17448
Гражданские

Нестеров Николай Федорович

- Я родился в 1921 году, сейчас мне 85 лет. Я закончил 8 классов в Кракольской школе (д. Краколье Кингисеппского района Ленинградской области - прим А.Д.), потом пошел в ученики счетовода в колхоз. После этого меня направили учиться в культпросветшколу в Ростов-на-Дону. Я окончил культпросветшколу, и когда я приехал, была Финская война. Когда она закончилась, был "Сталинский призыв", и меня призвали в военкомат. Там мне предложили идти учиться в командную школу: тогда был "командный состав", не офицеры. И так я попал в западную Украину, где должен был учиться в кавалерийском училище. Но этот оказалось ракетное спецучилище. Мы там ракеты рисовали, всё такое: Писать нам не давали, все было секретно. Не знаю, на "Катюши" нас учили, или диверсантами, - все было втайне! Всего я пробыл в этом училище около 5 месяцев, - и началась война. Мы даже не успел принять присягу.

Это училище располагалось в 40 километрах от немецкой границы. Ночью мы слышали канонаду, но нам ничего не говорили. Граница рядом! У нас в училище было 4 взвода: мы стали присягу принимать, а когда начал принимать присягу первый взвод, прилетели два самолета. Они низко-низко летели: мы все удивились. Комиссар, который принимал, сказал: "Мы в погранзоне, и наши разведывательные самолеты могут любые знаки повесить". Через малое время второй взвод принял присягу, а я был в последнем, четвертом. И тут еще ниже четыре самолета налетели, и обстреляли нас. Те, кто принял присягу, стояли на плацу, - и из них многих убило, и комиссар там погиб. А мы, которые еще не приняли присягу, стояли в стороне под деревьями, - нас не было видно. Я так первый раз увидел войну. Потом нам уже сказали, что это война: Нам начали выдавать боевые патроны, сказали, что училище через два дня эвакуируют в Киев. Но Киев уже бомбили, - куда нас везти? На второй день уже немец был в Сбароше Тернопольской области. Там стоял танковый полк, - и вот нас направили в танковый полк. Так я начал воевать.

А.Д.: - Кем Вы стали?

- Никем, рядовым. Нам никаких званий не дали. Мы были даже без присяги: только потом я принял присягу. В 1941 году такая война была, что не было ни командования, ничего. Все чужие, мы никого не знаем. Там было больше немецких шпионов, чем нашего комсостава. Шпионы большей частью и командовали. Большей частью немцы были майорами. Как только кто-то ниже рангом командовать начнет, - их сразу стреляли. Такая белиберда, каша была натуральная! Ни связи, ни пищи, ничего. 1941 год - это был хаос, особенно около границы. На границе никаких укреплений не было. Когда мы отступили, дошли до своей бывшей, старой границы. Думаем: "там укрепления, там-то остановим немца". А там ничего не было, все было разобрано. Так немец и гулял по России. Тогда и гибло очень много, потому что ни командования, ничего не было, - и в плен много попадало.

А.Д.: - Бои приходилось вести?

- Я воевал всего месяцев 4-5, но приходилось. В заслоне я был не раз: не уйдешь до последнего, пока свои не пройдут. Через какое-то время можешь уйти. А что в заслоне? С винтовкой против танка, что сделаешь?! Но все выполняли. В армии надо слушаться, иначе пропадешь.

А.Д.: - Какое было моральное настроение? Что отступаем, - как это воспринималось?

