построено санитарное обслуживание в училище и на фронте?

- В училище санитарные нормы очень строго соблюдались. Перед вечерней поверкой обязательно осмотр на наличие вшей, каждую неделю перетряхивали матрасы, меняли солому, ходили в баню. А на фронте, ну, во-первых, когда выводили из боя – обязательно баня. Потом, после бани, брали утюги и прожаривали форму, особенно швы, вши же в них заводятся.

- На фронте были какие-нибудь приметы, суеверия?

- Не знаю. Я не суеверный.

- Владимир Владимирович, вы воевали в Прибалтике и Германии. Как местное население относилось к советской армии? И как армия относилась к местному населению?

- Знаете, в Прибалтике к нам относились хуже, чем в Германии. Прибалтика же к нам в 1940 году, незадолго до войны присоединилась, и там сразу установили налоги как в России. Причем, эти налоги в чем-то были меньше, чем раньше, а в чем-то больше, и население этими большими налогами было недовольно. Потом, там наши органы до войны поработали, кого-то арестовали, кого-то выселили, поэтому в Прибалтике местное население сопротивлялось советской власти. Не все, конечно, но, тем не менее, сопротивлялось, и после войны это сопротивление продолжалось.

А немцы – люди дисциплинированные. Им сказали: «Война кончилась, подписан акт о безоговорочной капитуляции», – и все, никакой партизанской войны они не вели.

- Владимир Владимирович, войну вы окончили в Берлине. Расписались на Рейхстаге?

- Нет. Я поздно к Рейхстагу пришел, там уже все стены исписаны были, так что, чтобы расписаться, я должен был стереть чью-то фамилию, а этого я себе позволить не мог.

- Ну и последний вопрос. 9 мая 1945 года, как вы узнали о Победе и какое было чувство?

- 2 мая 1945 года, когда закончились бои в Берлине меня со взводом послали в будущий американский сектор Берлина, он же на Ялтинской конференции был разбит на сектора. Там, в районе Вест Хафен, Западная гавань по-русски, находился бактериологический институт Роберта Коха, он целый квартал занимал. Я должен был этот институт охранять, чтобы никто не мог проникнуть на его территорию, ничего не побили и не разнесли заразу по всему Берлину, позже туда приехали медики из 5-й Ударной, медики фронта, которые уничтожили все опасные бактерии. С 9 мая ответственность за институт уже взяли американцы. Так что о Победе узнал, будучи на охране института.

Я как раз обходил посты, и тут началась такая стрельба – зенитки стреляют, автоматы, пулеметы и крик: «Победа!» Причем, от зенитных снарядов осколки вниз сыпятся, а бежать куда-то в укрытие уже неудобно.

А что чувствовал? Радость, радость, что окончилась эта война на истребление.

- Спасибо Владимир Владимирович.