Тойво Иванович, расскажите, пожалуйста, о довоенной жизни, о родителях.
Я родился в 1934 году в деревне Куялово под Токсово Всеволожского района Ленинградской области. Отец был бригадир тракторной бригады. В районной газете была статья о нем и успехах его бригады. Отца хвалили как хорошего работника. В 1938 году друзья написали на него донос, что ему не нравится советская власть. Отца арестовали и расстреляли. В Ленинградском мартирологе есть шесть отцов семей из нашей деревни с фамилией Курхинен, они тоже были тоже арестованы и расстреляны в эти годы.
У нас дома говорили только по-фински. Моя мама была глубоко верующая. Она часто пела финские религиозные гимны по книге.
Как Вы узнали о начале войны?
В нашей деревне было немного домов, новости распространяли очень быстро с огорода на огород. Женщины со слезами произносили страшное слово война. Старших братьев Андрея и Эйно отравили рыть окопы под Лугу. Над деревней стали появляться самолеты со свастикой. В первый налет было около 100 самолетов, кто-то успел подсчитать. Они шли на Ленинград, бомбили город, а на обратном пути обстреливали деревни из пулеметов. Из нашей деревни было видно зарево пожаров в Ленинграде. Однажды самолеты взорвали склад с боеприпасами. Стоял такой грохот, как будто все взрывалось рядом с домом. Солдаты таскали оставшиеся боеприпасы в лес, а наши ребята тянули оттуда снаряды, чтобы поиграть с ними.
Наша деревня вместе с Ленинградом оказалась в блокаде. Линия фронта проходили недалеко от деревни. Стреляли из дальнобойных орудий. В деревнях рыли окопы, чтобы прятаться в них во время бомбежек. Немцы сбрасывали листовки: «Доедайте последние бобы, стройте себе гробы». Они с уверенностью писали о своей победе и призывали женщин выходить на улицу в белых косынках, чтобы их деревню не бомбили. В небе над деревней происходили воздушные бои. Чаще они кончались не в пользу наших летчиков.
Немцы применяли психологические атаки. Сбрасывали с самолета продырявленные бочки. Они падали со страшным воем, люди в ужасе разбегались и прятались в окопах. Все боялись подходить к этим бочкам, никто не знал, что в них находится. Осмелившись, первыми подходили мальчишки и бросали в них камешки.
Мальчики находили боеприпасы, чтобы глушить рыбу. Только мы не знали, как это делать. Один раз пацаны разожгли костер и кинули в него гранаты: хотели посмотреть, как они взрываются. Вдруг видим: женщина идет к ключу за водой. Мы побоялись сказать ей об опасности. И только когда она уже возвращалась, прогремел взрыв. Она очень испугалась и бросилась бежать.
Один раз был сбит немецкий самолет, летчик выпрыгнул с парашютом. Ребята сбегали соседнюю деревню Аудио, где был военный городок, и показали место, он спрыгнул. Летчика арестовали. Брат рассказывал такой случай. Ребята из нашей деревни пасли коров. Пришел человек в гражданской одежде, начал расспрашивать ребят и угощать конфетами. Это было очень странно. Голод уже подступал, откуда могли взяться конфеты? Ребята догадались, что это был то ли немецкий разведчик, то ли наш предатель. Один мальчик сделал вид, что погнал коров в хлев, а сам сбегал и рассказал все военным. Военные этого человека арестовали, что с ним было дальше – неизвестно. У станции видели человека, рисовавшего карту местности, тоже сообщили военным.
Какое питание у Вас было?
Картошку и коров из деревни забирали для фронта. Оставили на всю деревню одну корову, но потом забрали и ее. Даже собаку у нас забрали ночью. Мы слышали, как она визжала. К зиме уже были съедены все продовольственные запасы. Пили соленую воду, чтобы утолить голод. Мы с мамой ходили в лес, шкурили сосны, снимали мягкий слой коры, сушили ее и сдавали. Эту кору смешивали с мякиной и пекли из нее хлеб. Люди начали пухнуть от голода и умирать. Приходили незнакомые люди, они ходили по домам в поисках еды. Мы все получали по 125 гр. хлеба по иждивенческим карточкам. Отоваривали их в Токсово. Сестра Хильма была парикмахером и работала в военном городке, стригла военных. Это очень помогло нам. Военные делились куском хлеба.
Как происходила эвакуация?
В 20-х числах марта 1942 года нам объявили, чтобы мы собирались в эвакуацию. Мама погрузил на санки все самые необходимые вещи, остальное закопала в огороде. Мы доехали до Осиновца и поехали в автобусе по льду. Немцы постоянно бомбили. Мама посадила меня железную ванную. Одна машина перед нами ушла под лед. Доехали до станции Кобона, там нас погрузили в товарные вагоны и повезли в Красноярский край. Мимо нас шли эшелоны с раненным военным. Они нас угощали хлебом. Братьев с нами не было, они остались на рытье окопов. Мама очень переживала. В Сибири братья догнали наш состав, и мы с радостью встретились. Военные подкармливали нас, но все равно еды не хватало. Мы меняли еду на вещи, к месту эвакуации приехали ни с чем.
В мае 1942 мама пошла стирать в холодной воде, простудилась и умерла в больнице. Старшего брата Андрея забрали в трудовую армию. Я остался с сестрой и средним братом. Мы начали жить в 50 км от станции Тинская Нижнеингашского район в химлесхозе. У нас был небольшой участок, мы сажали огород. Брат и сестра работали на добычи живицы (сосновой смолы). Когда я пошел в школу в Сибири, то не смог учиться. Я не знал русского алфавита и плохо говорил по-русски. Меня начали дразнить. Учиться я начал только в 10 лет, а в 7-м классе получил пятерку по русскому языку. В классе были представители 7-ми национальностей, в т.ч немцы, прибалты, грек. Русский был только один. Когда мы начали изучать немецкий, я уже знал все буквы и был впереди всех.
Когда Вы поняли, что это не только эвакуация, но и ссылка по национальному признаку?
Я не считаю, что я был в ссылке. Нас спасли от голодной смерти. Если бы мы остались в родной деревне, мы бы умерли. Я имею удостоверение жертвы политических репрессий, но я не считаю себя таковым. У меня есть друг в Москве, грек по национальности. У него отец сидел по 58-й статье в Красноярском крае. Семья приехала к нему из Грузии. Мы вместе с ним окончили речной техникум в 1955 году и поехали работать на реку Лену. Теперь он борется за права жертв политических репрессий, пишет, что его сослали в Якутию. А я ему говорю: «Мы же на Лену в Якутию поехали сами, добровольно, как специалисты». Он там был всего год и сбежал в Москву. А я не жалею о работе на Лене. Я получил опыт работы на современном для того времени оборудовании. В прошлом году я вернулся на родину, потому что дети и внуки захотели переехать, но скучаю по Якутии. Там остались все мои друзья и солнце светит круглый год.
|
Когда привезли латышей, литовцев, она попали под надзор комендатуры, им нужно было отмечать. За финнами не следили, отмечаться не нужно было. К финнам никакой неприязни не было.
Вы помните день Победы?
День Победы помнят все. По всей стране была прекрасная погода, и в Сибири тоже. Все ликовали…
| Интервью и лит. обработка: | Я. Э. Ильяйнен |
