Бырня (Мандриченко) Валентина Ивановна

Родилась я 30-го декабря 1938 года на Украине. В Сумской области недалеко от Конотопа есть такое село - Хотень.

- Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

Родители из самых простых семей. Папа, считай, без образования, да и мама тоже. У папы всего два класса, а у мамы - три. Хотя мама страшно хотела учиться, но ведь нужно было работать по дому, в поле, какая уж тут учёба. Научили её шить. А папа был пастухом. Пас сельское стадо за копейки. Рассказывал, что брал с собой в котомку одну луковицу, кусок хлеба и если было, кусок сала, и это на весь день. Но у него от природы руки золотые - всё, что мог угодно починить. Он прекрасно шил, готовил. Уже после войны в свободное от работы время чинил машины художникам, артистам, врачам.

- А родители рассказывали, как они пережили голод 1932-33 годов?

Нет, об этом они никогда не говорили. Может быть, они его и не особенно почувствовали? Всё-таки дедушка – мамин отец, работал председателем колхоза. Он был очень активный, общительный, хороший организатор, и селяне на сходе избрали его. И не зря, потому что колхоз он поднял.

А папа всю жизнь работал шофёром. В 1940 году его направили на работу в Молдавию, и они с мамой переехали в город Оргеев, где папа заведовал автобазой. Здесь нас и застала война…

22-е июня, я, конечно, не помню. Но по рассказам знаю, что уже на второй день папу вызвали в военкомат. Дали ему несколько дней, чтобы собраться и отправить семью на Украину. Он проводил нас на вокзал, и сразу ушёл в армию.

Тут же в Оргееве в августе 1940 года родился мой брат Виктор. И я до сих пор не представляю, как наша мама, 22-летняя женщина, с нами двумя малолетними, как она бедная в этой страшной суматохе добиралась до Хотени? Потом она часто рассказывала, что было очень страшно, как боялась за нас. Ехали в товарном вагоне, но немцы постоянно бомбили, и край вагона, в котором мы сидели, оказался разбитым. - «Наверное, Бог нас защищал…», говорила она.

Когда добрались до Хотени, немцев там ещё не было. Но дедушка уже ушел в армию. У нас был хороший дом – самый большой в селе. Но во время одной бомбёжки, в конец дома попала бомба, как раз туда, где мы в то время обедали. И удивительно, что опять никто из нашей семьи не погиб. Маму, бабушку и мамину сестру ударной волной разбросало по углам комнаты и контузило. А меня и брата выбросило через окно в яр, прямо в густую траву, и это нас спасло.

А когда в село пришли немцы, они заняли наш дом. Часть его восстановили, расположили в нём комендатуру, а нас выгнали в сарай. Я сама кое-что помню. Например, что у нас на постое стояли несколько венгров. Они нас подкармливали, даже помню, что давали какие-то конфеты. Но и гады, конечно, тоже попадались. Комендант, например, застрелил нашего Шарика – большую, умную собаку, которую мы все очень любили. Брат кинулся его защищать, так мы думали, что он и Виктора застрелит. Но он его сильно ударил ногой, так что брат отлетел в сторону…

Всё съестное, что было дома, забиралось на немецкую кухню. Весь подвал опустошили. Постоянно кричали: «Матка, киндер, яйка!», а брат их передразнивал.

Через какое-то время стали забирать сельскую молодёжь на работу в Германию. В том числе угнали и младшую мамину сестру – 18-летнюю Варю. Она потом оказалась в Освенциме, но осталась жива. Тётя Варя была очень красивая девушка, и бабушка попыталась спрятать её от немецких солдат. В сарае, где мы все жили, её положили в кровать, накрыли матрасом и одеялом, а сверху положили много подушек. Но от её дыхания подушки чуть-чуть колыхались, и это заметил один из фрицев. Варю нашли и сразу увели, а бабушку так сильно избили за это…

И вот после этих гонений люди стали уезжать из села. Мы колесили по Украине, но в основном по Сумской области. Шли по жаре, холоду, мёрзли, тонули в реках, но чаще всего прятались в лесах. Рыли землянки, а жили колхозом: женщины, дети и мальчики-подростки – маленькие мужчины, которые так помогали мамам, бабушкам и нам, малышам. По ночам женщины с ребятами ходили собирать на полях колоски, где-то копали картошку. Готовили на кострах, ели все вместе.

