Интервью проведено при поддержке Московского Дома ветеранов войн и Вооруженных Сил
Я родился 24 июля 1930 года на Смоленской земле, в деревне Шахово. В 1935 году она была ликвидирована, а население переехало в соседнюю деревню и таким образом я оказался в деревне Дятлово
В семье нас было 10 человек детей. Сестры 25 и 27 годов рождения, я – 30, брат – 32, сестры – 35 и 37, братья – 39, 40 и 51 годов рождения. В детские года я ухаживал за младшими детьми, грубо говоря, трех сестер я выносил на своих руках – кормил, поил ну и, поскольку я был старший сын, на мне лежала и большая часть физической работы. У нас было много животных, овцы, коровы, поросята, за которыми я ухаживал.
Вообще, до войны мы жили как в коммунизме. У нас свинина была, баранина, говядина, зерно. Моя мать была председателем колхоза и она как-то написала Сталину, чтобы он нам помог. Нам прислали быка племенного, я такого уже после войны на выставке видел, овец, 40 ульев пчел кавказских, у них хоботок удлиненный, они клевер опыляли, а клевер тогда дорого стоил.
22 июня 1941 года я в был в районе, подстригался в парикмахерской и тут услышал голос Молотова, который сообщил о том, что немецкие части напали на нашу границу. Я бегом вернулся в деревню и первым принес эту весть.
Мне тогда 11 лет было и я не мог представить как это война началась, когда она может кончиться? Но когда стало ясно, что на нашей территории будут действовать партизаны мы, мальчишки, собрали все патроны, оружие с полей, и спрятали в сарай под сеном, чтобы передать партизанам.
6 октября 1941 года в нашу деревню вошли немцы. Вошедшие немцы сразу перебили кур, порезали часть свиней, телят, стали заливать в каски мед. Но ночевали они у нас только одну ночь, а потом пошли дальше, на Москву.
Правда я за это время успел пострадать. Когда из-под Ельни из окружения выходили наши солдаты, то я с одним маленьким солдатом поменялся одеждой – я ему отдал гражданское, а он мне военное. Так что, когда немцы вошли в деревню, я спал у себя дома, в военной форме. Немцы меня увидели: «А, партизан», – за ноги и на улицу потащили, метров 30, через пороги. От удара о порог у меня нос оторвался, кровь пошла, я страшно визжал. Мать в это время корову доила, а двор далеко за домом был и она не слышала. Немцы меня из хаты вытащили, привязали к липе и хотели уже стрелять, но в это время соседка выскочила, и что-то им сказала по-немецки. Они меня от липы отвязали и отпустили.
После того как эта немецкая часть ушла из деревни, к нам заехали из административных немецких частей, избрали председателя, не стали по-немецки его называть, а потом мы только полицаев видели, которые периодически из района наезжали и требовали валенки, масло, яйца, шубы, другую теплую одежду, зима тогда морозной была. Они местные были, поэтому грабили тех, кто получше жил, впрочем, и у нас взяли все что можно было – одежду, обувь, запас мяса.
6-10 февраля 1942 года в нашей деревне отобрали 11 человек, в том числе меня и моего брата Виктора, 1932 года, посадили на двое сане и повезли в район, туда свозили детей для отправки в Германию. Всего там набралось 150 детей, а я не доехал. На нас по дороге выехал всадник, он с немцами переговорил и немцы нас раскидали, мы тогда перед большим кустом остановились. В кустах снег рыхлый был и мы как куропатки все в снег залезли и так до ночи пролежали, а ночью вернулись в деревню и нас там спрятали. А остальных ребят, которых свезли… В районе был большой колодец, и немцы живьем кидали детей. 100 человек накидали живьем, остальные не вместились и 50 человек они расстреляли. Мне потом рассказывали, что когда пришли туда наши солдаты, многие плакали, вынимая этих мальчишек… Все мальчишки были от 10 до 15 лет…
Под оккупацией мы пробыли с октября по февраль, а потом пришли наши войска. Они вошли рано утром и заняли в оборону вокруг деревни. Кто-то разместился по домам. Это часов в 6-7 утра было, а потом, часов в 10, команда построиться, снимаются все с постов и ушли.
