Родился я 31-го января 1922 года в Тульской области. Деревня Безово Чекалинского района.
Семья у нас была большая: отец, мать и пятеро детей. Самая старшая - сестра Прасковья, брат Фрол – участник финской войны. Там он был ранен, остался без глаза… После меня родился Вася, который пропал безвести. Единственное, что нам удалось про него узнать, что он воевал пулеметчиком на Волховском фронте. Самой младшей была сестра Мария, и еще с нами постоянно жила сестра отца – Прасковья. По существу она мной и занималась. Ее муж - Афанасий тоже погиб на фронте…
Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.
До образования колхозов мы были середняки. Не бедствовали, но и особого достатка не имели. Кто-то из наших родственников имел мельницу, так их раскулачили, а нас не трогали. У нас только сарай забрали для колхоза.
Помню, как в 1933 году через наши села в сторону Москвы шли оголодавшие беженцы с Украины и меняли свои вещи на любые продукты. Но сами мы не голодали, правда, помню, что тогда в хлеб разное добавляли.
Семь классов окончил в школе в Березове и в 1937 году поступил в Калужский гидромелиоративный техникум. Просто у меня был приятель, который на год раньше поступил в этот техникум и после его рассказов, я решил пойти по его стопам. Четыре года там учился и окончил его летом 41-го.
Какой вам вспоминается жизнь во время обучения в техникуме?
Учиться было тяжело, потому что учили высшую математику, а преподаватели все были старой закалки - очень строгие и требовательные. И запомнилось, какое уважение было к военным. Может, и не поверите, но в кинотеатре уступали им место.
Приближение войны как-то ощущалось?
То, что международная обстановка сложная, мы понимали. Много времени уделялось занятиям по начальной военной подготовке. Сдавали нормативы ГТО, ПВХО и другие. А я к тому же два года занимался в аэроклубе, так там на занятиях нам рассказывали, что международная обстановка очень нестабильная. Сначала ругали немцев, Гитлера, потом англичан.
Как вы узнали о начале войны?
В июне 41-го мы проходили преддипломную практику в тресте «ТулаВодСтрой». На одной станции под Тулой строили пруды и проводили оросительную систему в хозяйстве, которое должно было обеспечивать город овощами. Вот там и узнали… Это было неожиданно, хотя к войне нас готовили.
А потом мимо нас в сторону фронта беспрерывно шли и шли эшелоны с частями, а в обратную сторону с ранеными…
Но уже в августе нас отозвали с практики, дали два дня попрощаться с родителями и 13-го числа нас, человек сто, окончивших техникум, направили в Киргизию. Причем вся наша группа ехала в одном вагоне. А в нем почему-то не оказалось верхних полок, только сидячие места. Приехали во Фрунзе, и нас зачислили в 24-ю школу пилотов.
Каждый день по восемь часов занятия да еще по несколько часов самоподготовки, так что уставали очень сильно. Бывало на занятиях сидишь, преподаватель рассказывает, а тебя в сон клонит, прямо рубит, тут он как указкой стукнет…
В общем, занимались там: сентябрь, октябрь, ноябрь, а в декабре вдруг школу расформировали. Инструкторов и самолеты забрали на фронт, а нас перебросили в Сталинабад и около месяца мы там прождали, что образуется не летное, а техническое училище. Но потом всех построили, и часть отправили в училище связи, а часть, в том числе и меня, направили в Ташкент, в училище химзащиты, эвакуированное из Харькова.
Проучились там полгода. Считаю, подготовили нас нормально, вот только питание там было слабовато. Постоянно хотелось есть.
А в июле 42-го нам присвоили звание лейтенантов, и направили в Москву. Там в Измайловском парке формировался 80-й Гвардейский минометный полк РГК, и меня назначили начальником химической службы его 362-го минометного дивизиона. Получили установки БМ-13, и уже в начале августа наш полк оказался под Сталинградом.
Еще на подходе к городу мы непрерывно вели огонь по немцам. Насколько я знаю, в Сталинградской битве участвовало 115 таких же дивизионов как наш.
А непосредственно в Сталинграде мы находились с сентября. Штаб дивизиона располагался в сквере защитников Царицына, и как-то ночью мне пришлось выполнять какое-то задание, а днем решил отоспаться. Только забрался поспать в кузов полуторки, которая стояла возле кухни, как прибегает посыльный: «Вас вызывает начштаба полка!» Прихожу: «Помогите моему помошнику, - тот калмык был, - оформить документы!», и тут стекла как полетели… А немцы бомбили так – каждый день какой-то квартал начисто стирали. И очевидно в тот день они решили заняться нашим кварталом. В общем, кухня оказалась уничтожена и те, кто у нее кушали, там и остались… Кто на скамейках сидел, тех прямо в них вбило ударной волной… Командиру взвода живот распороло и он умолял, чтобы его добили… Так что если бы я в той машине остался, то сейчас бы мы с вами не разговаривали…
Но когда в городе разгорелись уличные бои, то из Сталинграда нас вначале перебросили за Волгу, а уже оттуда на границу с Калмыкией. Прибыли в село Хатван, а там даже сплошной линии фронта нет. Как начальник химслужбы дивизиона я был почти не занят, поэтому мне давали разные поручения. Чаще всего использовали как офицера связи, но в тот момент у нас выбыл командир взвода ПТО и ПВО, поэтому мне приказали командовать этим взводом. Оборудовали там точки с ружьями ПТО, а 17-го ноября мне приказали со взводом прибыть на передовую у населенного пункта Садовое. 18-го смотрю, в пехоте шевеление, все чистят оружие, а 19-го прибыли «Катюши». Зарядились, и как началась артподготовка…
Румынскую оборону прошли легко, но в районе Котельниково развернулись очень сильные бои. Я находился на КП батальона, и слышал, как командиры рот докладывали: «Такой огонь, что головы не поднять!» Наш дивизион тоже жару давал, а потом как-то ночью заняли новые позиции. Утром звонит командующий Армии – «Маскируйтесь!» А чем маскироваться-то? И утром нас разбомбили… Но личный состав успел укрыться под мостом, а установки оказались повреждены. Тут как раз немцы атаковали и заняли наши позиции с разбитыми «катюшами». Их пытались подорвать, но заряды почему-то не сработали. Попахивало страшным ЧП – секретное оружие попало в руки к немцам. Тогда командование приняло решение атаковать и уничтожить поврежденные установки во что бы то ни стало. Приказ мы выполнили, но это стоило жизни командиру дивизиона и нескольким офицерам - немецкий танк расстрелял их машину...
Установки-то взорвали, но к ним осталось много боеприпасов, и новый командир дивизиона вызывает меня: «Организуй охрану! А если возникнет угроза захвата их немцами – немедленно подорвешь! Сумеешь?» - «Думаю смогу!»
Но когда перевозили эти боеприпасы, над нами летала «рама» и видимо с нее нас засекли. Потому что на следующий день один самолет прилетел и отбомбился, другой, третий. В какой-то момент я не выдержал, пошел в сторону дивизиона. Только отошел метров на сто – летят три самолета. Укрылся в какой-то воронке и стал смотреть, как они бомбят. Чудом тогда уцелел… Но до сих пор удивляюсь. Там стояли бочки с маслом, их осколками посекло, пробило, но сами снаряды не взорвались. А они ведь чем опасны - если загорятся, то сами летят. В районе Котельниково есть такая деревня Челиково, так там был такой случай. На переправе через реку машина перевернулась, и боеприпасы как стали рваться и полетели, пехота подумала, что бой начался. В общем, в полку после этих боев остался всего один дивизион. Люди остались, а установок нет.