- Я ведь был совсем молодой, мальчишка еще. Я с 1921 года, мне было 20 лет: тогда только после 20 лет в армию брали. Мы вначале ничего не поняли: подумали, что война всегда такая. Вроде так оно и должно быть, что отступаем, немец бьет нас. Думали: "На то и война!" А так настроение было бодрым. Уже под осень из Тернопольской области мы вышли в свою сторону, под Польшей. Три раза мы выходили из окружения. Радуемся, а нам говорят: "Чего вы радуетесь? Мы сами в окружении. Вы из окружения в окружение попали". Потом все-таки мы четвертый раз хотели прорваться ночью, между грядками картошки. Немцы шли и шли ночью по дороге, нужно было выждать момент перебежать дорогу, пока там не было немцев - промежутки какие-то были. Немцы как раз по этой дороге обрезали фронт. И вот там, в картошке, меня ранило в ногу, как раз под колено: В этот раз мы не сумели вырваться из окружения. Ногу мне поставили не в гипс, а между двух деревяшек. Нашли колхозный двор, крыша была, мы туда раненых клали, лежачих - на солому. А потом ночью приходит старая бабуля, которая помогала там, и говорит: "Все наши руководители ушли, вы остались одни". Нас было примерно 25 человек, не больше. Немцы были уже в деревне: Вот тогда у меня настроение упало, когда немцы забрали меня раненым из скотного двора. Тогда я понял: "конец, всё". В 20 лет я мечтал окончить училище, поступить в Академию. "К старости дойду до генерала!" А тогда подумал: "дошел до пленного:" Немцы сразу стали искать комиссаров и командиров. Особенно комиссаров! Некоторые выдавали. Люди разные: те, кто начинают свою шкуру спасать - они на все готовы. Думали: "раз немец так пошел, всё - капут России".

А.Д.: - Такие мысли были?

- У меня таких мыслей не было. Я окончил училище культуры, был довольно подкован, был комсомолец. А у многих было, - особенно у украинцев. Они хотели быстрей домой. Немец сбрасывал такие листовки: "кто попадет в плен, кто тут живет, сразу пойдет домой". Предателей много было... Мы думали, нас расстреляют, - но не расстреляли: дали подводы и увезли. Там еще были раненые, и нас увезли в Польшу. Там мы расположились в костеле на полу, а оттуда нас уже увезли в Германию, в город Вицендорф. Там еще и места для лагеря не было: немец не ожидал, что так молниеносно пойдет, что столько будет пленных. Мы копали землю, ходы делали, - и одновременно из досок начали строить бараки.

А.Д.: - Какое первое впечатление вызвали немцы?

- Немцы бывали разные. Один раз, еще только в Винцендорф попали, рыли норы, и там был уже пожилой мужик в охране. Я откуда-то знал, что он бывший русский, иммигрировавший после 17 года. Старых брали в охрану. Что-то он мне сказал, я по-русски его облаял, а он знал русский язык. Как даст мне ложей винтовки по плечу. Он по-русски со мной заговорил, но я оттуда ходу как дал, в эти норы! Он пошел искать, - а как он найдет? Из каждой норы есть ход в другую нору, так специально копали. Но больше было, конечно, били за провинность. Заставляли работать. Если ты спокойно себя ведешь, то не били. А если скажешь, что "заболел, не могу идти", тогда тебе так дадут! Работой и всё, - пока не ляжешь совсем. Были надсмотрщики и хорошие люди, но большой частью плохие. Вот почему они не были на передовой. И молодые тоже: чувствовалось, что они как чокнутые немножко, поэтому и на фронт не взяли. Хорошего абсолютно нечего сказать.

А.Д.: - Как кормили?

- Не лучше, чем у нас заключенных. У немца у самого-то не всё было. Если пленные работали на заводах, на фабриках, - может быть, там кормили. А я попал туда, где надо было только всё грузить и грузить.

А.Д.: - Бежать именно здесь не было идеи?

- Что толку, если не знаешь языка? Из середины Германии, из Одера бежать? Это просто бесполезно. А есть что? Ты языка не знаешь, это дурачество, кто побежит? Не к чему это. Лучше там умереть, - все равно по дороге тебя прикончат. А за второй побег вообще расстрел.

А.Д.: - Какие-то сведения получали, как идет война?

