Родилась я в деревне Казанка Оханского района Пермской области. 18-го октября 1918 года. Отец –Захар Яковлевич вначале был крестьянином, а потом подался в Пермь на завод. Работал на Мотовилихе. Когда мне было шесть лет, мама после родов умерла. Отец женился вновь, но мачеха меня возненавидела. Издевалась надо мной, а папа не защитил, потому что лопух такой слабохарактерный… И у меня оставалось два выхода, либо покончить с собой, либо уехать. Хорошо тетушка – Фекла Степановна приехала и увезла к себе в Нижний Тагил. Потому что мама, когда умирала, наказала ей: «Не бросай мою Катьку, когда вши ее будут заедать…» Мне у них понравилось, но я у них недолго пожила. У тети своих детей трое, и сама она больная, так что ей очень трудно было, поэтому меня определили в детдом для трудновоспитуемых детей. Дети же уличные, постоянно хулиганили, так что воспитатели все равно не справлялись. Но детдом я все равно хорошо вспоминаю: кормили хорошо, одевали, обували. Там я и музыке научилась, на пианино умела играть. А в субботу-воскресенье как домой к тете ходила. А вот отец и не приезжал, и алименты, которые ему присудили, не платил.
В 15 лет я уже из детдома вышла, приехала к отцу в Закамск, устроилась в школу ФЗУ. Потом работала контролером на 98-м заводе, на котором бикфордов шнур производили. Но незадолго до войны вышла замуж за парня, с которым познакомилась в училище, и уехала с ним в Электросталь. Вначале мы жили у его сестры, а потом нам дали комнатку в бараке. Родилась дочка, но девяти месяцев она умерла… А вскоре началась война…
Помните, как узнали о ее начале?
Вроде по радио услышали. Так страшно стало… Я работала шлифовщицей на «Электростали». Вскоре всех на карточки посадили, и стали работать по 12 часов. А муж тогда сидел в тюрьме, он чего-то там по торговой части провинился, но ушел добровольцем на фронт. Он остался жив, но вернулся не ко мне, а к другой… И как он ушел на фронт, я фактически сбежала с завода. Потому что страшно под немцами ходить… Завод они не бомбили, но постоянно летали через нас. Из нашего туалета, там такие окошечки, через них всю Москву как на ладони видно… В общем, сбежала я. Меня могли бы поймать и посадить, но обошлось.
Приехала в Пермь и устроилась на «Велту» (предприятие, созданное на основе эвакуированного Владимирского патефонного завода, в войну производило различные боеприпасы и военные каски – прим.ред.) Но паек 800 граммов, конечно, не хватало. Итак голодно, да еще, если потеряешь карточку или вытащат… Однажды свою карточку потеряла, так потом была вынуждена покупать пайку. Очень трудно пришлось… Потом узнала, что тех кто сдает кровь, дополнительно кормят, так я пока еще работала, восемь литров крови сдала как донор. Но в 1943 году от такой жизни терпение лопнуло, и мы с двумя знакомыми девчонками решили – ну все, хватит, или грудь в крестах или голова в кустах. Пришли один раз в военкомат, другой, не берут. А на третий раз взяли на курсы поваров в Свердловске.
А с завода вас легко отпустили?
Так я же писарем работала в отделе кадров, так что особенно не держали. Привезли в Свердловск, а там училище аж на 500 человек, все на поваров. Само училище на улице Клары Цеткин, а стрелять, гранаты кидать, и окапываться учили с лесу, повар все должен уметь.
Когда обучение кончили, ворота открываются, оркестр играет, и мы выходим строем с песнями. По дороге люди машут, кричат: «Девушки, возвращайтесь с победой! Возвращайтесь живыми и здоровыми!» На вокзале провожать ужас, сколько народу собралось: кто плачет, кто поет, кто танцует…
Погрузились в теплушки, и почти до Старой Руссы ехали недели две. Наконец, на станции Пола стали выгружаться. Вышли из вагонов, а тут как раз санитарный поезд стоял, и в него грузили раненых. Кровь, стоны, и вот тут нам стало понятно куда мы попали: «Все, девочки, начинается веселая жизнь…» Тут еще как раз бомбежка началась, все кинулись кто куда. Я в кювете залегла, но мне маленький осколочек попал в правую кисть. Побежали в поле, у меня кровь сочится, но я не обращаю внимания… Все у меня прошло, но осколочек так и остался. Причем, гуляет с места на место, но врачи не хотят доставать. Говорят, мол, сидел 70 лет, и пусть сидит…
От станции еще 17 километров пришлось идти до запасного полка. К таким переходам мы непривычные, тяжело, столько всего на нас, да еще и сапоги большие, неудобно. Я тогда 35-й размер носила, а где такие сапоги достать? Снаряды летят, а офицеры стращают: «В сторону с дороги ни шагу – все заминировано!»