А в нашем дивизионе личный состав был в основном из москвичей, и только взвод ПТО и ПВО целиком состоял из грузин. Они нормально служили, но по точкам стоять на посту мало кто выдержит. Комиссар меня вызывает: «У тебя люди спят!» Поэтому по ночам я ходил с палкой и если паразит спал, то я его «будил». Потом спрашиваю: «Я тебя хорошо огрел? А если бы это немец оказался?!» Но они хорошие ребята были и за «науку» не обижались.
В общем, дошли до Матвеева Кургана, перешли к обороне, а нас перебросили в Батайск. Там распределили по квартирам, но утром как-то просыпаюсь, паровозные сирены воют. Гляжу, немецкие самолеты летят: три, за ними еще три… Пробомбили станцию, но разрушения оказались небольшими. Повезло, что земля оказалась сырая, бомбы уходили на глубину, там взрывались, и получались не воронки, а вроде как крот землю разрыл. А вот если бы стояла сухая погода, то все…
Потом нас отправили на переформировку в Москву. Расположили в какой-то школе, но теснота там была… Ужасная - не то слово. Чтобы просто повернуться во сне, нужно было растолкать соседей. И запомнилось, что почему-то было категорически запрещено общаться с москвичами. Но в мае в дивизионах должности начхимов сократили и меня направили в резерв отдела кадров зенитной артиллерии в Кунцево.
Пробыл там месяца два, но зенитные части в это время не формировались. Потому что у немцев как раз появились новые тяжелые танки, броню которых пробивали только снаряды 85-мм зениток. Поэтому из них стали формировать противотанковые дивизионы. В начале июля меня вызвали в штаб, там какой-то майор сидит. Как оказалось, командир 1712-го зенитно-артиллерийского полка майор Жигулин. Побеседовал со мной: «Ну, беру тебя в свой полк!»
И отправили нас прямиком на Курскую дугу. Разгружались на станции Обоянь, которую постоянно немцы бомбили. Там наш полк включили в состав 38-й зенитно-артиллерийской дивизии. В нее входило два полка средней артиллерии, а наш считался полком МЗА (малая зенитная артиллерия), потому что у нас был дивизион с 37-мм пушками и дивизион крупнокалиберных пулеметов.
Участвовали в Курской битве, а потом двигались до Днепра и вышли к нему у городка Канев, где находится могила Тараса Шевченко.
В ноябре, когда началось форсирование, наш полк прикрывал переправу на Черкассы. Немцы бомбили крепко, но за эти бои нашей дивизии присвоили почетное наименование «Черкасской».
В феврале 44-го участвовали в Корсунь-шевченковской операции. Ее еще называют «Сталинград на Днепре», так что я по праву могу себя считать дважды сталинградцем.
Потом зимовали в каком-то сосновом лесу, и только в марте месяце получили приказ перейти в наступление. А это же на Украине самая грязища, распутица… Но если установки были на «студебеккерах», и худо-бедно могли продвигаться вперед, то все тылы на своих ЗИСах безбожно отстали. Командир полка приказал мне дождаться, так я их в Ямполе с неделю, наверное, прождал. А полк в это время через Сороки вышел к Пруту. Штаб полка расположился в Скулянах, а батареи на высотах под Яссами, как раз там, где находится монастырь.
30-го мая румыны вдруг перешли в наступление. А накануне, замполит полка прибыл в штаб, но это место накрыла немецкая дальнобойная артиллерия и он погиб. 29-го вечером с почестями его похоронили, и командир полка говорит: «Я останусь в Скулянах, со мной лейтенант Егназаров» - начальник связи полка. А на следующий день румыны атаковали, а немецкая авиация просто свирепствовала. Комбат звонит на КП: «Пехота отходит, что делать?» А у нас закон был такой – без разрешения с КП комбаты не имеют права менять позиции. Я ему передаю приказ командира: «Надо удержаться! Если покинете укрытия - вас сразу расстреляют!» Потом прибыл комполка, и позиции все-таки удержали.
И в июле румыны тоже попытались атаковать. После короткой артподготовки полезли, но наши «Катюши» дали залп, и наступление захлебнулось.
