Я родилась 21 сентября 1927 года в селе Криворожье Добропольского района Сталинской (сейчас Донецкой) области в обычной крестьянской семье. Семья у нас была типичной для того времени: четверо детей. Самым старшим был наш брат Николай , и еще у меня были две младшие сестры: Зина и Валя.
Но в селе мы прожили недолго, началась коллективизация, и моих родителей вынудили вступить в колхоз. Все имущество нашей семьи, а мы были, как я сейчас понимаю, середняками, например, у нас было несколько коров, лошадь, забрали в колхоз. Мои родители это переживали очень тяжело, и думаю, поэтому где-то в 1933-34 году наша семья переехала жить в город Красноармейск, это чуть западнее Донецка. Но я помню, что голод 33-го года мы пережили в своей деревне, хорошо помню как люди ходили и собирали разные травы, крапиву...
В городе отец устроился работать завхозом на почту, а мама пошла работать портнихой на фабрику индивидуального пошива. Но туда она пошла скорее для учебы, потому что когда она научилась шить, то стала брать на дом частные заказы. Вначале родители купили крохотный домик рядом с железной дорогой, но потом оттуда всех стали отселять. Как и всем нам выделили участок, на котором мы построили уже нормальный собственный дом.
Жили до войны в принципе неплохо, но уже перед самым ее началом, мне запомнилось, что в магазинах все очень быстро стали раскупать. Только что завезут, и люди почти сразу все разбирают...
Н.Ч. - Вы помните момент, когда Вы узнали, что началась война?
Е.И.М. - Помню, что в первый момент особого значения мы как-то не придали, все-таки мы еще были дети, и не сразу поняли, что случилось. А мы же еще весной проводили нашего брата в армию, и только когда мама стала сильно плакать, до нас уже стало немного доходить какая случилась трагедия... Хотя весь ее ужас мы осознали только тогда, когда это коснулось непосредственно нас самих...
Н.Ч. - Что изменилось после начала войны?
Е.И.М. - Мы перестали ходить в школу, очень трудно стало с продуктами. Я помню как мы ходили к сгоревшему элеватору, и набирали там обгоревшее зерно, из которого потом мама пекла нам хлеб...
Н.Ч. - У ваших родителей с приближением фронта не было мысли куда-нибудь уехать, эвакуироваться?
Е.И.М. - Нет. Почему не знаю. Но я помню, как мама несколько раз говорила такую фразу: "Если умрем, то все вместе". Приезжал к нам из села старший брат моего отца, они о чем-то долго говорили, спорили, но мы так и остались жить в городе. У моего отца была бронь, т.к. он обслуживал линию спецсвязи.
Наверное, можно было бы уехать в родное село матери, но родители почему-то решили этого не делать, а родное село отца было на очень бойком месте, и там было бы все равно, что в городе.
Н.Ч. - Вы не задумывались тогда, почему наша армия отступает?
Е.И.М. - Как-то нет, все-таки мы же были еще дети, но я помню разговоры взрослых мужчин, когда они удивлялись: "Как же так? Почему наши отступают, ну неужели нет сил остановить немцев?" Честно говоря, в какой-то момент мы уже думали, что война нами проиграна...
Как вы впервые увидели вражеских солдат?
Е.И.М. - Как-то так получилось, что отступления наших войск мы и не видели, никаких колонн, идущих через город, ничего такого не было. И никаких боев тоже не было.
А рано утром 21 октября 1941 года в городе уже были итальянские войска. И мы, дети, бегали смотреть какая у них красивая форма: береты с яркими перьями, аксельбанты...
Ничего страшного при них не было, но итальянцы очень быстро ушли, и только когда в городе появились, и начали зверствовать немцы, то тут мы уже, конечно, почувствовали разницу... Хорошо помню какой меня охватил ужас, когда я впервые увидела повешенных людей. И это было еще страшнее оттого, что виселицы стояли возле церкви... Большинство из повешенных были молодые люди, а на груди у них висели таблички с надписью "коммунист"...
