Я Серов (Шилов) Михаил Павлович родился я 6-го Октября 1909 года в деревне Селище бывшей Брусовской волости, Вышне-Волоцкого уезда, Тверской губернии, ныне Максатинского района, Красногорского сельского совета, в семье крестьянина-бедняка большой семьи Шиловых.
Семья наша состояла из десяти человек, отец, мать, дедушка, бабушка и нас - шесть братьев. На десять человек нашей семьи было пахотной земли полторы десятины, покосной земли 3 десятины. Была одна лошадь и одна корова.
В первый класс я пошел с 1-го октября 1917 года в сельскую школу. Время было тяжелое и голодное. Наши родители собирали среди родителей учеников хлеб, картофель и возили к школе дрова, чтобы отапливать школу.
В школу ходили мы зимой в чунях, весной и осенью в лаптях, дед почти все время для нас плел лапти и чуни. А мать с бабушкой с осени, когда уберут с полей хлеб, мяли и трепали лен, пряли и красили пряжу и всю зиму ткали холст из которого шили рубашки, кальсоны. Верхнюю одежду ткали из шерсти пополам с холщовой ниткой.
В 1921 году мое образование кончилось на четвертом классе сельской школы. Я научился читать и писать, знал 4 действия арифметики. 1925 и 1926 год - я пас скот в нашей деревне Селище, пас коров. Кушать ходил по очереди у кого были коровы. В 1926 году я был принят в члены как тогда называли РКСМ (Российский коммунистический союз молодежи). В 1928 году стал заведующим Брусовским магазином. На работе уставал конечно, но у меня все получалось. Научился учету и отчетности. Торговал уверено и быстро, товар получал по железной дороге, в выходные сам ездил на торговые базы в Вышнем волочке и Бежецке.
Кроме основной работы я еще выполнял комсомольские поручения: работал в ликбезе, как тогда называли. Я ежедневно с 1 сентября вся зиму 1928-1929 года до весны ходил в деревню Рыжково и обучал неграмотных молодых и пожилых женщин всего 22 человека, и я, сам имея образование 4 класса сельской школы, за зиму научил своих учеников читать и писать и четырем правилам арифметики.
В 1929 году я прошел курсы заготовителей хлеба и разного сельхозсырья: кожи, шерсти, клюквы, ягод, грибов. На них учили как принимать зерно, рожь, овес, ячмень как узнать сортность, засоренность и влажность зерна, хранения зерна и муки, как принимать кожсырье, шерсть, дикорастущие ягоды, грибы, засолку грибов.
В 1930 - 1933 годах я был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную армию. Проходил службу в своих родных краях - Калининской области - так стала называться Тверская губерния.
- А как ты Калинина видел?
- Калинина видел. Я кадровую служил. Тогда с Турцией было "хорошее отношение". Я был за городом Калининым, там военные лагеря, они и сейчас есть. Это был 32, 33 год. Меня демобилизовали в 33 году, в марте месяце. Он приезжал, открывали имени его лагеря, имени Калинина лагеря. Там полная дивизия была летом, я же там два года служил. Он приезжал и делал доклад.
А мы, значит, были на учении, ну, синие и красные. А я вдоль дороги с отделением оборону держал. А он в это время ехал, а я не знал, что Калинин ехал, значит, с Калинина в эти лагеря. И, он оправиться видимо захотел. А я с отделением, он вышел, правда, двое вышли из его машины, там остановились. А он... А я его... - Куды ты прешь!? А он: "Нельзя, нельзя?" А он почти в упор. А мы в канавах лежали. Повернулся и ушел. А потом, когда собрались, учение кончилось, он выступал, я и узнал. Калинин.
- Ворошилова я тоже я видел. В Вышнем Волочке служил кадровую. Он приезжал в Ленинград, особый поезд. Он в Калинине останавливался. И в Волочке останавливался поезд. А наш первый взвод, полковой школы, был в почетном карауле.
В Волочке на перроне выстроились. Он остановку делал. Полный взвод, нас считай, 45 человек. Во главе командир взвода, командиры отделений. Он вышел, походил. А командир взвода опоздал.
Поезд-то подошел, Ворошилов вышел, подходит, а в это время командир взвода бежит, он должен рапорт отдавать. У него ремень вот так, болтается. Он рапорт отдал, и убрали после нашего камандира взвода. Перевели в другую часть. Да, Ворошилова встречали по команде смирно, винтовки у нас вот так.
В 1939 году был призван на военные сборы. А после сборов меня оставили в армии. Когда началась война с Финляндией, был в должности заведующего столовой, несмотря на то что эту должность должен был занимать офицер, а я был младшим командиром - командиром отделения.
В нашу воинскую часть стали прибывать мобилизованные, их переодевали в военную форму, кормили, отправляли дальше в эшелонах. Была приверка нашей части командующим и он осматривал нашу столовую, сказал: "У вас порядок, чистота".
Но я подал рапорт, что не соответствую занимаемой должности, могу не справиться и меня перевели в военно-строительную часть, военно-строительный полк и направили на фронт. Номер полка не помню, где-то был документ.
Однажды направили нас с отделением на автомашине перевести военное имущество. Карту я тогда плохо понимал, попросил своего командира написать сколько километров надо проехать и где какие повороты. Он это сделал. Но мы все равно заблудились и чуть было не заехали в лесу на передний край к финнам. Выскочил наш солдат на дорогу, остановил нас. А финны уже начали обстреливать нас. Мы пару километров по лесной дороге толкали машину вручную обратно, т.к. когда заводили мотор по нам стреляли.
После окончалия финской войны меня демобилизовали.
В 1941 году работал в милиции и уже летом после начала Великой Отечественной войны меня мобилизовали и направили в Калинин. Был в распоряжении областного НКВД. После освобождения города Калинина проходил там службу.
- Расскажи про патриарха.
- 3 марта 1943 года был освобожден Ржев. Я в это время был в Калинине, при первом отделении милиции. 2 марта 43 года нас, 50 человек, одели в армейскую форму, тогда ходили кто в чем, я был в гражданском, вот нас переодели в армейскую форму и 2 марта в телячьих вагонах... в Калинине погрузили. Тогда ходил поезд только до Высокой, это не доезжая Ржева 15 километров. Вот, с Высокой мы шли, 50 человек пешком, подошли ко Ржеву, это уже 3 марта. Там бой идет, освобождали Ржев. Подошли ближе, через Волгу... снаряды падают. Мы вместе с войсками вошли в город Ржев. Командир взвода был Александров, он два кубика носил. Он после стал начальником уголовного розыска.
Первый день во Ржеве мы в военной комендатуре были. Второй, третий и четвертый тоже в комендатуре, прочесывали город. Потом, значит, из Кашина видимо, в Кашине наше областное управление было или из Калинина, был организован ржевский горотдел. Начальник - Лисовский был, замполит - Новиков, Сакирин был, по моему, в особом отделе был.
Военные части ушли даьше Значит, горотдел организовали. Жили в блиндаже немецком во дворе двухэтажного дома, где был горотдел.
Прочесывали город. Тогда называлась так называемая "фильтрация". Весь народ проверяли, каждого человека почти, конечно не детей, а взрослых. От немца бежали люди, тоже фильтрацию проходили. В общем весь город Ржев, что оставалось население, проверялся.
В апреле месяце, на оперативном совещании, наш начальник сказал, что во Ржев приезжает союзная комиссия по учету нанесения убытков немецкими фашистами нашей стране.
Эту комиссию нужно сопровождать и охранять. В эту комиссию входит патриарх Алексий. Начальник задает вопрос: "Кто знаком немножко с религией?" Я поднял руку, встал. Я говорю, что закон Божий знаю, потому-что в 17 году ходил в школу. Богородицу знаю, Отче наш тоже знаю. Начальник приказал: "Вот вы и будете сопровождать, водить его по городу". Трупы тогда были не убраны, много в колодцах, в прудах лежали, большинство наши, гражданские и солдаты наши. "Вот вы и будете сопровождать патриарха". Остальные, нас человек пять работников милиции, - охранять.
Я, значит, с милиционерами, одетыми в шинели, голубые петлицы были у нас, как летчики, явились в горотдел ржевский, к начальнику горотдела. Я пришел доложил.
Вот, и пошел сопровождать Алексия. У него было два телохранителя, высокие, молодые мужчины. Он был одет в драповое пальто, не пальто, а шуба, как раньше купеческие, мех был хорьковый с хвостиком, я это помню, каракулевый воротник, каракулевая шапка.
Я ему сказал: "Я вас буду сопровождать". Он ответил: "Очень хорошо". А когда начальник меня посылал, говорил: "Ты с этим Алексеем найди общий язык".
Я, значит вожу его по городу. Привел в одно место, дома разрушены там, трупы. Я начинаю с ним говорить, он со мной не разговаривает, только его телохранители записывают все, себе в блокнот. В другое место повел, я начинаю с ним разговаривать. Он мне: "Ты офицер?"
"Да я младший лейтенант милиции". У вас, говорит, образования нет. Так мне сказал. Я говорю: "Да". Он вопрос мне: "Ты, говорит, крестьянский сын?". Срисовал меня сразу же. Я говорю: "Да, я крестьянский сын. Образование у меня 4 класса церковно-приходской школы. На этом мое образование окончилось. Но закон Божий я изучал. Богородицу знаю. Отче наш знаю".
Он, значит, улыбнулся, - Ну прочтите. Я прочитал, назубок. Богородицу знал и Отче наш знал. Потом, есть такой тропарь, он длинный: "Верую во единого Бога-отца, вседержателя, творца неба и земли..". И потом я забыл, он: "Довольно, довольно".
С этих пор он стал со мной разговаривать. Ну поводил по городу, часа, наверное два с половиной, около трех ходили по Ржеву, записывали.
Правда, фотографа у них не было, записывали только. Значит, в горисполком обратно. Пришли в отдел, я начальнику своему рапорт отдал, что все в порядке. На второй день, во время обеда, из дежурной части милиции, милиционер прибегает: "Серов! Тебя начальник вызывает к себе в кабинет".
Я явился. Он: "Вот из райкома звонили, что ты там натворил?" Я, говорю, ничего не натворил. Что этот Алексий благодарил горисполком, что дали хорошего сопровождающего, верующего коммуниста. Он так сказал. Благодарил горисполком, секретарь райкома там был, они видимо позвонили начальнику.
И начальник на меня: "Ты что?" Я говорю: "Вы мне давали наказ найти общий язык. Я Богородицу прочитал. Отче наш прочитал. Вот тогда и разговорились". Вот тогда начальник понял и я был не наказан.
В апреле 1943 года, еще снег лежал, ко мне приехала жена, меня начальство отпустило на три дня. Предоставили нам кухню в жилом доме. Но на второй день прибежал дежурный милиционер ко мне "Срочно явиться". Оказывается под Ржевом были в госпитале раненые немецкие военнопленные. Охраняли их наши солдаты. И один офицер нашего часового задушил. Ну, видимо неосторожный был часовой. И немецкий офицер убежал и еще троих рядовых его же части с собой взял. Всего четверо и с нашим автоматом.
Нас подняли и мы их ловили. Нас было 45 человек и мы проверяли каждый блиндаж. Мы их поймали на десятые сутки в уже в Белоруссии в Сычевском районе. Они были переодеты в гражданское, в мужицкое, с полными мешками продуктом. Где они все это взяли не знаю. Возможно у предателей, в каждом населенном пункте было много предателей.
Беглые военнопленые шли вдоль железной дороги, день сидели где-нибудь в лесу прятались, а ночью шли. Офицер был раненый, он прихрамывал. Их взяли, когда стало темнеть, они вышли. Что их подвело: наш командир взвода козырнул и спросил: "Ваши документы!", немецкий офицер отдал честь - эти и есть. Ну их в расход конечно.
Сейчас про это не говорят.
- А как ты Сталина охранял, расскажи?
- Ну, Сталина, как охранял... ведь не сказали, что мы Сталина охраняем. У нас было оперативное совещание, понятно? Лисовский был начальник. Замполит был Новиков. Ну, оперативное совещание: из Москвы приезжают... особая личность. Так нам сказали. Охрана возложена на наш отдел. Охранять нам, потому-что мы в третьем эшелоне или четвертом.
Ведь не знали Сталин или кто. Мы то уже, мы эту избушку, ее наши милиционеры и до этого готовили. Он же в избушке, Высокыши деревня, одну ночь ночевал, только одну ночь. Там музей был, сейчас наверное, нарушен. Наши работники милиции, милиционеры, и клеили и рамы вставляли и все.
Днем мы туда ходили. А у меня было десять милиционеров, а весь отдел человек пятьдесять. Сначала КГБ охраняло, мы-то уже, как говорится, третий эшелон.
Дорога идет так, а потом поворачивается уже к этой избушке. А я как раз, отделение мое было левее, в том месте, где дорога поворачивается к избушке. Я там стоял. Ночью, это часов наверное... уже темно было, в августе месяце уже темно, это наверно в час или двенадцать, черт его знает, где он ездил.
Я насчитал девятнадцать машин проехало. А ведь без фар ездили то, война идет. А вот когда остановилися, эти машины, смотрю одна машина к крыльцу, и подфарники включили. Не фары, а подфарники.
Ну я смотрю, вылезают сначала двое, его хранители, высокие, как... е... твою мать. Мне то велее, я всех смотрю, и его и вытаскивают. Помогаются выйти, он вылез, вот так вылез, его за руки оба. Вылез. Ну как встал, то я вижу - Сталин. В длинной шинели, в фуражке, все...
Сталин... Он ночевал, только рассвело, часа в четыре, в пятом часу вся эта орава уехала. Нас с оцепления сняли. Ну, а мне взбрело, думаю, спрошу у начальника. Мой начальник в кабинете, этот Лисовский. Никто не знал, если бы я сказал личному составу меня бы в живых не было. Меня бы трибунал и к черту.
Потом, когда разошлись, я дурак фактически то, я: "Товарищ начальник!" А только замполит Новиков и он. Я говорю: "Разрешите вас спросить, что-же вы скрываете, мы же Сталина охраняли!" А ведь он только уехал.
Они оба как переменятся, понимаешь это. С лица-то. Я смотрю.
- Кто тебе сказал!? - А я говорю, что я дурак что ли, что я Сталина не знаю. И рассказал им так и так, я видел.
- Ты личному составу никому не говорил?
- Нет, говорю, я решил только вас спросить.
- Точно не говорил? - Они же бояться, что вдруг я проболтался. Может быть пошла за ним погоня, может быть диверсия и все потом. Я, говорю, нет.
- Ну смотри, пиши подписку о неразглашении.
- Да у меня подписка есть, говорю, я давал.
- Пиши еще, если пойдет слух, то...
На фронт бы послал, в штрафбат, ну тройка судила бы, 25 лет дали бы.
Вот так было дело.
Интервью:
Александр Мицкевич
Лит. обработка: Александр Мицкевич