А 20-го августа мы перешли в наступление и уже 21-го были в Яссах. За бои в Румынии меня наградили орденом «Красной Звезды». Там такое дело вышло.
Большая немецкая группировка оказалась окружена, но часть их сдалась, а часть решила через Карпаты прорываться к своим. И нас перебросили для уничтожения окруженной группировки в район Хуши. Там однажды захватили немецкий обоз и взяли в плен полковника.
Но как-то вечером расположились в одном селе, и мы с водителем решили осмотреться. Отошли метров на сто, как вдруг слышим что-то вроде «Ура!» Смотрим, а это немцы атакуют какую-то тыловую часть. Штаб мигом свернулся, я тоже вскочил на машину, даже вещи свои не успел забрать. Шинель и вещмешок так и остались на завалинке у дома.
Выехали на дорогу, и комполка приказал замначштаба пробиваться к нашим частям, а мы организовали оборону. Всю ночь, в свете горящей скирды соломы вели бой, но к утру по существу оказались в окружении. У нас хоть и зенитки и крупнокалиберные пулеметы, но комполка решил смотаться оттуда. Я, начальник связи и один солдат пошли разведать маршрут для вывода полка. Разведали, но только построились и двинулись, как немцы очухались. Их самоходка открыла по нам огонь и повредила самую последнюю установку, но все-таки мы проскочили. Едем через румынские села, румыны нам машут как освободителям, а мы драпаем… Приехали в свой дивизион, а нам говорят: «Мы же вас чуть не накрыли! Думали, это немцы едут…» Вот за эти бои меня и наградили. (На сайте www.podvig-naroda.ru есть выдержка из наградного листа, по которому начальник химической службы 1712-го зенитно-артиллерийского полка гвардии лейтенант Потапов И.И. был награжден орденом «Красной Звезды»: «В период боев с 20 по 28 августа 1944 года по ликвидации окруженной группировки противника в районе ст.Красна и д.Сус лейтенант Потапов с группой автоматчиков несколько раз выбрасывался навстречу атакующему противнику. В завязавшихся боях с превосходящими силами противника тов.Потапов со своей группой отбивал атаки уничтожив при этом 42 солдата и офицера противника и взяв в плен семь солдат. Тем самым не дал возможности противнику приблизиться к огневым позициям батарей, чем сохранил их дальнейшую боеспособность» - прим.Н.Ч.) (Некоторые подробности об этих боях можно почерпнуть из наградных листов, по которым были награждены командир полка и начальник штаба: «В ночь с 25-го на 26-е августа 1944 года при совершении марша в район Хуши полк, которым командует гв.майор Жигулин встретился с окруженной группировкой противника, которая хотела перерезать дорогу. Несмотря на численное превосходство сил противника, полк в течение 25-26 августа отбивал все контратаки противника с большими для него потерями. В результате этих боев полком было уничтожено до 1000 солдат и офицеров, сбит один самолет типа Ю-88, уничтожено до 400 повозок с военным имуществом и боеприпасами, одна 4-х орудийная батарея и 10 автомашин».
«В ночь с 25-го на 26 августа 1944 года при атаке противника на боевые порядки батарей, несмотря на то, что немецкие автоматчики отрезали подходы к батареям, гв.майор Лихач с явной опасностью для жизни добрался до батарей, организовал и восстановил нарушенную связь, и руководил боем, благодаря чему все атаки немецко-румынских автоматчиков были отбиты. Противник оставил на поле боя до 370 убитых и раненых солдат и офицеров.
30.08.44 на марше к новому району огневых позиций – ст.Красна, полк, который вел тов.Лихач, был внезапно атакован автоматчиками противника. Несмотря на тактическую невыгодную местность для развертывания полка в боевой порядок, гв.майор Лихач сумел развернуть полк к бою и массированным огнем всех батарей отбил атаку противника, не потеряв при этом ни одного человека. Противник же потерял до 150 солдат и офицеров» - прим.Н.Ч.)