- Сведения о том, как идет война, мы получали от свежих пленных. А так там была своя литература, газеты были, и они писали все по-другому. Писали о том, что Ленинград взят, Москва взята. Немцы выпускали напечатанные по-русски специальные газеты для пленных, - и там была пропаганда, что война проиграна. Эти газеты по-разному назывались. Были специальные немецкие корреспонденты, которые занимались этой пропагандой. В такой газете я видел сына Сталина, Якова, - еще кого-то там видел. Были такие интересные вещи: пристроился к нашему лагерю еще лагерь. В этом лагере тоже русские пленные, - но там кормят, девки, музыка, - всё есть. Это Власов заманивал. Он выделывал вот такие вещи: тут ад - а там рай. "Кто желает, идите на ту сторону, пожалуйста, - только запишитесь в Русскую освободительную армию". Он насильно не брал, бесполезно брать насильно, я сам это видел. Думаю: "сдохну здесь, но на ту сторону, туда не пойду". А из того лагеря готовили шпионов!

А.Д.: - Полиция в лагерях была из наших полицейских, из военнопленных?

- С 1942 я года был уже в Норвегии, и слышал, что были полицаи из своих пленных. Но вначале такого не было - у нас были только немцы.

А.Д.: - В лагере о чем шли разговоры?

- О еде. Жрать нечего было, - как бы где-то хлеба достать? Политику там забыли. О политике надо было говорить осторожно: если будешь говорить о России - несдобровать. Если хочешь жить, не лезь ни туда, не сюда. Сейчас пишут, что внутри лагерей были целые подполья, - но я этого не видел и не слышал. В моем лагере такого не было.

А.Д.: - "Черный" рынок в лагере был?

- Был. Меняли табак на хлеб, сахар на табак. Кто чего. Одеждой не торговали, потому что одежды не было. В Норвегии нам дали хоть обувь, - а в Германии были деревянные колодки. "Тук, тук, тук": ведут на работу, - и как будто танковая бригада идет, до того стук по камню от дерева. Тряпки намотаешь и идёшь.

А.Д.: - Деньги ходили в лагере?

- Я в каких лагерях был, - денег не видел. Только натуральный обмен.

А.Д.: - Немцам поделки продавали?

- Кто чего умел, делали. Немцам сапоги чинили, палки делали. У кого есть мастерство, - везде попробует это использовать.

А.Д.: - А Вы? Вы же, вроде, рисовали.

- Немножко, ерунда. Из маленьких фотографий делал большие. В Германии не было разрешено фотографировать, фотоаппараты у людей были изъяты. А я умел рисовать. И откуда взялось, - но могу рисовать, и всё. Пацаном еще в гробу покойников рисовал, а потом в культпросветшколе был специальный класс по рисованию.

А.Д: - Немцы брали заказы?

- Да. Я рисовал за еду. Хлеба или картошки дадут. Давали столько, что половину отдавал ребятам. Немцы мне сами приносили карандаши и ватман, - те, кто заказывал.

А.Д.: - Как Вы на это вышли? Случайно?

- Не случайно. Я лежал, это был вечер. Дежурные солдаты ходят, дневальные, - смотрят, чтобы порядок был. И вот немец идёт, маленькую (как на паспорт) фотокарточку держит, и смотрю, - плачет. Я немножко мог говорить по-немецки. В школе-семилетке у нас был немецкий, мне пятерки ставили, - но с немцем будешь разговаривать, немец тебя не поймет, вот так нам язык в школе преподавали. А тут все нужные слова сразу выучишь. Я говорю: "Почему ты плачешь?" - "Это мой сын погиб на русском фронте. Никакой больше фотографии у нас нет". Я говорю: "Идите в ателье, там увеличат" - "У нас химией никто не имеет права заниматься. Запрещено". Я ему говорю: "Дайте мне эту карточку, если найдете черный карандаш. А если найдете цветные карандаши, то цветное изображение сделаю. На ватмане увеличу, насколько вы хотите". На второй день он мне принес ватман, хлеба, договорился, чтобы я не пошел на работу. Я ему все сделал, - он посмотрел, и чуть не упал. Я очень старался, особенно когда первые делал. Ему понравилось, он рассказал другим солдатам, - и стали мне таскать: Но это было недолго. Этот лагерь был быстро перемещен в другое место.

А.Д.: - В новом лагере вы этим не занимались?

- Нет. Там уже другая была обстановка. Этот лагерь был в Ольденбурге, на Немане или на Одере. Там были хорошие каменные бараки, кровати с металлической сеткой. Там были польские пленные. Когда нас туда привезли, поляков отпускали домой. Они еще с той войны были в плену, и теперь уже были вольные. Некоторые только числились в лагере, ночевали там. Но потом всех поляков оттуда убрали, а мы остались на их месте. По чистоте это был самый лучший лагерь вообще из всех, да и еду там давали более-менее. Даже масло иногда давали, а если масла не было, то давали мармелад. Там мы выгружали лес из кораблей, загружали цемент. А потом пошел сыпной тиф, и пленные стали умирать: за ночь по 10 человек. Матрасы мы сняли, лежали на одних пружинах. А у меня уже в детстве вся семья переболела сыпным тифом, - и второй раз эта болезнью уже не заболеешь, - иммунитет. А иначе был бы капут! Мы были тощие, но когда человеку оставалось 2-3 дня до смерти, он делался пухлым. Если кто-то начинал пухнуть, мы уже знали, что он скоро умрет.

А.Д.: - В лагере Вы с кем держались? Кого-то помните?

- Так как нас часто перебрасывали то туда, то сюда, то постоянных не было. Единственный постоянный товарищ у меня был матрос с Ораниенбаума, он служил на военном корабле "Ленин". Вот с ним я дружил. Он тоже заболел сыпным тифом и умер. Помню, он просил, чтобы когда я буду Ораниенбауме, сообщил его матери, как ее сын умер в плену. Другого я потом случайно встретил на базаре, на барахолке в Питере. С этим я дружил, когда госпроверку проходил в Туле. А больше знакомых по лагерям военнопленных я не встречал нигде.

А.Д.: - Медицинскую помощь вам оказывали?

- Оказывали свои врачи, которые были в плену. Большей частью фельдшера, ветеринары.

А.Д.: - У них были перевязочные материалы?

- Это немец давал. А потом шведский Красный Крест сделал проверку, и тех, которые прошли проверку, что они не тифозные, собрали в другой лагерь. Туда собрали много пленных со всех сторон: вначале мы не знали для чего. После этого нас всех погрузили в транспортные корабли. Думаем: "куда, чего?" Ночью эти корабли ушли в Северное море, и позже мы узнали, что нас везут в Норвегию. В Норвегии было мало пленных: она была оккупирована, а работать надо, оттуда надо было лес возить. Так я попал в Норвегию. Шли три корабля, между ними было полкилометра расстояние. Под вечер налетели три английских самолета. Они разбомбили первый транспорт вместе с немцами, - все ушли на дно. Самолёты улетели, а два других корабля еще плывут: я был в среднем. И вот через малое время, часа через четыре или пять, - опять прилетают. А уже вечер, темнеет, темнеет. В общем, последний корабль они тоже потопили. Тут уже немцы разрешили пленным наверх идти, - строгости такой, как в начале, не было. Они сами чувствовали, что такая петрушка, вместе на дно пойдем! Ждали третьего налёта самолетов, но они не пришли. Уже стало темно, туман. Наш корабль дошел до Норвегии, до Осло. Три корабля шли полностью с пленными, с оборудованием, - и немцы там были. Один корабль остался...

В Норвегии мы корчевали хороший строительный лес, который везли в Германию. Ещё мы строили там аэродром. Там кормили уже получше, потому что если ты не поел, ты не работник. Мы были все тощие!

А.Д.: - В Норвегии Вы были в немецком лагере?

- Да, у немцев.

А.Д.: - Где было лучше: в самой Германии или в Норвегии?

- В Норвегии. Там кормили лучше, и обувь дали. Там никуда не сбежишь, поэтому там в определенное время после работы давали 2-3 часа: можешь гулять свободно, но не дальше 3-х километров. А в определенный час, когда проверка, ты должен быть на месте. Если этого не выполнил, то это считается побег, а второй раз - расстрел, - "распишись, пожалуйста". Я сам лично расписывался, что не побегу, и так гулял. Куда бежать в этих фьордах? Там никуда не убежишь. Там большие леса были.

А.Д.: - Как Вами воспринималось, что Вы работаете на немцев?