Долго так скитались. Где-то с начала 42-го года и только в конце 43-го вернулись домой. Наш дом оказался разрушенным, и опять пришлось жить в сарае: бабушка, мама и нас двое, уже подросших и не по годам повзрослевших детей. Помню, есть было нечего. В ход шла и лебеда, и молодой камыш, разные коренья. Лебеда нам даже нравилась. Варили из неё борщи, добавляли в лепёшки, смешивая с древесными опилками. Пекли их прямо сверху на плите. Потом в конце весны и летом 1944 года в саду появились ягоды, яблоки и другие фрукты, где-то достали картошку на семена - посадили. Продав кое-что из вещей, купили козу Кралю, я её пасла. Развели гусей, их пас брат. Жить стало полегче.

День Победы я хорошо помню. Это было потрясающе!!! Как мы все долго ждали этого дня! Все бегали по селу, стучали друг другу в окна, обнимались, целовались и плакали от радости… На второй день, у кого, что было, в складчину организовали стол. И стали ждать возвращения мужчин. Каждая семья, куда вернулись солдаты, устраивала стол и приглашала всех сельчан.

Ждали и мы с нетерпением наших солдат – папу и дедушку. Папа всю войну прошёл шофёром. Бабушка была очень набожна, часто ходила в церковь и молилась за них. А мама в бога не верила, но у неё были свои какие-то молитвы. Перед сном она всегда что-то шептала.

Папа вернулся в конце мая 45-го. Этот день я запомнила на всю жизнь… Мы с братом были на лугу – я пасла козу, а Витя - гусей. Вдруг в обед к нам прибежал запыхавшийся соседский мальчик лет девяти: «Бегите, встречайте вашего батька! Он уже вошёл в село». Эти радостные вести мальчишки передавали по цепочке, организовав дежурство за селом с раннего утра. Мы бросили всё и побежали, совершенно не думая о том, как узнаем друг друга. Ведь когда папа уходил на фронт, мне было всего два с половиной года, а брату и года ещё не исполнилось. Но мы узнали его сразу… Он бросился к нам, обнимал, целовал, и плакал, плакал… Никак не мог поверить, что мы уже такие большие. Мы не успели пройти и половину пути, как навстречу нам со слезами уже бежали мама и бабушка. Это было такое счастье – отец живым вернулся с войны…

Отец – Иван Исакович

А буквально через несколько дней вернулся и дедушка. Но его уже никто не встречал. В этот день мы все – папа, мама, бабушка и я с братом, сажали картошку на поле за селом. Вернувшись домой, увидели его спящим во дворе на скамейке под вишней. Он был очень худой, уставший, в запылённых, изношенных сапогах. Всю войну он прослужил в пехоте. И снова были слёзы радости и счастья…

Папа с дедушкой сразу взялись восстанавливать наш дом. Откуда-то возили лес, пилили, рубили, строгали… Собирались все взрослые, и сообща – клака называется, заново отстраивали дома одному, другому, третьему. И так потихонечку восстановили почти все дома. Всё шло замечательно, но однажды произошёл случай.

Как-то раз, когда мы все сидели во дворе, брат принёс какой-то продолговатый, тонкий, очень красивый, блестящий, разукрашенный предмет. Несёт его на вытянутых руках и говорит: «Посмотрите, какую красивую «качалочку» я нашёл на нашем огороде!» Я смотрю, папа аж побелел… Они с дедушкой, конечно, сразу поняли, что за «качалочку» он принёс. Папа ему говорит спокойно: «Остановись и не двигайся!» Подошёл, осторожно эту гранату взял, отошёл от нас, бросил её в овраг и она там взорвалась... И подобных случаев в нашей округе было сколько угодно.