Освобождали Румынию, Югославию совсем чуть-чуть - зацепили Субботицу, но там боев почти не было. Зато что творилось в Венгрии в боях за Сегед, Будапешт и на Балатоне… (Некоторые подробности о боях за Будапешт можно почерпнуть из наградного листа на начальника штаба полка: «… В боях за Будапешт полк успешно отражал групповые налеты вражеской авиации на мосты в районах: Рацково, Майошхаза, мост через Дунай в районе леса Шилле… В этих боях 1712-й ап МЗА отбил семь групповых налетов противника, сбив при этом шесть самолетов, тем самым обеспечил успешное продвижение наших войск. Командир гв.майор Жигулин» - прим.Н.Ч.)
А войну мы закончили только 11-го мая в Братиславе. Добивали там части «власовцев», которые пытались прорваться на запад.
Как вы узнали, что война закончилась?
Меня куда-то направили, и я заночевал у словаков. Угощали меня, даже заплакали, такое было хорошее отношение. Потом вдруг услышали стрельбу…
А как бои закончились, в Братиславе стол развернули, и пригласили чехословацких вояк. Комполка нас предупредил: «Выпивайте, но разум не теряйте!», поэтому с нашей стороны все прошло нормально. Зато чехи как выпили, дебош между собой устроили, это мне запомнилось.
За границей, где лучше всего встречали?
В Югославии, там очень добрый народ. И в Чехословакии, и даже в Венгрии, хотя казалось бы, там наши ярые враги. Помню, там наши солдаты где-то набрали местных денег и мне дали немного. А мы стояли на квартире, и хозяева мне за них предложили купить часы. Зато в Яссах, помню, остановились у одной вредной старухи, она все недовольная была. Так что везде разные люди.
Но больше всего мне понравилось в Венгрии и в Чехославакии. А вот Румынию мы прошли как-то быстро. Причем, мирных жителей поначалу даже не видели. Как-то вошли в одно село, а там ни одного жителя - все разбежались, боялись нас. Тогда командир полка вызвал нашего молдаванина: «Иди, найди их. Скажи, если не появятся - сожжем все село!» Потом смотрим, появляются, один, другой, третий. Еще нам бросилось в глаза, что в сельских домах были маленькие окна. Как нам объяснили, у них был налог на свет…
А когда я после войны служил в Германии, то там мне понравился порядок. Просто удивительно. Бывало, наши офицеры по пьянке пистолеты теряли, так немцы их сами в комендатуру приносили. А в одном городке, где довелось служить, их бургомистр издал приказ – запрещал продавать русским военнослужащим спиртное. И как-то мне нужно было купить – не продали. Как ни уговаривал продавщицу, но так и не продала мне. А у нас сейчас?! Хоть детям продадут, лишь бы прибыль получить.
Были у вас какие-то трофеи?
У меня был какой-то пистолетик. Но когда патроны к нему кончились, я его выбросил.
А посылки домой не посылали?
Это из Германии посылали, а у нас откуда? У меня ничего не было, так что посылать? Зато у нас в полку было две трофейные легковые машины, мы их в Румынии захватили. Одна из них – маленький «Мерседес» с воздушным охлаждением. Если дорога хорошая, то он скорость набирал высокую, соответственно воздух нормально поступал и охлаждал двигатель. А если нет, быстро перегревался. И когда мы двигались через Карпаты в Венгрию, у него вдруг отказало освещение. А у нас начальником штаба был майор Лихач. Так он сам сел за руль, мы с начсвязи с ним, и поехали за нашей штабной будкой. Но в какой-то момент перевернулись, слава богу, все живые и почти без повреждений. Пересели в будку и поехали дальше.
У вас, кстати, ранения, контузии есть?
Нет. Правда, как-то в одном месте попал под сильный минометный обстрел, чудом тоже уцелел, но в правую кисть на излете попал маленький осколочек. Но это я даже не считаю.
На фронте вы надеялись остаться живым или думали, что погибните?