В общем, пришли в полк, а оттуда уже слышна канонада в Старой Руссе… Несколько дней там пробыли, а потом ночью приехали покупатели, и один офицер выбрал меня. Почему именно меня, не знаю. Была такая же как все: молодая, крепкая. Вот так я попала в 1186-й Краснознаменный Армейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк, в котором провоевала до самой Победы.
Первые несколько дней варила для офицеров. Их человек пять-шесть. Но сваришь им, а они же по блиндажам все расползутся, отдыхать-то надо. А вечером понесешь им, в темноте непременно запнешься, упадешь, весь суп разольешь… Я психанула и забойкотировала: «Отправляйте меня на передовую, не буду им тут варить!»
Сижу день-два, не готовлю им, потом командир полка меня увидел, подзывает: «Ты, мондавошка, почему не кормишь офицеров?! Тебя расстрелять мало!» - «Не буду им больше таскать по блиндажам! Отправляйте меня на передовую!» А тут как раз на батарее убило повара, ну меня туда и назначили. А там у меня самая обычная полевая кухня, я повар, и только одного помошника мне дадут солдатика, вот и все. Но справлялась.
Освобождали Эстонию, Латвию. В Риге помню, Даугаву под обстрелом переезжали. А она у них у них широченная, как наша Кама. По понтонным мостам только перебрались, как осколок мне опять по правой кисти. Сейчас если долго держу руку сжатой, у меня пальцы немеют. В каком-то месте остановились, и ребята мою кухню поставили за домом рядом с медсанбатом. Здоровенный, такие толстые стены, надежный дом. Мой помошник получил порцию и убежал в укрытие, а я стою на кухне под обстрелом, в термоса набираю… Медсанбат же бомбят и бомбят, обстрел не смолкает, снаряды над головой свистят, сверху пыль летит… Вдруг подъезжает танк. Люк открывается, танкисты вытаскивают обгорелого офицера, и потащили в медсанбат. А он уже и не кричит даже… На всю жизнь запомнила его пальцы обгорелые… Я когда это в школе рассказываю, так прямо плачу… Потом выходят: «Сестра, покорми нас, мы уже три дня горячего не ели!»
Комсостав 1186-го АИПТАП. Слева направо: |
Какие-то из боев вам больше всего запомнились?
Так я же в боях не участвовала. Ребята меня очень берегли, и в бой не пускали. Если не дай бог девушку убьет, это же ЧП на всю часть.
А за что вам медаль «За отвагу» вручили?
За то, что я постоянно под снарядами была. О поварах обычно даже не вспоминают, ни в передачах, ни в фильмах, а ведь мы не только готовили. Приходилось не только еду на передовую таскать, но и снаряды. Нечасто, конечно, но когда нельзя машинам подъехать и больше некому, дадут снаряд на плечо и неси… А на передовую идешь, считай под смертью ходишь… Помню, однажды дежурный по части приказал отнести обед командиру полка на НП. С солдатиком дошли, все нормально. Стоим возле землянки, но я такая шустрая, и мне комполка – подполковник говорит: «Или уходите обратно, или быстрее в землянку зайдите, а то вы нас рассекретите!» Так и есть. Нас засекли, и пришлось обратно бегом. Бежим лесочком, немцы стреляют, а ветки и сучья падают прямо перед нами… А иногда с донесением отправляли. Так что в свободное время я много разных поручений выполняла, ни от чего не отказывалась. Потом даже телефонисткой стала. Была одновременно и поваром и телефонисткой, вот за это меня и наградили.
(Некоторые подробности участия 1186-го АИПТАП в боях можно почерпнуть из наградных листов на командира полка подполковника Овсянникова Александра Ильича: «… В февральско-мартовских боях 1944 г. полк участвовал в преследовании противника и первым из артчастей ворвался в город Дно. В марте-апреле активно участвовал в боях по захвату и расширению плацдарма на западном берегу реки Великая. Батареи полка обеспечивали успешное продвижение пехоты, ворвались в город Остров с передовыми подразделениями и способствовали освобождению большой группы мирных граждан угонявшихся немцами. В наступательных боях тов.Овсянников проявлял высокую инициативу, когда противник пытался оторваться прикрываясь небольшими заслонами, смело выдвигал батареи вперед, в результате батареи полка без участия пехоты освободили населенные пункты: Сусикино, Сосарэ, Юленурмэ.
