Коллегин Владимир Николаевич

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ. Родился 30 июня 1922 года в городе Мары (ныне - Мерв) Туркменской АССР. В июне 1942 года был призван в ряды Красной Армии. Проходил обучение в трех военных училищах: Серпуховском авиационном техническом училище, в Ташкентской авиационной школе и военно-морском училище имени С.Леваневского. Затем - штурман самолета "BOSTON A20G", 51-й авиационный минно-торпедный Таллинский Краснознаменный орденов Ушакова и Нахимова полк, 8-я Гатчинская Краснознаменная минно-торпедная авиационная дивизия ВВС Краснознаменного Балтийского Флота. Совершил около 40 боевых вылетов, потопил три немецких судна (два лично и один раз - в составе звена), два раза был сбит. Был награжден орденом Боевого Красного Знамени, медалями "За боевые заслуги", "За взятие Кенигсберга" и "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг". После войны летал на самолете ИЛ-28 в составе 1-го истребительного авиаполка ВВС КБФ, занимал должности штурмана звена и заместителя командира авиационной эскадрильи, затем, с 1957 года - служил старшим офицером по специальному оружию в оперативном отделе Балтийской флотилии (Эстония, город Таллин). 28 мая 1960 года был уволен из рядов Военно-Морских Сил в звании майора. Жил и работал в Таллине, затем, с 1978 г. - в городе Нарве. Работал в 1978-81 годы начальником пожарной части в поселке Нарва-Йыэсуу. Участвовал в Параде Победы 9 мая 2000 года в Москве (в числе пяти человек из Эстонии). Скончался 7 сентября 2006 г., похоронен в Таллине.

И.Вершинин. Для начала расскажите, Владимир Николаевич, о вашем предвоенном детстве. Где родились, где учились?

В.Коллегин. Ну что тебе рассказать? Я родился в 1922 году в Туркмении. Был там когда-то город Мары, сейчас он переименован в город Мерв. Там я и родился. Отец у меня тоже, как и я, был воякой, ну военным был, короче говоря, переезжал с места на место по Средней Азии. Мы жили в разных местах, но большая часть моих детских лет прошла в Джамбуле. Отец воевал с басмачами там. Я слабо, но помню, как он маленьким меня куда-то возил с собой. Потом он служил в учебном центре Средне-Азиатского военного округа. Там бандиты и хлопнули его. Я был совсем еще маленьким тогда. Мы с матерью остались жить в Джамбуле. После окончания семилетки я поступил в техникум физической культуры. Находился этот техникум в городе Алма-Ата. Три года я там учился. Поступать приехал тогда еще совсем пацаном. Но мне как-то все это шло. Понимаешь? Но там, когда принимали, просто так не принимали кого попало: для того, чтобы тебя в техникум зачислили, ты должен был кое-что показать или сделать. Ну я по канату пролез, на брусьях что-то сделал. Там уже смотрели на все это, было ведь видно, как человек работает, на что он способен. А я парнем был крепким, в школе в обиду себя не давал, мог и поколотить в ответ. Меня приняли. И так я стал учиться в техникуме. В техникуме, когда учились, помню, все время ходили в горные походы. Я, кроме того, занимался еще и акробатикой. После войны, когда в армии продолжал служить, у меня были отдельные такие, знаешь ли, акробатические выступления, потому что навыки-то остались. И у меня это все довольно хорошо получалось!

3-й сбор начсостава учебного центра Средне-Азиатского военного округа. Где-то здесь - и отец В.Н.Коллегина

Володя Коллегин, 20-е гг., Средняя Азия

И.Вершинин. Чем вам запомнилось начало войны?

В.Коллегин. 22 июня 1941 года я как раз сдавал в техникуме последние экзамены. Потом смотрим: что-то много народу у репродукторов собралось. А нам тогда сказали: началась война. Потом экзамены мы сдали, я получил диплом об окончании техникума и вернулся к матери в Джамбул, работал там в техникуме одном, готовил будущих преподавателей.

И.Вершинин. А как началась ваша служба в армии?

В.Коллегин. Первое время меня в армию не призывали, нужно было готовить преподавателей. А потом все-таки призвали в армию. Это было уже в июне 1942 года. Мне предложили сначала просто служить в авиации. Я согласился и меня направили в Серпуховское авиационное техническое училище. Тогда там много народу было курсантов. Но я там проучился всего около месяца. Просто руководство посмотрело, что я закончил техникум физической культуры с отличием, решили, что я могу и летчиком быть. Помню, приехал к нам однажды какой-то высокий начальник. Не помню сейчас, были тогда или нет погоны. По-моему, все-таки не было. Какой-то полковник, в общем. И вот приходит дневальный и говорит мне: "Иди быстрей, начальство тебя вызывает!" Я удивился: че это я должен у них? Ну ладно, пришлось идти. Прихожу и докладываю: такой-то такой-то прибыл по вашему приказанию. Они посмотрели на меня. Их было там три человека. А тот, который, как я понял, был у них главным начальником, меня спрашивает: "Летать хочешь?" Я говорю: "Хочу!" Он говорит одному из этих трех: "Записывай его". Потом говорит мне: "Летать будешь. Не жалеешь, что согласился летать?" Я говорю: "Нет". "Уходи!" После этого я еще месяц болтался. А ночевали все в тех местах, где были. Потому что не знали, когда нас возьмут и кто нас возьмет. А потом нас направили в Ташкентскую авиашколу, которая находилась под Куйбышевым. Летать учились на разных старых машинах. Уже мы летать ночью начали. Но потом бросили, перестали летать. Месяц гарнизон убирали. А потом снова начали летать. И в конце концов наш курс до конца довели. Потом, когда мы уже кончили летать, нам присвоили младших лейтенантов и потом уже стали в полки отправлять.

Нам выдали новое обмундирование и ждали, куда кому ехать. Все уже уехали. Нас осталось человек пять или шесть со мной вместе. И вдруг к нам приезжает моряк один. Не помню, старшина он был или же в каком-то другом звании находился. Но факт тот, что он начал нас вызывать по фамилиям. Меня вызвал, потом еще кого-то, я уж не помню, сколько тогда было вызвано человек. И тогда он мне сказал: "Вот ваши люди, которые должны довезти вас куда надо!" И после этого где-то через два или три дня нас посадили на поезд и мы поехали.

В.Коллегин во время войны

Помню, когда этот моряк в самом начале приехал, мы еще подумали: а чего это к нам вдруг моряк приехал? Еще даже специально спросили: куда это нас повезут? "Едем в школу летную", - сказал он нам. "А где это находится?" - спрашиваем его. "Вот там-то", - говорит. "И что же мы там будем делать?" - не отстаем от него. "Будете летать. Вас приведут туда, там туда-сюда, и так далее и прочее". А когда приехали с этим моряком на место, нам через три или четыре дня приказали новую летную форму с погонами, которую нам выдали, сдать, а вместо нее нам выдали морскую форму. Нам, помню, что-то жалко было даже ее отдавать, все-таки получили новую форму, все было с иголочки сшито, шинели новые тоже. Но нам все равно сказали: "Всем снять свое обмундирование!" Спрашиваем: "Зачем нам его снимать?" Потом к нам принесли новую форму и сказали: "Вот ваше новое обмундирование! Со своим распрощайтесь". Но а морское обмундирование тоже новое давали - не барахло какое-то давали. Но потом мы уже как-то привыкли к своей морской форме, считали, что моряки - так моряки, все нормально.

И привезли нас переучиваться на новых американских самолетах "Boston A20G" в военно-морское училище имени Леваневского. Нас там встретили. Этот старшина доложил, что мы прибыли, туда-сюда. Нас там построили тогда. А сколько нас там человек было вместе - я уж не помню. А потом начали не только переучиваться летать на "Бостонах", но и изучать корабли. Ведь после окончания училища мы должны были летать и их топить! Изучали, помню, буквально все: какое у них вооружение, какой у них ход, для чего они нужны и прочее-прочее. Также изучали, что такое мины, торпеды, и так далее, и так далее. Понимаешь? В общем, изучали все, что нам было как летчикам необходимо. И обязательно изучали типы кораблей, какое у них было вооружение, какую они перевозку производили, как они ходили в море во время перевозки, кто их сопровождал, там, предположим: миноносцы или крейсера или торпедные катера. Вот мы должны были летать на американских самолетах "Бостонах". Так нам дали эти новые американские машины и мы начали в училище летать на них. А когда начали летать, нам давали все для поражения целей. Стоял там для нас специально катер какой-то, вез что-то похожее на корабли. Понимаешь, в чем дело? Сделано было все очень просто. Вот мы на "Бостонах" залетали, выдерживали то, что было необходимо, и бросали торпеды, бомбы и так далее. И вот, когда эту практику прошли, нас с этого воздушного училища на "Бостонах", на которых мы начали летать, стали отправлять в полки.

И попал я после окончания этого училища в 51-й минно-торпедный авиационный полк. Он тогда только-только формировался. А потом был сформирован и стал относиться к 8-й Гатчинской Краснознаменной минно-торпедной авиадивизией. Сразу нас в бой, конечно, не пустили. Мы прямо на фронте полетали на "Бостонах", побомбили, постреляли, прошли курс какой-то, чтобы было у нас все нормально. А распределили по экипажам нас еще прямо в училище: летчик, штурман и стрелок-радист. И вот я прямо с училища прилетел вместе с летчиком Иваном Ермышкиным и стрелком-радистом Раковым. Ну и нам дали самолет и все прочее-прочее. Ну и начали свое дело делать. Кстати говоря, из училища нас совсем мало попало в этот полк человек. Остальных на всякие машины посылали. В Советской Армии авиационных полков было много, там, где люди были нужны, их туда и брали. А я попал в 51-й. Этот полк за все время войны был награжден орденами Красного Знамени, Ушакова и Нахимова, также он был еще удостоен и почетного наименования "Таллинский". Ну что еще сказать о нашем полке? Военные действия его проводились на Балтийском море по уничтожению военных кораблей и транспортов с живой силой противника, при переброске военных грузов по всему Балтийскому морю, считая до Кенигсберга и дальше в Германию. Короче говоря, полностью контролировали мы Балтийское море. Летали мы на высоте всего 30 метров от водички, можно сказать, на бреющем полете. Фактически у нас никакой высоты не было! Так что вот так и работали. А бросали бомбы на прямое попадание в 800 метрах от корабля. И все время приходилось проходить через охранение кораблей. Ты знаешь, сколько они лупили по нам из зениток и из пулеметов своих? Лупили будь здоров.

Курсант Ташкентской авиашколы В.Коллегин, 1942 г.

И.Вершинин. Немного вернемся назад. Скажите, когда вы проходили обучение в двух авиационных училищах, на каких самолетах, кроме "Бостонов", вы летали? Не могли бы вы провести некоторые сравнения?

В.Коллегин. В Ташкентском авиационном училище мы на всяких машинах летали. И на СБ, и на Р-5, и на ТБ-3, и на УТИ-2 летали. Но что это были самолеты? Хрень одна. Как ПО-2. Только побольше были и помощнее двигатель имели, вот и все. Какая скорость у них там была? Что Р-5, что СБ, у них была маленькая скорость, с хренову душу. Война бы какая более серьезная началась, их перебили бы как куропаток. Вот на "Бостонах", на которых я впоследствии летал, у них была скорость нормальная, будь здоров. Около 450-500 километров в час они могли развивать скорость! А это все-таки скорость порядочная была в то время. И я налетал на этих "Бостонах" дай Бог сколько! Мы в атаку заходили, если было топмачтовое бомбометание на корабли, на самой максимальной скорости и бросали бомбы. Если торпеда падала на корабль, его разламывало на части. Когда подходило точное расстояние, штурман или летчик нажимали на кнопку и бомба сбрасывалась. А кто бросал торпеды, он на самой минимальной скорости заходил и бросал. Потому что торпеда могла сломаться. Кстати, ночью мы еще прокладывали фарватер: в тех местах, где ходили немецкие корабли, сбрасывали мины. Но все это было уже непосредственно на фронте.

И.Вершинин. Воздушные стрельбы проводились у вас в училище?

В.Коллегин. А как же? Буксировщик летел и тащил такой конус, который надувался. И его на самолете на проволоке или на аркане везли. И по нему стреляли. Но везли на определенном, конечно, расстоянии, чтобы в самолет не попасть. Вот они по определенной зоне взлетали и подлетали там. У каждого были определенного цвета патроны. У меня были красные. И мы знали у кого какие патроны, по ним определяли, кто и как стрелял. Так что там уже знали, кто и как попал. Понятно? Потом нас учили бросать торпеды, бросать мины, бросать бомбы. Но на маленькой высоте. На большой, сколько помню, никогда не бросали. Высота была - 30 метров от воды. Прямо, можно сказать, на бреющем полете. Но ты и сам понимаешь, что такое 30 метров.

И.Вершинин. Что дополнительно изучали в военно-морском училище?

В.Коллегин. В основном, я тебе уже говорил, марки немецких кораблей. Изучали буквально все: какое у них там вооружение, какая скорость, и так далее и прочее. Какое, допустим, там углубление при входе корабля, короче говоря, как он в воде сидит.

И.Вершинин. Помните ваш первый боевой вылет?

В.Коллегин. Ну что первый вылет? Как сейчас помню, летели мы тогда, знали, что в атаку пойдем. А потом, когда в атаку пошли, как начали фрицы по нам лупить из этих самых своих кораблей. Знаешь, какое было настроение? Не особенно приятное. Я тогда, когда впервые полетел, даже и не понял, что такое произошло. Совсем непонятно было! Зенитки по нам лупили дай Боже. А я же до этого не видел этих зениток ни разу. И когда я первый и второй раз летал, было такое впечатление, что нас сейчас грохнут и развалится наш "Бостон" на хрен. Немцы, помню, стреляли по нам еще трассирующими. Так что хреново я понял тогда обстановку. А потом привыкли и плевали на эти все зенитки. Ясная была тогда уже для нас обстановка. Че толку от этого? Трахнут - так трахнут. Мы уже знали, что стрелять по нам обязательно будут, а о том, чтобы как-то уклониться от этого, об этом и речи не могло быть. Все корабли, которые там находились и могли стрелять, все они лупили. Но кому хотелось, чтоб их утопили? Сам же понимаешь.

И.Вершинин. Сколько в общей сложности за время войны вы сделали боевых вылетов?

В.Коллегин. Во время войны я сделал вылетов 30-40, примерно так, в общем, много было, хватало дай Боже. Летная книжка была у меня, в ней каждый такой боевой вылет был отмечен. Я и не знаю, где она сейчас находится.

И.Вершинин. А кораблей немецких сколько у вас было потоплено?

В.Коллегин. На моем счету было три корабля: один я потопил, когда летал с замечательным летчиком Башаевым (я был не в его экипаже, но тогда, когда его штурмана ранило, его заменял), а в другой раз - когда летал со своим летчиком Иваном Ермышкиным, и плюс ко всему еще один раз звеном мы несколько кораблей угробили, в том числе и я. Но звено - это же не один самолет был. А в иной раз бывало такое, что полетаешь, ищешь-ищешь корабли, а их нету. Понимаешь, в чем дело? Но это все было в зависимости от разведки, в зависимости от погоды, какая она была. Найти корабли тоже было нелегко. И обязательно, если мы какое-то судно утопили, нужно было делать фотографию. Но нас, когда мы были в Таллине, сопровождали еще истребители. И если у меня или у кого-то фотография не выходила, они подтверждали, кто именно сбил. Они все время смотрели, какая из наших машин где что делала, и они все это уже знали, кто утопил. И поэтому, если нужно было что-нибудь уточнить, эти истребители приходили и говорили: "Да, эта машина, номер такой-то, утопила этот корабль. Мы сами видели". И если могли, они тоже все это дело фотографировали. И нас они в этом отношении очень здорово выручали. Это дело было, собственно, всех нас вместе, которые там были. Мало того, иногда они нас в бою спасали: во время атаки тоже, хотя и редко, вступали в бой с кораблями.

А с Башаевым потопили мы судно бомбами. Там у нас четыре бомбы было сброшено. 500 килограмм было или сколько, точно не могу сейчас сказать. И на 30 метров мы бросали, я тебе уже говорил, чтобы было прямое максимальное попадание. И все там! И только, помню, мы с Башаевым тогда отлетели, как послышался сильный грохот. Ну и стрельба была, там целый караван фриецев стоял. А немцы уже, которые сидели на кораблях, знали, что такое "Бостоны", вот и стреляли. Они знали, как и что мы сбрасываем, что торпеды сбрасываются на скорости 180 километр в час, и так далее.

И.Вершинин. А с Ермышкиным как вы корабль потопили?

В.Коллегин. Ну что? Передали ведущему: что заходим на такой-то корабль. Такого не было, чтоб мы шли на корабль и чтоб еще кто-то перся бы туда. Но нас тогда мало "Бостонов" заходило туда. Да и вообще, должен тебе сказать, в полку у нас было очень мало самолетов. На задание по четыре самолета почти не ходили. По три, по два обычно самолета вылетало. Так что было трудно в это время! А на нас обычно, когда мы атаковали фрицевские транспорта, шел не один какой-нибудь СКР, а целая гуща кораблей. И все лупили! И нас погибло столько, что это был ужас один. А тогда мы с Ермышкиным сделали все, как и положено. Залетели. По-моему, тогда шел СКР. Мы на него налетели, врезали и он пошел на дно.

И.Вершинин. Вас лично сколько раз во время войны сбивали?

В.Коллегин. Два раза меня сбивали. Один раз с Башаевым хлопнулись в болото, один раз - с Ермышкиным плюхнулись на один остров. Ермышкин был хорошим летчиком. Мы с ним летали, еще когда учились в училище на "Бостонах". Он был даже постарше меня.

И.Вершинин. Расскажите поподробнее о том самом эпизоде, когда вас подбили с Ермышкиным.

В.Коллегин. Мы тогда летели звеном. Нас летело тогда три или четыре экипажа. По-моему, все-таки, было три экипажа. Ведущим у нас был Герой Советского Союза Борисов. Кроме него были мы и еще один какой-то экипаж, по-моему, самолет командира звена какого-то. И там нам надо было атаковать группу немецких кораблей, которые шли вдоль берега: крейсер, миноносец и еще какой-то. Мы уже приготовились и пошли в атаку на них. Но тут, как только мы их увидели, "дала" погода и нас всех закрыло туманом. Но из-за тумана мы не увидели даже этих кораблей. А от этого Борисова, который вел нас на цель, молчок. Никто не говорит ничего! Мы по радио спрашивает Борисова: "Что делать? Куда? Чего? Что делать-то дальше?" Молчок. Понимаешь? Мы не знаем, что делать, а делать что-то надо было: у нас же под крыльями две бомбы висели, одна тысяче килограммовая и одна "пятисотка". А там недалеко от острова Эзель, прямо в стороне от него, находился небольшой островок. Я тогда говорю своему летчику Ермышкину: "Давай-ка знаешь чего? Разворачивайся на этот остров. Треснем там бомбу, а потом полетим домой. А то куда с бомбами садиться будешь?" И пошли на остров. Передаем нашему ведущему: такой-то такой-то принял такое-то такое-то решение. Опять молчок. Ну ни одного слова не услышали! Оказывается, перед тем, как мы на немецкие эти корабли начали заходить, грохнули еще один экипаж. По-моему, Николаева такого, командира какого-то звена. Осталось двое: экипаж Борисова и наша четверка или тройка, я сейчас точно не помню. Вот такие дела! И вернулись домой, по-моему, только Борисов или еще кто-то, или просто один Борисов. Что у них там произошло со связью, я не знаю. Или, может быть, у нас связь отказала, выбило там что-нибудь? Черт его знает. Всякое бывает. Мы тогда сбросили бомбы у берега, который был занят немцами. Там было много техники, была взлетная полоса, было много солдат, кораблей - до черта. Когда бомбы сбросили, то стали возвращаться. Пролетели над немецкой полосой обороны - немцы нас стали поливать шквальным огнем. Пролетели потом над линией обороны своих - наши тоже стали по нам лупить. Видимо, особенно не разобрались, кто есть кто, решили, что раз с немецкой стороны - значит, фрицевский самолет. Да и таких "Бостонов", как я потом узнал, они не видели никогда. А на звезды как-то даже и не обратили внимание. И нас там треснули, как говорят. Сначала у нас один мотор отказал. А там рядом находился небольшой остров с маяком. Мы решили сесть туда. И в это время бац: у нас второй мотор отказал. И мы как на этот остров плюхнулись! И упали, как сейчас помню, на одни камни. Тогда остров весь был каменным: валун на валуне стоял. А совсем рядом немцы стояли. Когда мы упали, у меня люк, где я сидел, сорвало, и я вылетел из самолета. Как меня не придушил этот самолет, не перемолол, я просто удивляюсь. Я просто не понимаю, как это такое могло быть. И там камни еще были. И я по камням летел вместе с самолетом, скорость-то у него была большая. Тело у меня все синее было от ушибов, я хреново себя чувствовал после этого.

Стрелок-радист В.И.Раков, летавший вместе с Коллегиным

А потом пришли наши солдаты. Они, видимо, увидели наш "Бостон", поэтому приплыли с оружием на какой-то лодке. Втихаря из леса вышли и стали так осторожно смотреть на наш самолет. Стрелок-радист Раков говорит: "Ребята, смотрите, там кто-то идет с леса с оружием". Мы сразу выскочили туда и увидели: действительно, около леса стоят люди с автоматами. А какая форма, было плохо заметно, с леса вообще было не видно ничего. Мы смотрели-смотрели, потом решили: по-моему, это наши стоят. Но на всякий случай сказали стрелку: "Заряжай пулеметы!" А фрицы там тоже недалеко были. Наш самолет от нас совсем рядом находился. Мы стрелку-радисту сказали: заряжай пулеметы и если что - так лупи изо всех точек, которые только у тебя есть. Он быстро туда убежал и все это дело к стрельбе приготовил. Когда он это сделал, сказали ему: "Нормально, но еще не стреляй пока!" После этого мы стали осторожно из-за самолета выходить и осторожно посматривать на солдат. Они на нас тоже так же осторожно посматривали.

Потом эти солдаты стали к нам подходить. И шли так: вперед два шли, сзади, чуть подальше от них, еще несколько солдат шло. Всего их было четыре или шесть человек, я сейчас точно не помню. Потом смотрим: вроде обмундирование наше, советское. Мы кричи им, машем руками: "Вы? Вы русские мужики-то? Идите сюда! Чего же вы стоите так?" Они пошли. Но видим: так осторожно идут к нам. Говорим им: "Идите, идите! Мы свои! Вы че, не видите, что русские стоят? Какого хрена вы стоите? Вы не видите, что самолет советский? На нем же звезды". А они, оказывается, таких самолетов "Бостонов" до этого ни черта не видели. Многие ни хрена не знали, что это за самолет - "Бостон". Конечно, были звезды на самолете, но на них эти солдаты внимания просто не обратили. Короче говоря, когда эти солдаты пришли, мы им объяснили ситуацию: что такие-то такие-то дела, ребята, сбили нас. Они, по-моему, тогда только поесть себе приготовили. А летчик со стрелком сказали им про меня: "У нас штурман вылетел из кабины, он сейчас еле-еле ходит". Ну меня взяли и куда-то притащили. А там на островке этом жил один дед с бабкой, он был маячником. И он говорил: "Смотрите, сюда на остров немцы приходят. А если они видели, что вы упали и как, то они обязательно придут". Но эти ребята нам сказали: "Оставайтесь пока здесь, а завтра мы приедем к вам и всех вас с собой возьмем!" "Ну ладно!" - на том и порешили. А тогда уже вечер был. Они, значит, отправились туда к себе, а мы на месте остались у маячника. Но оставлять нас здесь было опасно, этот островочек немцы иногда навещали, они были совсем рядом отсюда. Но эти ребята все равно уехали и никого с нами не оставили. Понимаешь? Никто ничего не соображал! Ведь старик ясно нам сказал, что к нему на маяк туда-сюда немцы приходят, все проверяют. "Никого у тебя нет!" - сказали они ему. Ну и какое у нас там спанье было? Все время, пока на острове были, опасались, что придут эти немцы. А я фактически валялся. Уже еле-еле ходил. Потому что вылетел из кабины.

Ну а потом утром приехали эти ребята, посадили на лодку и привезли в то место, где они как раз тогда стояли. Это было уже на острове Сааремаа. Они пришли к своему командиру. У них командиром был какой-то капитан. Я сейчас не помню его фамилии. Он был хороший мужик! Он поздоровался с нами и сказал нам: "Заходите ребята! Сейчас выпьем, закусим, и так далее. Поговорим. Все нормально?" "Нормально!" - сказали ему. Ну мы поели, выпили, закусили, посидели и поговорили. Наши ребята, штурман и стрелок, сказали тогда ему: "Надо нашего одного в больницу отвезти! Потому что он вылетел из кабины". Это они про меня говорили. Им он говорит: "Хорошо, мы завтра его отправим". Мы тогда покушали с ним, у него, то есть. А назавтра нам они дали машину со своим шофером. И как только мы вышли оттуда, где они стояли, по нам начали стрелять немцы, так как увидели, что идет машина. Но мы проехали, все прошло мимо нас. Приехали мы на то место, где наш передний край как раз стоял. На меня там посмотрел врач, к которому меня привели, и сказал: "Вот так вот, завтра отсюда машина в Таллин пойдет. Вас отвезут в госпиталь, вас будут там лечить. Вы поняли меня?" Я сказал: "Понял!" И действительно, на следующий день пришла машина. Меня положили на носилки, погрузили в машину и повезли в Таллин. Приехали в Таллин. Водителю сказали, куда именно меня везти. И привезли меня в какой-то военный госпиталь. Понимаешь? Меня туда взяли и начали там лечить. Все эти ссадины и прочее. Меня доктор посмотрел и сказал: "Вам придется побыть у нас, вы получили сильные удары". А они, летчик и стрелок-радист, поехали в часть. Ну там узнали место, куда перебазировался полк, и туда их повезли.

И.Вершинин. Долго продолжали лечиться?

В.Коллегин. Нет, недолго. Дней пятнадцать я, наверное, там находился. Уколы делали, там, туда-сюда, и прочую всякую дребедень. Все-таки я вылетел из кабины, был весь в синяках. А вышел через 15 дней я из госпиталя не то, чтобы совсем здоровый, но был в нормальном состоянии уже. Я сказал им: "Давайте я уже поеду!" А пока я отсутствовал в полку, полк перебазировался на другое место, ближе сюда к границе, где-то недалеко от Таллина. Я тогда из госпиталя кому-то там, чтобы узнать местонахождение полка, позвонил. Мне сказали, что надо туда-то и туда-то ехать. Мне сказали: "Туда машин много ездит, в эту сторону, куда вам надо". Потом, когда подъехала одна машина, мне сказали: "Садитесь в эту машину, ребята как раз едут туда. Там вас подвезут. И куда вам нужно, в какой полк, вас туда доставят". Меня посадили в машину и мы поехали. Сколько там мы ехали, я уж сейчас не помню. Часа три или четыре, наверное. В общем, долго ехали. Приехали мы туда. Не помню, как называлось то место, где находился наш аэродром. В общем, привезли на то место, где стоял наш полк. Там меня встретил командир полка, туда-сюда, мы с ним поздоровались. "Ну как?" - спрашивает меня. Говорю: "Пока жив-здоров". "Ну ладно, хорошо, - сказал тогда он мне, - сейчас вы поедете в дом отдыха, побудете там десять дней, как следует отдохнете, а потом будете снова летать. А сейчас в дом отдыха поедете. Вот машина. Вас привезут туда, куда вам нужно".

Акробатика в летном полку. В.Коллегин - наверху

А получилось так, что Ермышкин, с которым я раньше летал, со своим стрелком-радистом как-то приехал в этот дом отдыха раньше меня. Понимаешь? И представь себе, когда меня привезли к этому отдыха, оттуда вышли Ермышкин и Раков. Они снова встретили меня! Я поздоровался с Ермышкиным и стрелком-радистом, мы обнялись, поговорили. "Как у тебя дела?" - спрашивали они меня. "Да вот, - сказал им, - только приехал". "Ну хорошо, что ты хоть приехал, - сказал мне Ермышкин. - Давай отдыхай, лечись, а нам уже все, надо в полк. Мы тоже здесь сейчас были, а сейчас едем в полк. А там в доме отдыха хорошо, и кормят хорошо, и отдохнешь, и все там хорошо". Поговорили мы с ними минут так десять, попрощались. Спросили они меня тогда: "А ты как к нам?" "Как отдохну, так к вам, вместе будем летать", - сказал им. И потом их повезли в полк на этой же машине, на которой меня в дом отдыха привезли. Мы распрощались и все. Так вот, когда я в этом доме отдыхе был, когда у меня, можно сказать, почти кончался срок и я, по сути дела, должен был уже приехать в полк, Ермышкину дали какого-то там штурмана молодого и послали на Либаву. И когда они прилетели на Либаву, немцы их там сбили и они погибли. Я даже и не знаю, что за штурман с ним полетел. Но молодой какой-то штурман. А там в Либаве много немцев было, корабли лупили будь зоров. Наших там много погибло. Вот такие вот дела, друг. Помню, когда летел на Либаву, было такое ощущение, что что-то невероятное на тебя летит. Там было очень сильное охранение!

И.Вершинин. Расскажите поподробнее о вашем вылете с Башаевым, когда вас подбили. И вообще, что он был, по вашему мнению, за летчик - Дмитрий Башаев?

В.Коллегин. Ну что о нем тебе сказать? Он был довольно хорошим летчиком. А потом, видишь ли, он после меня погиб. Он никогда ничем не хвастался. Столько у него кораблей было потоплено, штук восемь, наверное, а он имел всего только два ордена. Непонятно все это было даже мне самому. А вообще, если так говорить, он был и как человек, и как летчик очень хороший. Но была у него такая болезнь: он был дальтоником, не разбирался в цветах. Но он уже к этим цветам как-то привык: какие-то для него были серые, какие-то белые, и так далее. По его представлениям. А красный и синий цвета он, конечно же, не разбирал.

Ну а теперь - о том самом нашем вылете, когда нас подбили. В общем, получилось такое дело, что они с штурманом полетели на задание, по ним начали, как всегда, стрелять. И вот этого штурмана как раз в это время ранило из пулемета. Его отправили в госпиталь. Понял? А Башаев был летчик такой, что с ним обязательно должен был кто-то лететь из опытных штурманов. И меня вызвал штурман эскадрильи Шарапов. Этот Шарапов был хорошим человеком. Небольшого роста, он был по национальности татарин, но по-татарски никак и говорить не умел, в общем, татарин - это его одно название было. Хороший мужик был, он такой, знаешь, спокойный был, никогда не кричал, не ругался, тихо и спокойно все объяснял.

Так вот, пригласил меня этот Шарапов к себе и сказал: "Я тебя назначаю с Башаевым лететь, пока его штурмана нет! Как ты?" А ему ответил только одно: "Раз надо лететь с Башаевым, значит - надо лететь. Мне-то что? Раз нужно, значит - нужно". Я никогда не говорил, когда меня назначали с кем-то лететь: а кто, а зачем? Я этого просто никогда не спрашивал. Считал, что раз нужно, значит - нужно. Только спросил его: "А штурман его где?" "Штурман у него в больнице лежит, - сказал мне Шарапов. - А штурман ему необходим, потому что он старый летчик, он должен лететь, мы не можем другого кого-то пустить. Вот ты с ним и полетишь. Согласен?" А Башаев тогда был известный летчик, у него уже на тот момент было штук восемь кораблей потоплено уже. Я сказал ему: "Почему не согласен? Раз вы говорите, что надо, значит - надо. Зачем спрашиваете? Надо - значит - надо". Тогда он мне сказал: "Так, посиди тут, я сейчас его приглашу сюда. Познакомлю вас". Конечно, мы немного знакомы были тогда, раз в одной эскадрилье служили, значит, друг друга знали, но тесного такого общения не было. И он тогда его позвал. И пришел он с Башаевым. Шарапов сказал ему: "Вот я тебе даю штурмана".

Башаев посмотрел на меня и улыбнулся. Он был такой здоровый, высокий, а я ему был по плечам. Понимаешь? Он, Башаев, меня тогда и спрашивает: "Ну как, полетаем с тобой?" Я говорю: "Полетаем. Отчегож не полетать? Если желаете, я с вами полечу". "Все, договорились", - сказал он. И вот так с ним мы начали летать. Во время таких вылетов я ему всегда показывал, как и что. Он за это меня благодарил. И в предпоследний раз, когда мы с ним летали, нас немцы "стукнули". Мотор выбили еще тогда. Мы далеко где-то летали, где-то в середине в море. И тогда же с ним вместе мы угробили один корабль немцев. И летели уже еле-еле на одном моторе, потому что один мотор у нас уже выбили. Я ему тогда говорю: "Башаеч, ты набирай немного высоту. Понемногу, пока один мотор еще у нас крутится". Он говорит: "Правильно! А то плюхнемся - и в воде будем". И вот мы с ним полетели. Он начал потихонечку набирать-набирать высоту. Набрали потом нормальную высоту, уже на этой высоте можно было лететь. Мы уже почти прилетели на аэродром. Но не на свой, а на какой-то другой. На нем, по-моему, штурмовики тогда стояли.

И вот, когда мы с ним почти дотянули до этого аэродрома, у нас начал отказывать второй мотор. Мы разворачиваемся и видим: вода, там какое-то болото или замусленное озеро. В общем, там в воде трава и всякая дребедень была. Нам надо было через это болото перелететь, а там уже начинался этот аэродром штурмовиков. Но как только мы развернулись для того, чтобы сесть на этот аэродром, я, помню, ему еще сказал тогда "давай разворачивайся", как вдруг у нас: хлоп, и второй мотор отказал. И мы как в эту тину болотную плюхнулись! Ты понял? То есть, в воду в эту. И у меня вся кабина заполнилась водой. Люк открылся, вот вода и затекла в кабину. Ну подумал так грустно: "Ээээ". Но внимания на это не стал обращать. Потом посмотрел и заметил: в воде одни плоскостя. Ну а на "Бостонах" наших тогда были такие здоровые плоскостя! А потом открыл верхний люк, вернее, у нас не люк был, а такой остролюк. Вот я его стащил оттуда, выбросил, а сам вылез оттуда и пришел в кабину к Башаеву. Смотрю: он так лежит на штурвале. Я подумал: он что, здорово убился там, че это он там? Я постучал по колпаку. Он посмотрел на меня. Я его спрашиваю: "Нормально у тебя?" Я открыл потом его кабину, спросил: "Ну че, Башаеч? Ничего тебе плохого нет?" "Да нет, - сказал он мне, - нормально все у меня". Я ему тогда сказал ему: "Давай вылезай, чего сидишь? Давай покушаем". А мы не жрали тогда что-то. "О, вот это ты правильно говоришь, штурманец", - сказал мне он. Я ему на это ответил: "Давай вылезай". Так что вылезли мы ищ этого самолета. Потом вылез из своей кабины и стрелок-радист. Этому стрелку я дал задание, сказал: "Передай на аэродром, что мы плюхнулись здесь. Если они не видели этого, передай им, что мы на посадку шли". Потом мы покушали, стрелка в кабину отправили: мол, давай лезь наверх, мало ли что там может быть. Если кто-то придет, чтоб тоже другие видели. Потом с помощью стрелка-радиста позвонили на аэродром по радио. И нам ответили: "Мы видели. К вам уже выехали машины. Ну все, ждите". Ну а мы что? Сказали: "Все ясно". А от аэродрома до нас тогда что-то далековато было. Мы пока с Башаевым вышли, сели. Стрелку-радисту сказали: ты пока сиди за пулеметами, мало ли что может случиться, черт его знает. А вдруг придеться стрелять? Он сказал: все, я понял. Ну мы и пошли с Башаевым эти машины встречать, туда, на берег, а там, помню, еще кочки такие были. По кочкам этим пошли туда-сюда. До берега нам что-то около 200 метров нужно было идти. Мы прошли этих 200 метров. Потом смотрим: эти машины как раз подходят. Штуки три их чтоли пришло. И народ собрался: какие-то работяги пришли, чтобы осмотреть самолет, выяснить, что там случилось за дело, ну и так далее. Ну и там, если надо, посмотреть и снять вооружение, мало ли что, они тоже должны были это сделать. Уже потом они, эти работяги, принесли все наши парашюты: мой, летчика моего и стрелка-радиста. А тогда нас встретили, спрашивают: "Ооо, вы живы-здоровы?" "Живы", - говорим. "А кого-то у вас там еще нет?" - говорят. "Стрелок там, в машине находится"., - ответили им. "Поняли"., - скали нам они. Ну и все продолжали нас спрашивать, как там, чего, туда-сюда. "Мотор второй отказал, - сказали им мы, - когда пошли на посадку". "Все ясно! Но никто не убился?" "Все нормально".

Тогда они сами пошли к самолету, а нас посадили на машину и повезли в полк. В то время этим полком командовал Герой Советского Союза. Как его фамилия - не вспомню. А там стояли тогда, по-моему, Илы, ну штурмовики наши. Вот он ими и командовал, этим полком-то, летал, героя получил, чего уж там говорить. Как только нас туда привезли, сразу там и встретили. И сказали: "Идемте к командиру!" Нас встретил молодой и красивый мужик, это и был командир полка. Говорит: "Ооо, приехали. Ну как, живы-здоровы?" "Живы-здоровы, товарищ полковник", - говорим ему. "Ну ладно, - сказал он тогда нам. - Вот вам человек, он повезет вас в баню. Помоетесь в бане. (но какая там баня было? Был маленький домишко, и это как бы баня считалась.) Горячая вода там есть, тазы тоже есть. В бане помоетесь, и потом ждите, придут люди и приведут вас куда надо". Ну ясно, мы все поняли, пришли туда с Башаевым, помылись там по-быстрому. Потом вылезли оттуда. Нас встретили уже. Вышел командир полка и сказал: "Заходи ко мне, братья". Входим. Там небольшой стол накрыт, на нем стоит бутылка и закуска, все, что нужно. "Садитесь!" - пригласил нас командир полка и сам сел. За столом поспрашивал о том, как летали, ну сам, наверное, понимаешь, что такое. Я же не могу сейчас все точно рассказать, о чем тогда мы с ними говорили. Да разве и помнищь все это? "Водки выпейте в честь победы, чтоб нормально все у вас произошло, - предложил нам этот полковник. - Вот, давайте покушайте, и спать сразу после этого. Я проверю, чтоб вы спали".И вот мы там прожили у него целую неделю . Мы все это время ждали, когда за нами прилетит самолет. Знаешь, здоровый такой, двухмоторный, грузовой. И нам говорили все: завтра-послезавтра придет. И так на неделю мы задержались. Уже этому командиру полка говорили все: "Товарищ командир, ну когда же нас отсюда возьмут?" "Ждите, будет", - говорил он. А с моего полка не могли додуматься прислать самолет. Так прожили неделю. Потом передали нам: командир полка вас вызывает. Мы поняли, зачем нас он вызывает. Когда пришли к нему, он сказал: "Ну, братья? До свидания, желаю вам счастья и всего доброго". И тут же сказал: "Вас награжили орденами Красного Знамени! Поздравляю вас". Мы поблагодарили его. Хотя и не поли. Ведь до этого нам никто об этим не говорил. А оказалось, что им, значит, с нашего полка позвонили, потому что нас долго в полку не было. И тогда же в этот полк сообщили, что мы награждены орденами Красного Знамени: я и Башаев. Потом нас посадили на самолет и мы полетели в свой полк. Нас там встретили на аэродроме, командир полка поздравил туда-сюда и вручил награды.

И.Вершинин. С Башаевым вы не раз летали?

В.Коллегин. С Башаевым я летал раза четыре или даже пять. Помню, в другой раз раз как-то летали в хреновую погоду. Нас послали в гавань на немецкие корабли. Когда подлетели туда, было ни черта не видно. Мы сразу по радио передали: что так и так. Нам передали: "Возвращаться немедленно!" Там погода была будь здоров. Ну а какой смысл бросать бомбы, если ты не видишь кораблей? Был же туман. Куда там бросать? К тому же, большие бомбы у нас тогда висели. Мы развернулись и быстро на аэродром прилетели. Потом еще сколько раз вместе летали. И пошла дальше жизнь, как всегда. А потом как-то раз, когда я должен был с Башаевым снова лететь, из госпиталя вернулся его штурман. И я с ним больше уже не летал. А он что-то ко мне очень привык за все это время. И я так это понял. Он же видит человека, понимает, какой у него настрой, какие у него разговоры, и так далее. Я понял, что он просто уже не хотел, чтоб я от него уходил. Мне сказали тогда: "Ты погоди, к нему штурман пока пришел. Мы не имеем права так делать, чтоб тебя оставить, а его послать". А Башаев вроде и хотел бы, чтоб я с ним летал, потому что мы с ним хорошо сработались, у меня все выработалось. Ведь когда мы заходили на корабли, я ему все указывал, туда-сюда. То есть, подсказывал, какую скорость, какой разворот, какое упреждение нужно. Не то чтобы кричать на него. А спокойно говорил. Получалось, что все подсказки у меня были спокойные, точные и ясные, я без толку не трепался, говорил только то, что было необходимо, только и всего. Видимо, из-за этого я ему и понравился. А это для летчика очень многое значит, если ты подсказываешь ему то, что необходимо. Это очень важно! Отношения у нас с ним были братскими, я называл его просто Башаеч. А че он будет обижаться на меня? А потом, перед самым концом войны, он погиб. Жалко мне его, хороший он был человек.

И.Вершинин. Какими наградами вы лично были награждены?

В.Коллегин. Орден Красного Знамени, остальные - медали все.

И.Вершинин. Орден Красного Знамени вам за какие-то конкретные дела дали?

В.Коллегин. Конечно. Вот мы слетали тогда однажды с Башаевым, нам по ордену дали: ему дали орден Красного Знамени и мне дали орден Красного Знамени. Но должен тебе еще одну вещь сказать. Потом мы как-то летали с Ермышкиным и тоже вместе с ним утопили немецкий корабль. Потом в звене еще утопили. Так вот, первый орден Красного Знамени я получил, а второй такой же орден, который мне должны были дать за корабль, который мы потопили с Ермышкиным, я до сих пор получаю. Понял? Ермышкин получил, а я - нет. Командир полка Орленко в этом виноват. Ведь было написано: чтоб меня этим орденом наградить. Понял? Можешь себе это представить? Помню, как после того мы как-то в Клопицах все собрались. В каком именно это было году, я сейчас не помню. Давно, конечно, это было. И как раз на встречу этот Орленко приехал. Ну мы с ним поздоровались туда-сюда, все-таки за одним столом вместе сели. Потом, когда все это закончилось, я ему вопрос и задал: "А как же, Иван Феофанович, получилось так? Ведь мы с Ермышкиным летали и потопили корабли. Потом звеном летали и еще потопили корабли. Ему дали орден, а мне его давать не стали. Мы же вместе с ним летали! Как же так получилось-то?" Он мне говорит: "Но этого не может быть!" Я говорю: "Ну как же не может быть? Столько лет прошло. Я думаю, что мне должны дать в конце концов когда-нибудь". Он говорит: "Я все это выясню". Я говорю: "Так вы же сами подписывали за Ермышкина, когда мы потопили с ним! Он получил со стрелком-радистом, а меня прошли мимо. Ну как такое могло быть?" И я до сих пор не могу понять: как такое могло быть? А потом мне написал письмо этот Орленко. Он мне написал: "Владимир Николаевич, я писал по поводу этого вашего ордена в Москву. Мне ответили, что не могут дать ордена, так как прошло много времени". Но теперь уже мне этот орден не нужен. Давно плюнул на все это я на хрен.

В.Коллегин, 1945 г.

И.Вершинин. Награждали у вас часто в полку?

В.Коллегин. Ну, в полку у нас много человек летало, корабли они топили, их и награждали. Командир полка награждал, к нему же приходили за этим делом.

И.Вершинин. Герои Советского Союза были у вас?

В.Коллегин. У нас было два героя - Борисов и Рачков, они вместе летали и им обоим присвоили звания Героев Советского Союза. Потом к нам прибыл один такой Паша с Дальнего Востока. Он тоже был Героем Советского Союза. Но он это звание не у нас получил. Но хороший он был мужик! Сейчас столько времени прошло, что я даже и не знаю, есть ли кто из моих сослуживцев живой. Но ты сейчас подумай: мне уже сейчас идет 84-й год. А ведь были те, кто намного старше был меня.

И.Вершинин. Как и где вас застало окончание войны? Что запомнилось?

В.Коллегин. В общем, мы перед тем, как закончилась война, как раз летали на задание. Отлетали и пошли ночевать. Дело было в Польше уже. Ночевали и жили мы в одном очень хорошем помещении. Вдруг забегаем и слышим: стрельба. Еще подумали тогда: что, на нас кто-нибудь налетел? А в это время нам уже кричат по телефону: "Ребята! Война кончилась!" Мы сразу оделись и побежали на аэродром. Там было построение, на нем объявили, что закончилась война. Потом всех нас повели в столовую. Там мы выпили за победу, закусили, командир полка речугу толкнул... И отмечали Победу всем полком, то есть, не только летчики, но и все сержанты, все техники, которые у нас были.

И.Вершинин. У вас в полку были летчики, которые были по возрасту моложе вас?

В.Коллегин. Черт его знает, может, и были.

И.Вершинин. А молодое пополнение, которое к вам прибывало, его сразу в бой пускали или дополнительно обучали?

В.Коллегин. Нет, те летчики, которые прибывали к нам в полк сразу после окончания училища, их не допускали до полета до тех пор, пока их не обкатают всех. Понимаешь, как это было? Как только летчик попадал в эскадрилью, командир эскадрильи его катал. Надо было знать, как они, эти молодые летчики, себя чувствуют в полете, как они летают, и так далее. А то чтоб сразу с училища в бой пускали бы - такого не было. Никогда такого не было! Они сначала были при нас, проходили летную подготовку, выучивали район полетов, туда-сюда. Район полетов они должны были знать на зубок: где аэродром, куда лететь, что расположено рядом. Ну и командир эскадрильи молодого летчика, если он раньше не летал, я уже об этом тебе только что сказал, испытывал, брал под свой контроль. А происходило это так. Брал командир эскадрильи или его заместитель самолет учебный У-2, сажал туда этого летчика и они вдвоем летали. Изучали, что нужно делать: там, развороты, повороты, и прочее-прочее. Летали в зоны. Понимаешь, в чем дело? И еще что делали? Проверяли у них технику пилотирования, они сдавали район полета, и многое-многое другое. Не то чтобы прибыли и стали летать. Такого не было! Пока проверку они не проходили, их никуда не пускали. Это потом уже, после специальной проверки, их назначали в экипажи и посылали на боевые задания. Но не одних, а с теми, которые уже летали до этого. Ведь если посылать летчика сразу в бой, его сразу же и хлопнут. У нас, помню, штурман Заварин, хороший такой человек, который потом погиб вместе с командиром полка Ситяковым, брал с собой молодых летчиков и руководил ими: как и что нужно делать, ну тренировал их, короче говоря.

И.Вершинин. Что вы, как штурман, можете сказать о "Бостонах"?

В.Коллегин. "Бостоны" - это сильнейшие были машины. У них скорость была хорошая, маневренность хорошая. Впереди в носу у "Бостона" было шесть крупнокалиберных пулеметов. У штурмана был один пулемет. Он мог открывать люк и просто стрелять. У стрелка-радиста было две спарки от пулеметов, 12,7 калибра. Но у нас вообще на самолетах у всех пулеметов были одинаковые калибры. Когда в атаку на немцев шли, по ним из этих пулеметов били. Их было много. Получалось, что было девять пулеметов. Дальность полета у "Бостонов" была большая. Это отличнейшие были самолеты!

И.Вершинин. Какие наиболее уязвимые места вы могли бы отметить у "Бостонов"?

В.Коллегин. Самым уязвимым местом были, конечно же, моторы. А так брони не было у "Бостонов" - только внизу была броня, стенка такая.

И.Вершинин. Насколько вы оцениваете роль штурмана в экипаже?

В.Коллегин. Роль и обязанности штурмана в экипаже самолета были очень большие. По сути дела, летчик на самолете выполнял то, что ему говорили: рулил и так далее. А штурман - это был тот человек, который приводил от самого аэродрома к цели самолет, у него был маршрут, он же сбрасывал мины и торпеды. Так что обязанности в экипаже у штурмана были большие. Штурман должен был вывести самолет на заданную цель. А если мы не находили цель или она куда-то уходила, мы шли в ту точку, которая была нам задана, и там ее искали. Там не все так просто было. За выход на цель отвечал штурман! И он же приводил самолет на аэродром после атаки.

Бывший командир 51-го минно-торпедного авиационного полка Иван Феофанович Орленко

И.Вершинин. Командир полка Орленко летал?

В.Коллегин. Летал, но не особенно много. Ведь они, командование, летали в основном когда? Ночью, когда не стреляли по ним. Так они мало летали. Ситяков еще хороший был мужик, который до Орленко командовал нашим полком. Но тот, правда, погиб во время ночного вылета в Финском заливе. С штурманом Завариным они летели. Но стрелок их выжил. Правда, остался без ног. Сейчас я не знаю, живой он или нет. Он приезжал к нам на встречу. Мы сначала встречались в Клопицах, а потом в Ленинграде. Так вот, он приезжал к нам на встречу в Ленинград. Но про Орленко я могу сказать, что не особенно к нему хорошо относились. Он был какой-то отчужденный от летного состава!

И.Вершинин. А Богачева помните?

В.Коллегин. Как же не помнить? Хороший он был мужик - Богачев. Да он и сейчас живет, или нет.

И.Вершинин. Потери у вас были какими?

В.Коллегин. В нашем полку в свое время много летчиков погибло. Ну что говорить? Сам понимаешь, куда мы летали и что мы делали.

И.Вершинин. Страха во время вылета не испытывали?

В.Коллегин. Первое время, когда мы летали, какая-то боязнь была. Ведь когда ты смотришь на эти корабли, они плюхают и красным, и синим, от этого становится страшно. Но эта боязнь была временной! Потом на это дело мы плевали, это нас совсем не интересовало. Попадет в самолет - так попадет. Ну а куда ты денешься? Мимо прошло - значит, мимо, значит, все нормально. Значит, прилетишь домой и все будет нормально, все - чин-чинарем. Но в иной раз видали, как сбивали нашего брата. Это же тоже было неприятно, когда ты видишь, как горит наш самолет. Когда я летал один, то этого не видел. А когда собиралась еле-еле со всего полка эскадрилья и мы летели, бывало, видали, как кого-то из наших шибануло. Это ж неприятно было видеть! А так какой мог быть у нас страх перед вылетом? Как я могу предполагать: убьют меня или не убьют? Ведь тогда никто не думал об этом. Да и как можно было об этом думать? А во время выполнения боевого задания - уж тем более было не до страха.

И.Вершинин. Чего больше опасались на фронте, зениток или истребителей?

В.Коллегин. Мы вообще плевали на этих истребителей. На какой высоте мы летали-то около кораблей? Куда истребитель за нами полетит-то? Мы же летали на высоте 30 метров от воды. Сверху он тоже не может двинуть. С нами трудно было бороться вообще! Да они и боялись на такой высоте летать. А мы шли на маленькой высоте всегда и забираться далеко в воздух нам было не нужно. Ну а зенитки много по нам пуляли с кораблей. И пулеметами стреляли. Все, что у них на кораблях было, всем по нам стреляли. И так погибало много нашего брата.

И.Вершинин. А встречались в воздухе с немецкими истребителями?

В.Коллегин. Встречались. Даже, помню, летим в иной раз на задание, на корабли, они пролетали над нами. Но мы плевали на них, когда к кораблям летели. А в атаке они нам на хрен были не нужны. Они не могли на такой высоте к нам лететь.

И.Вершинин. Как вообще происходил выход на цель?

В.Коллегин. С маневром, конечно же. Не будешь же просто так летать! Так что маневрировали на высоте.

И.Вершинин. Насколько охранялись транспорта, которые вы топили?

В.Коллегин. Обязательно охранялись. Но это зависело от того, какие были транспорта и что они везли. А в основном они везли живую силу немецкую. Там, ихнее вооружение и прочее. Понимаешь, в чем дело? Там обязательно охранение было: и торпедные катера, и СКР-ы, и миноносцы. А было так. Вот примерно транспорта идут. С одной стороны и с другой стороны идет охрана ихняя. Прежде, чем на транспорт зайти, нужно было пройти одно охранение, "стукнуть" по самому транспорту, а там, со стороны транспорта, тоже лупили будь здоров со всех орудий, и дальше пройти охранение. Все лупили. В общем, хватало дыму в те времена. Когда мы делали атаку на какой-нибудь корабль, то сначала внимание не обращали на охранение. Только потом, когда подлетали ближе к кораблям, смотрели, сколько шло этого охранения: сколько, допустим, там шло транспортов, к примуру, 10-12 или даже 18.

И.Вершинин. В нелетную погоду чем занимались?

В.Коллегин. В нелетную погоду учились мы. Нас собирали поэскадрильно. Там, придет, штурман или его заместитель, инженеры, рассказывают что-то нужное. Или просто им вопросы задавали, а они отвечали на них. Но у нас некоторые летчики летали и в нелетную погоду. Но таких, конечно, мало было. А так сидели дома и занимались, но не просто чем-то, а разными темами по технике полета.

С однополчанином - Героем Советского Союза

И.Вершинин. Как часто у вас моторы отказывали?

В.Коллегин. Бывало такое. У меня было несколько раз такое. Один раз нас подбили и из-за этого мотор отказал. Но хорошо, что самолет не загорелся, хорошо, что второй мотор был. Понимаешь, везло как-то. В таких случаях если рядом был любой наш аэродром - сразу давали курс туда и перли. Делали в таких случаях минимум всяких разворотов и поворотов, сразу - напрямую. А в другой раз мы просто долго летели и мотор отказал. Потихонечку набирали высоту и потихонечку до аэродрома перли.

И.Вершинин. Ночью вы сами летали?

В.Коллегин. Ночью мы не летали, а вот командир полка или его заместитель летали, ну полковые такие летчики. Я не помню сейчас, но по-моему, некоторые командиры эскадрилий тоже летали ночью. Это тоже было!

И.Вершинин. Бывали ли такие случаи, чтобы у вас по каким-либо причинам отменялись боевые вылеты?

В.Коллегин. Я не помню такого.

И.Вершинин. Тренировочные вылеты делали во время войны?

В.Коллегин. У нас те, которые уже летали, тренировочных вылетов не делали. Делала только молодежь, которая попадала к нам сразу после окончания училища.

И.Вершинин. В полку общались по-уставному в основном или как?

В.Коллегин. Это зависело от того, что за человек, какое у него звание и так далее. Но что я, буду называть человека, с которым летаю, товарищем капитаном таким-то? Только по имени называли: Васька или Борька. Даже по фамилии никого не называли. С теми, с кем летал, были более тесные отношения.

И.Вершинин. А бывали ли такие случаи, что свои зенитки по вам стреляли?

В.Коллегин. У меня вроде бы один раз было, когда нас с Ермышкиным подбили. И у других такое бывало. Это бывало в тех случаях, когда наши линию фронта перелетали. Наши зенитки, не разобравшись, в иной раз начинали по нашим самолетам шуровать. Были такие случаи! Но это редко, конечно, бывало.

И.Вершинин. В полку выпивали иногда?

В.Коллегин. Если надо было лететь, никто и в жизни не выпивал. Ведь что такое лететь на боевое задание выпившим? Это же опасно. Никто не будет перед боевым заданием делать такое. А вот когда прилетали с задания, тех, кто потопили, скажем, корабль, командир полка приглашал к себе в салон, там давали поесть и выпить. Приглашал всех, кто участвовал в этом деле. Но не стояли бутылки, а просто стаканчик со 100 граммами водки наливали, и все, пожалуйста. Ясно, в чем дело? Выпил, закусил, будь-здоров, и больше ничего было не надо.

И.Вершинин. Как вас кормили на фронте?

В.Коллегин. Кормили нас хорошо. У нас были специальные летные столовые, в которых нас кормили. Но нам в иной раз надоедала американская жратва, которой было много. Присылали же они нам продукты! А так у нас хорошие были повара. Летный состав кормили даже очень хорошо. Полагалось первое, второе и третье. Но у нас всегда офицерский состав кормили отдельно, сержантский состав - тоже отдельно. В отдельных помещениях.

И.Вершинин. Сколько у вас всего было самолетов в полку?

В.Коллегин. Мало бы у нас самолетов. Ведь часто бывало такое: приходил в полк кто-то из молодежи, его отправляли на задание, там его треск - и нет его больше, погиб он. И у нас вместо 30 самолетов, которых должно было быть по штату, не набиралось и 15-ти.

И.Вершинин. Покраской самолетов не занимались у вас?

В.Коллегин. Нет, этого совсем не было, все самолеты были одинаковыми в полку. Единственное, что если появлялись пробоины, их техники закрывали.

И.Вершинин. А как у вас было с обмундированием в полку?

В.Коллегин. Обмундирование у нас было хорошее. И теплое. Зимнее особенно. У нас "Бостоны" не отапливались ни хрена, вот мы и летали в хороших комбинезонах, в этом обмундировании. И в перчатках. И на ноги одевали теплые унты. Так что не мерзли особо!

И.Вершинин. С соседними летчиками-истребителями встречались?

В.Коллегин. Когда после Клопиц мы перебазировались на другой аэродром, рядом с нами соседствовал морской истребительный авиаполк. И оттуда эти истребители с нами всегда летали на сопровождение. Они были, конечно, молодцы. Они что делали? Если кто из наших потопил корабль, они даже фотографировали, какой экипаж и какой корабль потопил. Ведь бывало такое, что, может быть, у какого-то экипажа не вышел снимок. И они тогда предоставляли снимок и говорили: "Мы сами это видели собственными глазами!" Но я тебе уже рассказывал об этом.

В.Коллегин со своим двоюродным братом, примерно 1949 г.

И.Вершинин. Отмечали ли на самолетах звездочками количество потопленных кораблей?

В.Коллегин. Я и не помню сейчас, делали мы это или нет. У Орленко был самолет, так у него корабли были нарисованы, сколько он там утопил. У него было такое. Все-таки командир полка! У остальных тоже что-то было, что-то тоже делали.

И.Вершинин. Что вы можете сказать о политработниках?

В.Коллегин. Вот у нас был замполитом Добрицкий. Так он был вообще хороший и такой простецкий мужик! Ты понимаешь, он был хорошим, с одной стороны, политиком, с другой стороны, человеком. Он никогда не позволять себя кричать на кого-то в полку: тэ, пэ. И в разговорах никому никогда не напоминал о том, что он по должности заместитель командира полка по политической части. Всегда с нашими ребятами говорил по душам и по-простому. Когда было ему нужно что-то, в иной раз и сам к нам приходил. А если к нему кто-нибудь приходил, с удовольствием его слушал, буквально все выслушивал. Такого не было, чтобы он, знаешь ли, задирался. Говорил с каждым как человек с человеком. Его как-то уважали у нас в полку. Так что были у нас политработники в полку. Они все время проводили с нами политбеседы, говорили, какое положение на фронте, ну и все в этом духе.

И.Вершинин. Особистов не встречали во время войны?

В.Коллегин. Я не знаю, может быть, они и были. Но я не видел. Но какое отношение они к нам имели, зачем они нам были нужны, летному составу-то? У нас никто от вылетов не отказывался. Я не могу этого представить, чтобы летчик или штурман или стрелок-радист отказывались бы от вылета. Если он заболел - это другое дело, его врач посмотрит. Так что не было у нас ничего с ними.

И.Вершинин. Я слышал от некоторых бывших летчиков периода войны, что у них на время полетаотбирали ордена. У вас такое было?

В.Коллегин. У нас такого не было, все летали с наградами, которые у них были. А вот книжки, по-моему, отдавали каким-то партработникам в полку. Но зачем нам были нужны эти книжки? А с орденами летали.

И.Вершинин. Где вы во время войны в основном базировались?

В.Коллегин. А мы в разных местах базировались: и в Клопицах, и в Паланге, и в Эстонии под Таллином, и даже в Польше.

Капитан В.Н.Коллегин, 50-е гг.

И.Вершинин. Расскажите о вашей службе в послевоенные годы?

В.Коллегин. После окончания войны я продолжал летать на "Бостонах", но теперь уже в составе 1-го гвардейского авиаполка той же дивизии. Потом к нам на вооружение попали реактивные самолеты самолеты ИЛ-28-е. И я на них, как и все, переучивался и летал. Меня стали назначать летать в разведзвене. Потом я занимал должности штурмана звена, заместителя командира эскадрильи...

И.Вершинин. Что вы можете сказать как штурман о самолетах ИЛ-28, на которых летали?

В.Коллегин. Это хорошие были машины. В них было тепло. Кабины были просторными и теплыми. В них сидеть было одно удовольствие: как зимой, так и летом. Туда не заходили в этих унтах, как было тогда, когда мы летали на "Бостонах". Только по аэродрому ходили зимой в теплой одежде. То есть, там в кабине обогрев был. Как закрываешь кабину, там никакого ветра не было. Никакой воздух не попадал! Вооружение у такого самолета было хорошее, скорость тоже была большая. И я летал на них. Последний раз, помню, меня послали лететь на ИЛ-28-м в разведзвене в Норвегию. А произошло это так. Помню, вызвал нас командир полка и сказал: вам надо тогда-то слетать в Норвегию. И сказал: "Пролетите там рядом, сразу телеграфируйте нам, что там есть на берегу". Это нужно было делать все на каком-то расстоянии, чтобы я смог все за фотографировать и так далее. Не просто так же нас туда посылали. Высота у нас была, по-моему, 7 или 8 тысяч километров, я сейчас точно не помню. Ну прилетели мы туда на ИЛ-28-м, я летчику сказал курс захода и все такое, там, право, лево, так держать, куда там идти. И потом сказал ему: "Смотри никуда не отстраняйся, я начинаю съемку. Как летишь, так и лети, чтоб не было никаких разворотов и поворотов". Ну мы полетели, я начал фотографировать все это побережье от и до. Потом нам сказали с земли: "Смотрите внимательно, за вами там вылетели ихние истребители". А мы плевали на их истребители, наши ИЛ-28-е были будь здоров какие мощные машины. Мы снизились, так как такая большая высота была нам не нужна, все было зафотографировано, и мы полетели дальше. И метров на 200 от воды как дали. Эти истребители в хвосте там так и остались. И они отвернули и ушли, больше за нами не гнались уже. Их, по-моему, чтоли пять штук летело за нами. А толку от них было мало, они же были поршневые. Куда им гоняться за нами? Ну мы прилетели и передали фотоматериалы. А за нами уже наблюдали с нашего аэродрома. Когда мы прилетели, нам сказали: "Нормально! Вы молодцы! Все правильно сделали!"

И так продолжалось до 1957 года, я все это время летал, служба мне нравилась. А потом меня перевели на другую работу в Эстонию. Получилось это так. Однажды пришел ко мне посыльный и сообщил: давайте быстро туда, командир полка просит вас к нему идти. Я спросил его: "А че туда нужно?" "Не знаю, - ответил он мне, - иди!" Ну раз командир полка попросил меня прийти, что же я мог сделать? Я этому посыльному сказал: "Сейчас приду!" Прихожу к командиру полка. Он мне говорит: так и так, поступило приказание командующего вам ехать к командующему. Я говорю: "А зачем?" Он мне говорит: "Я не могу тебе об этом сказать. Сейчас я вам даю машину и будьте здоровы. Понял?" Приезжаю я к этому командующему. Там адъютант с ним находится рядом. Я захожу и докладываю: по вашему приказанию прибыл такой-то. "А, это вы? - говорит он мне. - Заходите!" Ну я и зашел. Поздоровались: здрасьте-здрасьте. "Сядь!" - сказал он мне. Я сел. "Сейчас ты должен, - сказал мне этот командующий, - собраться и поехать в Таллин. Придете туда в морской отдел. Вы должны там быть, вам все скажет тот командующий". А у нас командующий был не русский, а грузин, сейчас я уж точно не помню его фамилию. Я ему попытался возразить: "А я не знаю: зачем вы меня туда посылаете? Я летать хочу. С чего вы меня туда посылаете? Я только недавно кончил высшие офицерские курсы в Риге усовершенствования летного состава". Я же хотел летать, тогда у нас "Бостоны" кончились, вышли ИЛ-28-е, и мы на них летали. "Вы поняли, такой-то лейтенант, что я вам сказал?! - вспылил командующий. - Вот и выполняйте, вот так вот". "Извините, - сказал я ему тогда, - а когда я должен быть там?" "Вам позвонят!" - сказал он мне. Дак я после этого, как у командующего этого побывал, наверное, еще месяц в своем полку летал. И весь месяц не было никаких таких разговоров. Я уж было подумал: может, кончилась вся это история? Но потом через месяц смотрю: хлоп, приходит телеграмма. Потом звонит наш Орленко и говорит: "Такого-то такого-то, (то есть, меня), по моему приказанию выслать туда-то".

И я так был направлен служить в Таллин в оперативный отдел Балтийской флотилии. Там я занимал должность старшего офицера оперативного отдела. Там было немало старших офицеров, и каждый по своим вопросам работал. Но человек там в отделе у нас порядочно было.

И.Вершинин. Все засекречено было?

В.Коллегин. Конечно, мы же имели дела с военными и со флотом. Нас же не просто так в эту флотилию послали!

И.Вершинин. А сами непосредственно чем занимались?

В.Коллегин. Там у меня много было работы. Надо было, понимаешь, заниматься с теми флотскими офицерами, которые ушли уже на пенсию, значит, вот с ними, ветеранами войны, и работали. Была, кроме того, внутренняя оперативная обстановка, вот этим занимались. В общем, много всяких вопросов приходилось решать. Но это не было главным. Главное - это было все, что связано с атомным оружием. У меня была и должность такая - старший офицер отдела по специальному орудию. То есть, атомному оружию. Больше того, с Таллина как раз меня посылали в Казахстан на курсы. И там изучали все, что связано с атомной промышленностью. Мы изучали, из чего состоит атомная энергия, как она передается, на какие расстояния она пускается, какие высоты должны быть для потопления кораблей, какие должны быть интервалы между кораблями, от какой там бомбы: малой, средней, большой, и прочее-прочее. Понимаешь? Вот этому нас и учили. Но это все было секретно, я не имел права никому об этом без толку болтать. Интересно, конечно, это дело было знать. С нами работали преподаватели знаешь какие? Полковники. Сильнейшие были преподаватели. Там, правда, нам преподавали в некоторых местах такие вопросы, что они нам на хрен были не нужны вообще. Чертили там всякие формулы, там, туда-сюда. Мы однажды сходили на эти предметы. Мы были старшими, ну им и сказали: "Вот так и так. Ну зачем нам это все говорят? У нас каждый работает по специальности. Нам нужно то, что нам необходимо знать. Что это атомная бомба, что у нее такие калибры, как делать расстановку кораблей в море. Понимаете? Вот это нам нужно. А так просто лишь бы к верху ногами - нам не нужно. Нам нужно то, что конкретно мы делаем". С нами согласились, сказали: "Это мы учтем! Правильно, между прочим, говорите". Так не я один, так все мы, группа старших офицеров, говорила. И учли все это, перестали морочить голову нам этими формулами. А после того, как мы эти курсы кончили, вернулись на свои места в Таллин. И так в штабе флотилии я работал в своем оперативном отделе, продолжал там заниматься своими вопросами, а другие офицеры - своими вопросами. И говорить на тему оружия я не имел права ни с кем, кроме командующего. Да и то - не обо всем. К нам в отдел приходила секретная литература. Так ее давали только мне и никому больше! Никаким другим офицерам, которые работали у нас в штабе, и прочим-прочим. Понял, в чем дело? Я подписывал даже подписку о неразглашении всего этого дела. А если бы говорил с кем-то, так за это дело могли меня судить дай Бог как! Помню, однажды меня вызвал к себе в кабинет командующий. Начал он мне задавать какие-то вопросы, я ему отвечал. Он поинтересовался у меня, как рассредотачивать корабли, там, дуда-сюда, и прочее-прочее. Я ему сказал: да, от таких-то бомб такое должно быть расстояние между кораблями, чтобы не было больших потерь. И говорил: вот об этом я могу вам рассказать. Так он интересовался этими вещами. Я ему сказал: "Смотрите, товарищ командующий! Я только вам это могу сказать. Никаким другим больше офицерам я не имею права делать это. Понимаете это? Иначе меня могут за это за шкуру взять. Я вам просто как командующему некоторые вещи говорю". И так я в оперативном отделе в штабе флотилии прослужил три года.

Группа офицеров штаба оперативного отдела Балтийской флотилии. В Коллегин сидит крайний справа

Майор Коллегин

И.Вершинин. Расскажите о вашей работе после увольнения в запас.

В.Коллегин. Меня уволили в запас в 1960 году по вине Хрущева - было такое, понимаешь, знаменитое сокращение армии и флота. Из-за этого Хрущева я не получил подполковника. А сейчас живу на птичьих правах в Эстонии, как военный пенсионер: получаю не постоянный, а всего на пять лет, временный вид на жительство. Ну что дальше сказать? После увольнения из армии я остался жить в Таллине, работал токарем и трактористом на одном заводе, помощником машиниста станции, начальником охотничьего хозяйства.

Потом, в 1978 году, переехал жить в город Нарву. Я находился на пенсии, нигде не работал. Но не успел я к новому городу, как говориться, попривыкнуть, как ко мне приехал начальник пожарной части города. Я его тогда не знал и туда, конечно, не ходил к нему. Что мне там было делать? Он приехал ко мне на машине, зашел ко мне, то-се, здрасьте-здрасьте, сказал, что такой-то такой-то. И уже все обо мне, смотрю, знает: фамилию, имя-отчество, где я служил, и так далее. Видимо, уже перед этим поинтересовался моей биографией. Не просто же так приехал! Помню, он ко мне обратился так: "Владимир Николаевич, я к вам приехал вас попросить, чтобы вы стали у меня начальником части пожарной в Усть-Нарве". Я ему говорю: "Да что вы? Какой пожарник? Я никогда этим делом не занимался! Никогда, во-первых, в пожарной части не работал и никакого представления об этой работе не имею". "Да что вы упорствуете? - сказал он мне. - Там все будет, инструкция и так далее. Я буду к вам навещать и что вам будет нужно, рассказывать, что к чему, и так далее. Я все сделаю для вас, что нужно, но очень вас прошу: наведите там порядок. Все-таки вы военный человек!" А там до меня у него был начальник большим любителем выпить. Я не хотел туда идти работать, но он меня все-таки уговорил. Он так надоел мне с уговорами, что я сказал: ладно, давайте поедемте! Вот он привез меня туда, там всех построили, кто там в то время был. Там же не все одновременно на месте находились. Была смена. Он им сказал и показал на меня: "Вот ваш новый начальник вашей части! Имейте в виду, я вас предупреждаю, чтоб никаких разговоров посторонних не было и так далее". Ну я познакомился со всеми, посмотрел, и сказал так: "Ну что, братцы? Работать будем. Работать я буду с вами. Вашу работу я буду требовать от вас". Потом посмотрел кругом: грязи полно. Тогда продолжил: "Посмотрите. Вы грязь не видите, с которой вы живете? Чтоб я больше здесь не видал никакой грязи, чтоб здесь были чистота и порядок, и так далее".

И удалось навести порядок. Конечно, пришлось уволить некоторых активно пивших, которые разлагали коллектив. И я научил их всех работе, каждый у меня работал дай Бог каждому. Хорошо работали! Так можешь себе представить? У меня там работала одна уборщица. Так она мне говорила: "Ой, Владимир Николаевич, спасибо, что вы пришли. Вы посмотрите, какая чистота у меня везде. Я уж и не знаю, что мне делать". Больше того, когда приезжало к моему начальнику его республиканское начальство, он возил и показывал им мою часть, ну как образцовую. А потом, когда военных начали набирать в пожарные части, меня уволили. Ко мне, помню, даже один такой пришел, которого должны были назначить на мое место. Я его еще полмесяца учил, объяснял ему, как там, чего, и так далее. Понял? Но потом он какое-то время побыл на этой должности после меня и куда-то смотался. Вот такие дела!

Кстати, все это время, пока я в Эстонии жил, очень здорово занимался охотой. Я очень любил охоту! У меня даже была хорошая лодка с мотором. Я здесь все время на лодке ездил на охоту. И убивал очень много и уток, и гусей. В свое время я здорово стрелял вообще-то. У меня было три ружья. Потом, когда сюда в Нарву мы переехали, то через какой-то промежуток времени, когда советской власти здесь не стало в Эстонии, ко мне приехал полицейский. Он недалеко от меня жил, относился к нашему району. Они же знали тогда, у кого имеются охотничья ружья, так как всех об этом спрашивали, кто из охотников здесь в городе живет. И вот, приходит он ко мне. Я его сразу же спрашиваю: "Что вам нужно? Чего вы ко мне приехали? Зачем?" "У вас есть оружие?" - спрашивает он меня. "Какое оружие? - говорю ему. - Оружие уток стрелять есть". А у меня был как раз 16-й калибр, 12-й был и была еще 20-ка. Короче говоря, три ружья у меня было. Говорю ему: "Вот эти ружья есть у меня, с которыми я на охоту все время езжу". Но 20-ку я вообще не брал, а в основном брал ружье 12-го калибра. К этому ружью я привык, оно было у меня хорошее. "Можно у вас посмотреть?" - спросил он меня. "Пожалуйста!" - сказал ему. Он его посмотрел, а затем мне и говорит: "Вы должны взять оружие и поехать со мной!" "Ну что мы там будем делать?" - спрашиваю его. "Вам скажут!" Я сажусь в машину. Они тогда на машине ко мне приехали. Приехали мы, значит, туда. Это было совсем недалеко от моего дома. Меня, значит, какой-то ихний старший вызывает. Спрашивает: "Ваше оружие?" "Ну а чье же? - говорю ему. - Дядино чтоли?" "А что вы им делаете?" "Стреляю, на охоту езжу. Что им еще делать? Для чего оно у меня еще куплено?" Он мне сказал тогда: "Вам придется все это оружие сдать нам". "А по какому поводу?" - интересуюсь у него. "Так приказали нам старшие. Вот мы что и делаем". Я еще спросил тогда его: "Так это только у меня или у всех, кто охотой занимается?" "У всех должны взять". Но брали, как я впоследствии узнал, не у всех. Кого они в полиции считали своими, они у тех не брали ружья, а у меня забрали. Вот как с нашим российским братом поступали! Потом прошло какое-то время, и мне дали деньги за это оружие, я не помню, сколько, но это было тьфу: на эти деньги только хлеба можно было в магазине купить. Вот так вот. Понял? Одно оружие, правда, я продал: 20-ку. Дома до сих пор еще столько патронов лежит!

И.Вершинин. Несколько слов о вашей семье.

В.Коллегин. После войны женился, двое детей: дочка живет в Таллине, а сын - в городе Коврове. Жена моя, Мария Павловна, с которой мы поженились в 1947 году, тоже ветеран войны, всю войну проработала в госпиталях, выхаживала раненых.

И.Вершинин. Общественной работой среди ветеранов в городе занимались?

В.Коллегин. А как же? Я состоял в правлении Совета ветеранов 6-го микрорайона, был старшим по нескольким домам. Председателем у нас был Сергей Александрович Г., подполковник. Он был моим близким другом. А потом почему-то покончил с собой: выпил, позвонил мне, пожаловался, он тогда поругался с женой, я его успокоил. А наутро мне позвонили и сказали, что он трагически погиб. Как он мог такое сделать - ума не приложу. Он, кстати, служил техником в авиации.

И.Вершинин. Я знаю, что вы, Владимир Николаевич, в 2000-м году участвовали в Параде Победы в Москве. Расскажите поподробнее об этом эпизоде вашей жизни.

В.Коллегин. Значит, это было так. За несколько недель до этого мне позвонили из Совета ветеранов и сказали, что по приказанию Таллинского общества ветеранов я должен ехать в Москву для того, чтобы участвовать в Параде Победы. Нас всего с Эстонии поехало пять человек ветеранов. С Нарвы я был всего один. Был там Герой Советского Союза Арнольд Константинович Мери, он был вот такой мужик! Ехал с нами полковник Петр Иванович Пурро, полный кавалер ордена Славы Николай Иванович Карачев, ну и некоторые другие. Это я потом об этом узнал. Мне сказали, что такого-то числа делегация выедет из Таллина на поезде Таллин-Москва, а я должен быть в точное время на нашем вокзале. Мне сказали, что мое место уже забронировано. Понял, в чем дело? И в точное время я как раз пришел на вокзал, меня встретили и посадили в такой-то вагон. Я оказался в одном купе с Мери. Когда мы приехали в Москву, как только двери поезда открылись, нас там встретил один майор. Спрашивает: "Вы из Эстонии?" Говорим: "Да, мы из Эстонии". "Пожалуйста, за мной", - сказал он нам. Он ведь знал, куда мы едем, в каком мы находимся вагоне, ну и так далее. Мы сели к нему в машину и поехали. Кстати, когда в машину садились, подходило к нам много журналистов с камерами, все снимали. Потом все это я по телеку видел. Нас отвезли за 50 километров от Москвы и разместили в доме отдыха. Дали нам отдельные номера, по два человека - на номер. Сказали, когда обед. И оттуда нас на автобусах возили туда и обратно на тренировки.

И.Вершинин. Много тренировали?

В.Коллегин. Нас здорово гоняли, мы очень много ходили, учились маршировать. На занятиях присутствовали специальные люди, которые знали все и учили нас, как и что нужно делать: как ходить, по скольку человек должно в шеренге проходить. Занимались с нами эти офицеры. Иногда к нам приезжал какой-то генерал и смотрел за тем, как занятия проходили. Никуда отлучаться нам не разрешалось! И так нас, пожилых фронтовиков, гоняли где-то две недели. А потом начался сам парад. Ну поскольку мы прошли тренировку, знали, кто и за кем стоит, то чувствовали себя уверенно. Там, на Параде, выступил президент России Путин. А принимал парад тогдашний министр обороны Сергей Иванов. Я шел следом за Героями Советского Союза и полных кавалеров ордена Славы, в шеренге орденоносцев. Участвовали там в Параде и женщины из Киргизии и Казахстана. После этого мы пришли в Большой Кремлевский Дворец. Там проходил хороший концерт, мы, ветераны, сидели вместе с президентом. Были накрыты столы. Помню, один какой-то российский полковник со мной разговорился. Спрашивает: "Вы кто вообще-то? Че-то погоны у вас летные, а форма морская". Говорю: "Правильно, морская авиация, не сухопутная какая-нибудь". Ну и рассказал ему, как летали, где и откуда.

Из газеты "Кренгольмский Проспект" (апрель 2000 года): "Бывший военный летчик, воевавший против фашистов в составе Таллинского авиаполка, В.Коллегин готовится к Параду Победы.

В этом году он не будет смотреть парад по телевизору, а лично пройдет по Красной площади в рядах боевых товарищей. Как сказал нашей газете зампредседателя Нарвского городского Совета ветеранов Н.Костин, это единственный ветеран, удостоившийся такой чести в мирное время. В первом историческом параде приняли участие 5 жителей нашего города, однако до 55-й годовщины Победы никто из них не дожил. Ежегодно Москва приглашала на празднование Победы Героев Советского Союза, представители Нарвы в их числе тоже бывали.

Выбор участника Парада Министерство обороны доверило Совету ветеранов республики и нашего города. В.Коллегин, по мнению ветеранов, вполне отвечает этим требованиям: активный участник боевых действий, удостоенный многих правительственных наград. Причем супруга Владимира Николаевича тоже участница Второй мировой - работала в военном госпитале.

Усиленно готовятся к встрече гостей и организаторы встречи: вместе с данными участника парада Москва запросила также данные о размере его одежды и обуви..."