- Это общее. Это борьба за жизнь, если так можно сказать. Ведь столько населения осталось в оккупации под немцами. Все работали у немцев, - иначе сдохнешь! А жить охота. Я сравниваю себя с другими: ведь некоторые продавались, шли в школы шпионов. Каждый по-разному жил!

А.Д.: - Вы лично могли предположить для себя, что Вы могли бы пойти служить немцам?

- Нет! Я говорю: я туда не пошел, где рядом был ад и рай. "Иди, пожалуйста: девки, гуляй, - всё, ты свободен!" Но я не пошел к власовцам! В Туле целый месяц все проверялось досконально, и я доказал, что у меня и в мыслях такого не было.

И так мы там, в Норвегии были до 1944 года, - до момента, когда Финляндия капитулировала. Мы были в километрах 20-25 от финской границы: почти на севере, где Норвегия с нами граничит, в сторону Мурманска. Там было много финских деревень, как обычно у границы, где все перемешано. И вот мы узнали, что Финляндия капитулировала, - и сбежали.

А.Д.: - Когда решили бежать, как-то готовились к этому побегу?

- Оттуда мы знали, куда бежать? Мы думали: раз финны отделились от немцев, то финны нам ничего не сделают. И вот мы, 12 или 15 человек, договорились между собой, запаслись продуктами. Там жили финны, и они нам и примерную дорогу показали, где уйти лучше.

А.Д.: - Карта у вас была?

- Нет. Со слов финнов мы нарисовали маршрут на бумажке, указали ориентиры.

А.Д.: - На каком языке с финнами общались?

- Наш ижорский язык немножко похож на финский. Я был как переводчик при общении с финнами. Я часто у финнов бывал: когда нам давали 2-3 часа вечером для прогулки, я всегда к ним ходил, и от них много финских слов заучил. Они жили в Норвегии, - так, как в погранзоне и бывает. У нас в Гражданскую войну, все бани по Брестскому миру остались на эстонской стороне, а все люди остались на нашей стороне. Где войска стояли, там делали границу. Люди через Москву добивались, чтобы разрешили эти бани взять. Они отдавали, но наши не пускали. Потом все-таки отдали эти бани:

А.Д.: - Сколько дней вы шли?

- Всего-то шли сутки: 30 километров примерно.

А.Д.: - И сразу попали к финнам?

- Да. Там мы попали уже в финский лагерь: а там уже готовили людей на эвакуацию в Россию. И так осенью 1944 года я попал в Россию. А война-то еще шла больше года! Нас погрузили в телячьи вагоны без охраны, открытые. Все нормально, мы с песнями ехали, - а как только за Выборг заехали, нас в лесу остановили, забили колючей проволокой. Вот тебе и домой! В Питер нас не пустили, а повезли как-то окружным путем. Мы видели, что Ленинград, был как мертвый, - тогда только сняли блокаду.

Нас привезли в Тулу, там был большой фильтрационный лагерь. Пленные ведь разные были: под видом пленных были и старосты, и шпионы, и так далее. Там делали тотальную проверку. Три раза за ночь на допрос вызывали. Допросы вели только по ночам, и каждый раз разные следователи. Я там пробыл месяц.

А.Д.: - О чем спрашивали следователи?

- Где был, в каком лагере, кого встречал? Показывали фотографии: встречал ли такого или нет. Искали, враг я народа, или нет. Они искали среди нас изменников Родины. Мы тоже по-сталински назывались изменниками Родины. Сталин сказал: "У меня нет пленных, у меня есть только изменники Родины". У меня все, что попало спрашивали. Каждую ночь надо было идти к трем следователям по отдельности. Потом все трое суммируют, что этому сказал, что этому сказал, - и потом они уже "общий знаменатель" находят. Примерно неделю я ночью ходил к троим следователям.

А.Д.: - Допросы были доброжелательные или жесткие? Такой исходной установки, что "ты враг народа" не было? Они скорее проверяли?

