Родился я в Ульяновске в 1929 году. Отец у меня был матрос, а мать работала в пекарне. В 1929 году наша семья переехала в Куйбышев. Отец к тому времени работал в газете «Сталинец» была такая газета Средне-Волжского речного пароходства, он писал стихи и его пригласили в редакцию. Потом его назначили главным редактором, а в 1937 году его посадили, и посадили всю редакцию.
Просидел он год и семь месяцев, потом его выпустили, восстановили в партии, и выдали деньги за вынужденный прогул. И мы с ним на пароходе поехали на открытие всесоюзной сельскохозяйственной выставки, это в 39-м году было.
- Как вы узнали о начале войны?
- Я пришел домой из цирка, и родители пришли из магазина, они несколько пластинок покупали, и говорят, что на них смотрели как на сумасшедших, потом сказали, что война.
Я жил с семьей до 1944 года, когда началась война отец ушел с первых ее дней. Я был хулиганистый, и мать отправила меня к другу отца, капитану парохода «Серго Орджоникидзе». Капитаном был Павел Васильевич Бардин, он даже сидел с отцом в 37-м году. Я тогда закончил 6-й класс, экзаменов тогда не было, и меня устроили учеником в боцманской команде. Меня поселили в шестиместную каюту в носовой части судна.
Пароход этот был до военной постройки, с колесами посередине, и паровой установкой. Это было грузо-пасажирское судно, вместимостью 400-500 человек, и в трюмах можно было разместить 100 тонн груза. На верху парохода стояло два пулемета 12,7 мм, и одна пушка 37 мм.
Очень много было налетов, и в Саратове и в Астрахани. Один раз, одному парню, осколок от зенитного снаряда упал и повредил плечо, после этого нам всем выдали каски. Тот кто выходил на верхнюю палубу должен был быть в каске. В первый же рейс я попал в Сталинград в мае 1943г., мы шли с баржой, с правого борта шла баржа с боеприпасами и продовольствием. Впереди шел тральщик, метров за 200, и в этом рейсе я увидел как взрывается мина, которую прошуровал тральщик. Водяной столб метров на 30 поднялся.
В этом же рейсе подорвался корабль, такого же типа как наш, «Карл Либкнехт», там было 500 человек, спаслись только 26. Мы когда проходили мимо, было видно только часть верхней палубы.
В 20-хх числах мая я попал в Сталинград, на берегу там стоял стенд «Здесь сражались гвардейцы Родимцева». За навигацию 1942 наш капитан получил орден Ленина, так как перевез в Сталинград 2500 солдат.
После разгрузки капитан отпустил нас посмотреть город. Сталинград, конечно, был разрушен, сохранившиеся дома были без крыш, кругом все в воронках, много разбитой техники, автомашины, танки. Мы видели Мельницу, дом Павлова, дошли до Универмага. Хотели посмотреть на подвал, где пленили Паулюса, но все двери были закрыты, охраны там никакой не было, хотели пройти, но не решились, еще поймают. Людей в городе было еще не много, но восстановление уже шло.
- Скажите, а как вы узнали, что это здание Универмаг, и что именно там пленили Паулюса?
- На пристани местные рассказали, описали как пройти, и там на здании «Универмаг» было написано.
Еще мне запомнилось, там стоял пароход «Ласточка», маленький буксирчик, 5 человек команда, и он был Краснознаменный. Во время боев он там постоянно работал, возил раненных и продовольствие. Капитан буксира погиб, а вся команда была родственная, механиком был брат, а дочь его работала кочегаром. Мы ходили на «Ласточку» и нас механик встретил, рассказывал как они работали на переправах. Жаль, что этот пароходик не сохранили как памятник.
Южнее города было много разбитых вагонов, и я там набрал патронов. У меня было ружье охотничье отцовское, и я набрал две бутылки пороха. Мне потом объяснили, что пороха то не подходят для охотничьих патрон - ружье может разорвать. Там же нашел парабеллум. А когда отца арестовывали, то искали оружие, и когда я пистолет домой привез, мать сказала: «Или иди утопи, или сдай, хватит, я и так натерпелась». Я пошел и выбросил, сдавать не стал.
Обычно рейс до Астрахани длился 3-4 дня, мы тогда шли 12 дней. Движение на реке было интенсивное, и немцы постоянно минировали Волгу, тральщики работали по участкам, и ждали очередные пароходы уткнувшись носом в песок. В первую очередь сопровождали нефтеналивные, они же снабжали фронт, а потом вели остальных. Все движение было по реке, железная дорога ведь была разрушена. Из Астрахани мы взяли 90 человек раненных, везли их в Куйбышев, в госпиталь. Очень много судов погибло, и тогда в мае 1943 года, командовать Волжской флотилией назначили адмирала Пантелеева. До этого на Волге было 40 наблюдательных постов, а он сделал 400. Пост – это девчата с биноклем. Пролетел самолет, с него что-то упало, засекли где, дистанцию, и сразу туда отправляли тральщик.
- В первом рейсе, какие у вас были обязанности?
- При выгрузке мне сделали деревянную болванку, как на фотографии, и я на ровне со всеми работал. Вообще, когда аврал, работали все, даже мотористы, только капитал и первый помощник оставались, даже второй помощник работал. Ночная вахта у капитана была с 01 до 04 часов, но так как он меня знал, и часто брал меня на мостик, и мне разрешали вместе с рулевым крутить штурвал.
В Астрахани я впервые увидел как горит вода, во время налета солярка серная разлилась и загорелась, а маленькие буксирчики ходили и разбивали горящее пятно. Тогда капитан отошел от причала, ведь когда ты в движении в тебя трудно попасть.
В Горьком мы попали под сильную бомбежку, самолетов сорок налетело, вместо того чтоб стоять, капитан приказал отойти от пирса, и он маневрировал, ходил туда-сюда. Тогда первый раз я испытал страх, ведь самолет видно как он бомбит. Они хотели мост разбить, но по мосту промахнулись, а попали в цех ГАЗа. Один самолет сбили, и он упал к постаменту Чкалову. Мы потом ходили смотреть, но летчика уже убрали.
Это было на обратном пути из Астрахани в Рыбинск, помню, на палубе подобрал пять осколков от зенитных снарядов, привез домой, показал матери. (смеется) После первой навигации у меня поседела прядь волос.
- Помните какой самолет был сбит?
- Нет, я тогда в марках не разбирался. Мы когда туда пошли смотреть, нам рассказали, что летчик там валялся, но его убрали, а зенитчицы спорили, кто сбил самолет. У нас на пароходе, кстати, был грузин младший лейтенант, и десять девчат, которые обслуживали пулеметы и пушку. Девчата в основном лет по 19-20 лет, они жили вместе в одной каюте, рядом жили девушки постарше, а младший лейтенант отдельно жил.
То что меня капитан брал на мостик, мне потом очень помогло. На каждом пароходе была такая штука как лоции - карты акватории реки, и капитан заставлял меня их изучать, от Москва реки до Астрахани. И когда я пришел опять на «Клим Ворошилов» то меня сразу взяли учеником штурвального.
- Как было организованно питание?
- Когда выходили в рейс давали рабочую карточку и иждивенческую. На рабочую давали 600 граммов хлеба и 400 граммов на иждивенческую. Свою иждивенческую карточку я отдавал буфетчице, и она меня фактически кормила, она готовила на команду, и мне порцию выдавала. Еще я получал 180 рублей получки. А цены на Волге были очень разные, например в Астрахани 10 селедок стоили 3 рубля, а в Чебоксарах 1 селедка стоила 30 рублей. Была спекуляция. Соль в Астрахани продавали пудами, а в тех же Чебоксарах стаканами. За счет этого можно было нормально питаться, если хотелось чего-нибудь вкусненького, я брал соль и селедку, и менял на пирожки. Возьму пять пирожков, а мне еще суют бери-бери. Из второго рейса я привез арбуз на 12 килограмм, из Камышина, тамошние арбузы всегда ценились. Стоил арбуз 100 рублей.
- Из ленд-лиза что ни будь помните?
- Во время войны Американцы нам передавали по ленд-лизу катера «Элко», штук сорок наверное их нам поставили, а когда их после войны нужно было возвращать, они заставляли их полностью укомплектовывать мелочами, посудой, бельем. Один их наших ходил на миноносце их сопровождать, а когда вернулся рассказал, что они их вывели до Нордкапа и утопили их всех. Мы потом переживали страшно… ведь уже была Холодная война. Еще были катера «Хиггинс», но их я не видел. На Северном флоте было 12 «Элко», а остальные в других местах.
- Какая была структура и численность команды на «Серго Орджоникидзе» и «Клим Ворошилов»?
- Боцманская команда в носовой части – человек 6, мотористы, 4 женщины были в качестве обслуги, кок, а руководство все жило на верху, там был капитан, первый, второй и третий помощники. На некоторых судах был и четвертый помощник, он занимался погрузкой-разгрузкой, и оформлением разных документов. В общем было человек 16-18.
- Зенитчики постоянные были?
- В первом рейсе их посадили в Камышине, на обратном пути они сошли в Горьком, по-моему. А в Рыбинске посадили других девочек, то есть они менялись.
- Вы были в гражданской одежде?
- Да. Все суда на Волге были переведены на военное положение, то есть не военные но давали дополнительные надбавки за риск. Мы когда подходили к опасному району, в Саратове нам давали лоцмана, обычно капитан без лоцмана ходил. Мин в Волге было очень много, 9 мая 1943 года, не 1942! Район от Камышина до Астрахани был объявлен фронтовым районом. Это когда фронт далеко ушел.
- Какие были основные типы немецких мин?
- Акустические, которые срабатывали от акустического поля корабля. Были магнитные мины, а потом сделали магнитно-акустические. Самое страшное, что у магнитных мин был прибор кратности, проходит тральщик, счетчик один раз сработал, и так до двадцати одного раза могло быть установлено, то есть двадцать одно судно прошло, а на двадцать втором мина срабатывала. Корпуса конечно размагничивала, но вообще же их не получалось полностью размагнитить. Немцы в основном ставили на 3-5 раз.
«Карл Либкнехт» как раз попал на такую мину, тральщик прошел, а он подорвался.
Тральщик работает так: он тянет трал, два поплавка, через трал проходит ток, чтоб создать электромагнитное поле, и расшевелить мину. Между поплавками, потом стали цеплять «бас» вроде назывался. Это поплавок с двигателем внутри, он создает больший шум – для акустических мин. В училище я застал специализацию минер-торпедист, и мы все это изучали.
- Движение по реке было плотным?
- Вниз по течению до Саратова было нормальное, а дальше очень плотным. Все больше попадалось «минных» бакенов, если бакен перевернут, то значит в этом месте была сброшена с самолета мина, и конечно это место проходишь в напряжении. Даже в 1944 году еще попадались «минные» бакена.
- Рыбу во время рейса не ловили?
- Нет. Холодильников тогда не было. А соленой рыбы набирали много. Рыбу я ловил на севере. Когда выходили на учебное бомбометание по подводной лодке, у нас были бомбы на 25 кг и на 90. Катер идет бросает бомбы, а второй за ним рыбу всплывшую собирает. Помногу привозили.
- В каком еще городе на Волге вы видели «следы» войны?
- По мимо Сталинграда, Астрахани, Саратова и Горького, мне запомнился сильно разрушенный элеватор в Рыбинске. Видать большая бомба в него попала, мы там помогали разбирать хлеб, зерно высыпалось и горело, сверху был слой сгоревшего, вот очищали, собирали то что было пригодно.
- В 1941-42гг не было упаднических настроений среди вашего окружения?
- Нет. Помню, мы даже отказывались немецкий язык изучать (смеется) сбегали в кино. Я подговаривал весь класс, и мы ходили вместо немецкого на кино-сборники. Мать вызывали в школу, жаловались на меня. Так за 7 класс я аттестат и не получил. Еще все очень хотели попасть на фронт. Но было обидно когда наши сдавали города, у нас была карта и мы флажками их отмечали.
- К Сталину, тогда и сейчас отношение поменялось?
- Не смотря на то, что я сын врага народа, и имел из-за этого неприятности – даже школу пришлось сменить, к Сталину отношусь с уважением. За репрессии его можно призирать, но в общем его роль положительная. Я был членом партии до последнего. Мне предлагали вступить в коммунистическую партию Украины, я отказался, сказал, что один раз партия меня предала.
- Ваш отец прошел войну?
- Да, он дошел до Кенигсберга, он работал в газете дивизии, в атаку не ходил, но под Кенигсбергом его ранило. После войны я приехал в отпуск, и у меня уже было несколько колодок, отец смеялся: «Я всю войну прошел, у меня столько нету»
- Пленных немцев видели, как к ним относились?
- В Куйбышеве их много было, и венгров много, относились нормально, даже хлеб им давали. Они строительством занимались.
- Как узнали о Победе?
- Училище построили, и с оркестром пошли по центральным улицам Куйбышева. Кругом кричат: «Победители!» (смеется) Нам как служащим во время войны дали медаль «За Победу над Германией».
Зиму я проучился в 7-м классе, а летом устроился на «Клим Ворошилов» помощником штурвального, проходил до 15 августа. В августе, в Куйбышеве открылась военно-морская авиационная школа, туда набирали 1928 года рождения. А я ж 1929 года, пришлось подтереть метрики, получилось, но еще же комиссия, тебя покрутят на специальном стуле и подходишь к врачу. Я нормально со стула слез, не упал, и оказался в числе 7-ми человек, которые прошли из 21. Я поступил, а после войны, эту школу переформировали в училище, которое в 1947 году закончил. Но не прошел летную комиссию, якобы у меня в седьмом позвонке душки не срослись, и при прыжках с парашютом может нерв защемить. Но я до сих пор грешу на мать, это она могла договориться, она уже была помощник прокурора области, и могла посодействовать.
Поехал я в Ленинград поступать в училище им Фрунзе, не поступил, и попал на линкор «Октябрьская революция» где прослужил 9 месяцев, потом попросился у командира линкора Нарыкова капитана первого ранга, он меня отпустил, и я поступил уже старшим матросом. Закончил училище и попал на Северный флот командиром торпедного катера, потом стал командиром звена, там прослужил 12 лет.
Три с половиной года был на Кубе, как раз в кризис, в январе я ушел а в конце августа вернулся, мы передали кубинцам 12 катеров, научили их ходить в атаку, стрелять. Работали день через день, один день катера готовят, другой день в море, они стали начальству жаловаться – не привыкли так. (смеется) А второй раз ходил на Кубу с Балтики, я уже был командиром дивизиона торпедных катеров, катера были 183 проекта.
Первый раз на Кубу мы пришли на трех пароходах, в каждом было загружено по четыре катера, на палубе все закрывали чехлами, забивали фанерой. Двумя кранами их спускали, один на воде, другой на берегу. Трудно было спускать. Сначала у меня был один переводчик, он работал при министре обороны, он сначала со мной ходил. Мы выучили основные команды, «вперед» «назад» и т.п., а потом нам дали переводчиков, испанцев, которые в конце 30-хх детьми приехали в Союз.
Из 40 лет службы 28 на воде, а остальные в разных должностях.