В нашем городе был лагерь военнопленных, на маминой фабрике немцы устроили тюрьму, а в 5-й русской средней школе - концлагерь для гражданского населения и подростков, в который я потом и попала.
Н.Ч. - За что туда попадали люди?
Е.И.М. - По разному. Кого-то подозревали в распространении листовок, кого еще за что-то, а меня, например, туда отправили за то, что я уклонялась от работы. Немцы ведь как только пришли, сразу провели различные переписи, очень скрупулезно всех людей переписали, и поставили на учет. На каждый дом повесили таблички, на которых было написано, сколько в доме живут людей с трудовой повинностью.
Нас, подростков, заставляли работать, обычно нужно было что-то копать: траншеи, например, или расчищать дороги, территорию. Но родители, опасаясь что меня отправят в Германию, отправили меня к родственникам в деревню, и только когда мою маму и сестру немцы арестовали, и сказали, что они будут сидеть в заключении до тех пор пока я не выйду на работу, только тогда уже отец забрал меня из деревни. Маму и сестру немцы освободили, зато посадили в этот лагерь меня.
Среди узников этого концлагеря большинство составляло подростки. Когда мы рыли эти траншеи, то нас охраняли немцы, а когда занимались уборкой, то нас охраняли местные полицаи. Какие были нормы я уже не помню, но было тяжело, копали целыми днями. Мы ночевали в лагере, а во время работы нас кормили: давали немного хлеба, воду, и что-то очень отдаленно напоминавшее колбасу.
Н.Ч. - Как к вам относились немецкие надзиратели?
Е.И.М. - Бить вроде не били, но и за людей нас вообще не считали... Один раз, когда я хотела вылезти из траншеи, немецкий охранник специально наступил мне на руку... С тех пор у меня ноготь на среднем пальце поврежден, и остался мне как память о тех временах на всю жизнь...
На мой детский взгляд они были очень грозные и жестокие... Плеткой били тех, кто по их мнению плохо работал... Постоянно смеялись, вернее, ржали над нами, фотографировали нас когда мы были в нелепых позах...
Н.Ч. - Сколько вы пробыли в том лагере? Вам разрешали видеться с родными?
Е.И.М. - Где-то полгода. На территорию лагеря проход был запрещен, поэтому поговорить с родными можно было только из окна. Сам лагерь охраняли полицаи, и проявили они себя еще хуже чем немцы. Никого они, правда, не убили, но били многих, могли и передачу с продуктами отобрать.
Н.Ч. - За счет чего жила ваша семья в оккупации?
Е.И.М. - Как-то выкручивались, хотя было очень тяжело. Наш дом был на окраине города, и мы до войны держали свое небольшое хозяйство: корову, свинью, куриц. Но когда немцы пришли, у нас это все отобрали, я до сих пор очень ярко помню, как плакала мама, когда забирали нашу корову...
Отец устроился работать на мыловарню, и я даже не знаю, чем он там занимался, а мама по прежнему брала на дом частные заказы, так вот и выживали.
Н.Ч. - Говорят, при немцах открылось много разных лавочек, мастерских.
Е.И.М. - Вот этого я не помню, может и было такое, но я не помню.
Н.Ч. - Можно было спокойно ходить по улицам города?
Е.И.М. - В принципе да.
Н.Ч. - Много людей стали сотрудничать с фашистами? Были ли среди таких ваши знакомые?
Е.И.М. - Сколько людей пошли служить немцам я вам не могу сказать, но такие были. Из наших знакомых, такое говорили, про сына Зайцевых, это друзья нашей семьи по поселку, когда мы еще жили возле железной дороги, что он пошел в полицаи, но в городе я его никогда не видела.
Н.Ч. - А были девушки, которые заводили романы с немцами?
Е.И.М. - Такие были, но их было совсем немного, и относились к ним очень плохо.
