Сушкова-Урсул Антонина Николаевна

Родилась я 14-го августа 1920 года в Татарии. Примерно в 250 километрах от Казани есть обыкновенное село Старый Кувак. Тогда это был Шугуровский район, а сейчас Лениногорский.

Пару слов, пожалуйста, о довоенной жизни вашей семьи.

Семья у нас была семь человек: отец, мама, бабушка и нас четверо. Константин – 1912 г.р., Нина – 1915 г.р., я и самый младший Вениамин 1928-го. Мама моя почему-то решила назвать всех детей именами с окончанием – нин(а).

До революции мы были середняки. Имели корову, лошадь. Дом самый обыкновенный – кухня и три комнаты. Но чтобы прокормить семью, родители почти все время брали в одну комнату квартирантов – учителей или врачей. Вообще, нашу семью в селе всегда как-то выделяли. Считали нас «интеллигентами». Потому что родители хоть и обычные крестьяне, но очень тянулись к знаниям, мама особенно. Она была редкая умница, очень много читала. В свое время с отличием окончила четыре класса церковно-приходской школы, а дальше тогда девочек не учили, но тяга к знаниям у нее осталась на всю жизнь. И всегда она была очень активная. Как только установили советскую власть, ее избрали членом сельсовета. Потом была и членом правления колхоза, и народным заседателем, и культармейцем - проводила ликбез. Притом, что сама в партии никогда не состояла, но преданность делу Революции у них с отцом была абсолютная. Папа воевал в Гражданскую, после ранения пулю у него так и не вынули. А когда в 1927 году пошла первая волна образования колхозов, то родители одними из первых в него вступили. Все, что полагается, сдали, и остались мы безлошадными и безкоровными. В этот период очень трудно пришлось, тем более, что из-за засухи случился неурожай. Мне лет девять всего, а мы уже работали в колхозе. В поле собирали колоски, и прополка и т.д. и т.п. За каждый день работы нам выдавали фунт муки. И когда возвращались домой, варили из этой муки затируху и съедали. Это ужасно…

В общем, дело в колхозе не задалось и после статьи Сталина «Головокружение от успехов» его расформировали, и только потом уже создали другой. Вот тут уже наше село просто расцвело.

А когда колхозы организовывались, кого-то раскулачили?

Насколько я знаю, на все наше село, а тогда оно было дворов на четыреста, раскулачили и выслали несколько семей. Я помню как мимо нашего дома шла цепочка этих людей… Один мальчик учился в школе со мной, помахал мне на прощание… Но какой-то озлобленности среди селян это не вызвало. Потому что бедных было очень много, и видимо люди посчитали это справедливым.

А репрессии второй половины 30-х годов как-то коснулись?

Мой старший брат после школы поступил в Казани в техникум, но во время учебы проявил себя в общественной работе, и его стали продвигать по комсомольской линии. И к 1937 году он уже стал секретарем райкома Комсомола одного из районов Казани, а к тому времени отец уже умер, и Костя нас с мамой и младшим братом забрал к себе. И вот как-то после доклада на пленуме райкома комсомола приезжает машина и Костю забирают… Как он мне потом рассказывал, вроде бы сказал, что портреты наших руководителей как-то не так висят.

А буквально на второй день меня вызывают директор школы и завуч: «Тося, это же очень опасно! Откажись от брата!» Но Костю продержали всего три дня, и выпустили. И больше никогда никаких упреков, ни напоминаний.

Сколько классов вы окончили?

Семилетку я окончила в Старом Куваке. Вот до сих пор вспоминаю и не устаю удивляться. Какие же превосходные у нас были учителя. Их к нам прислали из Бугульмы. Такие преданные, такие организаторы, куда они нас только ни водили. Начиная со сбора золы и металлолома, и кончая катаниями с горки на санках. Какой-то удивительный подъем настал у молодежи, у всех…

А десять классов я окончила уже в Казани. Наша школа №1 по делу считалась первоклассной. Отличницей я не была, но по гуманитарным предметам, особенно литература, русский язык, в этом я была первой. А Костя потом писателем стал, даже был членом Союза писателей СССР, так что видимо нам с ним от родителей что-то досталось. Но в 30-е годы молодежь бредила романтикой трудных путей, и я решила поступать в университет на геологический факультет. Даже документы успела подать. Но об этом узнали директор школы и завуч, вызвали меня и стали убеждать: «Тося, ты прирожденный педагог! Твое дело быть учителем!» Я же постоянно занималась общественной работой, на всех мероприятиях выступала, была одним из лучших пионервожатых в городе. В общем, я их послушалась и поступила на филфак педагогического института.

Выпускной класс

Как вы узнали о начале войны?

Я заканчивала 3-й курс, готовилась к экзамену, когда прибежал брат: «Война!» А в понедельник с утра в институте организовали митинг, так после него мы целой колонной девчат пошли в республиканский военкомат – «Берите на фронт!» Настроение было исключительное – готовы были грудью закрыть Родину! К тому же мы и медицинские курсы к тому времени прошли, и немецкий язык как-то изучали.

А нам говорят - «Подождите!», и вскоре вместо передовой нас направили помогать собирать урожай. С Тосей Купряшовой нам доверили по лошади, и мы с ней с утра до вечера возили то снопы, то зерно, то горох. Вечером лошадей сдадим, усталые возвращаемся, но поём на все село. Она первым голосом, я вторым.

Вернулись оттуда, и вскоре нас отправили на строительство оборонительной линии. В 70 километрах к западу от Казани есть такое село Кайбицы. И вот мы там рыли противотанковый ров, окопы, дзоты, землянки, таскали тяжеленные брёвна… Но морозы в тот год ударили рано, и эта работа, сама по себе тяжелейшая, превратилась просто в каторгу… Я помню, в отдельные дни столбик термометра показывал 42 градуса, да еще с ног сбивающий ветер… Долбишь-долбишь промерзшую землю, а она прямо звенит…

От работы с ломом я заработала «болезнь землекопа» - могла делать руками движения только вверх-вниз, а просто развести в стороны уже нет… Полежала на горячей печке у хозяйки-татарки, вроде отошла. Но мерзли мы, конечно, просто ужасно. Некоторые, особенно преподавательницы стояли замерзшие, так я их старалась растормошить: «Бросьте вы стоять, надо копошиться, надо что-то делать!» А как не мёрзнуть, если мы и одеты плохо, а с обувкой вообще беда. От работы с лопатой она почти у всех развалилась, так со смехом накрутили себе лапти с онучами. И при всём при этом знаете, как кормили? Местные татарки варили нам пустую свекольную похлебку да хлеб. Но по такой работе и погоде разве по 800 граммов в день достаточно? Я, правда, как «стахановка» получала килограмм, но разве на этом продержишься? И съедали его можно сказать за один присест, когда вечером приходили с работы. Поедим, чуть-чуть придем в себя, отогреемся, и прямо на полу вповалку ложимся спать…

Поначалу всякое, конечно, думали, и иногда такое настроение накатывало… Я же видела, как некоторые девчонки плакали: «Хотим домой, всё равно победы не будет…» Но в основном все держались молодцом. Помню, когда на окопах устраивали перерыв, все забивались в уголок куда-то, пожевали, чего могли, и мы с Тосей начинаем петь, чтобы людей успокоить. Душевный подъём был просто исключительный – не сдаваться! Держаться!

Старший брат Константин

Но я до сих пор не понимаю, как мы это всё выдержали… Ведь рядом работали студенты авиационного и медицинского институтов, так они сбежали с этой каторги… А из нашего института только 13 человек, а остальные девчонки выполнили задание за всех. Вот что значит, настоящее самосознание – отстоять родную землю!

А брат с заводом тоже работал на каком-то участке, так он прислал за мной сани: «Давай к нам! Ведь ты же погибнешь здесь, а я тебя пристрою в бухгалтерию!» Но я категорически отказалась: «Нет, своих не брошу!» Я же была заместителем бригадира нашего участка, секретарем комитета комсомола института, и не имела права показать дурной пример. Поэтому не просто старалась работать лучше всех, а еще и других поддерживала, подбадривала. Как Павка Корчагин…

У меня есть письмо, которое мне написала Тося Купряшова. После войны мы с ней связь потеряли, и только через сорок лет она меня нашла и прислала письмо: «… Но особенно памятны вечера, когда мы часами бродили с тобой по аллеям института, и размышляли о наших судьбах в тяжелейшие дни войны. О возможном её исходе… О жизни и работе на кайбицких окопах… Неизменные передовики: Сушкова, Купряшова, Дубровина… А разве забыть, как мы осаждали Молотовский райвоенкомат с заявлениями об отправке нас на фронт, и какие наставления выслушивали там… Нет, никакие письма не смогут вместить наших воспоминаний… Нужна встреча, очень нужна…» А я о тех незабываемых днях даже стихотворение написала:

«Год сорок первый, год суровый,

жестокая шла битва на фронтах.

Фашисты заливали землю кровью,

уж под Москвой, витал повсюду страх.

Студентам нашего пединститута

в деревне Кайбицы был предоставлен кров,

их трудовые дни считались по минутам,

сооружался здесь защитный Волжский ров.

Еще не брезжил свет, как мы вставали,

к пяти часам в лесу нам надо было быть,

вечерние остатки хлеба черного с водой глотали,

колонной молча шли, приказ - «Не говорить!»

До тяжкой устали работали девчата,

парней же не было, на фронт ушли они.

Окопы рыли, дзоты земляные,

таскали бревна, выкорчевывали пни.

Теперь мне кажутся невероятными дела дней тех,

как я – девчонка «комариной полноты»,

кромсала землю ломом, лопатою метала вверх…

В один из дней, когда стоял мороз трескучий,

у жаркой печки грелись мы,

по радио раздался Левитана голос звучный:

«Войска противника разбиты!

Они бегут из-под Москвы!»

Восторг, объятья, слезы,

как никогда трудились мы в день тот,

к работе неустанной призывала Совесть,

Победы над врагом ускорить ход».

В общем, с окопов вернулись только в марте. Через месяц нужно сдавать госэкзамены, а меня опять по полной нагружают общественной работой. Я отказывалась, как могла: «Не могу, я же на выпускном курсе!» Нет, все-таки оставили в комитете комсомола. Но все экзамены сдала на отлично.

Сокурсник – Александр Сорокин

А как институт окончили, всех распределили кого, куда. В основном в Красноярский край. Я тоже должна была поехать туда завучем школы. Но меня вызывает ректор института Громов Иван Иванович: «Тося, пришел запрос от татарского обкома комсомола. Ребята на фронте, поэтому просят достойных девушек, и мы решили рекомендовать тебя». Я же не только училась отлично, но и активная общественница, и иеня к тому времени избрали председателем комитета комсомола института, и в хоре пела, и в постановках художественной самодеятельности непременно участвовала, в общем, везде активистка первая.

Вот так я оказалась на работе в Горкоме Комсомола. А что такое Казань в войну? Во-первых, давал фронту самолеты крупнейший авиационный завод имени Горбунова, эвакуированный из Москвы. Моторостроительный завод, пороховой, точных приборов, многие другие, и очень важно, что крупнейший меховой комбинат давал одежду для партизан. Я помню, как они приезжали, устраивали встречи с ними. А меня назначили секретарем по школам. Тогда 90 школ работало, все переполнены, ведь в город приехало огромное количество эвакуированных, и со всеми я координировала работу комсомольских организаций, организовывала мероприятия, встречи и т.д. и т.п. И еще меня назначили заместителем председателя комиссии по помощи детям, чьи отцы погибли на фронте. Разъезжала по школам, по квартирам, столько горя видела, и всем мы старались хоть чем-то помочь… Помню, на бюро Горкома так резко выступила, журила представителя профсоюзов авиационного завода, за то, что он не уделил достаточного внимания проблемам сирот.

День Победы как встретили?

Это какое-то чудо невероятное… Митинги, встречи с друзьями, объятия, смех, слезы, плач, все вместе… Ну, и выпили, конечно, немного. За такое дело не грех.

Из вашей семьи кто-то воевал, погиб?

Младший брат еще по возрасту не подходил, а у Кости после работы на этих окопах открылся туберкулез, и в армию его не взяли. Всю войну он проработал секретарем парткома авиационного завода. У сестры Нины муж воевал, но остался жив.

А из ваших сокурсников, одноклассников, много погибло?

Про одноклассников из моей сельской школы ничего не знаю. Слышала только, что один из уроженцев Старого Кувака стал Героем Советского Союза. (Этого звания в апреле 1944 года был удостоен помощник командира по воздушно-стрелковой службе 806-го Штурмового Авиационного Полка капитан Заварыкин Иван Александрович (1916-45). Только к ноябрю 1943 года он совершил 104 боевых вылета, в которых сжег 40 танков и около 130 автомашин, подавил огонь 20 батарей полевой артиллерии, поджег эшелон с боеприпасами, вывел из строя 7 самолётов на аэродромах и много другой боевой техники противника. Погиб в бою 21 февраля 1945 года – прим.Н.Ч.)

Жених – Володя Давыдов

А всех моих сокурсников, их было больше десяти, сразу призвали в армию. И насколько я знаю, все они погибли... Но какие же это были ребята… Павел Шишкин писал стихи. Саша Сорокин был, по-моему, ленинским стипендиатом по физике. А отличник Саша Краснов был таким историком, что его называли живой энциклопедией… Самые лучшие, самые сильные ребята, талантливейшие люди, из них наверняка бы получились крупные ученые… И мой Володя тоже погиб…

С Володей Давыдовым мы и в школе вместе учились, и в поселке Урицкого наши дома рядышком стояли. Мы не целовались, даже за руки не держались, но так любили друг друга, не передать… Но я в пединститут поступила, а он в военный институт в Москве. Оттуда его направили в Ростовское артиллерийское училище. Он изумительно способный был, отличник, а заводила какой. В своем училище руководил музыкальным ансамблем. Он же играл на пианино, на гитаре, на мандолине и пел по радио на весь Советский Союз. И как потом оказалось, он погиб в первые месяцы войны…

С начала войны о нем не было никаких известий, но когда я уже уехала из Казани, его младший брат вдруг получает письмо от двух женщин из-под Киева. «Так и так, осенью 41-го прямо на поле боя мы подобрали тяжелораненого командира. Но ранение в ногу оказалось слишком тяжелым, началась гангрена, и спасти его не удалось… В кармане у него нашли разные бумаги, но смогли разобрать только ваш адрес». Его мама, конечно, поехала к ним, побывала на могиле… С ней мы переписывались до последнего. Клавдия Петровна ко мне исключительно относилась. Была уверена, что мы поженимся и будем счастливы. И если бы он не погиб, мы бы, конечно, поженились. Володя даже сделал мне предложение. Но не напрямую, а как бы спросил… Всю жизнь я бережно храню девять его писем и фотографию… (По данным ОБД-Мемориал командир взвода 562-го стрелкового полка Давыдов Владимир Максимович 1920 г.р. числится пропавшим безвести с 1941 года…)

А хоть кто-то из ваших сокурсниц попал на фронт?

Да, знаю, что некоторые все-таки добились призыва в армию. А я ведь тоже все время просилась, но у нас работал один парень после ранения, так он меня отговаривал: «Тося, не смей! Ты знаешь как ужасно там девушкам? Не надо это тебе…» А потом у нас в Горкоме работала одна девушка, которая вернулась с фронта. Так она такие ужасные вещи рассказывала: «Погоня такая мужчин, что мы забивались, куда только могли. На чердаки, куда угодно… Ты знаешь, в какое положение можешь попасть?!» А я и не представляла, насколько там трудно девушке.

1-й муж – Завражный Николай Алексеевич

Какой вам запомнилась военная Казань?

Пусть сам город война и не затронула, его по-моему, даже ни разу не бомбили, но народ хлебнул по полной. Даже на базаре все было совсем бедно, и люди, конечно, очень страдали. Мы, например, спасались только своим крошечным огородиком при доме. Картошка, свекла, морковь, огурцы, все оттуда. Но все-таки я бы сказала, что порядок, уровень организации во всех смыслах, был просто удивительный. Гораздо больше, чем сейчас.

Хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину.

По-прежнему, только вера и преданность. Человек был очень чистый, преданный и справедливый. Именно такой волевой человек и нужен был в то время. Великий человек! Гений! Я согласна со словами Молотова – «Счастье, что у нас был Сталин!»

Но в репрессиях пострадало слишком много невинных людей.

Одни говорят так, а другие, что надо было еще круче проводить их, потому что слишком много настоящих врагов затаилось, вступило в партию, и вот к чему это в итоге привело…

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

После войны мой брат окончил курсы журналистов и его направили на работу в газету «Советская Молдавия». Мы обрадовались, думали, что с его туберкулезом ему на юге будет полегче, а оказалось, что нисколько не легче. И Костя стал меня очень уговаривать приехать к нему, помочь. Все-таки уговорил, но в Горкоме меня категорически не хотели отпускать. И когда я потом приехала туда в отпуск, навестила своих ребят, и мне завгороно сокрушаясь, так говорил: «Какие же кадры мы потеряли! И как мы вас упустили?»

Вот так получилось, что в 1946 году я приехала в Кишинев. Скажу вам откровенно, город лежал в руинах, и жизнь была совсем не такая сладкая, как сейчас некоторые это представляют. Но что меня поразило и задержало тут, мягкость и тактичность в общении людей между собой. В России, может из-за войны, то ли из-за природной суровости, но характер у людей был взрывной. Эта грубость, матерщина, и все что хотите, особенно в холодное и страшное время. Тут же какая-то мягкость и человечность, это меня подкупило и покорило.

Пошли с Костей в Министерство просвещения, но по моему профилю мест не было совсем. Но поскольку меня по поездкам в Москву знал секретарь ЦК Комсомола Молдавии Костаков – очень сильный и умный человек, то он меня сразу взял в идеологический отдел. Но уже через год на песенном фестивале в Кагуле я познакомилась с будущим мужем.

Сушкова Антонина Николаевна

Завражный Николай Алексеевич был на 18 лет старше меня, и он, конечно, тоже воевал. Суровый, мужественный, исключительно сильный человек, заслуженный офицер-пограничник он имел орден «Ленина» за охрану границы. Как бесстрашного человека его посылали ловить басмачей, бандеровцев, но мне он почти ничего об этом не рассказывал. Но мы с ним подружились, поженились и пока четыре года жили в Кагуле, я там учительствовала. Работа мне очень нравилась, все получалось, и меня очень хвалили. Но когда переехали в Кишинев меня пригласили на работу в Горком Партии. Года четыре там поработала, а потом меня взяли лектором в идеологический отдел ЦК Компартии Молдавии, и проработала там 28 лет. Всю республику с лекциями объездила вдоль и поперек. И на каруце (телеге), и на машине, и на кукурузнике. И где только не выступала: на скотных дворах, на фермах, на полевых станах, в больницах, детприемниках, не говоря уже про дома культуры. Особенно поднялась и расцвела республика при Бодюле. (Бодюл Иван Иванович – в 1961-80 гг. 1-й секретарь ЦК Компартии Молдавской ССР). Это был большая умница, с ним было очень приятно и интересно работать. При нем отстраивались села, создавались крупные животноводческие комплексы, развивалось садоводство и виноградарство. Я же как могла старалась помогать людям. Постоянно помогала решать конкретные житейские проблемы – с жильем, с работой, с установкой телефона, с медицинской помощью. Не однажды помогала устраивать на работу монашек, когда стали массово закрывать монастыри.

А на какую тему вели лекции?

На самые разные, но моими главными темами были беседы о дружбе народов, этапы развития Молдавии, о самых острых вопросах внешней политики СССР, об идеологической борьбе на современном этапе. Но я вам скажу, что главное это даже не само выступление, а ответы на вопросы людей. Поэтому к каждому выступлению надо было готовиться очень серьезно.

В статье о вас я прочитал, что еще в советское время вы ездили в США.

Да, в 1959 что ли году, когда Хрущев с Булганиным съездили туда. Наша группа из двадцати человек побывала в пяти городах: Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго. Внешние впечатления, конечно, самые хорошие. Свозили на Ниагарский водопад – превосходное зрелище. В Чикаго водили нас по музеям, впечатления, конечно, колоссальные. А в Нью-Йорке, например, театры прекрасные. Но я смотрела, конечно, с нашей стороны, и что для себя отметила. С утра чувствовалась озабоченность. Люди угрюмые, с мешками под глазами, женщины особенно. Улицы Бродвея после ночи страшно засоренные. И как у нас очереди во многих местах, только у них талончики выдают. Да и жизнь у нас намного дешевле была. Они и сами нам об этом говорили. Мы же в семьях жили, и помню, хозяйка нам рассказывала: «Я пролежала в больнице три месяца и все наши сбережения ушли… Мы дрожим над каждым центом…» За первые роды - 500 долларов, за вторые - 700, за то, за это, в общем, эта их озабоченность проблемами оставила какое-то тягостное впечатление. Да еще эта постоянная слежка за нами. У нас двое, один с Казахстана, другой с Таджикистана, рассказывали, что как легли спать, холодно им стало, и посетовали вслух, одеял что ли попросить. Так на следующий же день им принесли одеяла… Потом кто-то ляпнул: «Вот я был в Японии, так там каждый день меняли бельё». Всё, сразу же стали менять постельное бельё каждый день.

С любимой внучкой Мариной

А на улицах, как только темнеет, уже в семь-восемь вечера людей почти нет, одни машины. Помню, в Вашингтоне откуда-то возвращались впятером, так до того были какие-то настороженные, что прямо не очень… В общем, трудно это было всё проглотить, воспринять, но общее впечатление, что у нас какие-то более открытые, радостные лица.

В таком случае, как вы думаете, что же привело к крушению Советского Союза?

Главные причины – внутренние. Экономическая в частности. Вот эта уравниловка в плане зарплат вызывала большое недовольство в народе. Шкурничество самого руководства. Поликлиники, больницы отдельно, ателье, то, другое, третье, отдельно, всё это было очень заметно и вызывало большое раздражение в обществе.

А на пенсию я вышла в 1983 году. С тех пор на ветеранской работе. Как тогда на пленуме городской ветеранской организации избрали меня заместителем председателя комиссии по культмассовой работе, так с тех пор и имею это поручение. И уходить на покой пока не собираюсь. Ноги, правда, иногда подводят, но душа-то не стареет (смеется).

Какие у вас награды?

В 1946 году мне вручили медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». А за работу в мирное время правительство Молдавии отметило мой скромный труд орденами «Трудового Красного Знамени» и «Знак Почета». И приятно, что совсем недавно мне вручили медаль в честь «70-летия освобождения Молдовы». А в 1976 году мне присвоили почетное звание «Заслуженный работник культуры МССР».

Большая у вас семья?

У меня сын от первого брака и двое внуков.

У вас двойная фамилия.

Мой первый муж умер в 79-м году. Девять лет я была одна, а потом подружилась с Дмитрием Тимофеевичем Урсулом. Восемь лет прожили вместе. Он, кстати, воевал политработником в авиации. Умнейший человек. Известный ученый-философ. Академик, несколько лет работал вице-президентом Академии наук Молдавии.

Антонина Николаевна, поделитесь, пожалуйста, секретом, как в такие годы оставаться такой энергичной женщиной?

Сама удивляюсь, родилась в Гражданскую, пережила войну и до сих пор работаю. Но у меня дед прожил 93 года, бабушка около 90, так что основа моего долголетия гены. Ну, и жизнь, конечно, здорово закалила. Но еще бы отметила, что я всю жизнь пою. Без песни я не могу! И особенно горжусь тем, что в 1998 году вместе с Аркадием Николаевичем Дзюбинским и муниципальным советом ветеранов мы основали фестиваль лирико-патриотических песен «Виктория. Песни Веры, Надежды, Любви», который с каждым годом все шире, интереснее и популярнее.

При слове война, что самое первое вспоминается?

Как мы копали эти окопы, эти жуткие лишения… Но несмотря на голод и холод, и что в лаптях ходили, вера и преданность нас не покидали! Но война это по-настоящему страшно, и никак не смирюсь, что в наши дни она идет совсем рядом…