В боях с марта по август 1944 г. полк, обеспечивая продвижение пехоты, нанес противнику большой урон в живой силе и технике. Полком уничтожено: 88-мм орудие - 1, 75-мм орудий - 16, автоматические пушки - 4, минометов – 4, станковых пулеметов – 65, ручных – 21, автомашин – 8, повозок – 17, живой силы - 700 солдат и офицеров противника. Подавлен огонь 13 минометных батарей, зенитной батареи - 1, авт.пушек – 6, 6-ствольных минометов – 1, взято в плен 22 солдата противника.
5.1.45 г. после сильной артподготовки противник крупными силами перешел в наступление. Когда немецкие танки подошли на дистанцию 300-400 метров тов.Овсянников приказал открыть огонь. В течение 5-го января при отражении атак противника батареи полка подбили и сожгли 20 танков противника (из них 5 «тигров») и 3 самоходных орудия, в результате чего немецкая атака была отбита.
6.1.45 г. в результате гибели двух батарей обстановка заметно осложнилась и 4 батареи вели тяжелый бой, оказавшись впереди пехоты. Тов.Овсянников приказал занять круговую оборону и батареи, удерживая занимаемый рубеж, стойко отбивали атаки противника, уничтожив за день боя: 10 танков, 1 самоходное орудие, 1 бронетранспортер, 1 – 75-мм орудие, 2 пулемета и до 100 гитлеровцев, и только потеряв все орудия отошли. В результате 2-дневных боев полк уничтожил: 34 танка и самоходных орудий, 1 бронетранспортер, и тем самым сорвал наступление немецкой танковой дивизии …» - http://www.podvignaroda.ru )
А можете выделить какой-то самый явный случай, когда вы могли погибнуть?
Так каждый раз, когда на передовую пошлют, не знаешь, вернешься ли… Помню, когда в Риге стояли на берегу, нас обстреливали. Недолёт, перелёт, и вдруг один снаряд взорвался вверху, осколки полетели вниз, и один меня в бедро зацепил. А в двух шагах от меня убило командира батареи. Молодой парень, татарин, только что пришел к нам, и осколок ему прямо в шею… А одного шофера в пах ранило, так я его перевязывала. Тут слышу какую-то гражданскую женщину убило… Так что я и перевязки делала, и музыку играла, все делала.
Что за музыка?
Однажды я зашла в немецкую землянку, а там физгармония играет. Я поиграла, частушки попела, ребята поплясали – не падали духом.
А на фронте вы верили, что останетесь живой или думали, что погибнете?
Я почему-то верила, что останусь в живых. Когда уходила в армию тетушке так и сказала: «Все равно я вернусь!» И такого, чтобы на фронте чего-то уж сильно боялась, не было. Помню, однажды полк стоял на отдыхе в нескольких километрах от передовой, и тут к нам подъехала «катюша». Отстрелялась, быстро свернулась и уехала. Так через 40 минут на это место стали падать снаряды. Офицер один сидел на краю траншеи и считал. 117 снарядов насчитал. Вот ведь, не пожалели немцы… А я если в траншею спущусь, то мне маленькой оттуда не выбраться будет. Поэтому кручусь тут наверху. Так он посмотрел на меня: «Ты что, хочешь, чтоб тебя ранило?» А однажды чуть в лапы к немцам не попали. Вечером уже ехали на наших «студебеккерах», потом вдруг остановились и начальник разведки говорит: «Стойте тут, дальше ни шагу!» Пошел куда-то, но минут десять не прошло, как он назад бежит: «Скорее назад, немцы!» Быстро повернули, и тихо-тихо назад поехали. Он потом в Ленинграде жил. Ослеп… Так что не знаю, то ли в рубашке я родилась, то ли бог помог, сиротку меня оберегал… Хотя у меня на войне даже крестика не было. И молитв не знала, так просто, своими словами. А после войны, когда в партии была, все равно в церковь иногда ходила. Всё-таки есть какая-то сила…
Где вы встретили Победу?
В Восточной Пруссии, до берега Балтийского моря чуть-чуть не дошли. Такая радость у всех была… Устроили такой салют, чуть ли не все патроны расстреляли. Закатили пир, по сто грамм выпили, в общем, отпраздновали победу.
Но едем обратно, а рядом идет колонна пленных, а в ней русские. И тут один из них мне кричит: «Эй ты, проститутка!» Я на него как плюнула с машины, прямо на строй на немецкий: «Подожди, тебе будет делов…» Чёртовы изменники родины…
А на батарее вас не обижали?