Н.Ч. - Как в оккупации вели себя люди: сплотились, помогали друг другу, или наоборот, стали как-бы "каждый сам за себя"?
Е.И.М. - За всех я, конечно, не скажу, но на нашей улице люди жили очень дружно, и старались помогать и поддерживать друг-друга всем чем только могли.
Н.Ч. - Расскажите пожалуйста о первой попытке освобождения вашего города.
Е.И.М. - 11 февраля 1943 года в город ворвались наши части, и начались уличные бои. Город оказался поделен на две части; по одну сторону железной дороги, там где жили мы, были наши войска, а по другую немецкие. Это была, конечно, полная катастрофа: уличные бои, постоянный артобстрел и бомбежка... У нашего дома снарядом снесло часть угловой стены, и поэтому мы прятались в подвале у наших соседей.
Н.Ч. - А в этот раз почему ваша семья не эвакуировалась?
Е.И.М. - Не знаю, наверное, потому что в городе шли очень тяжелые бои. К тому же, как говорили люди, эти передовые части не отступили, а все погибли в нашем городе... 23 февраля 1943 года наш город опять целиком захватили немцы.
И начался какой-то ад... Они просто озверели от потерь в этих боях, поэтому стремились отомстить, причем отыгрывались именно на нас, мирных жителях... По городу ходили слухи, что за каждого своего убитого они расстреливают по десять человек... После этих боев немцы рыскали по всему городу, видно искали оставшихся в живых красноармейцев, оружие, и даже если просто нходли мужчин, и даже мальчиков, женщин они, правда, не трогали, то могли и расстрелять без повода... Мужчинам стало просто опасно показываться на улице.
В это время в городе было расстреляно много людей, причем немцы старались проводить казни на улицах с ненавистными им названиями: Пролетарская, Коммунарская, Комсомольская... А бывало и так, услышат, что в подвале прячутся люди, и просто кидали туда гранату...
Вот после этих боев, я и попала на полгода в концлагерь.
Н.Ч. - Среди ваших знакомых были евреи? Какова их судьба?
Е.И.М. - Я училась в украинской школе, а дети евреев были преимущественно в русских школах, поэтому знакомых у меня почти не было.
Я лично видела, как большую колонну евреев, провели через наш город, но мы думали, что их куда-то отправляют, ведь они шли со своими вещами. А потом прошел слух, что за городом их всех убили... Но подтверждения этому у нас никакого не было.
А после этого к моим двоюродным сестрам, им было уже больше двадцати лет, пришла их подруга Роза, в надежде, что они ее спрячут от немцев. Но прятаться в городе она отказалась, и тогда ее отвели в село к моему родному дяде, он ее как-то спрятал в коровнике, и она осталась жива. А ведь это село, как я уже говорила, было на очень бойком месте, дом у дяди был большой, видный, и у него часто жили немцы... Вот только я не помню, прятал ли дядя только эту Розу, или и всю ее семью, но я помню, что ее родные тоже остались живы.
Н.Ч. - А вы видели, знали, как немцы относятся к нашим военнопленным?
Е.И.М. - В самом городе военнопленных мы не видели. Но у многих за городом были небольшие участки - "огороды", и вот когда мы ходили туда, то видели, военнопленных, которые за городом строили дорогу, и в каком состоянии они были... Если кто-то из жителей пытался кинуть им какую-то еду, то немцы убивали и пленного, и того, кто ему кинул...
Н.Ч. - В оккупации вы знали, что творится на фронте?
Е.И.М. - Да, главные новости мы знали. Отец где-то прятал радиоприемник, и иногда ему удавалось его послушать, поэтому мы были в курсе. Да и от других людей какие-то новости до нас тоже доходили.
Н.Ч. - Не было попыток отправить вас на работу в Германию?