Больше переживали те, кто имел семьи, детей. Вот они хотели вернуться живыми. А нам, молодым, было все равно. Нам терять было нечего. Помню, когда немцев окружили, я ходил в полный рост, командир полка даже ругался на меня. И не потому что я такой смелый, просто человек ко всему привыкает. Даже к смертельной опасности. Но я почему-то думаю, что вот если стал бы летчиком, то непременно бы погиб. А так остался жив.
А вам самому убивать пришлось?
Лично я в атаки не ходил, но стрелять мне приходилось. Но разве там поймешь, кто попал? Вот когда мы в Румынии пошли в разведку, на дорогу, метрах в ста от нас, вдруг вышли три немца. Открыли по ним огонь, я из карабина, но вроде, ни в кого не попали. И тогда же, во время Ясско-Кишиневской операции был один случай. Какие-то солдаты вели пленного и решили его расстрелять. Но когда я подошел он еще жил, и я его дострелил, чтоб не мучился…
И часто такие случаи происходили?
Говорят, бывали, но я такого больше не видел.
Многие фронтовики нелестно отзываются об особистах и политработниках.
С особистами я почти не общался, а политработники мне попадались нормальные.
Ваше отношение к Сталину?
Я думаю, что в перегибах не Сталин виноват, а люди на местах. У нас в деревне, например, директор школы пострадал. Донесли на него, забрали, и больше мы про него не слышали… Хотя никогда не замечали, что он враг.
Но я считаю, если бы Сталина не было, мы бы не победили. Нужен был именно такой твердый руководитель. Потому что это как на корабле – когда он тонет, паника, поэтому к паникерам нужно принимать самые строгие меры. И ведь даже когда Моисей выводил евреев из Египта, то у них была очень строгая дисциплина. За любую провинность смертью карали! И правильно, потому что если людям, в которых еще осталось рабское мышление, дать послабление – задача выполнена не будет!
Сейчас принято обвинять Сталина в том, что мы «завалили немцев трупами». Вот лично у вас на фронте было ощущение, что людей у нас не берегут?
Не было, потому что у нас в зенитном полку были очень маленькие потери. Было заметно только преимущество немецкой авиации, но и от нее мы потерь почти не несли.
А вы, кстати, не знаете, насколько результативно воевал ваш полк?
Конечно, помню, что самолеты мы часто сбивали, но вот конкретных цифр вам не назову. (Выдержка из наградного листа на командира 1712-го полка МЗА майора Жигулина А.Ф.: «Прикрывая наши войска на правом берегу р.Прут, полк за короткий период времени с 30.05.44 по 4.06.44 в жестоких боях, постоянно находясь под бомбежкой и артобстрелом противника сбил 43 самолета противника. Всего же, полком за период с сентября 1943 года сбито 60 самолетов противника» - прим.Н.Ч.).
Какие люди служили у вас в полку?
Помню, что у нас было много ребят из Курской области. Совсем молодые, 25-го что ли года, но к концу войны они стали настоящими мужиками. А так у нас был полный интернационал. В основном, конечно, русские и украинцы. Но начальником связи полка был, например, армянин – Ерванд Егназаров, а офицером разведки полка был еврей – Абрам Зараховский.
Вы почти ничего не рассказали о вашей службе начхимом.
По правде говоря, как начхим я был почти не занят. Но у меня было целое отделение, даже машина была отдельная - «Форд», поэтому я зачастую выполнял обязанности офицера связи или какие-то другие поручения. А так я и занятия проводил, обучал людей. Следил, чтобы противогазы были на всех. Помню, что даже накидки бумажные на всех имелись. Как-то мне из-за них выговор закатали. Пока я был где-то в штабе, мои ребята их на столах расстелили, а тут проверяющий как назло приехал.
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
После войны служил в армии и уволился майором только в 1965 году. Жена у меня из Молдавии, поэтому приехали жить в Кишинев. Служил в гражданской обороне до 1987 года. Есть двое детей, трое внуков, правнуки, так что жизнь прожил не зря.
| Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |
