Я родился в Ленинграде в самые первые дни войны, 5 июля 1941 года.
Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
У нашей семьи достаточно интересная история. Отец моего отца, Николай Николаевич Пышкин, был дворянином, едва ли не генеральным прокурором Российской империи, и как мне рассказывали, незадолго до революции у него случился какой-то конфликт то ли с самим императором, то ли с кем-то из его окружения, поэтому его отправили в ссылку в Сибирь.
А отец мамы, Машков Яков Илларионович, до революции владел в Томске мыловаренным заводом, и, несмотря на то, что был "буржуем", поладил с новой властью, и его даже назначили "красным директором" на его же заводе. Но в нашей семье всегда была мечта - переехать жить в Ленинград, и где-то в 1938 году ее удалось осуществить.
Родители не рассказывали, как они узнали о начале войны? Насколько неожиданным для них оказалось это известие?
Вроде бы, как и все, из объявления по радио. Мама и бабушка рассказывали, что в то воскресенье на улицах у репродукторов собрались просто огромные толпы народа. Насколько неожиданным оказалось для них это известие я точно не знаю, но из рассказов родных по моим ощущениям перед войной была очень тревожная обстановка, к тому же ведь незадолго до этого совсем рядом прошла война с финнами.
А почему ваша семья не эвакуировалась из Ленинграда?
Насколько я знаю, у бабушки имелась возможность эвакуироваться, но у нас была большая и очень сплоченная семья. У моей бабушки по маме, Анны Ивановны Машковой, было пятеро детей, и даже так получилось, что когда вся семья переехала жить в Ленинград, то мы все жили в одной большой шестикомнатной квартире по адресу улицу Дровяная д.6 кв.70. Но когда началась война, то все мои дяди и тети по делам работы или службы должны были остаться в Ленинграде, поэтому бабушка приняла принципиальное решение не эвакуироваться, чтобы быть поближе к своим детям. Именно поэтому всю блокаду мы пережили в самом Ленинграде.
За счет чего вам удалось выжить в блокаду? Ведь маленьким детям нужно полноценное и разнообразное питание.
Во-первых, бабушка делала что-то съестное из всего, что только возможно. Она потом много об этом рассказывала, из чего она умудрялась готовить хоть какую-то еду, но почти все я уже позабыл. Знаю, что столярный клей хорошо шел, но вскоре он закончился. И, например, я помню слово хряпа - это очистки овощей, которые обычно выбрасывают, но тогда, конечно, из них что-то умудрялись готовить...
Но главное - нам удалось выжить только благодаря помощи всех родных. Мой отец служил офицером в какой-то части Балтийского Флота прямо в Ленинграде и, конечно, как мог, старался нам помогать. Муж тети Нины, маминой младшей сестры, Ефрем Петрович Стельмах, служил в армии на какой-то хозяйственной должности и, наверное, тоже имел возможность хоть немного нас подкормить.
Все это так, но ведь положение в городе было совсем жуткое, поэтому потом все равно настал такой момент, когда бабушка слегла от голода, и от смерти нас спасли только полмешка отрубей, которые со своим старшиной прислала с фронта тетя Нина. Я знаю, что еще до войны она заслужила почетное звание "Ворошиловского стрелка", поэтому, когда пошла в армию добровольцем, то ее определили в снайперы, и она воевала где-то на Ленинградском Фронте.
А когда мы на этих отрубях чуть-чуть отъелись, то тетя Нина на месяц или на два забрала меня к себе на фронт, потому что там с питанием было хоть и немного, но все же получше, чем в самом городе. Вот эта фотография, кстати, сделана как раз в тот период, когда я жил в части у тети Нины. На ней я стою возле землянки, и выступаю перед солдатами с пламенной речью: "Дядя, убей немца!" Она потом смеясь рассказывала, что у нее в части я стал своеобразным символом борьбы с фашистами, и таким образом внес свой небольшой вклад в нашу Победу.
И, конечно, мои родные меняли на еду всякие семейные ценности. Ведь в блокадном Ленинграде это вообще был целый бизнес, потому что всяких подонков и тогда хватало... Я даже потом как-то слышал, что тетя Нина разругалась с парой знакомых евреев, и напоследок сказала им в лицо: "Когда мы воевали, вы, сволочи, тут на наших костях бизнесом занимались..." Причем, что самое удивительное, эти ... люди искренне верили, что таким образом они помогают голодающим спастись от смерти...
Говорят, что на многих блокадниках этот период тяжелейшего голода оставил свою печать на всю жизнь. Что у многих людей на всю жизнь так и осталось нездоровое отношение к еде.
Так и было, этот голод, действительно, на многих людях очень сильно отразился. Лично я, например, до сих пор не могу выбрасывать никакую еду, во мне это словно генетически запрограммировано, но до каких-то клинических случаев у нас в семье не доходило.
Я, например, знаю, что мои родные хоть и оказались сами на грани голодной смерти, но ничего непотребного даже на грани смерти не ели... И потом всегда с отвращением говорили о людях, которые в блокаду ели крыс, кошек, собак, не говоря уже про людей... Ведь во время блокады было много случаев людоедства, и мне рассказывали, что когда подвода с трупами доезжала до заставы, то в ней оставались уже фактически одни только кости...
И ведь меня самого чуть не съели... Это одна из самых примечательных историй о блокаде в нашей семье. Пока бабушка могла ходить, она носила меня у себя на спине, и в какой-то момент за нами повадилась ходить какая-то тетка, я так понимаю из нашего дома, и откровенно выжидала пока бабушка упадет, чтобы забрать меня и сожрать... Причем, насколько я понял, она ходила за нами не день, не два, а какое-то время, и я хоть и был совсем маленький, но отчетливо помню хищное выражение ее глаз... Это был взгляд не человека, а зверя, который за тобой охотится...
Но надо сказать, что случаи людоедства были распространены в среде опустившихся людей, и у которых видно совсем не осталось никаких других возможностей прокормиться.
А лично вы, что-то еще ярко помните?
Помимо взгляда этой женщины я очень смутно помню о том, как находился у тети Нины на Ленинградском фронте, звуки сирены, которая возвещала о воздушной тревоге. Помню сигнал метронома по радио, и еще запомнился момент, когда во время бомбардировки нас с бабушкой ранило.
В тот момент мы оказались в маминой квартире на проспекте Маклина (ныне Английский проспект - прим.Н.Ч.), которая находилась на пятом этаже. Окна, которые выходили во двор смотрели на юг, в сторону Пулково, и однажды во время бомбардировки прямо к нам в квартиру влетела немецкая бомба. Но, видно, бабушка то ли вовремя успела заметить ее, то ли просто обычно так делала, но она накрыла меня своим телом, поэтому больше пострадала сама, нежели я.
Эта авиационная бомба летела под углом, и пробила стену чуть повыше окна. Пробила деку в пианино, пробив стенку вылетела из квартиры, пролетела через лестничную площадку, и взорвалась только в следующей квартире, где погибли все... Но так как у меня голова осталась неприкрытой, то осколками стекла и кирпичей мне пробило череп, и меня потом несколько месяцев лечили, регулярно делали перевязки.
А вкус блокадного хлеба, например, помните?
Лично я не помню, но по рассказам моих родственников там о вкусе даже и речи не шло...
А как отапливали квартиру зимой?
Почти никак не отапливали, поэтому мерзли мы просто немилосердно. У нас в квартире стояла буржуйка, в которой сожгли фактически всю мебель, всякую ненужную бумагу, книги, но не все подряд. Потому что у нас и сейчас сохранились редчайшие книги еще дореволюционных изданий.
Кто из ваших родных воевал?
Почти все. Например, про мамину сестру - тетю Нину, которая воевала снайпером, и которая фактически спасла нас от голодной смерти, я вам уже рассказывал. По-моему она вернулась с войны в звании то ли капитана, то ли майора и с боевыми наградами.
Вообще надо сказать, что самый большой авторитет в нашей семье имела именно тетя Нина. Она была умной, чрезвычайно строгой, жесткой, но при этом очень справедливой женщиной. И я помню, что всегда гордился ею, когда она рассказывала про войну, да и не только про войну.
Тетя Нина достаточно много рассказывала про войну, как на фронте было тяжело, что им приходилось не просто стрелять, а фактически охотиться за немецкими офицерами. Словно на настоящей охоте нужно было выслеживать, поджидать, подкарауливать... Я смутно помню, что она рассказывала, как однажды во время задания ей пришлось несколько дней просидеть на дереве.
А моя мама, Лидия Яковлевна, в войну в качестве инженера-конструктора работала на "Металлическом заводе имени Ленина". Она очень много времени проводила на работе, поэтому растила и воспитывала меня в основном бабушка.
Насколько я знаю, у моего отца - Льва Николаевича Пышкина было инженерное образование, но потом его взяли служить в ВМФ именно как инженера. Фактически всю блокаду мои родители провели вроде бы в одном городе, но папа постоянно находился в расположении своей части. К тому же еще до окончания войны они с мамой развелись, потом его отправили служить на Дальний Восток, и я знаю, что он там дослужился до звания контр-адмирала, и если не ошибаюсь, стал главным инженером морской инженерной службы Тихоокеанского флота. Но так как отец жил далеко от нас, то виделись мы с ним очень редко, и о войне он мне ничего не рассказывал.
Самый старший из маминых братьев - Сергей Яковлевич преподавал в Ленинградском институте инженеров водного транспорта, и впоследствии стал в нем то ли ректором, то ли проректором, но в войну этот институт приравнивался к оборонному предприятию, поэтому ему воевать не пришлось.
Другой мамин брат, дядя Женя, служил водителем в армии, и я знаю, что в блокаду он возил грузы по легендарной "дороге жизни". Кстати, с ним у нас связана довольно интересная история.
Сразу после войны он по-прежнему служил шофером, и ему по службе пришлось возить на своем грузовике пленных немцев, которые восстанавливали Ленинград. И видно как-то через него бабушка устроилась на такую работу - ей поручили кормить обедом целую группу пленных немцев, которую дядя Женя возил на работу. Только представьте себе: всего год или два прошло с окончания кошмарной блокады, а к нам домой возят на обед немцев...
По моим ощущениям они ездили к нам обедать достаточно долго, где-то год, а может и больше. Два конвоира оставались в коридоре, и вся эта орава, а их было человек 25-30, рассаживалась за одним большим столом в нашей гостиной и коридоре. Причем, меня тоже сажали за стол прямо вместе с ними...
И надо сказать, что если вначале к ним было весьма прохладное, настороженное отношение, потому что после войны к немцам в Ленинграде еще долгое время оставалось стойкое отношение как к злейшим врагам. Я даже помню, что поначалу эти обеды проходили в полной тишине, но зато уезжали к себе в Германию они уже если и не как друзья, то, во всяком случае, как очень благодарные люди. За то, что их не расстреляли, кормили и отпускают домой... Причем, перед самым отъездом они даже сделали мне королевский по тем временам подарок - большой самодельный игрушечный грузовик, в кузове которого я свободно мог сидеть. Так что расставались с ними уже достаточно тепло...
Но, пожалуй, самая интересная военная история была у самого младшего маминого брата - Якова Яковлевича Машкова. Я знаю, что он какое-то время успел повоевать, а потом попал в плен. Сидел в концлагере, и если не ошибаюсь, рассказывал, как немцы заставляли их работать на каком-то заводе. Но потом большой группой им удалось сбежать, и остаток войны он провоевал в составе югославских партизан. И хотя в принципе дядя Яша войну вспоминать не любил, но когда все-таки рассказывал, начинал плакать, видно, ему было очень тяжело все это вспоминать... Но под настроение он рассказывал очень много всего интересного. Как за ними буквально охотились немцы, как пленных партизан рубили на куски, и из этих обрубков прямо на дорогах выкладывали фашистскую свастику... Причем, в партизанах он видно воевал очень хорошо, потому что был удостоен едва ли не высших югославских наград и чуть ли не сам Тито ему их вручал. Еще когда я был маленьким, то он мне эти награды показывал, и мне хорошо запомнилось, что они выглядели очень красиво и солидно.
Но сразу после войны начались какие-то трения между нашими странами, поэтому дядя Яков какое-то время еще считался интернированным, и получил разрешение вернуться на Родину только в 1947 году.
А когда Сталин уже всерьез поссорился с Тито, то дядя получил указание все свои югославские награды сдать. Но он ими очень гордился, поэтому категорически отказался это сделать. Насколько я знаю, спрятал их в каком-то тайнике, но потом однажды ночью к нам приехал "черный воронок"...
Во время обыска у нас чуть ли не каждый кирпичик простучали в поисках тайника, дядю арестовали, и около года он провел в подвале так называемого "большого дома" на углу Литейного и улицы Воинова... В Ленинграде это здание что-то вроде печально знаменитой "Лубянки" в Москве.
Причем, я даже точно не знаю, но, по-моему, эти награды так и не нашли и они должны храниться у наших родственников.
И потом он нам рассказывал как его в этом "большом доме" пытали: морили голодом, не давали спать, светили ярким светом в глаза, обливали ледяной водой, даже иголки под ногти засовывали... Требовали от него признаться, что он является шпионом, но дядя так и не сознался... И я помню, как мы с бабушкой ходили ему носить передачи, хотя за все это время нам его так ни разу даже и не показали.
А буквально через пару недель после смерти Сталина дядю выпустили, и полностью реабилитировали... И насколько я знаю, из-за этой истории его потом никогда не преследовали. Но для него самого вся эта история с несправедливым арестом стала даже не столько обидой, а скорее тяжелым моральным увечьем... После всех этих испытаний дядя Яша увлекся литературным творчеством, писал рассказы, повести, в том числе и про то, как воевал в Югославии, и, в конце концов, бросил городскую жизнь и уехал жить в деревню.
Вот вы упомянули про Сталина. Какое отношение было к нему в вашей семье и что-то изменилось после этой истории с арестом вашего дяди? И, например, довоенные репрессии как-то коснулись вашей семьи?
Нет, всех нас репрессии никак не коснулись, и в нашей семье все были убежденными коммунистами, а Сталина буквально боготворили. И даже после истории с несправедливым арестом дяди Яши отношение к нему не сильно изменилось. Хотя у бабушки, а она у нас была убежденная коммунистка и атеистка, все-таки появилась некая обида, после того как съездила в Москву просить за сына, но она хотела встретиться с самим Сталиным, а ее принял какой-то мелкий чиновник. Я не знаю, как это достигалось, но тогда Сталина, действительно, боготворили всем обществом. И уверяю вас, что такое отношение было не из-за страха, а по-настоящему искреннее. Я же сам хорошо помню, насколько тяжело все люди переживали смерть Сталина...
И только дядя Яков в этом плане стоял в нашей семье особняком. Но это вполне и понятно, хотя надо сказать, что даже после своего ареста и всех тех ужасов, что ему довелось пережить в тюрьме он не стал антисоветчиком, хотя Сталина он просто ненавидел и высказывался о нем крайне негативно...
А, например, когда после войны вся наша семья собиралась за праздничным столом, то иногда чуть ли не до драк доходило, потому что когда произносили тост "за Родину, за Сталина", то дядя Яков категорически отказывался пить за Сталина. Кроме того, из-за дяди большие неприятности были у мужа тети Нины, который даже обижался на него, потому что вроде бы именно из-за этой истории он так и остался полковником, и ему так и не присвоили звание генерала.
А вот сама тетя Нина никогда ничего плохого, но, правда, и хорошего про Сталина не говорила. Она была достаточно умна, чтобы в разговорах обходить эту тему.
Вы помните День Победы?
Очень смутно. Погода была шикарная и все кто могли, высыпали на улицу. Все были радостные, слегка пьяные, но каких-то особенно торжественных моментов я не помню. И я точно знаю, что для тех, кто пережил войну, это был один из самых счастливых дней в жизни.
А вы не знаете, много знакомых, друзей вашей семьи погибло или умерло в блокаду?
Нам просто несказанно повезло, но в нашей семье никто в войну не погиб. А от своих родных я слышал, что друзей и знакомых погибло много... И я знаю, что мама до последнего дружила с какими-то женщинами, с которыми она пережила блокаду.
Ваши родные потом не рассказывали, что изменилось в Ленинграде после войны?
Из-за огромного количества погибших фактически едва ли не полностью сменился состав населения города. Я слышал, что после блокады пустовало огромное количество квартир, а вот людей не было... Поэтому из окрестных областей в город переселилось много народу, правда, в массе своей серого, необразованного, некультурного, из-за чего общий культурный уровень в Ленинграде резко упал. Потом даже появилось некое неприятие теми, кто всю жизнь прожил в городе, тех людей, кто только приехал. Ходили такие разговоры: "Понаехали"...
И, например, среди моих одноклассников, и вообще сверстников, почти не было коренных ленинградцев, и таких, кто бы, как и я пережил блокаду в самом Ленинграде. Большая часть из них была как раз из таких приезжих семей. Например, я знаю, что среди награжденных медалью "Жителю блокадного Ленинграда" людей такого же возраста что и я почти нет...
В вашей семье потом часто вспоминали войну?
Очень часто, потому что было и что вспомнить, и было чем гордиться. Особенно под настроение столько всего рассказывали, но я уже, к сожалению, мало, что помню из их рассказов.
И я бы особо хотел отметить такой момент, что сейчас в нашем обществе, к сожалению, совсем другая обстановка нежели была тогда, хотя в наши дни то время у нас постоянно критикуют. Но тогда, и в тяжелейший период блокады в особенности, люди как могли старались помогать друг другу, а всяких подонков всем обществом ненавидели... Пусть некоторые из них даже и разбогатели, но много ли они выиграли в моральном плане?..
Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
Я окончил 274-ю школу, а потом с отличием физико-металлургический факультет Ленинградского политехнического института. В значительной мере мой выбор предопределила тетя Нина, которая много со мной занималась. После войны она преподавала в Институте инженеров водного транспорта, была специалистом по сопротивлению материалов, и потом даже стала заведующей одной из кафедр. Именно она и увлекла меня наукой, в частности, как-то подарила мне двухтомник "Полупроводники в науке и технике", и эта книга оказала на меня очень большое влияние.
Вообще-то я поступал на физико-механический факультет, но не добрал пару баллов, поэтому меня взяли на металлургический факультет. Но на 3-м курсе, когда появилось такое перспективное направление как полупроводники, у нас в одну группу собрали всех отличников со всего курса, и мы стали заниматься именно этим направлением. Вот так удачно получилось, что исполнилась моя мечта, и я стал заниматься именно полупроводниками, чего и хотел изначально. А заведующей кафедрой у нас была знаменитейшая Нина Александровна Горюнова.
Но еще в 1963 году, я тогда учился на пятом курсе, меня пригласили защищать дипломную работу в Кишинев. Я согласился, приехал, и так здесь и остался. Хотя надо честно сказать, что в то время Кишинев считался страшной дырой, и сюда буквально заставляли ехать по распределению, потому что никто сам не хотел. Но зато уровень жизни здесь был выше. Ведь если в Ленинграде чуть ли не за всеми продуктами были постоянные очереди, то здесь все было и по вполне приемлемым ценам.
Всю жизнь занимаюсь наукой. Доктор хабилитат (доктор физико-математических наук). Главный научный сотрудник института прикладной физики Академии Наук Республики Молдова. Профессор. В 1987 году стал лауреатом Государственной премии МССР в области науки и техники. Адъюнкт-профессор Clemson University в Южной Каролине. Но самое главное - у меня замечательные жена, трое детей и три внучки.
| Интервью и лит.обработка: | Н. Чобану |