А мы во время оккупации в подполе отца прятали, он ранен был. Когда наши пришли в деревню, то его из подпола солдаты вынули, положили на носилки и увезли в соседнюю деревню, там разведчики были. И вот только они начали допрос отца, как в этот дом попала бомба. Моего отца выкинуло из дома, а остальные погибли.
После освобождения отец смог связаться с другой деревней, где остался скот, и меня определили пасти стадо. До июня я пас скот, а в июне вышел приказ эвакуировать всех из зоны возможных боевых действий. Нас погрузили в эшелон и отвезли под Сталинград. Привезли, а туда немцы наступают и нас перевезли в Пензенскую область, где я закончил 4 класс, до войны я только 3 класса успел окончить.
Отец наш имел подход к людям, так что он смог договориться со старушкой, она одна в двухкомнатном доме жила, дочь у нее в эвакуации была, и мы поселились у нее. Сам отец устроился работать – клал печки, подшивал обувь и таким образом кормил нашу семью.
В 1943 году мы вернулись из Пензы. Наша деревня была сожжена немцами, и мы поселились в другой деревне, где жила родная сестра отца. Нам там колхоз выделил 2 амбара, мы эти амбары разобрали и построили домик. Я сразу начал искать работу. Узнал, что в соседней деревне есть армейское подсобное хозяйство, побежал туда, пришел к командиру, майор Гафазин, рассказал ему все, рассказал про свою семью. Он мне сразу сказал: «Вон иди, бригада там на горе зелень полет, иди туда, работай». Я весь день отработал, вечером мне выдали доппаек, рис, и я побежал к себе в деревню, а на следующий год привел еще сестру 22 года. Там мы с ней вдвоем весь летний период и отработали в этом подсобной хозяйстве, сажали укроп, петрушку, картофель, капустя. В сентябре Гафазин отвез меня в военкомат, там договорился с военкомом и он отправил меня в город Красное, в СМЕРШ. Там командиром майор был, и он меня использовал на всякие подсобные дела. Помню, шла машина какого-то высокого начальства и застряла. Майор меня вызывает и говорит: «В таком-то месте застряла эмка. Твоя задача охранять ее до утра». Я в эту машину залез и сплю. Вдруг, ночью, слышу – немецкая речь. Мое счастье, что немцы не подожгли машину. Потом еще случай был. Из штаба фронта к нам приехал высокопоставленный начальник. Он верхом был, и пока до нас доехал намучался и обратно собирался на машине. Меня майор вызывает: «Вы коня можете отогнать в штаб?» Я говорю: «Запросто. Я же в деревне родился, мы там в ночное ходили». Мне дорогу объяснили, сказали, что на развилке я на лево поехать должен, и я поехал. Но на развилке перепутал, и повернул направо. Я направо, а конь не идет, упирается. Я потом подумал, что что-то неправильно, и отпустил повод, так конь как взял галоп, так и долетел практически до самого штаба.
В СМЕРШе я пробыл месяца три, а потом меня ранило. Сильный бой был, бомбежка, а майор говорит: «Сбегай в роту одну, узнай как у них дела». Я побежал, и тут меня осколком по левой ноге ударило, я упал и меня землей присыпало. Меня потом три дня искали, только на третий день старшина увидел несколько торчавших пальчиков. Меня откопали, отнесли на руках в часть, а оттуда отправили в госпиталь.
Госпиталь располагался в деревне, в палатках. Меня там хорошо лечили, кормили. После выписки меня направили в другую часть – войсковая часть 42512В, 110-я стрелковая дивизия, 33-й армии. Там я проработал один год.
Это была тыловая часть, мы ремонтировали обувь, форму, и отправляли ее на фронт. В основном в части были старики, ну и несколько мальчишек 13-14 лет. Меня посадили к дяде Мише, сапожнику, немцу с Поволжья. Он научил меня сапожному делу и до октября 1944 года, до демобилизации, я чинил ботинки с фронта.