Е.И.М. - Как же, конечно, были. Но мне крупно "повезло", когда меня должны были уже отправить, я как-раз сильно простудилась, у меня выскочил на глазу ячмень, к тому же по всему телу пошли чирьи, и немецкий врач дал мне отсрочку на пятнадцать дней, а врач из "наших" сократил ее до 10 дней... И как раз в этот период наш город был освобожден.
Чтобы меня не угнали в Германию, мама и чеснок к моим ранам на ноге прикладывала, и каустическую соду, и мыли мне ноги грязной водой, лишь бы мои болячки не заживали, и меня бы не увезли. Меня же стали лечить в немецком госпитале, делали перевязки, а я как только возвращалась домой, бинты снимала, и ногу в бочку с грязной водой... А немцы все удивлялись, почему это мои болячки так долго не проходят... У меня потом из-за этого были такие проблемы с ногой, что ее чуть не пришлось ампутировать, но моя мама сказала врачам: "Лучше пусть она умрет, чем останется калекой"... Но повезло, ногу мне спасли.
Хотя на работу в Германию немцы успели угнать много молодежи. В основном люди ехали под угрозой строгого наказания, но были и такие, которые поехали добровольно. Вот им потом пришлось тяжело, к ним, когда они вернулись после войны, относились плохо, их сторонились, старались с ними не общаться.
А с теми, кого угнали силой, отношения были нормальные. Помню, вернулась из Германии наша соседка, ее увезли почти сразу после начала оккупации: так она и выглядела здоровее нас, и одета была значительно лучше, но к ней все относились хорошо, никаких притеснений не было. Она нам потом рассказывала, что ей в Германии было в общем-то неплохо, она попала на работу в частное хозяйство, и хозяева к ней относились нормально.
Н.Ч. - На постое в вашем доме были солдаты?
Е.И.М. - Были. Вначале к нам определили четырех немцев, причем это были не простые солдаты, а какие-то младшие командиры. По моим детским впечатлениям это были страшно наглые и бессовестные люди. Они ничего не стеснялись, вели себя очень бесцеремонно, будто у себя дома. Брали не спрашивая все-что угодно, постоянно громко "пукали", а потом дико "ржали", именно "ржали", а не смеялись...
А однажды был солдат, австриец средних лет, вот он был для нас, как свой человек, с ним у нас сложились хорошие отношения, почти дружеские. Он даже пытался разговаривать с моим отцом, о том, что это война "неправильная", что от нее страдает только простой народ, показывал нам фотографии своей семьи. Вел он себя очень достойно, никогда у нас ничего не брал, ничего не просил, только ночевал.
А потом у нас жил один хорват, так он был хуже, чем все остальные вместе взятые... Он был высокий, холеный, даже красивый, немного говорил по-русски, но это был зверь, а не человек... Разговаривать с ним было вообще невозможно... За людей он нас вообще не считал, в нашем же доме делал что хотел, брал что хотел... И когда сейчас говорят хорваты-хорваты, то я сразу вспоминаю его, какой это был плохой и жестокий человек...
Вообще я хочу сказать, что оккупанты нас за людей не считали, и ничего хорошего при них не было, они нам принесли только горе, унижения и смерть...
Н.Ч. - Вы были уже молодая девушка, к вам немецкие солдаты не приставали?
Е.И.М. - Я была маленького роста, выглядела моложе своих лет, да и родители не особо разрешали куда-то ходить, поэтому ко мне никто не приставал.
Н.Ч. - Когда освободили ваш город?
Е.И.М. - 8 сентября 1943 года, причем абсолютно ничего не предвещало, что не сегодня-завтра нас освободят. Но по-видимому это оказалось неожиданно не только для для нас, но и для немцев. Рано утром мы проснулись от звуков стрельбы, особенно запомнилось как стреляли "катюши", выскочили во двор, и увидели, что по соседней улице промчался наш танк.
А по дворам в это время метались немцы, которые стремились вырваться из города. Я лично видела как немцы бежали, и даже бросали свое оружие. Многие из них были полураздеты, растеряны, и они даже стали обращались за помощью к нашим людям, умоляли, чтобы те помогли им спрятаться... Но я не помню, чтобы хоть кто-то им стал помогать, хотя вы не поверите, несмотря на все то горе, унижение и страдание, которые они нам принесли, но видя их в таком положении, у меня появилось какое-то чувство жалости к ним... В какой-то мере я понимала, что их тоже заставляли воевать, что это тоже люди...
Видели тогда мы и отступающих итальянцев, но вместо красивой формы они уже были одеты в какие-то красные накидки, и если раньше они искали куриц и яйца, то теперь они просили уже только буряк....
Н.Ч. - После освобождения вы пошли учиться или работать?
Е.И.М. - Учиться в школу, мы ведь пропустили очень много времени, и сильно отстали. Хотя при немцах детей заставляли ходить в школу, причем, следили за этим достаточно строго, но я тогда в школу не ходила. Даже не помню почему, может потому что некоторые предметы читались на немецком языке, не помню.
Вместе со мной в школу вернулись и многие мои одноклассники, никто из них не уезжал в эвакуацию, но многие пережили оккупацию в селах у родственников. Среди моих одноклассников погибших, кажется, не было.
А в нашей школе все, буквально все было уничтожено... Ужас, что там творилось, что называется, "живого места" не было, и мы вначале делали в школе ремонт.
Н.Ч. - Как вы услышали о победе?
Е.И.М. - Мы были на рынке, возвращались домой, и услышали на улице сообщение по радио. Мама моя упала в обморок. Дома накрыли стол, и мой отец, который никогда не пил, тогда сказал: "Ну, напьюсь сегодня от радости"... Приходили к нам в гости многие соседи. Радости не было предела...
Словами, конечно, не описать, какая это была радость, какое торжество...
Н.Ч. - Неприятностей из-за того, что во время войны вы были в оккупации, у вас потом не было?
Е.И.М. - Нет, ничего такого не было, но, правда, мы понимали, что лучше это не афишировать. О том, что я была в этом концлагере, тоже почти никто не знал, а когда недавно я хотела подтвердить это документами, но мне сказали, что это уже невозможно сделать...
Н.Ч. - Ваш брат воевал, он остался жив?
Е.И.М. - Нам повезло, брат остался жив. Он всю войну был связистом, а незадолго до Победы его отправили учиться в танковое училище, в Барнаул. Ранений у него не было, только одна легкая контузия. Но он совсем недавно умер, в январе 2008...
Н.Ч. - Как сложилась ваша жизнь после войны?
Е.И.М. - После школы я окончила Марьинское педагогическое училище, и в 1950 году один курс из нашего училища отправили на Западную Украину, а весь наш курс по распределению отправили в Молдавию. Я стала работать учителем украинского языка и литературы в селе Окница Каменского района. После Красноармейска мне, конечно, показалось, что я попала в какую-то глухомань. Бедность, запустение, электричества нет... Но зато, люди там были прекрасные, и, что удивительно, там в простом сельском магазине продавались и крабы, и селедка дунайская, и даже черная икра... У меня на родине ничего подобного в магазинах не было.
Там же в 1952 году я вышла замуж, и после этого мы жили в разных местах, т.к. муж получал назначения в разные места, но в 1961 году осели в Кишиневе. У нас один сын, есть внук.
Н.Ч. - Когда думаете о войне, что вспоминается в первую очередь?
Е.И.М. - Самое страшное: это когда мы впервые увидели наших повешенных людей, и когда немцы гнали мимо нас большую колонну евреев... И еще вспоминается как убили соседского мальчика, с которым я дружила. Как и что там случилось, я не знаю, то ли немцы между собой ссорились, то ли еще что, но один из немцев выстрелил этому парню в живот... Причем, пуля, наверное, была разрывная, т.к. весь живот у него был разворочен...
| Интервью и лит.обработка: | Н.Чобану |