В это же время, когда казалось, что жизнь налаживается, пережили мы ещё одну трагедию. Оказалось, что у папы на фронте случился роман. У нас до сих пор где-то есть фотография – рядом с папой стоит очень красивая молодая девушка в военной форме. Она была санитаркой и спасла папе жизнь. И вот однажды я увидела, что в наш двор вошла очень красивая женщина, хорошо одетая, и спросила папу. Он вышел, и они сразу куда-то ушли. В доме начался переполох. Мама плачет, бабушка с дедушкой её успокаивают: «Ну что делать? Такое бывает… Пойми, тут уже как он решит…» А мы с братом ничего не можем понять, что случилось? Потом смотрим, папа с Леной, так её звали, возвращаются. Она на нас посмотрела так хорошо и говорит: «Хорошие дети! Растите, растите с папой…» И тоже так плакала… И мама плачет, и она плачет… 

Отец и Лена

Но отец после этого долго ещё не мог успокоиться, и мы все это видели и чувствовали. Собственно говоря, он, поэтому и уехал опять работать в Молдавию. Тем более тут уже работал его брат Александр, который тоже прошёл всю войну. 

Брат отца – Александр

Папа устроился работать в МВД – шофёром. Он возил министра, сначала генерала Тутушкина, а потом Орлова. А дядя Саша возил генерала Мордовец. (Иосиф Лаврентьевич Мордовец (1899-1976) – генерал-майор, в 1953 годах — нарком-министр государственной безопасности Молдавской ССР, в 1953-54 годах — министр внутренних дел Молдавской ССР, в 1954-55 годах — председатель КГБ при Совете Министров Молдавской ССР - https://ru.wikipedia.org) А в августе 1946 года папа забрал нас с мамой к себе.

- Помните свое первое впечатление от Кишинёва?

Ой, это потрясающе. Нас поселили на углу Котовского и Харлампиевской, это самый центр города. Там был целый дом для работников МВД, в котором мы прожили до 1986 года. На втором этаже нам выделили две комнаты, и ещё коридор, как целая комната. Папа нас завёл в квартиру, она нам, конечно, очень понравилась. Хоть и пустая совершенно, но мы же никогда такого не видели. После землянок, после сарая, она нам показалась дворцом.

Но мы ведь приехали в конце августа, и на второй день папа нам говорит: «Сейчас я вас поведу на базар». Пошли, и это что-то невероятное. Был прекрасный солнечный день, и на базаре стоял такой аромат – словами это не передать… Никаких прилавков ещё не было, стояли сплошные каруцы (повозки – прим.ред.), а в них навалом - фрукты и овощи. В одной каруце - кукуруза, в другой - яблоки, груши, каруцы с бочонками вина. А сколько винограда, разного-разного, особенно нам понравились т.н. «дамские пальчики» - огромные гроздья с продолговатыми янтарными ягодами. А аромат, такой аромат, весь воздух был им напоён… А эти кушмы (национальная молдавская шапка из овечьей шерсти – прим.ред.), а эти красивые жилетки, эти постолы (грубая обувь из целого куска кожи, стянутого сверху ремешком – прим.ред.) Через плечо эти полосатые сумки, это что-то удивительное… Всё это так врезалось в нашу детскую память.

А главное, такие добрые, весёлые люди. Они видели, что мы не всё понимаем, что они нам говорят, но приглашали нас всё попробовать и обязательно угощали: кто варёной кукурузой, кто виноградом, яблоком, грушей…

Так что в Кишиневе нам всё понравилось, хотя центр был сильно разрушен, по улице Ленина сплошные руины. Напротив нашего дома тянулись огромные, страшные развалины… Но ведь всё восстановили, и произошло это довольно быстро. 

С родителями: Иваном Исаковичем и Антониной Васильевной (1948 г.)

Но начинался такой страшный голод, это что-то ужасное… Много людей погибло. Трупы находили в развалинах и даже на улицах. Люди боялись выпускать детей одних на улицу. Ходили слухи, что цыгане воруют детей и делают из них котлеты… Вот вы меня спрашивали про голод 1933 года, а я вам расскажу историю, которая случилась со мной в 1947 году.

Как-то мы с братом пошли в магазин на Пушкина, где обычно отоваривали свои карточки. А в нём помимо продуктов, стояла и витрина с игрушками. И в ней были выставлены куклы дивной красоты. А у меня ведь никогда в жизни не было настоящих кукол. В войну в деревне мы делали куклы из веников, а тут настоящие, такие красивые… Мы с братом каждый раз обязательно подходили к этой витрине. Подолгу стояли, мечтали, и каждый раз я ему говорила: «Вот разбогатеем, и папа обязательно купит нам всё, что мы захотим…» Вдруг к нам подходит женщина, правда, на цыганку не похожая, и обращается к нам по именам. Очевидно, она наблюдала за нами, и услышала, как мы обращались друг к другу. Говорит, что знает наших родителей, даже угостила конфетами, это вообще что-то было. И говорит: «Поехали со мной на трамвае! Пусть и не такая красивая, но будет тебе хорошая кукла». Ладно, Виктору – шесть лет, а я ведь уже большая, мне уже семь с половиной, но мы поехали с ней…

Доехали до Армянского кладбища, и пошли по огромному кукурузному полю, где росло ещё много деревьев с жерделями. Не доходя до большого шалаша, она нас усадила под деревом и сказала, что скоро вернётся. Но прежде чем уйти, она сняла с меня бусы, платье, босоножки и взяла нашу сумку, в которой лежали продуктовые карточки: «Ждите, я принесу новые вещи и куклу!» И я ей поверила, видимо она меня заговорила, околдовала… Но брат оказался умнее меня. Он всё понял… Говорит мне: «Это неспроста!» Завёл меня в кукурузную гущу, а сам убежал. По трамвайным путям добрался до дома. На наше счастье на обед приехал сосед – дядя Серёжа Матюшинский, который работал в милиции. Витя всё ему рассказал, он его сразу посадил в машину, по дороге вызвали подмогу, и поехали за мной. В итоге поймали двенадцать человек. Там в шалаше-землянке на костре уже стоял огромный котёл… Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не мой умный братик… Потом был суд, но мы не присутствовали на нём. Дядя Серёжа нам обо всём рассказал. Что и говорить, страшное было время…

Причём, так и не нашли ни наших карточек, ни платья. Такую раздетую меня и привезли. А как жить без карточек?! И тогда нас спас министр МВД Тутушкин, которого папа возил. Он отдал папе половину своих генеральских карточек. Мама рассказывала, что мы по ним столько продуктов получили, что нам хватило на несколько месяцев.

В это время, чтобы людям как-то полегче было, стали выделять землю под огороды. Потом разрешили держать во дворах птицу и поросят. Но я бы ещё раз хотела отметить, что все люди были такие добрые, такие отзывчивые, дружные, так помогали друг другу, делились последним.

В эти же годы нам пришлось пережить и сильное наводнение. Вода доходила до второго этажа. Помню, мимо наших окон по воде плыли будки, ящики, и что самое интересное, плыл целый поднос с пирожными. Как он не перевернулся, до сих пор не понимаю. А мы сидим голодные, смотрим на него, видим, что плывёт такое сокровище… Кричим: «Мама! Мама, смотри!» А она спрашивает: «Что, нырять будем?» Ну, ничего, пережили и это.

- А папа с дедушкой что-то рассказывали про фронт?

Это больше брата интересовало. Он всё их расспрашивал, а я не очень-то прислушивалась. Но по ним было видно, что на войне они многое пережили. Дедушка много курил, а по ночам вскрикивал, просыпался… Вот после этого он, по-моему, и начал сильно пить. Хотя его опять избрали председателем колхоза. Но недолго проработал, и так от этой водки и пропал…

А папа был очень молчаливый, сдержанный и почти ничего не рассказывал про фронт. Но очень любил фильмы о войне и День Победы для него был святой праздник. Всегда ходил на мемориал, отмечал. А когда он умер, то военная кафедра университета, где он работал, хоронила его с воинскими почестями.

Наградной лист на отца

- Они с войны привезли какие-то трофеи?

Дедушка привёз бумажный мешок абрикосовых косточек, они почему-то все в пепле были. Говорили, что вроде есть такое блюдо в Средней Азии. И я до сих пор помню, как мы их били на камнях, они были вкусные и солёные. А папа из Венгрии привёз огромный кулёк конфет-подушечек, которыми мы угощали всех детей в деревне. А маме привёз маленькие, очень красивые ручные часики, но брат их сразу же разбил, решил узнать - почему они тикают?

- А как отец относился к Сталину?

Очень хорошо. Как он говорил: «Столько ребят погибло, идя в бой с криком «За Родину! За Сталина!» Сталин был для него как знамя. И дедушка – тоже самое. Дедушка даже в заново отстроенный дом принёс откуда-то плакат – «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»

- А лично у вас к Сталину, какое сейчас отношение?

Я, конечно, понимаю, что при нём пострадало много невинных людей, но всё равно у меня к нему осталось доброе отношение. Во-первых, я не считаю, что он один это делал. А, во-вторых, сколько он всего хорошего для страны сделал, поэтому народ его и любил. Я ведь прекрасно помню, как мы все очень тяжело переживали его смерть. У нас все рыдали. И дома все плакали, и в школе. Я тогда в 8-м классе училась, была председателем дружины, так в школе несколько дней дежурили у его портрета, и днём и ночью меняли эти караулы. Такая была вера в Сталина… Хотя, конечно, и про невинных людей забывать нельзя. Вот, например, какая история случилась с моим мужем.

Про войну свекровь ничего такого не рассказывала. Но рассказывала, как в 49-м году их поднимали. Вот это было страшно… (6-7-го июля 1949 года в Молдавии была проведена операция «Юг». В результате операции из Молдавии в Сибирь были высланы 1 293 семьи - 35 050 человек – прим.ред.)

Когда она услышала, что начинаются такие дела, то продала корчму, которую в Твардице держал её умерший первый муж, и вышла замуж. Но накануне высылки второй муж обокрал её до нитки и сбежал. И когда стали людей поднимать, высылать, она взяла чемодан, он у нас, кстати, до сих пор где-то лежит: белый, деревянный. Взяла кое-то из вещей сына, и приехала к своему брату в Кишинёв. Поступила лаборантом в Академию наук, а Павел окончил школу и поступил в Университет. Больше она ничего не рассказывала, но всегда радовалась, что спасла себя и сына.

А Павел после университета окончил аспирантуру в Москве. Причём, всегда писался румыном. У него же отец настоящий румын, из Бухареста, а мать наполовину гагаузка, наполовину болгарка, и он мог свободно записаться гагаузом, но он принципиально не хотел, за что ему здорово доставалось. Он же был завотделом археологии в Академии, защитил кандидатскую, докторскую. (Бырня Павел Петрович (1930-2002) – один из основоположников истории и археологии средневековой Молдовы. С 1978 г. по 1990 г. работал в должности заведующего Отделом археологии АН МССР, в 1991-1995 гг. - главным научным сотрудником, а с 1995 г. - заведующим отделом средневековой археологии в Институте археологии АН Республики Молдова. В 1999 году перешел на работу в университет Высшая Антропологическая Школа, где до последнего дня исполнял обязанности декана факультета культурной антропологии и проректора университета по науке. Перу Павла Петровича принадлежит около 150 опубликованных научных работ. Основные темы - молдавский средневековый город, сельские поселения, нумизматика, ремесло и торговля средневековой Молдовы. Его книга «Сельские поселения в Молдавии XV-XVII вв.» стала классической, а составленная им карта молдавских средневековых сел (опубликована в 1966 г.) до сих пор воспроизводится в новых академических изданиях без существенных дополнений. Огромный корпус топонимических источников вошел в научный оборот благодаря трудам П.П. Бырни – прим.ред.) 

В кругу семьи

- Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

После школы я год работала в нашем историческом архиве, и оттуда поступила в Университет на исторический факультет. Окончила его, меня оставили на кафедре, и там я проработала с 1962-го по 1994-й. У нас с мужем одна дочь, внучка и недавно родилась правнучка. Всё хорошо, вот только живут они далеко…