В октябре 1944 года, в Польше, Жуков принял 1-й Белорусский фронт и издал приказ демобилизовать всех несовершеннолетних. Я в октябре приехал к себе в деревню и на второй день пошел в школу, в 5 класс.
- Спасибо, Владислав Федорович. Еще несколько вопросов. До войны вы окончили 3 класса, а где школа находилась?
- В другой деревне, за 6 километров от нашей. Летом мы в нее пешком ходили, а зимой ездили нам колхоз выделял лошадь и сани, и мы так ездили в школу. Приходили к бригадиру, он нам говорил какую лошадь взять, сегодня, например, Стрелку, завтра другую лошадь. Мы в сани сена накладывали, и так доезжали до школы. Там подпругу ослабляли, сена лошади положим и, пока мы учились, она ела.
- А кто лошадью управлял?
- Сами.
- Радио в деревне было?
- Да, тарелки. Но тарелки в первые же дни войны сняли и уничтожили.
- После оккупации немцы у вас назначили председателя? А кто это был?
- Это был бедный крестьянин. Когда освободили нашу территорию, его арестовали и расстреляли. Это не правильно было, он на немцев не работал. Когда немцы въезжали в древнюю, они к нему ехали к нему, а он до этого говорил нам, что немцы едут и говорил мы прятались.
Этот период вспоминать очень трудно. Немцы, когда к нам в деревню вошли, они всю деревню в одну баню согнали, мы им спать мешали. Мы там сидели и никто не знал что с нами будет.
Мы же еще, незадолго до того как немцы пришли, отца из больницы привезли. Он раненый в больнице лежал, за 12 километров от нашей деревни. И когда немцы подходили, нам ночью в окно ночью постучали, сказали матери, чтобы мы отца из больницы забирали, а то немцы всех кто в больницах, госпиталях расстреливают. Мать запрягла лошадь и они со старшей сестрой поехали и вывезли отца из больницы. Мы отца в подполе спрятали, а привезли ночью так что никто этого не видел. И отец 5 месяце в подполе пролежал. Сложность была в том, что отец курил, так что я ходил по деревням менял хорошие вещи, свитера, обувь на табак, а все спрашивали: «Ты же не куришь?» Я говорю: «Научился».
- Когда немцы зашли они перебили кур, часть скота. А что было с остальным скотом? Его распределили по домам?
- Я маленький был, не помню. Помню, когда есть нечего становилось – 3-4 дома собирались и резали корову или лошадь. За 5 месяцев оккупации мы так весь запас и съели.
- На немцев работали?
- Нет, у нас деревня жила своей жизнью.
- В вашем районе партизаны были?
- Были. К нам в деревню постоянно приезжал парень из соседней деревни, ему тогда лет 18-20. Он встречался с партизанами, относил им оружие, которое мы собрали. Помню, немцы зашли в одну деревню, она от нас километрах в 12 была, сели кушать, а винтовки поставили в угол. Так партизаны налетели и перебили немцев, а потом немцы сожгли эту деревню. Потом немцы стали стрелять по каждому, кто ходил между деревнями… Наш район сильно пострадал… Немцы партизан всех перестреляли. Они же выходили на разведку, а немцы и полицейские стреляли на поражение…
- 1941-1942 год, ваша деревня под оккупацией, немцы дошли до Москвы. Не было ощущения, что страна погибла?
- Нет. К нам партизаны постоянно приходили, рассказывали последние известия, говорили, что Москва стоит, рассказывали о начале контрнаступления. Когда 5 декабря Жуков организовал контрудар и разбил немцев это молниеносно пронеслось по всей России.
- В ноябре 1941 года вышел приказ Сталина об уничтожении прифронтовых деревень. В вашем районе были советские диверсионные группы, которые уничтожали дома местного населения?
- Не знаю. Нашу деревню немец сжег. Где-то в 11-12 часов ночи вся деревня заполыхала, ночь как день стала…
- После уничтожения деревни как вы до освобождения жили?
- Искали убитых коней, собирали вещмешки с убитых, кто как промышлял…
- Как происходила эвакуация?
