Я, Целовальникова Мария Матвеевна (до замужества Ильяйнен), родилась 25 апреля 1925 года под Ленинградом в деревне Малые Гарры недалеко от Колпино. По-фински наша деревня называлась Лянкиойя (Länkioja). Наш отец, Матвей Павлович, погиб в 1930 году, попав под подъезд. Мать, Анна Ивановна, одна поднимала пятерых детей. Она работала дояркой в колхозе.
Через год после гибели отца в нашей деревне началась коллективизация. Раскулачили многих соседей. Очередь дошла и до нас. У нас забрали большое красивое зеркало, которое стояло в прихожей. Лошадь повезла телегу, нагруженную ”кулацким” добром. День был летний, солнечный. Зеркало блестело до самого горизонта. Когда я пошла в школу, то сразу узнала наше зеркало. Оно стояло в фойе. Я бегала к нему каждую перемену. Мама строго запретила мне рассказывать, что это зеркало забрали из нашего дома.
О начале войны я узнала от соседей. Когда рассказала маме, она не поверила. Когда на следующий день почтальон начал разносить повестки в военкомат, уже ни у кого не было сомнений. Старших братьев Андрея и Александра призвали на Балтийский фронт. Они оба пропали без вести. Многих жителей деревни, в т.ч. нашу маму, отправили на рытье окопов.
Когда вокруг Ленинграда сомкнулось кольцо, наша деревня тоже оказалась в блокаде. Постоянно была слышна канонада боев, день и ночь. Старшая сестра Анна еще до войны начала работать на заводе в Ленинграде. Однажды она не вернулась домой. Лишь через несколько недель мы узнали от знакомых, что их завод перевели на казарменное положение и никого не отпускают домой.
Картошку из подвала забрали военные. Карточек у нас не было. Мы с братом Павлом, которому тогда исполнилось 12 лет, начали ходить по колхозным полям и собирать остатки урожая. Когда начались первые заморозки в начале октября, в деревню пришли солдаты и разобрали дома. Сказали, что в Ленинграде нечем отапливаться. Жители деревни рыли землянки, какое-то время жили в них. Потом нас начали расселять. Нашу семью поселили в подвал барака на окраине Колпино.
Мама устроилась в госпиталь прачкой и получала по рабочей карточке 250 гр. хлеба. Мы с Павлом получали по 125 гр. Хотя мы помогали маме, возили воду на санках, но нам рабочая карточка была не положена. Санки, на которых мы возили воду, кто-то украл. Пришлось таскать воду вручную, ходить за водой в несколько раз больше. В декабре на улицах появились трупы. Идешь в одну сторону, лежит женщина. Идешь обратно – у нее уже вырезаны груди.
В конце марта 1942 года к нам пришел военный. Потребовал у матери показать паспорт. Мать была уже совсем слаба, она отдавал нам свой хлеб. Она не могла сама подняться. Мы показали паспорт за нее. Военный посмотрел паспорт и сказал:
- Завтра вас будут эвакуировать. Собирайтесь.
На следующий день пришли военные. Мама не могла подняться, ее погрузили на руках. Ехали в открытом кузове, ветром продувало до самых костей. Во время остановки я уговорила водителя, чтобы он взял в кабину Павлика. Когда переехали Ладожское озеро, началась бомбежка. Мама успела сказать мне последние слова:
- Береги Павлика.
Люди попрятались, кто куда успел. Мать осталась в машине, она не могла подняться. Когда вернулись, ее уже не было в живых. Ее и еще несколько трупов вынесли и положили рядом с дорогой. Хоронить, рыть мерзлую землю ни у кого не было сил. Нас погрузили в вагон. Павлик был совсем слаб. В вагоне люди умирали. Когда поезд остановился, начали выбрасывать трупы. К выходу потащили Павлика. Но я в вцепилась в него и потащила назад. Не знаю, откуда у меня взялись силы.
- Оставьте его. Он же еще жив!
- Девочка, он уже умер.
- Нет, он жив!
Кто-то сказал:
- Она тронулась умом. Оставьте его. Выбросим на следующей остановке.
Когда поезд поехал дальше, Павлик начал шевелиться.
Несколько месяцев нас возили по стране в телячьем вагоне. Последние слова матери я пронесла через всю жизнь. Мы выжили с Павликом, только потому, что были честными. Даже самый маленький кусочек, который нам доставался, всегда делили пополам и только поровну. И даже мысли никогда не было, чтобы хотя бы крошку друг от друга утаить. Нам давали отвратительную баланду, даже невозможно было понять, из чего она сделана. Бывало, что добрые люди подкармливали на остановках.
Куда нас везут, почему так далеко – никто не знал. Но нам были тогда не до этого, лишь бы выжить. Мы были уверены, что мы в эвакуации, но нас постоянно проверяли по спискам. Летом 1942 года нас привезли на реку Лена. Потом приказ – всем погрузиться на баржи. С нами были немцы, греки, прибалты. Мы плыли по Лене около месяца, затем на ледоколе по морю и конечным пунктом нашего путешествия стало село Казачье на реке Яна. Меня с Павлом разместили в бараке.
Меня определили работать на засоле рыбы и приказали являться каждый месяц, чтобы отмечаться в комендатуре. Павла забрали в интернат, хотя я очень просила не забирать его, обещала, что смогу позаботиться о нем.
Наша старшая сестра Анна с нами не эвакуировалась. Мы потеряли связь с ней на много лет. Посылали запросы после войны, отовсюду был отрицательный ответ. Только в 1956 году мы узнали, что наша сестра живет в Таллине. Она вышла замуж, сменила фамилию. Я несколько раз спрашивала ее, что с ней было за эти годы. И каждый раз она уходила молча.
В 1943 году я познакомилась со своим будущим мужем Иваном Сергеевичем. Он сделал мне предложение, обещал забрать Павла из интерната и устроить в военное училище. Я поверила, вышла замуж, только чтобы Павлу было лучше. Муж был кандидатом в члены партии, и в партию его не приняли, из-за того, что у него жена финка. Он много раз меня попрекал:
- Не забывай, кто ты.
В 1944 году муж получил направление на полярную метеостанцию на Чукотке. Он согласился забрать Павла из интерната, для него работа тоже нашлась, но с условием, чтобы мы по-фински не говорили. Мы проработали на Крайнем севере много лет. В 1957 году наша семья вернулась на родину мужа в Хотьково. Павел с женой купили дом во Всеволожске в 1962 году.
|
|
Мария Матвеевна (в центре) с братом Павлом Матвеевичем и его женой Тамарой Васильевной |
| Интервью и лит. обработка: | Я. Э. Ильяйнен |