- Нет, кулаком об стол не были. Если сравнить, как было в Германии, то это день и ночь. Может, тем, кто врал и "давали перца", не знаю. Мне было скрывать нечего, я сказал, как было дело, - и так до конца и лупил. Но честно скажу, про своё рисование в немецком лагере я скрыл. Если бы я это рассказал, то пропал бы. Сунули бы лет 10! Офицерам давали и по 25 лет. Кто врал, они знали, но ни со мной такого не было, и ни от кого не слышал, чтобы они били. Мы же все вместе в лагере общались.

А.Д.: - Вы так и держались этой группой, 12 человек?

- Нет, уже в финском лагере мы разошлись, кто куда. В Финляндии-то не проверяли, а тут проволокой двери и окна забили. Но в нашем лагере к нам относились нормально.

А.Д.: - Никаких издевательств?

- Нет. В лагере я участвовал в самодеятельности, в постановках. Был такой момент: я играл роль немецкого офицера, потому что я мог делать акцент, - я ведь фактически не чисто русский. И старший политрук, который заведовал культмассовой работой, дал мне свой пистолет. А комиссар лагеря сидел во втором ряду, у самой сцены. Он смотрит, что у меня настоящий наган в руках, - и вот он с места соскакивает, прыгает на сцену, хватает меня за руку и отбирает наган. "Продолжайте дальше!" Постановка шла дальше, - но этот наган он у меня отобрал, а политрука сняли с работы.

А.Д.: - Как кормили?

- Как кормили? 1944 год был. Откуда-то возили капусту, и мы солили капусту для себя в деревянных чанах. С голоду там не умирали, в общем. А потом меня уже вызывает комиссия: со мной еще раз поговорили, я еще раз все рассказал. Мне дали документы: "Езжай домой. Ваша территория уже освобождена, можете ехать домой". А у меня ничего не было, одна шинель. Рядом было много шахт, открывали тульские шахты. Думаю, - надо устроиться куда-то работать, одеться, а то дали только талоны на литерные услуги. В общем, я устроился работать на шахту, электриком на откатке. Шахта была хорошая. Там хорошо кормили, давали американские консервы. Америка натурально кормила Россию!

Был указ, что со всех шахт, с заводов, рабочие не могли сами уволиться. Если ты ушел с работы, получаешь от 5 до 7 лет. Была такая сталинская статья, - тех, которых сажали, их называли "указниками". Мы с одним приятелем захотели пойти в цирк. А то я был в цирке в Ростове-на-Дону, когда учился, - а он в цирке ни разу не был. У меня были парусиновые сапоги, а у него шахтерские чуни. Мы пошли без разрешения, и один день были в самовольной отлучке. И когда мы из цирка выходили, часовые из-за его чунь, взяли, да и остановили. "Проверка документов!" Надо было иметь разрешения от начальства шахты, - а у нас его нет. И вот товарища забирают, а я стою рядом и говорю: "Если его забираете, то забирайте и меня". Я ведь не знал, что за это можно 7 лет получить. Нас посадили в тульскую тюрьму, через неделю был суд, и мы оба получили 5 лет тюрьмы. Нам еще повезло: "указников" старались никуда далеко не отправлять. Это еще легкая статья, это даже не считалось судимостью, это "указники". Вербовщики приходили в зону, и когда из тюрьмы я попал в пересыльный пункт, там один набирал "указников". Ему надо было 5 человек, и мы к нему пристроились. Оказывается, он был с тульского сахарного завода. Там один завод работал, - и вот туда, на сахарный завод, я попал работать. В Туле рядом с заводом было трехэтажное кирпичное здание с проволочным заграждением, оттуда нас брали на завод. Внутри сахарного завода мы были свободны. Сахара сколько хочешь! Потом опять вечером конвоиры забирали, - и опять туда. Там мы работали до окончания войны.