- Вышел приказ, эвакуировать население, чтобы оно не попало обратно в район боевых действий. Нас собрали, 8000 человек, выделили эшелон 100 с чем-то вагонов. Каждый вагон был оборудован нарами. Набились в эти вагоны как сельди в бочке и поехали.
- Продовольствие выдали?
- Нет. Свое было, и по дороге грабили. Поезд останавливается, люди из вагоны выпрыгивают, хватают что под руку попадется и обратно в вагон.
- В 1943 году вы вернулись из эвакуации. Это тоже был приказ, или сами захотели домой вернуться?
- Отец и мать захотели вернуться. Отец раненный был и, хотя сейчас очень много говорят плохого, к эвакуированным было очень хорошее отношение. Отец смог достать документы на проезд, пропуск и мы поехали, на перекладных.
- В 1943 году вы попали в армию. Вам было 13 лет, форму приходилось подгонять?
- В СМЕРШе старались подобрать, но все равно велика форма была. А когда в 33-ю армию попал – наша же часть, шила сапоги, ботинки, шинели, гимнастерки. Поэтому когда я туда приехал, меня сразу повели в швейный отдел, там все размерили и через день я пошел туда. Мне форму выдали, старшина осмотрел как сидит. Все по фигуре было.
- А обувь?
- В СМЕРШе в своей ходил, а в 33-й армии по ноге сшили.
- Оружие выдавали?
- Да. У меня автомат был.
- Как на фронте мылись? Были ли вши?
- Со вшами строго было – каждую неделю проверка. Рубашку заголяешь и проходит специальная комиссия, смотрит по швам нет ли вшей. И баня регулярно. В этом вопросе здорово было, но были срывы, когда наступление идет.
- А как кормили?
- Отлично. Правда, вот когда я перешел в 33-ю армию, там иногда полевая кухня запаздывала. Тогда мы ели что где кто найдет, по-братски делили. А потом кухня подвозила. Много баранины было, помню идет машина, а там весь кузов тушки бараньи стоят. Потом пошли американские консервы, тут уже вообще мы запас создавали. Солдаты – народ хозяйственный.
- Вы были демобилизованы с территории Польши, какое было отношение местного населения к советским войскам?
- Где я проходил со своей частью, там уже фронт прошел и все горячие вопросы решились. Мирная жизнь пошла. Население копает, сажает, а солдаты где что могут помочь, подработать.
- С пленными немцами на фронте сталкивались?
- Только случайно. Грубо говоря мы идем, а нам на встречу колонна пленных.
- Какое было отношение к немцам?
- Я лично положил 12 немцев ни за что ни про что. Автомат поднял и по колонне пленных как дал очередь. Мне старшина по автомату ударил, а то я бы еще больше положил… Это за то, что нашу деревню сожгли… И не только нашу. Весь Износковский район был уничтожен…
- После демобилизации вы вернулись в школу. Какое к вам было отношение учителей, одноклассников?
- Меня избрали редактором классной стенгазеты. Наш класс все время по газете первое место завоевывал. У меня в друзьях был Володя Баринов, он на любую тему стихотворение написать мог, Шурик Волынцев, художник. Наша газета всегда выделялась красотой, содержанием
Кроме того меня попросили, чтобы я проводил военные занятия с детьми моего возраста. Я с ними после занятий в коридоре военным делом занимался.
Несколько раз выступал перед классами, рассказывал про фронт.
- Как вы узнали о Победе?
- Кажется, каникулы были. К нам в деревню пришел почтальон и сказал, что мы победили.
- Нахождение под оккупацией как-нибудь сказалось на вашей жизни?
- Нет. На МТС на это внимание не обращали, а потом меня снова призвали в армию. Я попал в Австрию, на завод Центральной группы войск, который обслуживал автотехникой и тракторами Австрию и Венгрию. Я везде проходил чисто, никаких проблем не было. Да и с семьей тоже. Две сестры закончили медтехникум, два брата Бауманское училище.
- Спасибо, Владислав Федорович.
| Интервью: | А. Драбкин |
| Лит.обработка: | Н. Аничкин |