Ну что ты, с нашими мальчиками я дружила, и они меня очень оберегали. И в полку ко мне все хорошо относились, уважали. Другой раз на перекрестках кричат: «Катя, молодец! Умница!» Когда в Москве встретились, такие объятия были… Командиром нашей 5-й батареи был Фролов Сережа, из-под Смоленска родиной, он всегда мне помогал. Никто меня не обижал. Вот только начальник штаба хотел меня насильно взять, но я ему не поддалась. Потому что опозоришься перед солдатами – «ах ты, такая сякая, офицерского захотела?» А я не поддалась, так мне потом честь и слава. Хотя если бы я жила с офицерьём, то мне бы какие-то поблажки делали, хоть пошили бы что-то нормальное. А так ходила как все, в обычной гимнастерке. Когда после войны командир прислал мне фотографию, то я себя на ней даже не узнала и отправила ему обратно. Так и нет ни одной фотографии с войны. На батарее я одна девушка, и ничего отдельного мне не делали. Другой раз прямо среди солдат спишь. А ведь спали то в землянках, то в подвалах каких-то, а однажды помню, под машиной. Одним словом – где попало. А помыться? Офицерам баню сделают, и только после них мы идем. Однажды летом я постирала с себя белье и развесила сушиться на сучьях. Тут как раз отбой дали, и в спешке я забыла про него, вот и осталось оно там на ветках…
Сразу прошу прощения за вопрос. Уже не секрет, что на фронте многие девушки специально беременели, чтобы их комиссовали из армии. Вы для себя такой вариант не рассматривали?
Нет, я честно воевала. И что-то я не слыхала, чтобы хоть одна забеременела на фронте. Вот в Свердловске нас было 500 девушек, и только одна вела себя слишком вольно, за что её и выгнали. А все остальные достойно и порядочно себя вели. Хотя у меня в Магнитогорске подружка жила, так я знаю, что она с командиром полка жила. А тот, кстати, который ко мне приставал, он потом по Уралу ездил, смотрел, как наши ветераны живут. Ко мне тоже заехал, всё хорошо, но насчет того случая, ни слова.
Что чаще всего вам приходилось готовить?
Суп, кашу перловую. Когда капуста была, шинковали и щи варила. Какие продукты были, из тех и готовила. В принципе продуктов хватало, но другой раз где-нибудь отстанем, так ребята разболтают трофейной муки, и напекут на чем-нибудь оладий.
Некоторые ветераны признаются, что после фронта терпеть не могут что-то надоевшее из еды. Чаще всего упоминают перловую кашу.
У меня ничего такого нет. Я же до армии считай, все время не доедала, не допивала…
А вы, кстати, «наркомовские» сто граммов выпивали?
Выпивала. А что, перемерзнешь и хлопнешь… Зато сейчас в рот не беру ни грамма.
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Вскоре после войны демобилизовалась. Нас все уговаривали: «Девушки, оставайтесь тут в Эстонии, - чтобы где-нибудь в милиции или в паспортном столе работать, - мы вам все условия создадим!» Но никто не хотел: «Нет, мы только домой!» А когда приехали в Пермь, меня как комсомолку попросили выступить. Деревянная такая трибунка на воинской площадке в Перми-2-й. Пришлось выступить. А сейчас мы тут все школы и институты обошли. Я верю в то, что есть еще отзывчивая молодёжь. У многих ребят слёзы на глазах, когда я рассказываю про военные годы. А молодёжи я всегда желаю только одного: «Будьте добродушнее друг к другу! И помните о страшных событиях Великой Отечественной войны и не допустите их повторения!»
На «Велте» проработала до самой пенсии. И контролером в ОТК работала, и инспектором в секретном отделе. Постоянно на почетной доске висела и почетные грамоты есть. А как на пенсию вышла, всю себя отдавала общественной работе. А сейчас уже почти ослепла и не хожу никуда…
Большая у вас семья?
После войны я второй раз вышла замуж, но не сложилось… А главное, родить больше не смогла, вот одна сейчас и страдаю… Я же с фронта вернулась больная вся и делала операцию по женской линии. На фронте в ватных штанах ходила, вспотеешь вся, а разденешься, вот тут тебя всю и просифонит. Как только не лечилась. Даже эти жуткие молочные уколы делала. Из больниц не вылазила, а вот до ста лет почти дожила… Была у меня здесь подруга, Кобелева Анастасия Федоровна, она тоже воевала, так мы с ней как сёстры сроднились. Но и её уже нет… Никого уже почти не осталось…
А вы потом не жалели, что пошли на фронт?
Ну чего уж потом жалеть, что было, то прошло… Хотя пожалуй, что и жалею, что ушла на фронт. Здоровье-то потеряла, и через это вся жизнь наперекосяк… Проклятая война… Но и сейчас другой раз с войны что-то приснится, какие-то обстрелы, всё прятаешься… А иной раз во сне даже военные песни пою…
За помощь в организации интервью автор сердечно благодарит ответственного секретаря Пермского совета ветеранов Ташлыкова Геннадия Александровича.
Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |