Вишневский Виктор Петрович

Интервью проведено при поддержке Московского Дома ветеранов войн и Вооруженных Сил

Я родился 27 января 1926 года в Москве. Мать моя была переплетчицей, отец печатником.

В 8 лет я пошел в школу. В 1940-м году я окончил 7-й класс и в том же году нашу 53 школу сделали 58 ремесленным училищем. Я продолжил учиться в ремесленном училище на слесаря-лекальщика.

22 июня мы с приятелем, Борисом, пошли в магазин за конфетами и услышали, что началась война, так до магазина мы и не дошли.

После начала войны многие ребята пошли в военкомат, нам по 15-16 лет было. Мы же были воспитаны – вот война, мы сейчас всех шапками забросаем, «Если завтра поход, полетит пулемет и помчатся железные танки». Многие тогда пошли в военкомат, тогда в Москве 16 районов было и от каждого района сформировали по дивизии и на фронт… А меня направили на завод Орджоникидзе, тогда это новый станкостроительный завод был. Там я работал слесарем.

В августе я был призван 136 домоуправлением в пожарную охрану. После работы мы шли на крышу, чтобы сбрасывать зажигалки. Первый налет на Москву был 22 июля, нас тогда загнали в подвал, а потом уже не загоняли. В третий налет я с другом Борисом сидел на крыше, интересно ведь – все рвется, осколки летят. Я говорю: «Борис, что это по крыше ударило?» смотрю, а там 2 зажигалки горят. Потом уже мы взяли в детской железную ванну, и зажигалки в ней тушили.

В ночь с 14 на 15 октября я работал в ночную смену, мы тогда уже по 12 часов работали. В эту ночь силовую выключили, приехало начальство и началась эвакуация нашего завода, а завод по тем временам новый был, все станки импортные.

Я в эвакуацию не поехал. Пришел домой с ночной и говорю матери, отца тогда уже призвали: «Ну как поедем?» Мать: «Никуда не поедем, что будет то и будет». Остались мы с матерью и сестрой. Утром я смотрю из окна – народ попер, паника, милиции нет… В ночь с 14 на 15 немец прорвал под Вязьмой, потом окружил Западный и Резервный фронта, там 500 000 гакнуло, а в Москве 16 октября паника началась. Я вышел к Бородинскому мосту, а там кто с тележками, кто с чем… 3 дня власти в Москве вообще не было, я не видел ни одного милиционера, ни одного солдата. 18 числа я пошел карточки отоварить, у булочной уже баррикаду построили, а мимо булочной на фронт гнали. Там кто в чем булл, кто в шинели, кто в  пальто, и вооружены – у кого ТТ, у кого берданка.

В Москву тогда эвакуировали завод Эпрон, он размещался там, где сейчас Лужники, до войны там стройплощадка Дворца советов была, и на этот завод я устроился слесарем. Мы делали водолазные шлемы, ну а, кроме того, тогда разбирали уже построенные конструкции Дворца советов, балки привозили к нам на завод, и мы из этих балок строгали направляющие для «катюш». Потом эти балки мы отвозили на Шаболовку, на компрессорный завод, и там уже из них собирали установки.

На заводе я работал до 1943 года, потом в августе меня поставили в военкомате на учет, а в октябре призвали. 27 октября я пришел в военкомат на Кропоткинской, переночевал там, утром нас собрали 11 человек и в Московский флотский экипаж, в Тушино. Там нас обмундировали и дней через 10 отвели на Ярославский вокзал и отправили на север. Нас посадили в пассажирские вагоны, с нами еще человек 10 штрафников ехало, которых охранял один лейтенантик. Он всю дорогу бухал, а ребята сами себе ехали, никто их не охранял.

В конце концов на привезли в Мурманск, там мы переночевали, а утром своим ходом пошли в Ваенгу, сейчас это Североморск. Тогда Ваенга делилась на Верхнюю и Нижнюю. В Верхней Ваенге стоял флотский экипаж Северного флота, в который нас и зачислили. В начале января мы приняли присягу, а тут подошел ленд-лизовский караван, там бухта очень удобная. Когда караван пришел, нас послали на его разгрузку. На разгрузке мы проработали дней 10, выгружали железные костыли, паровозы.

После разгрузки каравана, рас распределили по частям. 6 человек из экипажа попали в 75 торпедную партию. Наша партия размещалась в Роста, это около 7 километров от Мурманска. Мы должны были готовить торпеды и подавать их на корабли и торпедоносцы, а в Полярном размещалась 74 торпедная партия, она готовила торпеды для подводных лодок. Так моя служба и пошла. Торпеды хранились в сопках, а мы их готовили и подавали на корабли и торпедоносцы.

8 мая 1945 года я с мичманом Киреевым пошел из Роста в Мурманск. Подходим к Мурманску, а там в порту транспорта стоят, «Либерти», 10 000 тонн водоизмещения. Они вооружены были и мы видим, что они из этих орудий и пулеметов стреляют, только звон в ушах стоит. Так я днем 8 мая узнал, что окончилась война. А 9 мая о победе уже объявили официально.

- Виктор Петрович, до 1943 года вы были в Москве. После начала войны в Москве сильные изменения произошли?

- Первый месяц нет. А вот в конце июля, после первой бомбежки…

- В августе вас направили в пожарную охрану. Получается, днем вы работали, а ночью на крышах? А когда вы спали?

- А вот так вот поспишь немного и все.

- Какое у вас оснащение было, как бойца противопожарной обороны?

- Дали качалку, мы налили таз с водой. В нашей секции чердака две ванные детские железные были, еще шлем как у гладиатора, чтобы осколок по голове не попал.

- Какое-то поощрение было за это?

- Нет, не было.

- В 1941 году ваш завод был эвакуирован, а вы остались. Как так получилось? Это же оборонный завод, наказаний за это не было?

- Какая разница? У меня вот друг, Славка, на 22 авиазаводе работал. Завод в Казань эвакуировали и Славка с заводом. Я говорю: «Ярослав, куда ты едешь? Мужики себе жрать найдут, а ты куда?» Он месяца 3 там побыл и сбежал в Москву.

Марья Ивановна, его мать, нам говорила: «Славка приехал, а на следующий день пришла милиция и ему 5 лет дали». Какое-то время прошло, Марья Ивановна приходит и говорит: «Славку привезли как из Освенцима». Тут начали 1924 год брать, Славку в госпиталь, малость мяса наростили, и в армию, где его и убили.

Тем кто с завода убегал, 5 лет давали, такие законы были. Еще до войны было – опоздал немного – тебе минус 20% от зарплаты. У меня много приятелей эвакуировалось, а потом они не выдержали и приехали. Им всем срок дали, а потом на фронте убили.

- В экипаже вас хорошо обучали?

- Ну, если у тебя башка есть – обучаешься, а нет – так нет. Мы собирали торпеды, подготавливали и подавали их. В Нижнюю Ваенгу на ремонт приходили корабли и сдавали боеприпасы. Снаряды в артотдел, а нам торпеды. А торпеда – это же миникорабль. Мы их проверяли, ремонтировали и снова подавали на корабли.

- Ваенгу немцы бомбили?

- Мурманск сильно разбомбили. Мы когда приехали в Мурманск – он весь разбитый, сожженный. А Верхней Ваенге… В 1943 году там щитовые домики только были – штаб, столовая, стадион и больше ничего. Справа от дороги аэродром, там бомбардировщики и торпедоносцы были, еще госпиталь был и истребительный аэродром, да пирс. Основные силы и командующий в Полярном находились.

- Какое отношение на флоте было к замполитам?

- Я с ними не сталкивался. У нас был командир был – старший лейтенант Булков, хороший командир, а с замполитами я не сталкивался.

- А с органами СМЕРШ сталкивались?

- Да. У нас в экипаже кого только не было, после Курской дуги в армию многих призвали, и полублатную шпану и тех кто в оккупации был. Ну и в экипаже как-то зашел разговор, у тех кто в оккупации был спросили как там было. А я к тому времени уже заснул, и ничего не слышал. Видно кто-то про это рассказал и, когда меня уже в 75 партию перевели, ко мне как-то подходит капитан-лейтенант, и командир говорит: «Иди, проводи его до Мурманска». Ну я его и проводил. А по дороге он меня расспрашивал, ну и привел меня в СМЕРШ. Там у меня спрашивали кто что сказал, что я слышал, но я не слышал, так и ответил.

Тут вышел офицер и спрашивает: «Давай автобиографию». Я ему биографию рассказал, и он давай мне: «Ты слышал». «Нет, не слышал», – а я действительно не слышал. А он мне клеит: «Ты пособник», – и, за то что я ничего не рассказываю, лепит мне 18 пункт 58 статья, это пособник у шпиона, до 10 лет. А что я буду рассказывать, если я ничего не слышал? И вот так он меня всю ночь дрессировал. К утру говорит: «Иди ложись», – там комната была и диван кожаный. Пришел лег. Но какой сон, когда клеят то, что ты не знаешь? Утром приходит капитан-лейтенант и говорит: «Пойдем на завтрак». А там столовая на 4 стола, там девки в матроской форме обслуживали, тоже призванные. Позавтракали, он говорит: «Иди, свободен». А мне командир дал увольнительную до 24.00. Я говорю: «Сейчас выйду, везде патрули, КПП. Как дезертира арестуют. Никуда я не пойду». Ну мне бумажку выписали, что я не дезертир, и я пошел к себе.

- Виктор Петрович, вы говорили, что с вами на Северный флот штрафники ехали.

- Да. Там на Рыбачьем штрафбат стоял. А там тундра, скалы все простреливается. И вот штрафников, ботиками их называли, нагружали боеприпасами, другими грузами и они должны были через простреливаемое пространство это доставить.

А в 1944 году, когда началась Киркенская операция, штрафники впереди пошли, немецкие позиции прорывали.

- Как на флоте кормили?

- Нас кормили по норме 1А, хорошо кормили. В Москве голодали, а там я за полтора месяца отожрался. Ну и по ленд-лизу транспорта приходили, там чего только не было. И шпик, и масло

- А 100 грамм выдавали?

- Выдавали на праздник, но я не брал, я брал конфетами. Еще нам табак выдавали, но я не курил и тоже конфетами брал.

- Спасибо, Виктор Петрович.