Как сейчас помню, меня раз вызывает оперуполномоченный, младший лейтенант, и начинает намекать: "Вы поняли, о чем я говорю?" Я сразу понял. - "Вы согласны?" Я говорю: "Нет, я не согласен. Меня пробовали немцы в плену вербовать, так же на своих товарищей доносы делать, - я немцев не побоялся, я шпионом не буду. Если я что-то узнаю законно, сам приду, скажу. Но специально ходить к вам и докладывать - нет". Говорит: "Напишите, что вы были у меня, и никому этого не расскажете" - "Я и не собираюсь никому это рассказывать, но и писать ничего не буду". Так он меня выгнал. Тут все тихо мирно осталось. Но когда война закончилась, эту статью ликвидировали, и всех выгоняли: не одновременно, а то работа встанет, если все заключенные уйдут. Надо нанимать вольных, а народу-то нет, одни бабы. Поэтому был какой-то промежуток. И вот я в первую партию освобожденных не попал. Там осталось 30%, которых не отпустили, - в том числе и я. Все мои приятели ушли на свободу, а я остался. Потом я понял, что это сделал тот оперуполномоченный.

Этот дом ликвидировали, там стало общежитие, - а меня и ещё одного человека засобачили в тульские каменоломни. Когда я попал в эту каменоломню, - "ой-е-ей" -думаю, - "это уже не сахарный завод, не покушаешь, а пыли наглотаешься". А главный был такой строгий, бывший староста, ему 10 лет дали. Мы разговорились, и выяснилось, что он был из Тульской области, родом из той деревни, где я снимал квартиру, когда на шахте работал. Рядом деревня Казановка была, в полутора километрах, и там я снимал квартиру. В общем, он меня перестал гонять на тяжелые работы, потому что я снимал квартиру в той деревне, откуда он. Это тоже играет роль! Ну, а потом пришло мое время, меня выпустили, и оттуда я приехал домой.

А.Д.: - Вы родственникам сообщили, что Вы живы?

- А кому из родственников? Я знал, что наша деревня была под немцами. Я писал, но мне никакого ответа не было. В нашем доме уже жили другие, тоже из нашей деревни. Они куда-то сбежали от немца (они недалеко от Кингисеппа были) и этот дом заняли. Я приехал домой ночью, - они удивились: "А нам сказали, что все братья убиты". Нас трое было, три брата, и все мы были на войне. Я говорю: "Как все убиты? Не убиты!" Старший брат, Иван, остался живой. Брат моего отца был директором местной судоверфи, и у него были все сведения, где наши. Ведь отсюда всех людей в конце 1943 года увезли в Финляндию. Их привезли не домой, а в Калининскую область. В Калининской области очень много карел, а мы относимся к угро-финской расе: в общем, всех отправили туда, к карелам.

Я узнал всё от дяди, поехал в Калининскую область, нашел их, - а их никого не отпускают. Пока осенние работы по хозяйству не будут закончены, никого не отпускают. Говорят: "Зимой поедете домой". Но бывают такие случаи, когда если везет человеку, - значит, везет. Сколько я прошел, а все живой оставался, и без всякого подхалимства. Вот такое везение! В 1941 году, когда еще немцев тут не было, им давали эвакуационные листы, документы, - эвакуироваться в Калининскую область. Они дошли до Котлов, а немец отрезал и взял Петергоф, и тогда они все обратно вернулись. А отец сохранил эту бумажку. Через Финляндию прошел, - и эта бумажка все цела была. Он мне показал ее, и я говорю: "Черт возьми, эта бумажка поможет". Я пошел к районному милицейскому комиссару, и рассказал, что мне нужно забрать родителей. Он все расспросил, я ему показал эвакуационный лист, - но не сказал, что они были в Финляндии. Больше он ничего не спросил: подумал, что они успели сюда эвакуироваться, потому что направление было точно туда, где они случайно оказались, - именно в тот район, куда было дано это направление! В общем, он говорит: "Надо подождать, у нас тоже свои инструкции, в колхозе народа нет, а картошку надо убирать:" В общем, тогда ничего не получилось. Но я был не в конторе у него, а на квартире, где он жил. Они тоже бедно жили, у них тоже ничего не было. Его жена мне намекнула: "Есть что-нибудь, то:" Я говорю: "Отец ловит рыбу в Мологе" - "Вот бы рыбки немножко!" Я говорю: "Принесу вам". Сказал отцу, он на второй день притащил вот такую щуку, 80 сантиметров длиной. Я эту щуку завернул, зашел к ним опять на квартиру, и отдал эту щуку. И через два дня мы получили бумажку о том, что можем ехать домой. Его жена все сделала за эту щуку!

Я взял на станции телячий вагон, 18-тонку, мы все это погрузили, и я привез родителей домой. Тут я порыбачил зиму, мы ездили семена доставать, купили корову: Потом я уехал в Питер, и там работал электриком. Там же я окончил 10 классов, потом поступил в электромеханический техникум. Но вот мне говорят: "Декан вас вызывает". Я прихожу, он говорит: "Как вы сумели пройти в наш техникум?" - "Я экзамены сдал, чуть ли не на все пятерки" - "Тут другое, вы же был в плену". Я говорю: "Был. Я все написал в анкете". Но Сталин тем, кто был в плену, запретил доступ в средне-технические и высшие учебные заведения, - и меня оттуда выгнали. Ещё тогда меня назначили агитатором на выборах, а парторг говорит: "Как вы Нестерова поставили агитатором? Он же в плену был. Снять!":

На железнодорожном транспорте я проработал 12 лет. Там тоже так было: я не мог увольняться, пока не разрешит оперуполномоченный, под контролем которого я был. Следили за всеми! Ну, это правильно делали. Я, например, ничего плохого не скажу. Многие прохвосты хотели скрыться.

А.Д.: - Следили за бывшими пленными?

- Да. У нас на заводе (я работал на транспорте) два человека за мной следили, и через определенное время докладывали оперуполномоченному, где он назначит место. Я был бригадиром электриков, - а он был бригадиром слесарей. У нас было немецкое оборудование, мы варили рельсы. Мой же кореш, мы вместе жили в коммунальной квартире, был поставлен ко мне шпионом. И он не выдержал, сказал мне: "Ты знаешь, что я твой шпион. Но я ведь расписался, если скажешь, я получу 10 лет". Я говорю: "Зачем я буду говорить?" Но он говорит: "Есть второй, второго я не знаю". Я говорю: "Второго я сам найду". И разыскал второго, нашел. У него не было одного глаза: играл в лото, и ему выбили один глаз. Я говорю: "Когда пойдешь докладывать своему оперу, скажи, что ты плохой шпион. Я тебя разоблачил, так что бесполезно". А тут как раз через месяц Сталин умер. Я освободился от этих уполномоченных и ушел на другую работу, - на спиртзавод. Я сам не знал, что это спиртзавод, думал, что это лесопилка. А там действительно три рамы работали, делали спирт из опилок. Там я отработал 40 лет. Работал я хорошо, любил работать. Меня наградили орденом Трудового Красного Знамени, квартиру дали. Потом уже я окончил вечерний ВУЗ радио и телевидения, а 55 лет пошел на пенсию.

А.Д.: - Там уже не вспоминали, что Вы были в плену?

- Нет. Меня уже выбирали депутатом Райсовета. Все было полностью закрыто! В общем, я хорошо живу. Пенсия у меня хорошая, почти 11 тысяч. Сколько я был в плену, - это все засчитали, что я был на войне.

А.Д.: - Какая у вас национальность была в паспорте?

- Русский. Я про свою национальность везде молчал. Мы испокон веков были с русской фамилией, с русской верой. Я знал, что я чухна, но говорил, что русский. Это в советское время поощряли. В советское время надо было, чтобы было больше русских. Они хотели всю Прибалтику русскими заселить, да не успели.

А.Д.: - Что Вам помогло остаться в живых?

- Везло просто, ей-богу. Я когда электриком работал, 4 раза был под током, без сознания лежал. Везло!

А.Д.: - Какие-то связанные с пленом суеверия, предчувствия, может быть, вера?

- Нет. Я в бога не верую. Мы безбожники, мы в бога не верим. Иногда у людей есть бог, но у меня нет Иисуса Христа и Святого духа. В это я не верю, это вранье! Бога никто не видел: докажи, что он есть и докажи, что его нет. Кто он был, этот Иисус Христос?..

Интервью:А. Драбкин
Лит.обработка:С. Анисимов

Рекомендуем

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus