Минаков Василий Иванович

- Василий Иванович, я знаю, что вы всё, что хотели, уже рассказали в своих книгах. О вас написаны многочисленные очерки и статьи. И потому мне хотелось бы задать вопросы, которые спрашивают не часто. Вот у меня в руках ваша биография. Она у меня будет как шпаргалка.

- Давайте. Я многое для вас подготовил.

- Спасибо!

- Это автобиография, которую я вам подарю, фотография, и есть там другие разные интересные документы. Подарю я вам эту вот книгу, это редкая книга. Здесь 53 человека героев. Все они служили в нашем городе, а воевали везде, и на Черноморском, и на Балтийском флоте… и в Военно-Воздушных силах. /«Сказание о подвиге», сост. А.Ф.Пинчук. – СПб.: Творческое объединение «Пальмира», 2005.-576 с. – прим./

Вот Мазуренко… Дважды Герой Советского Союза. Вот фотография Мазуренко. Это мой друг. С ним мы в Ейском военно-морском авиационном училище в одной эскадрилье были, учились в одной группе, и наши койки стояли рядом. В одной группе летали, и потом он попал на Балтику, я попал на Тихоокеанский флот. Мы поддерживали связь и во время войны. Он здесь, на Балтийском флоте участвовал в боях с первых дней войны. Первый вылет, о котором я хотел вам рассказать, никто уже не помнит. Судьба Ленинграда решалась в первые дни войны. Его бы захватили, если бы не морская авиация. Вы представляете?!

- Да. Я это очень хорошо представляю.

- Когда я познакомился с историей первых дней войны на Балтике, это было давно, я был просто восхищён! Когда всё… Немцы прорвались уже к Западной Двине. Даугавпилс, есть такой город в трёхстах километрах /от тогдашней границы- прим./, они на пятый день уже Даугавпилс захватили… Можете себе представить?! До Ленинграда остаётся 500 километров! Войск почти что нет. Мало. Фронтовая авиация не может работать. Никаких оборонных сооружений нет. Катастрофа! Они бы за неделю - полторы пришли в Ленинград.

И тогда подняли морскую авиацию, ударную авиацию, три полка, они по 60 самолётов, нанести удар. Но об этом потом…

Что вы хотите от меня?

- Мне вот что интересно: вы же были на всех четырёх флотах. Уникальная совершенно вещь!

- Да. Причём дважды! Никто подобного опыта не имеет. Я вам подарю газету, где написано: «Салют с четырёх флотов!». Меня так поздравили на Юбилей.

- Я хочу узнать, есть ли какие-то принципиальные отличия в боевом духе, настрое, воспитании наших лётчиков, штурманов морской авиации на разных флотах? Ведь условия службы, местность, климат разные. Но все флоты вам родные. Вы можете это сравнить?

- Понятно.

- Ещё один вопрос. Вы попали на оборону Крыма и Кавказа в самые страшные дни и месяцы. Меня интересует ваше сегодняшнее мнение…

- Да. Кто не воевал в 42-м году, тот не знает войны.

- Вот я хотела бы узнать ваше мнение с высоты прожитых лет об обороне Севастополя, о его сдаче. Мнение человека, которому довелось впоследствии стать крупным военачальником и руководителем.

И ещё будет ряд вопросов о войне и о послевоенной службе.

- Давайте, я вам сейчас всё отдам, что я заготовил, чтобы у вас ясность была, а потом начнём.

Вот моя автобиография. Здесь всё написано. У меня 31 боевой вылет на торпедные атаки, кораблей много потоплено,  и около 100 вылетов по суше…

Из биографии Героя.

Родился 7.02.1921г. в г. Минеральные Воды Ставропольского края. Окончил 9 классов средней школы. Учился в Пятигорском аэроклубе. В декабре 1940г. окончил Ейское военно-морское авиационное училище имени И.В. Сталина. Служил лётчиком 4-го минно-торпедного авиационного полка ВВС Тихоокеанского флота.

Участвовал в боях в ВОВ с июня 1942г. в составе 36-го, а с октября 1942 года в составе  5-го гвардейского минно-торпедных полков ВВС Черноморского флота. Участвовал в обороне Кавказа, в освобождении Крыма, Украины, Румынии, Болгарии.

Всего на боевом счету В.И. Минакова 206 боевых вылетов (в том числе 71 - ночью). Из них - 108 на бомбовые удары по морским и сухопутным целям, 31 на торпедные атаки, 28 на воздушную разведку, 28 на минные постановки. Боевыми и торпедными ударами уничтожил 13 транспортов противника (в том числе 7 лично и 6 - в группе) общим водоизмещением 36 500 тонн, 5 сухогрузных и 7 быстроходных десантных барж, 4 сторожевых катера, 1 тральщик, 1 буксир. Уничтожил 4 склада боеприпасов, 4 железнодорожных станции, переправу через реку Дон. В воздушных боях сбил 4 самолёта противника. Наиболее грандиозный успех - потопление 10 мая 1944 года в у крымского побережья в составе группы транспорта "Тея" водоизмещением 2773 тонны с 3 500 солдатами врага на борту. Дважды ранен.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5.11.1944г. за мужество и героизм, проявленные при освобождении Крыма от немецко-фашистских захватчиков гвардии старшему лейтенанту Василию Ивановичу Минакову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 3818).

В 1945г. окончил Высшие авиационные курсы ВВС ВМФ в Моздоке и вернулся в свой 5-й мтап на Черноморский флот. С декабря 1947г. – в 68-м мтап 19-й мтад на Балтике. В 1952г. окончил ВМА им. Ворошилова и назначен командиром 52-го гв. мтап  89-й мтад ВВС 5-го флота (Тихий океан). С декабря 1955г. - командир 128-й гв. мтад ВВС Балтийского флота. В 1961г. окончил Военную академию Генерального штаба и назначен начальником штаба - первым заместителем командующего ВВС Северного флота.

В феврале 1971 года назначен начальником 30-го НИИ авиации и космонавтики в Ленинграде. Руководил разработкой авиационной техники. За это время сотрудники института участвовали в создании пяти типов самолётов и 7 типов вертолётов, большая часть из которых и сегодня стоит на вооружении отечественной авиации, также были созданы десятки образцов авиационно-технических комплексов. С октября 1985 года - в запасе.

Генерал-майор авиации (18.02.1958), кандидат военно-морских наук (1974), доцент. Награждён орденами Ленина (1944), Октябрьской Революции (1981), тремя орденами Красного Знамени (1942, 1945, 1965), орденом Александра Невского (1944), двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (1944, 1985), двумя орденами Красной Звезды, орденом "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" 3-й степени (1980), медалями, а также иностранной наградой - орденом Красного Знамени (Народная Республика Болгария). В городе Минеральные воды в Аллее героев установлена стела с барельефом.

Пятерка Ил-4 сбрасывает высотные торпеды по конвою

- Вот было моё 90-летие. В.И.Матвиенко /губернатор С-Пб - прим./ ко мне рвалась на Юбилей. Я ей послал такую открытку – приглашение, всем приглашённым посылал. И нужно такому случиться, она заболела гриппом. Вместо неё прибыла вице-губернатор Л.А. Косткина и А.Н. Ржаненков (по социальным вопросам). Оставался час, Валентина Ивановна звонит:

- Василий Иванович, я нахожусь в Смольном, никого не принимаю и приехать не смогу. Но я вас сердечно поздравляю!

Прибыли многие гости из Москвы, командующий /Морской Авиацией 1994-2000г.г. – прим./ генерал-полковник Дейнека Владимир Григорьевич, другие товарищи. Много учёных прибыло. 65 человек – в ресторане. И что удивительно для меня, наверно, выступало человек 30, или больше, но когда закончилось торжество, а на столах  почти всё целое осталось. Все слушали рассказы и воспоминания обо мне...

- Для многих Героев на войне служба и закончилась. Не будем скрывать, кто-то ведь и спился, кто-то пошёл в «шлагбаумщики». Опустились некоторые люди после войны… даже Герои. А вы же продолжали служить, упорно учились, занимались, писали, вы столько сделали для увековечения памяти Героев войны. Вот что важно! А как-то вас меньше расспрашивали о последующей жизни после войны.

- В Музее Авиации ВМФ есть все мои книги. Вот тут на столе 8 или 9, а всего их 18. Всё можно посмотреть, там есть снимки очень хорошие, они дают некоторую память о прошедшей войне. Вот это торпедоносец мой.

- ДБ-3Ф.

- Да. Вот на нём я летал, но начинал на другом самолёте. Вот уникальнейший снимок! Это сбрасывают высотные торпеды боевые.

- Это группа сбрасывает одновременно?

- Группа. Высотные торпеды сбрасывают: нижний эшелон – от 300 метров, ниже нельзя, нужно, чтобы парашют раскрылся, вот от нижнего эшелона и до «потолка». Причём когда торпеду сбросят, раскрывается парашют,  она летит на нём примерно 50 секунд, приводняется. Торпеда отсоединяется и начинает циркулировать. Вот идёт конвой метров за 400-500 впереди, пока торпеда спускается… Вот смотрите, сколько торпед. И были у меня такие случаи, потоплены даже транспорта. Это очень интересная торпеда! Но эффективность гораздо ниже, чем у низковысотной торпеды. Если ту - считайте за 100%, то эту - только 20-30%. Потому что там прицельно сбрасываешь. Транспорт идёт, я прицелился…

А самолёт этот уникальный! На нём можно было порядка 20 бомб подвешивать. Это килограммовые осколочные, давали по 250-300 осколков, 2,5-килограммовые, 10, 50, 100, 250, 500-килограммовые, тонна, и ещё другие виды бомб, противолодочные, зажигательные бомбы - всё на этот самолёт подвешивали. Здесь имеется в центроплане люк, сюда подвешивали 10 фугасных бомб. И ещё 3 бомбы можно было подвесить на замки под центроплан. Он и бомбардировщик, и торпедоносец, и мины мы ставили, около 50 мин.

- А где вы минные заграждения ставили?

- На Чёрном море, около Констанцы, есть такой порт, Одессы, когда она была занята, в самом Севастополе сбрасывали мины, в Керченском проливе - подрывов очень много. На Дунае на реке мины ставили. Мины были ударные Гейро /АМГ-1/, и уже в конце 42 года стали поступать английские мины электро-магнитного действия. На гейровской мине были рожки, корабль должен был столкнуться с миной, тогда взорвётся. А здесь стоит мина на дне, где мы её поставили, и она устанавливается на время. Можно поставить так, что сразу взорвётся. Можно с задержкой на 5 суток, особенно на Дунае практиковалось. Можно на 10, на 20 суток. Т.е. 20 суток корабли ходят, а потом подрываются. Это очень хорошая была мина, и мы их тоже ставили. Главным образом на реках, на Дунае и так далее.

Давайте я вам ещё снимки покажу. Это вот мои друзья. Это мы с Алексеем Мазуренко, мы дружили с ним. Это Разгонин Саша, недавно умер…

- 22 февраля…

- Кстати говоря, он мой аэроклубовец. Мы вместе с ним в городе Минеральные Воды учились в аэроклубе, потом попали в Ейское училище.

- Именно в Минеральных Водах? Не в Пятигорске?

- Нет, нет. Ладно, раз вы про аэроклуб начали. В 1938 году, в январе - месяце, в начале января к нам в школу в Минеральных Водах пришли два инструктора, Бурьянов и Кашуба. Кашуба потом стал Героем Советского Союза. Он спасал Ерёменко, которого окружили немцы, а он его на По-2 вывозил. За это ему и присвоили звание Героя. А Бурьянов, потом лётчиком-испытателем был. /ГСС Кашуба Павел Тарасович, пилот 2-й авиагруппы ос. наз. Генштаба Красной Армии, погиб в 1944г. в Закарпатье. Бурьянов Георгий Иванович, Заслуженный лётчик-испытатель СССР ОКБ Г.М. Бериева – прим./

И вот они собрали 9-й и 10-й классы, и сказали, что в городе Минеральные Воды создаётся филиал Пятигорского аэроклуба. Будет 3 самолёта, 3 инструктора, и нам нужно набрать 30 человек, каждая группа по 10 человек курсантов. Набирают ребят с производства, с училищ, со школ. Если 7 классов есть, принимали. Сказали, что кто будет принят в этот аэроклуб, тот в феврале, марте и апреле будет теорией заниматься, изучать документы, аппаратуру, самолёт, а с начала мая и по октябрь – месяц летать на самолёте По-2, учиться без отрыва от производства. Ну и нас шесть человек подняли руку. Потом начали проходить эти все мероприятия, заявления писали… Но главное было - здоровье. Из 6 человек нашей школы только я один прошёл. Я уже 9-й класс закончил, в 10-м учился, это было мне 16 лет. Мне 7-го февраля было бы 17 лет, а тут 16-летний мальчик - я пришёл.

И по сути 17-ти летним я начал учиться в этом аэроклубе. Ещё из школ попало (там у нас 3 больших школы, Ленинская школа, Сталинская школа…), наверное, 3 человека - Саша Разгонин, Черняховский Саша, и я, Минаков Василий - минераловодцы были. Начали летать. Столько интересного! Первый вылет какой был! И прочее, прочее, прочее…

- А где относительно города клуб располагался в Минеральных Водах?

- Это река Кума, на ее берегу кирпичный завод, и так подальше стекольный завод. Сейчас-то уже застроили все. И вот там - небольшая площадка, наверное, метров 400 по ширине и длине. Поле было просто. Прилетели три самолета из Пятигорска. Там были ящики, в них хранились всякие инструменты и прочее.

- А до этого не думали пойти в авиацию?

- А вообще я познакомился с авиацией так. Это был, по-моему, 28-й год. Мне лет 8 было. Там река Кума у нас на окраине города протекает. Летом это было, по-моему, июнь – месяц. Мы, 5 или 6 ребятишек с одной улицы, купались, загорали. И вдруг летят самолёты такие небольшие. У нас там большой аэропорт был, а у кирпичного завода на окраине площадка была, полевая точка такая. И заходят на посадку и садятся. Мы помчались туда, вся наша группа. Самолёты, первые истребители, зарулили, стали в ряд. Бензина они не заправляли. Один самолёт раскапотили. Мотор всё время барахлил.  Вышел лётчик в реглане, шлемофоне - просто для нас чудо! - что-то там ковырялся, оказывается, свечу менял.

И вот когда он всё это закончил, говорит:

- Ребята! Кто-нибудь водички бы принёс холодной?

А жарко, наверное, градусов 25 было. А они ещё одетые. Я быстренько побежал, ведёрко у тётки попросил (рядом дома стояли), принёс холодной воды. Он напился. А когда улетал, взял эту свечу и вручил мне её. Запал! Говорит:

- Ты лётчиком должен стать! Вот тебе запал на будущее!

Можете представить? Для меня, мальчишки?! Да ещё в то время, когда все лётчики казались героями!

Да. Прошли годы. Я поступил в аэроклуб. В аэроклубе начал летать, как и все. Вылетов, наверное, 20 мне сделали тренировочных. А если б вам рассказать, как нас готовили, так вы будете смеяться! Нас первое, чему начали учить, это как определить высоту на посадке. На выравнивание заходишь, и с 10 метров начинаешь выравнивание, и начинаешь садиться.

Самолёт, когда идёт на посадку, летит с определённым углом, примерно с 10 метров начинает выравнивать, меньше, меньше угол… И лётчик всё время смотрит на 30 градусов слева от кабины и метров на 15 - 20 вперёд, определяет расстояние до земли. И по мере приближения  земли лётчик постепенно ручку добирает.

Сейчас же ведь как? Тренажёры! Приходишь, пожалуйста, все этапы полёта - и взлёт, и полёт, и посадка, и ошибки на компьютере покажут. А тогда же этого не было. Где ящики из-под самолётов стояли на границе поляны, закопали столб высотой 10 метров, на этот столб закрепили балку квадратную. Она длинная. И на ней сделали такую кабинку, фанерой оббили, прибили доску, и ручка там была вставлена. Веревка была завязана за другой конец с той стороны. А балка эта все время вот так находилась. Подходила группа, в ней было 10 человек, с инструктором:

- Минаков, давайте садитесь.

Я сажусь. Инструктор командует:

- Полетели!

Они натягивают веревку эту, и я поднимаюсь на 10-11 метров. Потом говорит:

- Начинаем снижаться на выравнивание.

И эти ребята веревку потихонечку отпускают. Идет, идет, идет эта балка, спускается. И я, как нас учили, смотрю 30-35 градусов в сторону и на расстояние. Вот я командую:

- Девять! - инструктор молчит, - Восемь... Шесть. Пять…

И когда я дошел уже, я командую:

- Добор!

Это значит, что они отпускают веревку эту. И если только я на полметра ошибусь, то эта штука падает так прилично, и позвоночник ощущает, и в голове искры. Иногда на метр некоторые бухались.

Вот так учили. «У-2» это устройство называлось. Нас еще немножко потренировали. «У-2» устанавливали на поворачивающееся устройство небольшое. Садились в кабину, ребята курсанты поворачивали, нос задирали, отпускали. Вот и вся подготовка.

- Это такое приспособление было вместо тренажёра?

- Вместо тренажёра. Примитивное, но настолько доходчивое, что вы даже не представляете! Если ты раз, второй пощупал - это всё!

- Можно немного назад вернуться? Когда вы пошли в аэроклуб, как ваши родители на это отреагировали? По тем временам авиатор - это была такая опасная профессия.

- В одной книжке все написано, как они отреагировали. Бабушка моя, очень энергичная женщина, говорит:

- Куда ты лезешь? Разобьешься! - это первое. Мама:

- Ой, ой, ой, что ты делаешь, идешь в авиаторы?! Эта авиация, она летает, отрывается от земли...

А у нас там аэропорт был с 1923 года. А начал я летать в 38 году прошлого века. Видел я эти самолеты, были с ними неприятности. Брат тоже. Единственный отец сказал:

- Не мешайте ему! Пусть попробует.

Мол, если это все ерунда, сам отпадет. Он так сказал, мудрый у меня человек был отец:

- Пусть попробует. Парень молодой, ему нужно выбирать.

И все. И что интересно, что мне в аэроклубе запомнилось - это в августе месяце. Уже мы все-таки в мае, июне, июле полетали, ходили в зону...

- Вы пилотажем занимались? Или вам не разрешали?

- Одно время занимался, потом как-то интерес отошел, больше по маршрутам интересно летать.

Так! Я заканчиваю по аэроклубу. Был, наверное, август – месяц, я уже летал самостоятельно. Ну, первые полёты ознакомительные по кругу, потом начали летать в зону, потом начали пилотаж, всякие бочки, перевороты, штопоры, петли и так далее. Все это делали. И полностью отрабатывали. Что доступно. Иммельмана мы не крутили, не хватало мощности. 100 лошадиных сил всего у самолета.

И случилось такое! Шли полёты... Ну а как обучались в аэроклубе? Если рабочие, то они работают до обеда, ходят в выходные дни. Школьников, было нас три человека, у нас каникулы в это время были. А на окраине города там большая поляна, метров 600, кирпичный завод, и река Кума. Значит, пришёл боевой лётчик лейтенант, такой небольшого роста. На груди у него орден Красного Знамени. Мы все обалдели там! И он говорит:

- Я – минераловодец, приехал отдохнуть. Я - участник боёв на Халкин-Голе, лётчик-истребитель, сбивал японские самолёты, за что меня наградили этим орденом. И я хотел бы немножко с воздуха посмотреть на город и подышать родным воздухом. Нельзя ли мне с курсантом полететь?!

Ему отвечают:

- Вам мы не доверяем, потому что вы - не наш. А курсанта вам выделим.

И инструктор Бурьянов Георгий говорит:

- Минаков, покажи пилотаж! Вот вам курсант Минаков.

Мне-то 17 лет! Можете представить, 17 лет парнишка?! Такое высокое доверие, такое уважение. Ну, я, конечно, с трепетом таким воспринял это указание, даже приказание, можно сказать. Я – в передней кабине. Инструктор сказал ему:

- Вы сидите на заднем сиденье, в управление не вмешиваетесь. Если что, падать там будете, тогда вмешаетесь.

Связь там была – трубочка такая от него мне, и он по этой трубочке говорил. Такая техника была.

Мы взлетели, я набрал высоту метров 800-900 где-то и начал делать пилотаж. Петли, штопоры - что мы там только не делали! Только одна у меня была фигура, которую я выполнил не совсем качественно. Переворот – это когда самолёт задираешь, раз, он «на лопатки» ложится и устремляется вниз. Но там кабина была не особенно подчищена. Перевернулся и сделал маленькую задержку пилотажа. Ну, там и посыпалось всё, что не нужно. Хотя в общем всё я сделал /правильно/. Прилетели, вышли из самолёта. Я подошёл к лейтенанту:

- Разрешите получить замечания по полёту?!

Он говорит:

- Из тебя получится настоящий лётчик, продолжай учиться. До свидания.

Пожал руку, поговорил с инструктором, похвалил меня  и ушёл.

И в действительности из меня получился лётчик!

- Да у вас всё «как в кино» получилось!

- Не всё. Потом была одна задержка. Мне 17 лет. В училище берут только в 18. В октябре приехала комиссия, проверили нас. Я снова попал в ажиотаж. Обычно они там покувыркались, и всё. А мне проверяющий говорит:

- Давайте с вами полетим по маршруту на Невинномысск.

Это километров 90. Потом «пошли» туда, к железной дороге. И дождик сильный. У нас планшеты были, но не кожаные, а  металлические, и там карты. Я лечу, решил карту посмотреть и начал планшет поднимать. А кабина открытая, и только козырёк прозрачный перед лицом. Я и немножко вывел край планшета за него, а он как мне дал по очкам! И все глаза стеклом засыпало. Я головой покрутил, хорошо, что никаких поражений не получил. Ну, прилетел. Он всё-таки поставил мне «5». Я закончил полностью курс. Нас шесть человек, в том числе и я, с отличием закончили. Нас даже послали в дом отдыха Макопсе около Туапсе.

Шесть человек в Училище отобрали. А комиссия, которая приехала из Ейска, говорит:

- Он не подходит. Ему нет 18 лет.

Представляете?! Оставалось только 3 месяца…

Я пришёл расстроенный. А отец у меня машинист паровоза, он приехал из поездки домой, расспрашивает.

- Ты что такой кислый?!

- Не взяли…

- Да брось ты! Мы завтра всё устроим!

- Как устроим?

- Я поеду с тобой в Пятигорск, скажу, что ты достоин!

Я так немножко успокоился, но сам ночь не спал. Утром из Мин. Вод поехали на поезде, там 30 минут. Приехали, пришли в этот аэроклуб. Он меня оставил в комнатке отдельной:

- Посиди вот здесь.

Сам пошёл, и минуты через три выходит.

- Ты - курсант!

- Да что ты?! Расскажи. Я не верю! Я пойду сейчас к ним! - И набрался смелости, зашёл, где комиссия работает.

- Ты что?! Мы ж всё решили.

- Я – курсант, или нет?!

- Отец твой доказал, что ты – курсант! Иди! – и меня оттуда проводили.

Я – к отцу!

- Ну, расскажи-ка?!

- Я к ним пришёл, говорю: «Вот мой сын».

- У него ж не хватает 3 месяцев до 18 лет - ноябрь, декабрь и январь.

- А я – машинист. Когда я веду паровоз, - это он им говорит, - то паровоз хорошо идёт, когда у него пар есть. Мой сын, как паровоз. У него пар был, и он, как паровоз, шёл. Он с отличием окончил аэроклуб. Что вы делаете?! Три месяца пролетят, пока он придёт, будет готовиться, строевая там и так далее.

- Вы нас уговорили, Иван Иванович. Ваш сын – курсант. Идите спокойно.

Таким образом я попал в училище!

- Папа – молодец у вас! Молодец!

- Представляете? В Ейское училище тогда приехали поступать 1000 человек! Вы были когда-нибудь в Ейске?

- Конечно, была.

- Там приедешь, нужно на горку подняться. А училище на окраине. И вот нас строем туда привели, 1000 человек набралось. Началась проверка. И главное – это здоровье.

- А можно, я прерву? Вы сразу знали, что идете в бомбардировщики?

- Что я иду в бомбардировщики? Во-первых, может, вы книгу потом будете писать, чтобы запомнить, в Ейское училище, от нас, от Минеральных Вод, поехало несколько человек. У нас снова проверили технику пилотирования, прошли медкомиссию. И из шести человек четверых приняли: меня, Черняховского, Разгонина - школьников, Алефиренко - из рабочего класса. А всего приехало в Ейск в тот год 1000 человек, а нужно было набрать 600. И вот 400 человек отсеялось. И причем, отсеяли ребят хороших, кого по здоровью, кого еще по каким-то причинам.

И я вам, как врачу, тоже скажу, вы поймете. Меня тоже чуть не отсеяли по состоянию здоровья. Я когда мальчишкой был, лет, наверное, было мне 10. Дом был рядом с железной дорогой нашей, там грузили все и так далее. И трактора что-то там ездили, и было два прицепа. А тут трактор тянет «бричку», и я вот туда забежал, хотел покататься. Может, метра полтора - такой толщины связка, он дернул её, и я упал и попал под колесо ногой. Можете себе представить, мальчишка - под колесо ногой?

- Перелом?

- Нет. Ножка небольшая. Там была не брусчатка, а такие камни. И моя нога попала между этих камней, и мне прямо содрало тут все. Я месяца два ходил с кожей содранной. Посмотрели врачи в комиссии:

- У вас на «два миллиметра» одна нога короче.

А я им:

- Да я танцевать буду, что хотите! Сейчас я вам сальсу станцую!

А они:

- Коротконогий, давай отсюда!

Вот такая вот придирка. Очень тщательно отбирали. А у меня вот на этой ноге и сейчас ещё есть маленький шрам. В комиссии заметили шрам. Я рассказал по глупости и честности. Они опять:

- Нет, ты не подходишь.

Я пошёл к главному врачу в комиссии. Он:

- Да что такое?! Глупости. Ты будешь курсантом!

Ну, я ещё немножко расскажу про Ейское училище. И дальше будем по вашему плану.

- Историю самого училища я хорошо знаю. Расскажите, пожалуйста, именно о себе. Чем запомнились курсантские годы?

- В 38-м году меня приняли в Ейское военно-морское авиационное училище и назначили в 6-ю эскадрилью. Первый месяц мы занимались строевой подготовкой. Сначала мы фыркали. А это так нужно для военного человека! Два-три раза в день выходили на плац, два-три раза маршировали целый месяц. В начале января мы начали учиться.

Всего было 6 эскадрилий. И в то время, в 38-м году, в каждой эскадрилье было 100 человек, 10 групп по 10 человек. Наша была 6-я эскадрилья. Какие были эскадрильи: 1-я эскадрилья морская, летали на самолётах МБР-2; 2-я эскадрилья – на СБ; 3-я, 4-я, 5-я – на истребителях И-15 и И-16; 6-я – на самолётах СБ (но это потом было).

А в 38-м году только мы начинали учиться. Очень хорошо готовили. Всю зиму и весну, мы занимались теорией, глубоко проходили. Двигатели... Прошли курс до мая месяца и начали летать. Летать мы начали на самолётах Р-5, целый период. Р-5 – самолёт одномоторный с водяным охлаждением двигателя. Когда-то рекорды на нем ставили, в Турцию летали. Представляете?

- Представляю этот самолёт. Он уже тогда старый был.

- Такая мука! Взлетаешь, а радиатор выпущен вниз - это целая лопата вот такая вот… А на посадку идешь, его нужно убирать. Если жесткая посадка, он может оторваться. Были всякие с этим самолетом фокусы. Это такая мука была.

Прошёл я первый курс, закончил. Мы были в Кухаривке недалеко от Ейска. Вот фамилию инструктора сейчас немного подзабыл, но инструктор был очень хороший. А второй курс - были на СБ. Это скоростной бомбардировщик: 21 метр, 2 двигателя, корпус из металла. А Р-5 деревянный весь был, двухместный - там инструктор и лётчик…

Начали мы летать на СБ, и меня постигла такая неприятность, из-за которой чуть я не лишился авиации и жизни. Был такой лётчик Сидоров с Пятигорского аэроклуба, а я из Мин.Вод. Нас сначала вывозили на самолётах СБ, а потом выпускали самостоятельно. На этом самолёте аварийная ручка выпуска шасси была в кабине у стрелка-радиста… Если, допустим, «нога» там не встала в замок. А стрелков-радистов не было в Училище, и сажали курсантов. Летит Сидоров, а я – в задней кабине на всякий случай. Если только что, то я буду крутить эту ручку, тросом стойки вытягивать. Посадили меня с этим Сидоровым в его первый вылет.

Я помню то утро. Солнышко, птички поют, жаворонки. И мы взлетели. Первый вылет у него самостоятельный. Он круг сделал, зашёл, шасси выпустил, идёт на посадку постепенно - всё идёт хорошо. Я сижу в задней кабине, по ходу полёта смотрю там под крылом. Уже 4 разворот. Он пошел плавно на посадку - 200, 100 метров, выравнивает хорошо, метров 10 на глаз, идет, идет... И вот уже касаться, и вдруг он колесами бьется об землю, и получился «козёл». Машина оторвалась от земли, поднялась, может, на метр, может, меньше… Казалось бы, ему придержать ручку и снова добрать, чтобы дальше не набирать высоту. А он даёт полностью тягу двигателям, 2 двигателя. Щитки выпущены, триммер выкручен, штурвал не удержать… Он пытался что-то сделать вместо того, чтобы убрать всё, и хоть плюхнуться…

Самолёт пошёл вверх, вот так вот встал на хвост, наверное, метров 15-20, может, чуть больше набрал и свалился на крыло, ударился. Нас крыло спасло. Крыло (10 метров) - в гармошку, самортизировало – это раз. Другое крыло торчит. Потом самолёт разворачивается - нос, удар, оторвало кабину - это два. Вторым ударом оторвало и это крыло, и всё смягчение идёт. И третий удар - оторвался от фюзеляжа хвост, где я сидел. И остался только кусок этого металла…

- Понятно, самое слабое место фюзеляжа.

- Когда он начал падать, я мгновенно повернулся на 180 градусов, схватился за турель пулемета и изо всех сил прижался к сиденью, думал, удар как-то остановит. Когда удар получился такой страшный, сразу моторы заглохли.

Тишина. Всё прекратилось. Я сижу, схватился за турель. Такая мёртвая хватка! Наверное, если бы попытались оторвать, руки бы выдернули. Первое, я подумал, а жив ли я по-настоящему, не получил ли увечья?! Попробовал, вроде ничего, тихо всё. Потом - руками, гляжу - вроде всё нормально.

Тут уже машины санитарные мчатся. Я начал вылезать, мне медсестра и врач тоже кричат:

- Не вылазь! Не вылазь! Мы тебя сейчас сами вытащим.

А я уже встал в кабине, и они мне помогли вылезти. Так вот хожу, и такое у меня состояние… Они быстро мне – нашатырный спирт, и отошёл я. Там уже кричат:

- Лётчика! Лётчика вытаскивайте! Кровь у него!

Сидоров ещё сидел в кабине лётчика. Он пристегнулся только поясом, а плечевыми ремнями не пристегнулся. И он ударился о приборную доску, зубы повыбил, ну, а так целый остался.

Был суд. Лётчика Сидорова приговорили к двум годам в тюрьму. И я был свидетель. Мне задавали коварные вопросы:

- А ты бы что делал?!

И вот я рассказывал, что я бы делал.

И после этого я сказал инструктору:

- Я боюсь летать в задней кабине.

И как ко мне начали придираться и командир звена, и командир эскадрильи. Все проверяют на предмет отчисления. А я летаю, все нормально. Я сказал инструктору:

- В задней кабине я летать не буду, я боюсь.

Я прямо ему сказал. Ну и все.

- Хотел спросить, а вообще летные происшествия в училище часто были?

- Не было, не было. В нашей эскадрилье больше не было. Был один случай на И-16, истребителе. Он верткий такой. Была катастрофа. И было еще происшествие. Нам обязательно нужно с парашютом было прыгать. Уже когда мы на СБ летали, день был, лето было. С утра мы приходили туда, парашюты накануне сами смотрели, как их укладывали. Поднимались на самолетах метров на 700-800 и прыгали. И снова у меня происшествие. Я, во-первых, проспал. Все уже ушли. А училище находилось метрах в двухстах от аэродрома. Я проснулся, быстро оделся, прибежал. Инструктор, мат-перемат:

- Ты что же?

Ну ладно, разрешил. Я сел в переднюю кабину, а во второй кабине инструктор. Набрали высоту. Я вылез из кабины...

- Это Р-5 был?

- Нет, У-2. Там скорость он держит 80 - 90 километров. Я вылез, развернулся к мотору спиной, готовлюсь прыгать и держусь...

- За край кабины или за расчалку?

- Нет, там не расчалка, а просто часть этой кабины. Берусь за боковую часть и одеваю... Обязательно кольцо тут должно быть на резинке и прочее. Ну и пока надевал, надевал, что-то немного не получалось. Знаете, что такое парашют? Я из люверса вытащил этот тросик, три отверстия, осталось из одного вытащить. А инструктор, смотрю, у него глаза квадратные, и лицо дикое.

- Очумевшее?

- Дикое!

- Прыгай! Прыгай! - говорит.

Оказывается, парашют начал вытягиваться - вытяжной парашютик. Ну, я прыгнул и считаю - …21, 22, 23, 24 - дернул. Парашют не раскрывается, его что-то держит. Второй раз дернул. Думаю, все, сейчас буду на аварийном садиться. На животе только хотел кольцо дернуть, а тут парашют основной вытянулся, хлопнул меня тряпкой по лицу. Парашют раскрылся метров на 300. Там уже за голову все хватались. За значок мне выдали 25 рублей /значок парашютиста – прим./. Это большие деньги были в то время.

В декабре месяце у нас был выпуск. До этого выпускали лейтенантами, а нас хотели сержантами.

- Приказ знаменитый Тимошенковский.

- Был такой Тимошенко - народный комиссар обороны... Летом мы примеряли форму одежды Ейскую, пошив свой был, тут широкая, тут узенькая, тут это самое крыло очень красивое – все, как положено. Хорошо, что наш начальник училища, генерал-майор авиации Андреев, три раза приезжал в Москву и стучался к этому наркому:

- Как же так?! Выпустите наших ребят лейтенантами!

- Хорошо, - согласился Тимошенко, - в последний раз, младшими лейтенантами. Нам обрезали поллычки /у лейтенантов лычек было две - прим./, и мы вышли младшими лейтенантами.

Представляете, нас построили 500 человек, а всего 600 человек нас выпускалось. Но в августе одну эскадрилью досрочно забрали, потому что в Западной Украине, в Молдавии разворачивались известные события, и истребителей отправили по флотам.  Вот нас лётчиков 500 человек построили в спортивном зале и так провожали. Младшими лейтенантами мы уехали.

- А кстати говоря, училища летные, которые ВМФ, они все равно подчинялись наркому обороны?

- Все подчинялись наркому обороны. И морские, и сухопутные. Когда уже выпуск проходит, после выпуска - в морском флоте, например - все подчинены Кузнецову. По видам вооруженных сил.

- А училища? Кто первое звание присваивал?

- Министр, нарком обороны. /До 1937 года Ейское авиационное училище выпускало лётчиков только для ВМФ, но подчинялось командованию СКВО. В 1937 было передано под командование ВМФ. Летом 1956 года опять передано в ВВС СКВО и перестало быть «морским» - прим./.

- Можно спросить, вы закончили на СБ?

- Да, на СБ. А! Вот как я в бомбардировочную попал, хорошо, что вы мне напомнили. Когда мы закончили на Р-5 первый год, к нам пришел офицер, тогда командиры были, и говорит:

- Я уполномочен узнать, на каком самолёте вы хотите летать после окончания, на морском, или на бомбардировщике?

- Там МБРы были.

- Да, или на бомбардировщиках, на СБ - вот выбирайте.

- Я хочу на бомбардировщиках.

Мне, конечно, и инструктора писали в оценках и в характеристиках... Он спросил:

- Твердо?

Я сказал:

- Твердо!

- А почему?

- Я полагал, что это будет такой солидный самолет, на котором есть бригада какая-то, там три - четыре человека. А уже мы знали, что на ТБ было 8 человек, тяжелый четырехмоторный. Солидность какая-то. Вот только это меня потянуло. Желание летать на самолете солидном. Ну что этот И-16 вертится, «циркач» такой. Циркач! А еще у нас катастрофа там была - упал курсант. И вообще много было аварий на истребителях. Он особенно был сложен на посадке. Крылья ломало у самолета.

Ну, вот и все. Я приехал в Минеральные Воды к своей любимой Тамарочке, провёл отпуск, а она училась в Пятигорском педагогическом институте, и сказал:

- Ты закончишь институт на следующий год. Или я тебе деньги пришлю, ты приедешь. Или я за тобой, отпуск возьму, приеду в 41 году.

После окончания Ейского училища 18 человек из эскадрильи, где нас было 100 человек, отправили на Тихий океан. А остальных 82 человека – на Чёрное, Балтийское и Северный флот. Вот так я попал на Тихоокеанский флот.

И еще неудачно потом получилось. Ехали на Дальний Восток четыре человека вместе. Три человека из Пятигорского аэроклуба - Агафонов, Савельев, Минаков, нас и родители провожали. И еще Ткачук такой. И мы рослые были ребята, в нас по 180 см было. А Савельев был поменьше, 170 см. Мы приехали во Владивосток, а там, вы не представляете, конечно…

- Не была.

- Там сразу вода, порт, а с правой стороны площадь. Выходишь с вокзала, и через площадь было управление ВВС. Мы перешли через эту площадь и попали в управление. Четыре человека. Мы пришли к кадровикам, чтобы они оформили, куда ехать. Они:

- Во! Ребята, хорошо! Вот вы, трое, Минаков, Агафонов и Ткачук, пойдете в Романовку, там самолет ДБ-3. А вы, Савельев, пойдете в полк, где самолеты СБ.

И вот я попал просто чудом в этот полк в Романовке, километров 35-40 от Владивостока. Это 4-й минно-торпедный. 1-й был на Балтике. Я потом расскажу. Вы книгу мою читали?

- И не одну. 1-й был на Балтике, 2-й - на Черном море, а 3-й где?

- А 3-го не было, потому что на севере минно-торпедного полка в то время не было, хотя и планировался. Минно-торпедные были только на трех флотах - Тихоокеанском, Балтийском и Черноморском. Попали мы в 4-й минно-торпедный пятиэскадрильный. Каждая эскадрилья по 12 самолетов. Не хватало летного состава. Прислали летчиков опытных, старших лейтенантов. Если нам было по 20 лет, то им было уже по 30 лет. 18 человек собрались, и нас в эту группу, и мы переучивались в течение полумесяца.

- Скажите, пожалуйста, в этом полку были люди, которые участвовали в боях с японцами и с китайцами?

- Были. Сейчас к этому вернусь. Очень мало, но были. Были еще те, кто с финской. Очень мало, два или три человека.

- Какое у вас было отношение ко всем этим малым конфликтам, которые вокруг случались до войны? До вас какую информацию доводили, что вы между собой обсуждали? Или вам ничего не рассказывали?

- О чем? О конфликтах?

- Ну, вот Халхин-Гол, Хасан, Финская…

- Мы знали об этом из газет. Никто до нас ничего не доводил. Мы занимались только учебно-боевой подготовкой. Причем у нас в полку, тоже интересно, было пять эскадрилий. Одна эскадрилья занималась низким торпедометанием. Наша эскадрилья занималась высотным торпедометанием. Одна эскадрилья - пикировщики, на ДБ-3 пикировали – кое-какие модификации на самолете проводились. И две эскадрильи были обычные бомбардировочные. И базировались на трех аэродромах, три эскадрильи - в Романовке, одна - в Новонежино, ещё одна эскадрилья - «московская». В лощине большой деревушка была, называется Москва. В этой долине аэродромчик был небольшой /Суходол - прим./).

Ну и начали летать. Полеты частые были. В Японское море уже пошли. ДБ-3 /ДБ-3Т – прим./ - самолет сложный был, особенно по кабине. Можно себе представить. Если шасси одной ручкой выпускаешь, то там нужно парные краны открыть. И сколько было недоразумений!

Все нормально. 22 июня подошло. Это выходной день. Нам объявили, что большие маневры будут на Тихом океане 23 числа. Гарнизон. На окраине там речка проходила. Там огромные сопки были, и сам аэродром среди сопок был. Там кругом сопки. Туда, куда мы взлетали, называлась сопка «Девичья Грудь». Метров двести, вот такая вот. И одно только свободное направление – на Суходол (речка такая), в залив, туда мы взлетали уже чаще по ветру. Сложноватый был аэродром… А 10 тонн – машина все-таки.

- Ну да, такой аппарат по тем временам!

- 22 числа молодежь пошла на речку. Волейбол. Девчата. Патефон был. Все было. И в 19 часов, расхождение 7 часов, прозвучал такой сигнал тревоги. А так как недалеко, даже слышно было на речке. Но самое главное - какой-то мудрый человек, я считаю, нужно премию дать ленинскую или больше, придумал следующее: самолет СБ был покрашен в красный цвет.

- Покрашен, или материя такая была?

- Нет, именно покрашен. Когда тревога (а люди же не только на речке были, они и по тайге ходили), нужно собрать всех на аэродром. Тревога! И вот этот самолет летал. Мы еще только штаны надевали, бежали. Гул всегда привлекал внимание.

- Летчик обязательно голову поднимет.

- Да и гражданский поднимет. Он на небольшой высоте, метров 600. Мы смотрим – красный самолет. И тревога звучит. Прибежали. Приказали срочно рассредоточиться. Уже к вечеру нам выдали цели. Ни на одном флоте, я потом интересовался, такого не было. В случае войны нам надо было нанести удар по Кобэ. Кобэ - это морская база /в Японии, на о-ве Хонсю – прим./. Там авианосцы строили, стоянка авианосцев. Подвесили по две 500-кг бомбы. Дали эти цели. И ждать, значит, когда будет сигнал на вылет. Уже было поздно. Сказали, всем рассредоточиться. Уже палатки поставили. Вот все эти конфликты и удерживали командование в определенном темпе, напряжении. Нам сказали:

- Для вас уже подготовили палатки. И сегодня же из общежития съезжаете.

А еще указание было наркома, кто два года не отслужил, тот должен год жить в казарме. Человек 30 было. И вот с этого общежития мы перебрались в палатки. Утром просыпаемся, я не узнаю, где я нахожусь. Вышел, аэродрома нет. Весь аэродром уставлен копнами...

- Поле летное?

- Да. Маскировка. Самолетов тоже не видно. Вот что такое. А через два дня мы перелетели на полевые аэродромы. Один аэродром, второй. Все пошло и поехало. Война идет.

- Скажите, пожалуйста, перед самой войной, мне доводилось читать, неоднократно поднимались вопросы Сталиным, Тимошенко, Рычаговым тем же самым, о том, что авиация не маскируется. Особенно на Западе. Особенно это касалось цельнометаллических самолетов СБ, которые были просто не покрашены.

- Это другое дело. Вот это правильно, вот это хороший вопрос. На второй день все самолеты нашего полка были окрашены.

- А до этого они были просто серебристые?

- У нас алюминий - белые. Белые стояли. А тут окрасили. Верней, сверху - белый, а снизу был на заводе покрашен - голубой. Легкий голубой цвет, очень легкий. Сверху белое, а снизу голубое. А на другой день покрасили все в зеленоватый, один тон. Лето, может быть, не знаю. Каждый день приходили известия печальные. Начали писать рапорта на войну. А там /на Дальнем Востоке – прим./ - Квантунская миллионная армия, которая в Корее стояла. У нее задача - дойти до Урала. Нас не отпускали. Мы летали, учились стрелять. Сбрасывали на парашюте манекены, с земли стреляли по ним. Сначала вообще не попадали. Потом научились попадать. На полевых аэродромах - землянки, капониры.

И вдруг известие: 7 декабря японцы напали на Перл-Харбор, пять авианосцев, два линкора, крейсера, эсминцы. Внезапно! Сделали 350 вылетов.  Утопили весь тихоокеанский флот США, поуродовали. Хорошо, что авианосцы, два или три, просто вышли на боевую подготовку и их не потопили. Короче говоря, младшим лейтенантам было ясно, что японцы завязли там. Что такое Америка, мы тоже представляли. Через два года Америка так набрала обороты… И они пошли на восток в Индокитай.

- Скажите, пожалуйста, вот эта атака на американцев такого внутреннего облегчения нашим не доставила?

- Ну, я думаю, она облегчение доставила Сталину и правительству. Нам - просто морально. Мы слышали, конечно - война, война... Мы, молодые, не понимали по-настоящему, что такое жестокая война. Потом-то я, когда попал на фронт, уже понял. Иногда особого желания не было идти в бой, а заставляли, нужно было. Уже к Москве подошли в декабре месяце, и вот нашу эскадрилью первую послали на фронт...

- Можно вопрос политический? Если бы японцы пошли не на юг, а на север, в СССР. Удалось бы их удержать?

- Сухопутные войска… Там мощный кулак был дальневосточный. От Владивостока до Хабаровска и дальше, к Чите. Во время войны, только когда безысходность была, в конце ноября, когда немцы к Москве подошли, только тогда начали снимать части с Дальнего Востока и перебрасывать на Запад. А до этого там мощная была армия. До этого не снимали. Только когда Москву нужно было защищать. И Жуков Сталину сказал - нужно войска - и погнали. А до этого там держали. И авиацию. У нас был один минно-торпедный полк, второй бомбардировочный полк, это 120 самолетов. Это сила! Кроме того, МБР-2 было много.

- 400 кг бомб нести может.

- Они и 600 несли. Истребительная авиация была. Там было чем противостоять. Причем самолеты у японцев только в Манчжурии были, истребители. Так они все были в основном там.

- Если бы японцы всю свою авиацию, и авианосцы, и сухопутные силы, бросили бы на Советский Союз?

- Я думаю, что держались бы. В Монголии и на Хасане были же. Тяжело бы было, но держались бы. Народ наш какой?! Воевали бы.

И нужно такому случиться: именно 22 числа июня – месяца 1941 года моя будущая жена была в Пятигорске, получила диплом и успела до обеда дать телеграмму:

- Я – учительница. Поздравляй! Приезжай! Твоя Тамара.

А в 5 часов вечера мы узнали… Тут-то в 12 часов все узнали, а 7 часов разница с Дальним Востоком… нам только в 19 часов объявили…

Мы далеко с вами зашли, давайте по делу.

- Да это всё по делу. Живой рассказ. Я знаю, что вы очень любили свою жену. Это трогательная история.

- А женился я, кстати говоря, интересно. Я в полку единственный человек за время войны всего 3 раза в отпуск ходил. Я очень много воевал. Ранен был и в голову. Вон каска у меня лежит. Эта каска меня спасла. Вы читали?

- Да, читала. Я помню.

- Я два раза приезжал в Мин.Воды. Один раз меня прямо в 42-м году отправили в санаторий. Мы на юге были, около Сочи. Мы встречались, и я ей сказал:

- Тамара, если я останусь жив, я приеду и женюсь.

Всё! И я в 1945 году приехал, Герой Советского Союза, 5 орденов, Золотая Звезда, говорю:

- Пошли!

И пошли, сделали свадьбу. Ой, это если рассказывать, столько интересного!

Но у меня были другие мысли относительно нашего разговора. Я хотел рассказать о действиях морской авиации Краснознамённого Балтийского флота в начале войны. Как она спасла Ленинград. Вот вы знаете, сколько погибло экипажей под Двинском в один из первых дней войны?

- Я знаю, что только из 1-го минно-торпедного не вернулось 11 экипажей в тот день…

- А вы знаете, сколько экипажей выходили на задание в первые дни войны? Под Двинском погибло 42 самолёта… не вернулось… Мой тоже однокурсник Игашов Петя сделал двойной таран. И Крамаренко… /Герой России Игашов Пётр Степанович, лётчик 1 Гв.МТАП, на самолёте ДБ-3Т совершил первый в истории авиации таран воздушной и наземной цели в одном бою 30 июня 1941г. над Двинском – прим./

- У нас в Музее есть материал про Игашова, осколки самолёта с места его гибели. И Мельников Владимир Тарасович о нём писал.

- Мельникова я глубоко уважаю, очень глубоко. Только он иногда материалы брал «с потолка». Но он очень много сделал, ему нужно кланяться, кланяться и кланяться… 42 самолёта в тот день потеряно было …

- Да, там же были ещё и 72-й и…

- Там был 57-й и 72-й был… полки…

- О трагедии над Двинском я читала…

Мне интересна тема довоенного аэродромного строительства. Я была на многих старых аэродромах Морской Авиации Ленинградской области, составила схему их расположения на карте и изучала этот вопрос. Перед войной даже крупные аэродромы стояли без зенитного прикрытия, были ничем не защищены, кроме сил собственной авиации. Вот уже и Финская компания прошла, но как это так, даже после неё не установили хоть каких-нибудь батарей ПВО?! А вот скажите ваше мнение, почему?!

- Это огромнейший недостаток! Но ещё больший недостаток, что наши соседи, Особый Западный округ, в первый день войны потеряли 737 самолётов - это 47% от всего состава. Я об этом написал в книге. Копец, командующий, генерал-майор Авиации Герой Советского Союза на следующий день в кабинете застрелился. Почему?! Потому что немцы вели разведку ещё до начала войны, знали, где находятся самолёты. А самолёты на полевые аэродромы были не рассредоточены.

Морская авиация на трёх флотах в мае рассредоточила все полки на полевые аэродромы по эскадрильям. Завезли топливо, управление, и в первый день войны ни одного самолёта не потеряли. Чтобы вы знали. Даже на Севере, где я служил и 10 лет первым заместителем командующего был. Я эту историю знаю, как делали полевые аэродромы. Какие там аэродромы - площадки. Скала такая вот, и у скалы маленькая полосочка земли, метров 600, для истребителей И-15, И-16.

А на Западе у нас целая Армия стояла!..

-  Прос…ли.

- Это вы мягко сказали. Вот такое безобразие.

- По Балтике ещё один такой вопрос. Может, слышали? На Хаболово стояла, если память не изменяет, 18 эскадрилья. Говорят, уже немцы наступали, а на всех самолётах были сняты двигатели, якобы, для замены на более мощные. Немцы обстреляли аэродром из дальнобойных орудий, самолёты загорелись и все сгорели, ни один не смог подняться в воздух. А личный состав потом без техники перебросили на Черноморский флот.

- Я не знаю. Но это могло быть. Там какие самолёты были?

- МБРки.

- МБР?! Максимальную скорость 130 км/час давал. Выпущено 1200 с лишним самолётов, и на всех флотах их было много. Я в книге писал: на Балтике было 717 самолётов, из них более 150 МБР, 300 с лишним истребителей было, остальные – бомбардировщики, у меня там записано.

- Но всё-таки меня интересует ваше мнение…

- Ну это не порядок, что не было защиты. Не порядок!

- А как вы думаете, из-за чего мог произойти этот непорядок? Командование не допускало мысли, что кто-то может так глубоко войти на нашу территорию?!

- Знаете, я так откровенно скажу. Все события, которые были на границе от Мурманска до Чёрного моря, они были глубоко знакомы только, ну, Сталину там… Высшему командованию… Ну вы сами понимаете. Началась Великая Отечественная война, вторгается многомиллионная армия, а в готовность не привели даже вот эти части и соединения, армии, которые прифронтовые стояли. Через несколько дней, 7 или 8 дней, по-моему, уже к Минску немцы подошли и захватили.

- Ваше мнение, это была некомпетентность наших высших военных начальников?!

- Нет. Это не некомпетентность. Это у Кремлёвского политического руководства была уверенность, что войны пару лет не будет. Это так считали. Вроде немцы тут «поклонились», отдали Эстонию, и там, и тут, и так далее. И поэтому получилась такая обстановка.

- Т.е. самоуспокоение?

- Самоуспокоение, такое очень уверенное самоуспокоение. Оно привело к такой катастрофе.

- Т.е. это была ошибка в прогнозе.

- Это была фактически глубочайшая ошибка! Если так мягко выражаться. Ну, конечно, и новые самолёты выпустили, там 1800 самолётов, и танки Т-34 – всё это налаживалось. Ещё бы годик, полтора, два, у нас бы перевооружение прошло.

- Понятно. Меня интересовало ваше мнение как фронтовика. Можно, я про Север спрошу? Один вопросик быстренько. Вот был фронтовой аэродром в Росляково. А что там было после войны? Вы помните этот аэродром? Это слева от дороги из Мурманска в Североморск.

- А-аааа. Я знаю Росляково, да. Там наши склады большие были. А потом аэропорт там начали строить.

- А до какого времени это был действующий аэродром, не скажете?

- Росляково был такой аэродром. И там базировались, между прочим, истребители, а потом и штурмовики стояли. И он у нас как запасной аэродром был. А потом построили там огромные склады. Там и автомашины стояли. Это интересно. Да.

- Я вначале ещё попросила сравнить морских авиаторов на разных флотах. Вы же служили на всех четырёх. Есть разница в настрое, в духе на разных флотах?  Накладывает какой-то отпечаток место службы?

- Знаете, была только одна разница, на Северном флоте. Это совершенно другие условия и природные и погодные. А так разницы не было.

Дух у лётчиков очень высокий был! Моральное состояние очень высокое было. Вы представляете, какая была предвоенная подготовка?! Даже песни какие были. Вот я скажу Вам только одну деталь такую, она очень памятная, об этом мне рассказывал Пётр Хохлов. Пётр Ильич, который первым бомбы сбросил на Берлин. /ГСС Хохлов Пётр Ильич – прим./

- Знаю, он -  штурманом был в экипаже Преображенского.

- А в 43-м году его перевели на Чёрное море. Были переводы - и эскадрильи, и полки. Он прибыл к нам штурманом дивизии к Токареву /ГСС Токарев Николай Александрович – прим./. А Токареву ещё в Финскую войну здесь, на Балтике, присвоили звание Героя. И вот он рассказывал по Даугавпилсу. Когда 30-го числа поставили боевую задачу, что нужно бомбить на суше, многие лётчики открыто приходили и говорили:

- Куда вы нас посылаете? Это суша. А мы должны воевать на море. Прикрытия нет! Истребители нас не могут по дальности сопровождать. Будет противодействие. Пойдём на погибель!

И комиссар им отвечал:

- Вы поймите одно – дело идёт о судьбе Ленинграда. Захватят его, или нет. И нам ли перед немцами голову склонять?!

Вот только этим он успокаивал лётчиков.

А моральное состояние было вообще, я считаю, достойное. Это начало войны. Но вот в 42-м году, когда я попал на фронт, я другое уже увидел. Это целая история, как я попал на  Черноморский флот, я же на Север должен был лететь. Это в книжке «Фронт до самого неба» прочитаете, там всё есть. Меня практически украли. Меня украли! Хотите расскажу?!

- Конечно!

- Когда мы перегоняли самолёты в начале 42-го года, мы прилетели в Москву. Самолёты получали в Комсомольске на Амуре. В то время выпускали по три самолета в день. Мы приехали, там очередь. Дней 15 ждали. Девять самолетов получили мы... И на этих самолетах, уже ДБ-3Ф - другой самолет, совершенно другой самолет /сравнивает ДБ-3Т и ДБ-3Ф – прим./, мы полетели. Летели 28 часов 9000 км. Посадки были в Чите, в Красноярске, до этого садились на знаменитый аэродром, где переправа с Китаем идет, между Хабаровском и Читой… /Благовещенск – прим./. В Свердловске садились. И прилетели в Москву. В Москве, чтобы вы представляли, какая обстановка была! Сели под Москвой на аэродром, где академия военно-воздушная…

- Чкаловск.

- Да. Наш командир эскадрильи - Попович Григорий Данилович, ему тоже звание Героя присвоили. Его вызвал Жаворонков и говорит:

- Вы возглавляете 6 экипажей на самолётах и отправляетесь к Сафонову на Север. А 3 экипажа – в Саранск, там формируются два полка, 36-й и 35-й, которые полетят на Север после формирования.

Представляете? Сам Командующий каждый экипаж распределял.

Командир эскадрильи прибыл и говорит:

-  Кто со мной?!

-  Мы все с вами, товарищ командир!

Свернули 8 «билетиков» и  тянули. И 3 «билетика» - Минаков,  Перегудов и Косяченко, мы улетели в Саранск. В Саранске меня сразу назначили командиром звена. А 6 экипажей, командиры - Попович, Балашов, Агафонов, Ткачёв, Сидоров, Зубков, улетели на Север.

Через некоторое время в Саранске создают команду из 6 человек и отправляют поездом снова в Комсомольск-на-Амуре. Получили мы там самолёты, возвращаемся. А по 6 - по 7 часов летели, садились на аэродромы в Красноярске, в Чите, в Свердловске, в Омске. Вылетели из Свердловска, пролетели хребет, и у меня загорелся двигатель. Двигатель загорелся! Я - к штурману.

- Володя, есть ли где-нибудь аэродром, или площадка?

- Тут небольшая площадка есть, полторы-две минуты лететь.

Минуты через две три, как раз уже видно было. Красноуфимск. А там аэроклуб, на У-2 летали. И я захожу с горящим самолётом, на одном двигателе еле сел. Хорошо, что мы там в горах летали. Прямо по горе всё скользил и сразу же, только подошли, выпустил шасси. Захожу, хорошо, в горах учился летать. И я эти 400 метров скользил, посадил метра за три до канавы. Иначе поломал бы самолет.

- И возможно бы погиб.

- Сели, я двигатель выключил, тут пожарники появились. Набросили чехол. Погасили. А там, оказывается, оторвало полклапана, где цилиндры работают. Ну, такая оперативность. Сразу сообщил в Москву, в Свердловск. Из Москвы на второй день уже прислали запасные части. Вобщем через 4 дня мы устранили дефект сами. Отремонтировали и прилетели в Чамзинку, это рядом с Саранском. Прилетаем, а там ни одного самолёта. Выключил двигатель. Техник нас встречал.

- Где же здесь самолёты, 35-й полк?!

- А он сегодня улетел на Север.

Ну, мне стало ясно. Я говорю своему экипажу:

- Ничего страшного. Мы сегодня переночуем. Их полетело 27, а мы завтра их догоним.

И вечером сидим в столовой за одним столом, подходит майор, Герой Советского Союза Андрей Яковлевич Ефремов.

- Кто здесь Минаков?!

- Я!

А я - младший лейтенант из Училища выпустился.

- Я – командир 36-го минно-торпедного полка, который уже улетел на Чёрное море.

А он из 1-го минно-торпедного полка (и тоже участвовал в бомбёжке Берлина и Даугавпилса), и его назначили на Чёрное море.

- Завтра вы полетите со мной!

- Я никуда не полечу. Я из 35-го полка. А вас я не знаю.

- Москва знает, что мы с вами полетим.

Ну тут как-то неудобно вроде… И ещё говорит, это меня уже насторожило:

- Завтра утром, часика в 4, ещё только рассвет, приходите. Уже чтобы опробовали двигатели, и мы полетим.

- Ну, с другой стороны согласование с Москвой перелета какого-то младшего лейтенанта - это странно.

- Это нет, не младшего лейтенанта. Это он якобы согласовал, что полетит на самолете.

- Это уровень-то все равно не московский.

- Ну, в общем-то, да. Я понял, здесь какая-то авантюра. Ну, он – майор, да и не в Америку же полетим и не в Германию. Утром пришли еще затемно, самолет подготовили. Только рассвет начался, он приехал. То ли приехал, то ли пришел.

- Минаков! Полетели на юг. Я сажусь в переднюю кабину, вы - в штурманскую.

Запустил. Давно он не летал. На взлете раскрутка...

- На большом шаге?

- Нет, он на малом шаге. Если на ДБ-3А, Б и Т  было два режима – большой и малый шаг, то здесь можно на любой шаг поставить. То есть в зависимости от заслонки, столько-то оборотов. Мы всегда взлетали на определенных оборотах. А он сунул полностью. И на взлете раскрутка. Хорошо, что я был включен с ним:

- Раскрутка! Раскрутка! Уберите!

И сразу «У-У-У-У». И он снял раскрутку. А то мы бы разрушили двигатель. Потом нормально долетели. В Сталинабаде сели. Потом приехали в Белореченскую, сели. Нет, не в Белореченскую, в Майкопе сели. Там был 2-й /впоследствии 5-й Гвардейский – прим./ полк. Командиром был Токарев, Герой Советского Союза… Еще у Ефремова, здесь /на Балтике в 1-м Гв. МТАП – прим./ командиром эскадрильи был, потом комполка. Испытывали самолет с первым локатором в 40 году. Катастрофа была. Но как Героя, его не засудили. Был заместителем /командира 2-го МТАП на ЧФ – прим./, потом Токарева восстановили командиром полка /2-го МТАП ЧФ – прим./… Сели, потом я понял, что он поговорит с этим командиром.

- А ты, - говорит, - лети /в свой 36-й полк – прим./, и не говори, что я прилетел. А я завтра - послезавтра приеду на автомашине.

- Это Ефремов, да?

- Ефремов. Так получилось, что я сразу же - командир звена. Баринов - командир эскадрильи /36-го МТАП – прим./. Начали мы воевать. В октябре месяце полк наш потерял много. Осталось 10 машин в полку. В том числе мой самолет. Полк отправляли в конце октября месяца на переформирование. А (технику и часть личного состава) нашего полка перевели в 5-й гвардейский.

- Оставшиеся самолеты.

- Оставшиеся самолеты перелетели туда. Полк улетел. Потом Ефремов, через четыре месяца, в апреле месяце следующего, 43 года, летал уже на Бостонах /36-й МТАП – прим./. А мы воевали на Ил-4 /5-й Гв. МТАП – прим./. В октябре месяце ДБ-3Ф переименовали в Ил-4, по имени конструктора.

Таким образом я попал на Чёрное море, в 36-й минно-торпедный полк, который стоял в Белореченске около Майкопа, и там стал воевать. И так я не попал на Север!

- Боевой был настрой! А как встретили черноморцы?

- Самое главное я и не рассказал! Вы спрашиваете о настроении. Я был очень удивлён! Сравнивая то, что было в первые дни, и что Мазуренко и многие мне рассказывали. Было двояко: люди и рвались, потом стали понимать, что очень жестоко с ними расправляется война. Потеря друзей, товарищей - такой сильный моральный удар…

Я прилетел туда, а никто ничего. Думаю, ну хоть бы лётчики что-то рассказали уже. Год прошёл с начала войны, я в июне – месяце прилетел. Там были и те мои однокурсники, с которыми выпускались, хотя бы они взяли и рассказали. Я стал ходить и просить:

- Расскажите, как тут?!

Ну вот один говорит

- Так…

Второй:

– Так нужно.

Истребителей видел, там истребители были, рассказали, как маневрировать нужно, как от зениток уворачиваться. Но я сам это буквально вытаскивал. Когда было бы проще командиру собрать и сказать:

- Ребята, вот есть война. Есть опыт войны, -  буквально через несколько дней начали мы летать там, - Вот то-то, то-то… Есть участники войны. Расскажите особенности. Задавайте вопросы…

Но народ каждый всё держал в себе…

Тяжело было, когда сидишь в готовности. Мы даже на аэродром ехали, песни пели. Полуторка, сидим человек 10-15 в кузове, поём:

- Ой, ты, Галя, Галя молодая.

Спидманули Галю, увезли з собою…

Приезжаем на аэродром, совершенно другое уже. Начинаем готовиться. И самое тяжёлое происходило, когда ставят боевую задачу. Вот боевую задачу ставят, обычно сидят, готовятся. Где-то там телефон. Подошёл начальник, командир, начинает уже: вот то-то, то-то, там идёт конвой, или удар там-то, - идёт постановка задачи. Вот это время тяжелейшее! Я по себе чувствую, по лицам ребят чувствую, всех моих товарищей. Все чувствовали такое сильное тяжёлое моральное состояние, что будет бой, будут гибели, будем гореть, будем взрываться, будем падать – весь кошмар какой-то, который там происходит.

И только задачу поставили, и команда:

- По самолётааам!

Всё! Про это всё забыл. Бежишь к самолёту, садишься в самолёт, взлетаешь, летишь к цели. А летали 42-й год на суше. К цели подходишь, первые минуты тоже какое-то есть напряжение. Потом это напряжение спадает. Пока не выполнил задание. Потом уходишь. Вышел из боя, ну, немножко там вспоминаешь… Вот примерно вся канва состояния человека на войне. Лётчика, конечно.

- Вот сколько с вами всяких перипетий, но как вам повезло! Бог вас в лоб поцеловал! В таких ситуациях бывали…

- Я вам сейчас расскажу. Я сам порой не верил, почему меня всё спасало. 25 августа 1942 года я уже был обстрелянный, у меня было около 50 боевых вылетов. И дырки привозил, и аварийно садился – всё было! Но 25 августа произошло то, о чём я никогда и не думал даже. Я думал, осколки могут попасть сюда, в ноги. Но случилось следующее. Экипаж самолёта – разведчика под Новороссийском обнаружил танки. Немецкие танки шли и зашли в колхозный сад, и стали под кроны. Разведчик сначала прошёл, ничего нет. А когда сбоку посмотрел, танков примерно 70-80 стояло вот в этом самом саду в 50-60 километрах от Новороссийска. Готовились к прорыву.

И по тревоге нашему полку, нашей эскадрилье, приказали срочно нанести удар по этим танкам. Подвесили по 10 бомб в фюзеляж, по 3 бомбы под фюзеляжем, это будет 90 и 27, а всего 117 бомб, и отправили. Сказали, что будут ещё 6 истребителей. И полетели мы, 9 самолётов.

- Т.е. 9 бомбардировщиков и 6 истребителей сопровождения. А из какого полка были истребители?

- Там под Новороссийском был то ли 32-й полк, то ли… где-то есть у меня… На «Малой Земле» был аэродромчик. Вот с этого аэродромчика и прикрывали. Вы почитайте у меня в книге, там подробно.

И вот мы полетели…

А у нас, это ещё раньше объявили, до меня ещё: 11 июля 1941 года из нашего 2-го минно-торпедного полка, он потом в 42-м году стал 5-й Гвардейский, 12 самолётов бомбили транспорта в порту в Сулине. Командиру эскадрильи и ещё 2 лётчикам приказали подавить зенитки. И вот командира эскадрильи атаковали истребители, взлетели Мессершмитты, и 20 мм снарядом ему голову снесло. Штурман не растерялся, Толмачёв Саша. Он потом штурманом полка стал, штурманом бригады, штурманом ВВС Черноморского флота, потом в Академии судьбы нас свели. Он вставил ручку в передней кабине, там были сектора газа, и он через Дунай перетянул, посадил самолёт. Румын там ещё не было. Экипаж наши люди подобрали, их троих человек ранило, а лётчика там похоронили.

И после этого лётному составу, вернее, только лётчикам, приказали надевать каски, когда идёт воздушный бой, и когда сильный обстрел, когда тут море огня со всех сторон летит. Рвутся чёрные, фугасно-осколочные снаряды. Эта каска всегда в кабине находилась. Мы вытащили изнутри все амортизаторы, и она находилась с правой стороны. Если нужно, ты опускаешь руку, берёшь её и надеваешь. Но я её никогда не надевал. До 25 августа я не надевал.

…Но в тот день, когда открыли огонь, вы не представляете, это был ад! Рвутся снаряды белые, чёрные, осколочные, эрликоны бьют, «струями» всё пронизывают – это море огня! И уже когда мы заходили для сбрасывания бомб, люки открыты, у меня какой-то инстинкт самосохранения сработал. Я взял эту каску и натянул. Ну, ещё несколько секунд прошли, бомбы посыпались, я уже услышал запах пироксилина, это вставляют в пиропатроны, чтобы замки открывались. У меня буквально в 10 метрах, какое, даже метрах в 5 у крыла, прямо у крыла разорвалось 3 снаряда. Чёрные такие! Вот что я помню, больше ничего не помню. Рвануло, и я потерял сознание в воздухе. Всё!

Высота была 3200 метров. Самолёт перешёл в пикирование и пошёл отвесно пикировать. Хорошо, что я всегда на штурвале держал самолёт, он не «задирался». И я падал с 3200 метров до примерно 500 метров без сознания. Штурмана бросило вперёд, стрелков там… Сорвало кабину, радиостанцию привалило и прочее… Штурман не мог закрыть бомболюки штурвальчиком. И это тоже меня спасло. Самолёт набирал скорость, весь дрожал, люки открыты… Это вот дрожание... Я когда пришёл в себя и увидел на доске 500 под 600 километров /в час/, думал, ну, всё, погиб! Если выпрыгнуть… Да куда тут, уже 500 метров?! В секунду я бы в земле был. И я начал тянуть штурвал. Самолёт не выходит. Это всё секунды! Это я долго рассказываю. Тяну - не выходит. Я тогда хватаю триммер, а триммер – ручка, и раза три прокрутил. Самолёт поддался со скрипом, y-y-о-о-ооо, всё, думаю, сейчас…

И вот так метров 300 уже. Перегрузка такая большая. Уже, очевидно, до 6 дошла. Но я в сознании был. Я вижу, самолёт идёт, за штурвал держусь, и уже начал что-то такое соображать. Взял перчаткой замшевой провёл - всё в крови. Лицо всё в крови. Осколок вот такой попал в плексиглас, попал мне вот в это место, в каску. Потерял я сознание из-за него. Осколок упал в кабине. Эти мои пищат там:

- Командир, что такое?!

А я сам не понимаю. Потом смотрю, дырка свистит в плексигласе.

- Да это меня тут осколком зацепило.

- Ну, как? Доведёшь самолёт?!

- Да доведу. Всё нормально.

И прилетел на свой аэродром. Посадил. Командир эскадрильи говорит:

- Минаков, а мы думали, что ты погиб!

Потому что падал. Доложили все, что Минакова сбили.

- Ну, рассказывай!

Пока я рассказывал, техник в кабине полазил, подошёл и говорит:

- Командир! Как в той песне, «а до смерти четыре шага», а Вам было до смерти 3 сантиметра. Если бы немножко ниже…

У меня был этот осколок. Я в такой хорошей вазочке его держал. А потом в музей забрали. И где-то в военно-морском музее он находится. Вот такой осколок.

И потом я столько вылетов сделал, более 150 вылетов, а всего у меня 206 боевых вылетов, но я ни разу каску не одевал. В аду был, горел! У меня 10 штурманов было, правда одного только тяжело искалечили, а у остальных ранения.

Другой раз мне чуть бок не вырвало. Прилетел осколок, может быть, тоже разорвало, пробил двигатель, обшивку одну, вторую, третью и пробил бок самолёта. А здесь как раз боуденовский трос стальной для сбрасывания ракет. В самолёте было 4 ракеты. И когда атакуют снизу, их лётчик сбрасывает по команде, и они на парашютике спускаются и разрываются. Истребитель идёт атаковать, и в него попадают осколки. И вот этот боуденовский трос спас. Осколок упал там, где у меня каска. А летел вот сюда, он бы всё мне здесь развернул.

Ну, много, чего было.

- Скажите, пожалуйста, как бы вы могли Ефремова охарактеризовать?

- Как летчик он, конечно, почти что не летал уже. А командиру полка положено летать. Вот Токарев летал. И погиб. И даже командиром дивизии летал. Генерала ему присвоили. Первая была торпедная атака. За всю войну на всех флотах только три командира полка участвовали, и все три командира полка в торпедной атаке погибли. Командир дивизии в торпедной атаке погиб. Погибали в торпедной атаке каждый третий. У меня - 32 торпедных атаки. Если вам рассказывать… вот тут почитаете.

…Мы перешли в 5-й полк.

- Скажите, пожалуйста, у меня тут просто два вопроса остались,  по поводу Ефремова.

- Ефремов бывал совершенно мало вменяем, наш экипаж его спас. Его должны были сбить. Ну что командир полка? Он выбирал задание, где поменьше противодействия, зениток, истребителей нет, и прочее. И один раз на перевалы мы полетели... Наш полк базировался около Дранды, там сейчас Аэропорт. Нет, не в Дранде, а на Пицунде. Потом в Дранду перелетели. Нам приказали бомбить, это был август 42 года, на перевалах, немцы уже зашли на перевалы. И он тоже собрался. Нас три самолета.

- Минаков, пойдешь у меня левым ведомым.

И повел три самолета с бомбами. Взлетели, набрали высоту, уже было 1500-2000 метров. Проходим над Сухуми. И вдруг мне стрелок кричит:

- Командир, нас атакует истребитель!

Наша территория, И-16 зашел. Я посмотрел, смотрю - трасса с него. И атаковали Ефремова - прямо трасса пуль летит.

- Командир, можно я врежу по нему?

- Давай.

И он как рубанул, может даже его и сбил... Сразу два И-16 атаковали, перевернулись. Оказалось, посадили полк в Гудауты охранять, и вот этот полк вылетел на перехват, думали, что это противник. Вот и все. Потом я ему рассказал, он меня целовал, целовал. И еще один вылет. Всего два вылета, летел с Зыряновым… Уже четыре или пять месяцев мы воевали. Человек он такой, смелый довольно-таки, я скажу. Я прямо скажу. В авиации он хорошо понимал, разбирался.

Еще был один случай, чуть он меня не убил. Токарев.

- Ефремов?

- Нет, Токарев. В октябре месяце. Вы можете себе представить? Построили полк, он пришел и зачитал приказ, что наш полк уходит на переформирование. 11 или 10 самолетов.

- Можете отдыхать. Завтра оформлять документы и прочее все, - и все, распустил.

Из своего экипажа я уходил /в 5-й Гв.МТАП/, штурман уходил, с которым летал, стрелок-радист (там стрелок-радист и стрелок был). Стрелок - на переформирование. Техник, потом был механик, был моторист - эти все уходили на переформирование. Мы все сделали. Часиков в 20 поехали, там Дранде рядом, пошли, сели и начали пить коньяк. И пили мы часов до 11 ночи.

- То есть так прилично пили?

- Ну, уже так выпили, что я, конечно, в таком, «хорошем» был состоянии. Вдруг приезжает ночью машина-полуторка с посыльным.

- Вас вызывает командир на вылет.

- Какой вылет, вы видите мое состояние? Я на ногах еле держусь. Я не поеду.

- Как хочешь. Приказ хочешь выполнять или нет?

Я, хотя и пьяный был, вижу, что он не шутит. Я с экипажем в полуторку сел, в кузов. Он полетел на скорости. Видимо, приказал побыстрее привезти нас. Как мы не повыскакивали на ямах?! Приехали на аэродром, я захожу в кабинет, была темная ночь. Он мне:

ГСС Прилуцкий Николай Александрович, штурман

- Минаков! Приказ пришел: Беликову приказали лететь, а у него живот заболел. А лететь нужно, я решил вас послать.

Бывают такие случаи. Кто там его живот будет проверять? А лететь нужно.

- Вы же видите, в каком я состоянии?

- Есть приказ – выполняйте! Сейчас на машине к самолету отвезут.

- Никакой машины не нужно мне, - я вот так махнул и вышел, а там ждёт командир эскадрильи Осипов (потом погиб командир эскадрильи).

А я решил: специально, думаю, по аэродрому пройду, потихонечку так осядут злость и пары. И лететь не на своем самолете, а на самолете Беликова. На другом самолете совершенно. Потихонечку прошло, немножко хмель снизился. Залез в самолет, начал запускать. А этот командир эскадрильи, Осипов (я с ним когда-то первый боевой вылет делал, когда он был заместителем) залез на плоскость:

- Минаков, как ты себя чувствуешь?

- Да пошел ты к такой-то матери...

Прилуцкий, был такой штурман, запустил /ГСС Прилуцкий Николай Александрович – прим./.

- Николай, который герой войны?

- Здоровый парень такой, физически. Потом уже стал Героем. Выруливаю, темно, на конце аэродрома маленьких поставили фонарей типа летучей мыши. Три дня назад разбился летчик. Взлетал, уклонился, а там - лес. Погибли все.

- Ну, как ты себя чувствуешь? – штурман – мне.

- Коля, машина как жена чужая. Я же первый раз лечу /на самолёте Беликова – прим./. К своему уже привык, а тут все чужое.

Встал, взлетел удачно. Около трех часов летел до Севастополя. А там транспорт пришел в бухту Южную. Отбомбились мы, 3 250 килограммовых бомбы.  Не знаю, что там с этим транспортом, вроде одной бомбой попали. И на следующий день сказали:

- Слетайте на разведку, а потом в 5-й полк полетите в Гудауты.

- А вы всю войну летали на Ил-4?

- Всю войну на Ил-4.

- А сколько самолётов поменяли?!

- Мой самолёт ни разу не меняли. Только ремонтировали. Делали латки.

- Да вы что?!

- Честное слово! Он весь в латках был. А погиб мой самолёт 18 августа 1944 года. Меня отправили в отпуск на 15 дней. И тут началась операция по взятию  Румынии и Болгарии. На моём самолёте полетел командир эскадрильи, свой у него неисправный был. Над Констанцей его сбили. Не умный командир эскадрильи оказался. Летишь - нужно и маневрировать, и уходить… Сбили его не зенитки, а истребители.  Из нашего полка над Констанцей истребители сбили 4 самолёта. Вот этого командира эскадрильи, Дарьина – тоже командира эскадрильи, а ещё командира звена и зам. командира эскадрильи.

И нужно такому случиться! Я встретился с тем лётчиком, который сбивал наши самолёты! Можете себе представить?! Да вы представить даже себе не можете! Тот, который сбивал наши самолёты, и мой самолёт сбил, гад!

- Когда, где?!

- А это было так. Я приехал из отпуска в начале сентября. Мне давали 15 дней. Наш полк уже улетел в Болгарию и сел в Бургасе. Но 2 экипажа, одного командира эскадрильи и мой,  остались. Командир полка сказал:

- Из училища прибыли молодые лётчики. Приедет Минаков, надо поучить их немножечко.

Там был под Евпаторией аэродром Саки. Две недели полетал я с этими ребятами.

Вдруг меня срочно вызывает командир дивизии. Он прилетел из Бургаса, а базировались мы тогда в Сарабузе.

- Минаков, завтра утром вы вылетаете в Бургас. Вот вам письмо.

Это письмо надо было вручить начальнику штаба дивизии, потом лететь в Румынию, около Констанцы был аэродром, а Румыния уже была освобождена. Там нас встречала машина, и мы должны были ехать в Мамая. А там рядом стоял 6-й Гвардейский авиационный полк на истребителях Як-3.

- Вас там загрузят, и вы должны сразу вернуться.

Я прилетел на этот аэродром, вышел, смотрю - стоят самолёты «Мессершмитт-110» штуки 4. Я говорю шофёру:

- Остановись! - а мне интересно.

Вышли с переводчиком. Вдруг подходит маленького роста человечек и показывает мне 4 растопыренных пальца и на мой самолёт, на котором я прилетел. Я переводчика спрашиваю:

- Что он говорит?

- Он показывает что 4 таких самолёта сбил.

- Сбил?!

Я бросился на него, и задушил бы этого гада! Но меня схватил за руку переводчик:

- Не нужно, товарищ капитан! Это история уже. Не нужно.

Но я всё же разок его догнал и не рукой, а ногой ударил.

- Пендаля ему дал.

- Да, пендаля дал. Вот такая была встреча. Вот гад!

А как они сбивали. Локатор с земли «увидел» приближающиеся самолёты. Взлетают истребители ПВО. На них тоже стоят локаторы и 4 антенны, а впереди 5-я. Эти истребители и ночью с земли наводят: высота, дальность - у него локатор работает, и он летит к цели. И как только визуально заметил (а на самолёте виден из патрубков огонь),  он подходит и из 8 огневых точек разваливает наш самолёт. Вот так и мой самолёт погиб…

- Он похвастался себе на голову. А вы уверены, что он действительно именно ваш самолёт сбил?! Может, просто из вредности сказал?

- Именно он! Если бы не он, никогда не показал бы на мой самолёт и не показал бы «четыре» сбитых.

- Это был румынский лётчик - истребитель ПВО,  да?

- Там и другие истребители были. Но вот такое совпадение. Именно так!

- Интересно! Бывает же.

- Я привёз груз в Сарабуз. А это тонны 2 продуктов, там и икра, и шампанское, коньяки разные. Человек 20 матросов это всё разгружают и ящики расставляют.  Командир дивизии:

- Скорей! Скорей!

Вытащили, и он говорит:

- Минаков, сейчас вы должны полететь на «Малую землю» и привезёте 500 бутылок шампанского.

«Малая земля» - это та самая, где шли тяжёлые бои.

- Я не полечу!

- Почему?! – он насупился.

- Темно уже будет. Там аэродромчик всего 20 метров шириной, прожекторов нет, освещения нет, я наверняка самолёт разобью. И кто будет за это отвечать?!

Он задумался. Потом:

- Нет! Летите! Никакого с вас спроса не будет! Вы справитесь, я уверен в вас!

Вы представляете?! И я полетел уже в сумерки, темно было.

- Это в тот же день, как вернулись из Бургаса?

- В тот же день. Я из Бургаса прилетел примерно в 18 часов. Пока груз разбросали. Да лететь мне из Крыма на Северный Кавказ час. Я просто был в шоке и знал, что я поломаю самолёт! Подлетаю, сделал один круг, два сделал. Потом вижу, что-то замерцало, огонёчек какой-то. Или что-то сообщили им, или догадались - раз самолёт кружит, не просто так. Поставили вот такие фонарики в конце аэродрома. Вижу полоску и захожу с первого захода. Включил фару для освещения, никогда не садился с фарой, но тут зашёл: так, вижу эту полоску, иду, иду и уже метров с 50 вижу – должен сесть нормально. И я благополучно сел. Просто вздохнул, когда сел! Столько я летал, такой лётчик, а тут... Я не мог сразу тормозить, потому что может выбросить самолёт влево, вправо, ведь не синхронно давишь на педали, чтобы остановиться. Ещё потянет, а там везде лес, овраги, камни. Ну, я так потихонечку притормозил и зарулил.

Там уже стоит команда:

- Мы знаем, что вам нужно. Сейчас будем загружать.

Машина подошла. И как они бедные это шампанское загрузили?! У стрелка-радиста в хвосте есть люк. Вот через этот люк, где бомбы подвешивали, они там доски поставили и складывали бутылки с шампанским. Потом чехлами брезентовыми, которые в самолёте, как-то закрыли и немножко закрепили, чтобы в полёте не посыпались.

Но, конечно, не взлетишь уже. Дождался я утра. Утром полетел, эти 500 бутылок, а может чуть больше, шампанского привёз. И снова приезжает командир дивизии:

- Минаков и Прилуцкий, вы сейчас летите на свой аэродром, одевайтесь во всё парадное, будем Черчилля встречать. Часика два поспите. Прилетайте туда часиков в 15 на самолёте По-2.

Мы приехали, брюки немножко почистили, погладили, ботинки поваксили, побрились и прочее, и обратно вернулись.

И вот прилетел Черчилль на аэродром Сарабуз. Это было 9  октября 1944г. Его встречал только лишь командующий Авиацией генерал-лейтенант Ермаченков Василий Васильевич. И ещё там несколько человек.

Было там 3 барака. Один барак, в котором раньше немцы жили. Подготовили там всё, коврами устлали, столы там и прочее. До входа в барак вели три ступеньки. И командующий сказал, уже на входе в дверь:

- А вы - в почётный караул!

Я стоял и штурман мой стоял. Конечно, ордена у нас были и так далее. Подъехали  машины три, вышли Черчилль, за ним несколько генералов и его дочка…

- Черчилля дочка?!

- Да, дочка, и человек, может, 10 ещё. Он маленького роста этот Черчилль, так покрутил головой, к нам подошёл, сначала к штурману, он с левой стороны стоял. Я смотрю – что такое?! Он ростом маленький, поднимается «на мизинцы», опустился, потом поворачивается ко мне, руку протягивает. Что я запомнил: глаза у него такие, как  у жареной рыбы, знаете…

- Мутные?

- Нет. Такие мутноватые, полуголубого такого цвета. Ну, я ему тоже руку пожал. И он вошёл. Через некоторое время вышел с бокалом коньяка. Мы ещё минут 5 или 10 постояли, и нам махнули, мол, «уезжайте». Они, оказывается, до 12 часов ночи пили, потом поехали в Массандру на берег.

- Вот от того у него глаза и были «рыбьи».

- Да. Но, кстати говоря, его дочка осталась и танцевала с нашими ребятами. Там ребята были, молодёжь, и с ней танцевали почти что до утра. Это удивительно! Она и ещё было несколько женщин молодых. Что там было, я не знаю, но шампанское было и танцевали.

В Массандре пьянствовали до утра, а утром англичане улетели.

- Ничего себе!

- Столько всего со мной было! И всё, что я вам рассказываю, я положил в 18 книг. У меня 206 боевых вылетов. Потопил я много кораблей, всего 46000 тонн водоизмещения. Никто у нас в Союзе не имеет 46000 тонн. Даже тот, кто топил с подлодки, 27000 тонн имеет. На Балтике.

- Маринеско?

- Маринеско. В 1944 году мне присвоили звание ГСС. Я стал заместителем командира эскадрильи, потом командиром эскадрильи, 23 года мне было. Потом пошел служить, окончил высшие офицерские курсы, Военно-морскую академию окончил. Был заместителем командира полка на Балтике. Потом был назначен на Тихий океан. Потом гвардейской дивизией командовал. Окончил академию Генерального штаба. Потом был первым заместителем командующего на севере. Потом 15 лет начальником научно-исследовательского института, на Пестеля. На Фонтанке, переедешь квартал - это наш институт, двухэтажное здание. Уволился из Армии в 85 году.

Пригласительная открытка на 90-летие

- Разрешите вас ещё спросить про службу в 30-м НИИ, где вы командовали. Тема корабельной авиации мне интересна. А вы ко многим образцам нашей техники руки приложили.

- Это целая тема! Очень кратко. Я должен вам сказать, что я попал не в подчинение Главнокомандующего Военно-Морским Флотом адмирала флота Советского Союза Горшкова, а в подчинение главного маршала авиации Кутахова Павла Степановича. Вот такое чудо! А работал на флот, на Горшкова! Можно себе представить моё состояние. Когда мне это сказали, мне было очень неприятно. Я потом часто бывал у Горшкова, почти каждый месяц раза два встречался. С Кутаховым я за 15 лет раз 8, наверное, встретился официально, или ездил с докладами, или он к нам приезжал. У меня даже есть снимки. Но он занимался Военно-Воздушными Силами. Сначала меня предупредили:

- Вы все научно-исследовательские работы, - сокращённо НИР, а их поступало в институт ежемесячно порядка 150-180, они потом шли некоторые полгода, некоторые годы, - результат разработок, обоснование, написание технических заданий, проектирование - всё докладывать нам!

Я первый доклад послал и жду, когда мне ответят. Проходит месяц, два… шесть месяцев я ждал ответ. Потом плюнул и никогда больше не докладывал. А сразу докладывал всё Горшкову. И если какой вопрос решит, я сел в машину, переехал через Неву… тут 7 научно-исследовательских институтов работали, 1-й, 4-й, 31-й, 16-й и так далее… я приехал, полчаса посидели. Вот так 15 лет и работал.

Я считал, что нужно всё время создавать честь нашему 30-му Институту. Чем мы занимались:

- качественной разработкой НИРовских работ, – это главное;

- активной работой в Москве, - когда работа закончена, поезжай туда (были же заказчики военные), докажи им, чтобы результат работы не лежал тут мёртвым грузом;

- проектированием, - уже всё конструкторы посмотрели, им подходит, - надо участвовать в  проектировании;

- дальше 2 этапа: первый - просмотр и доклад, когда только на бумаге написано всё, что сделано, и второй этап – когда построится макет полностью, какой должен быть самолёт, участвовать в строительстве;

- 3-й этап – участвовать в испытаниях, когда на Волгу перебрасывают.

Так у нас получалось. И в результате создали 5 самолётов: стратегический Ту-142 (сейчас ещё остались на 2 аэродромах, на Тихом океане и на Севере), противолодочный самолёт, который летал и в Индийский, и в Атлантический океаны, и везде летал; самолёты Су-27, это для авианосца, потом он стал Су-33; МиГ-29К – это целая история; дальше самолёт противолодочный, он «Альбатрос» назывался, потом 202-я машина, сейчас на ней летает МЧС, самолёты тушат пожары…

- Бе-200.

- Да, Бе-200; потом противолодочный, практически многоцелевой самолёт, в Таганроге это делали. И вертолёты: Ка-27, Ка-29, Ка-31 с локатором и другие. По Ка-27 я в Америке докладывал, перепугал американцев. Я полетел в Америку на конференцию, там до смерти их перепугал.

- В общих чертах понятно. Если можно, скажите поконкретнее, что делали для разработки и внедрения этих самолётов и вертолётов?

- В первую очередь, когда я приехал, меня инструктировал заместитель Главкома генерал-полковник Мишук, он был по строительству:

- Расскажите, что от вас требуется?!

Я ещё там и не был, а он спрашивает, что от меня требуется. От меня требуется – очень хорошо знать технику за границей, истребители, бомбардировщики, какие у них системы, и хорошо знать наших авиационных конструкторов и возможности промышленности. Мы будем обосновывать: сначала всё это математически отработать и обосновать, потом писать технические задания, потом это всё согласовывать с конструкторами, они принимают и по этим данным начинают проектировать. После проектирования мы участвуем во всём, потом идёт строительство - смотрим макет.

- Правильно! - улыбнулся, говорит: - Я не ожидал от вас этого.

- То есть в вашу задачу входила разработка концепции нового вооружения, задание ему тактико-технических характеристик на основании объективной необходимости.

- Совершенно верно, ТТХ – тактико-технических характеристик. ТТХ идёт к конструктору. А когда возвращается от конструкторов с их поправками, мы уже пишем ТТЗ, тактико-техническое задание. Там уже конкретно, какие двигатели, какие скорости, какие тяги, какие массы – всё это мы пишем. Это с ума сойти, если рассказывать.

- Понятно, вы изучали состояние авиации за рубежом, сравнивали с нашей и пытались создавать перспективную технику, которая бы могла…

- Да, по боевым возможностям и по лётным возможностям превосходила бы потенциального противника.

- Чтобы парировать угрозы. Я бы ещё хотела спросить про Египет.

- Ну, если вас это интересует. Рассказываю про Египет, ладно!

В 1968 году на Северный флот поступил приказ: отправить в Египет эскадрилью наших самолётов. Через 2 дня приехали из Москвы заместитель командующего генерал-лейтенант Наумов, политработник и другие и начали подбирать экипажи. Каждый экипаж рассматривали, кто он, что он, в каких условиях, кто готовил и прочее. Когда всё закончили, они убыли в Москву и через некоторое время назначили срок отправить эти экипажи в Египет. Это было весной, по-моему, в апреле месяце. Вы могли бы в книжке моей «Автографы над морями трёх океанов» это найти, а я сейчас только канву расскажу.

И мы их отправили. Командующий был Кузнецов Юрий Андреевич, я был его первый заместитель. Мы вдвоём с ним, одетые потеплее, публично на аэродроме провожали их в полёт. Они взлетали, а мы стояли около взлётной полосы и показывали (видели они, или не видели, вряд ли они смотрели), как взлететь с полосы. Отправили эти самолёты.

- Это была 90-я дальнеразведывательная эскадрилья особого назначения из состава 967 одрап Северного флота, правильно? А какие самолёты и сколько?

- Ту-16. Главным образом Ту-16 были в разведывательном варианте. Они могли использоваться и как бомбардировщики. Но эти самолёты должны были быть разведчиками. Они улетели.

Там сели на Каир Западный. Это 17 километров от Каира. Самый большой аэродром, центральный. Начали с этого аэродрома ежедневно летать над Средиземным морем. Жарища там  до 50 градусов! Первое, с чем они столкнулись – это около аэродрома был пруд, они пошли купаться, пришёл египтянин:

- А кто вам разрешил? За это нужно платить.

Это впервые они узнали, что такое платить. И потом действительно им там деньги на это давали, и они  платили. Это первое, что они узнали, в Египте за всё нужно платить!

Летать жарко. А там на аэродроме был штаб, где было всё командование, и в этом штабе была кантина. У египтян так называлась забегаловка /по-испански – бар/. И наши лётчики, дураки, после 6 - 7 часов полётов в жарище над Средиземным морем прежде, чем идти в столовую (а до столовой там метров 40 – 50), коньячку выпивали и шли. И довыпивались до того, что начали не понимать, что к чему. Нет, не в полёте. Просто они уже посчитали, что они там свои люди и «схватили удачу за хвост».

Прошло несколько месяцев, может, около года. Приезжает к ним Наумов и приказывает командиру эскадрильи немедленно перебазироваться на другой аэродром. Аэродром Каир Западный должны были ремонтировать. Тот сказал:

- Есть!

Наумов приезжает на другой день, все самолёты на аэродроме, зачехлены, стоят в капонирах, и ни одного человека нет. Можете себе представить? Генерал приказал… Ресторанчик есть на въезде в Каир там, где эти горки, пирамиды стоят. А день был выходной. Наумов начал кого-то там спрашивать.

- Товарищ генерал, да они в такие дни там, что-то, наверно, отмечают.

Он туда приезжает, они пьянствуют. Он «на дыбы»! Плюнул и помчался написал телеграмму в Москву. А в Москве эта телеграмма должна дойти 8 представителям: в правительство, Главкомам, министру, в органы КГБ, министру иностранных дел - ну, всем!  Все узнали, что они там пьянствуют, а не служат Отечеству.

- Ужас!

- Нас по тревоге вызвали в Москву. Мы на самолёте прилетели, Кузнецов, я, член военного совета Новиков Борис, и лётчик, командир полка, чтобы снять того командира полка, уже заранее приказали, а нового поставить. И нас заслушивают на военном совете. Главком настолько был расстроен!

- Как это могло случиться?! Что это за безобразие?! Это вы не подготовили!

- Мы их уже год не видели. Не знаем.

Минут 30 спрашивали. И вдруг прибегает капитан I ранга и докладывает Главкому: вас вызывает министр к телефону.

Тот ушёл. А вместо него остался заместитель Главкома. И вдруг раздаётся громко: - Минакооооов!

Я вскочил.

- Послезавтра в ваше распоряжение 10 человек, вы вылетаете на самолёте в Египет и наведите там порядок.

- Так мы не успеем! Нужно оформить визы, хотя бы на Север слетать, переодеться.

- Успеете!

И на этом военный совет закончился. 10 человек – это были из Штаба Морской Авиации, от Командующего. В то время генерал-полковник Борзов Иван Иванович командовал Морской Авиацией.

И мы улетели на Север, там побыли. Со мной ещё генерал-инженер по эксплуатации Миров был и новый командир эскадрильи /полковник В.Мирошниченко/, ночью мы прилетели в Москву. С центрального аэродрома Измайлово должны были лететь мы трое и 10 человек из Штаба. А в этот день начали вводить войска в Чехословакию. На этот аэродром принимали, а выпускать - не выпускают. Только со специального разрешения. Да что такое?! Я уже был генералом, пошёл разбираться, а там все моряки:

- Василий Иванович, как, что?!

- Да вот, лететь нужно.

- Сейчас мы вас пропустим. Идите в самолёт. Дойдёте, и команда будет по радио – разрешение дадим.

Я вернулся в самолёт. И действительно минут через 15 разрешили. И мы полетели в Будапешт, сели. Тоже там суматоха, вводили войска. Еле-еле добился, разрешает Москва вылет дальше. Я из Будапешта звонил в Москву, Москва должна  была разрешение дать и сообщить в Египет. Такая вот каша. Часа три видели, как это, мучаются… и истребители взлетают… такая катавасия. В 7 часов вылет. В Египте уже темнота наступает. А командир самолёта Ан-12 был командиром эскадрильи. Ставлю ему задачу.

- А я давно ночью не летал.

- Я летал очень много! Если вам будет трудно, я подсяду к вам и посажу.

- Ну, я только чтобы не нарушить инструкцию.

И вот мы взлетели, Югославию пролетели засветло. Красота такая! Куда мы летим?! Потом Средиземное море. И так над Средиземным морем наступила темнота. И мы прилетели туда только в 12 часов ночи. В 8 часов вылетели и только в 12 прилетели. 4 часа летели. Прилетели в Каир на аэродром. Нас там встретили, каждому сразу же в карман высыпали по жменьке монет.

- Зачем?

- А вы потом поймёте. К вам будут везде приставать: «Бакшиш?!» - и вы должны давать. Не дашь - плохой человек.

Примерно в первом часу ночи мы поехали, подъезжаем к Каиру. И вдруг перед нами море огня! Огромнейший город, весь светится! Я подумал: как эти бедные египтяне тут воевали с Израилем?! Полная беспечность! Всё горит. Рестораны переполнены. Танцуют. Мы поехали по городу на центральный проспект, только остановились, ещё не вышли из машины, уже дверку мне открыли и багажник открывают. Один чемоданчик вытащил, другой меня за руку:

- Бакшиш!

Подхожу к двери, они открывают дверь:

- Бакшиш!

Оформили документы, поднялись на 8 этаж, где мы должны были жить, стоит такой «сопливый» египтянин:

- Бакшиш!

И везде вот такой «бакшиш!» был!

На другой день поехали к главному военному советнику.

- К нашему военному советнику?

- К нашему. Генерал-полковник там был главный военный советник.

- Так а куда они там смотрели, что у них под носом целая эскадрилья пьянствовала? Кто имел право их инспектировать?

- Они учили египетские войска уму - разуму. То есть египетских генералов, офицеров, как воевать, как через Суэцкий канал пробраться. Те уже дошли до Суэцкого канала.

- Так за нашими разгильдяями никто там не приглядывал?

- Нет, там над ними был и пан, и командир – это командир этой части. От ВВС советник был. Но к ним он не касался. Там были египетские истребители, вот их учили, как летать, как воевать. Дорогу построили на Александрию. Рядом городки построили. В этих городках истребители стояли, прямо в домах. И, раз, они выруливали и прямо с полосы взлетали. Вот это их задачи: учить воевать египтян.

…Утром встали в гостинице, грязь кругом, нечистоты. У них же какой порядок? Захотел в туалет по-большому, поднял балахон, посидел и пошёл дальше – на центральной улице, как у нас Невский проспект или улица Горького в Москве. Мне такое не понравилось.

Мы стоим во дворе, идёт, чувствуем, русский.

- Что, ребята, приуныли?

- Да вот приехали. Бардак тут. Гостиница не нравится.

- У вас есть буханки хлеба?

- Да, нам сказали, буханок 5 взять.

- Ну зайдите к ним, одну буханку предложите, вам лучший отель дадут.

Я одного полковника туда послал, он пошёл, выбегает минуты через 4:

- Дали!

Самый лучший отель на Ниле, на даче короля Фарука. Выделили каждому отдельный номер. Хлеб отдали, и мы пошли дальше.

Я говорю:

- Вы постойте здесь. Я пойду к главному военному советнику.

Меня предупредили заранее, чтобы обязательно не были засучены рукава (55 градусов жара), иначе всё пропало! Застегнул, но пришёл только в рубашке. Захожу к нему, доложил: генерал такой-то, какая цель наша.

- Да, кабак у вас тут, порядка нет. Наводите, генерал, порядок!

Я спрашиваю:

- Вы хоть расскажите обстановку?

Он начал рассказывать:

- Представляешь, провожу учения на картах. Вчера мы рассказали, как форсировать войсками Суэцкий канал. Через неделю прошли ещё учения, начинаем новую обстановку, а они делают, как неделю назад.

Ребята египтяне тупые были... Он рассказал, что тут много локационных станций.

- Работать вам тут сколько?

- Мне сказали, только когда я порядок наведу, тогда смогу уезжать.

- Запомните! Без моей подписи ни одну телеграмму в Москву не давайте!

И Наумов давал телеграмму только через его подпись.

Всё ясно. Я вернулся. Задачу своим поставил. Мы в первую очередь поехали устраиваться. Приехали, отличные номера, вечером концерты там, ходит элита. Водку они не пьют, только воду. Там бассейны голубые такие, коттеджи рядом стоят. Танец живота вечером ежедневно. Я даже не знал, что такое танец живота. Это красивая женщина лет 25, полуголая, на такой маленькой подставочке. Вокруг столы стоят, и едят, и пьют. И она выходит танцевать. Одета на ней вуаль, допустим, голубая, она выходит и под музыку начинает танцевать, и дёргается, и прыгает. Бежит за занавеску - и на ней уже другая жёлтая вуаль, потом красная – и так весь сеанс танцует. Только закончилось, она прыгает на колени сидящих египтян, их фотографируют и сразу же выдают фотокарточки, и деньги ей платят.

Удобства и условия для работы и отдыха были. К этим «дайте бакшиш» - мы стали машину дальше ставить, они от нас отстали. Но иногда и туда приходили. Жарища, мухи… А мы каждый день выезжали на аэродром утром в 8 часов, а возвращались в 12 часов ночи, работали, работали, работали.

Первое, что я сделал. Прохожу мимо... Все ведь знают меня, этот полк был мне подчинён, мне было подчинено два разведывательных полка и один транспортный… Я иду в гражданской одежде – даже не встали. Идёт генерал, сидит сержант и даже не встал. Я это понял. Приказал буквально на второй день всех переодеть в египетскую летнюю форму, в которой лётчики летают. Эта форма, как наш летний комбинезон, она такого немножко телесного цвета…

- Песочного.

- Да. Всем надеть! Каждое утро строить! Проверять, все ли на месте! Устроил жёсткий порядок. Смотрю – уже приветствуют за 5 метров. Ну, и начали там порядок наводить. Всё было нормально.

Один раз прихожу к советнику. Чтобы он не обижался, я к нему стал приходить иногда. Вводить в курс дела, что сделали, что стало лучше. Вот как-то пришёл к нему на доклад.

- Товарищ Минаков, не могу я разобраться, что там у евреев делается?! Где у них станции стоят?! Не могли бы вы сделать разведку?!

- Я это сделаю. Завтра подготовлю.

А я на Севере в Норвегии проверил этот вариант. Такой простой и доходчивый. Прихожу к нему на следующий день, положил ему карту, вот так. А там если взлетать с этого аэродрома, метров 300 набрал, в Израиле всё это видят.  Взлетают 6 самолётов. И на высоте 50 метров уходят на 500 км вглубь в сторону Ливии. И около Ливии разворачиваются на малой высоте, и снова идут на этой высоте в сторону Суэцкого канала. А на берегу Суэцкого канала, на той стороне, израильтяне всё установили РЛС. Израильтяне не видят, что 6 самолётов взлетело, что 6 самолётов идёт на 50 метрах. Подходят они километров за 150 до канала. Туда шли строем на видимости, а тут метров на 500 – 800 до километра растянулись. И вдруг все 6 самолётов с высоты 50 метров резко пошли вверх!

Израильтянам непонятно. Идут 6 машин до высоты 4000 метров моментально.

- Вертикально.

- Ну угол большой, градусов 30-35, а то и больше. Теперь по команде, раз, один самолёт остаётся в центре, а все остальные пикируют вниз с вот такими вот разворотами «непонятными». Боже мой! Израильтяне все свои станции включили! Представляете? Умный народ… но все станции включили. И самолёт, который на высоте остался, все эти станции запеленговал, сделал электронную запись.

- То есть вы им показали представление, а они, как та ворона, которая каркнула во всё воронье горло!

- Если не больше. Вы представляете?! И всё записано, какие станции, где они стоят, координаты, на каком диапазоне работают! Всё он записал. Тоже на аэродром прилетел. Подготовили мне весь план, расшифровали, написали, где, какие станции. Чтобы когда будут переправляться египтяне через Суэцкий канал забить их.

И он, главный военный советник, настолько расчувствовался, что дал распоряжение мне отправлять телеграммы без его подписи. Телеграммы! Вы представляете?! Это шифровки по кодам. Это 8 подписей. А он мне дал разрешение:

- Я вам верю. Вы - порядочный человек, настоящий генерал, которого я вижу. Жалко, что вы здесь не со мной.

А я думаю, едешь по этой пустыне на аэродром, тебя мошки кусают…

- Ну в результате…

- Ну в результате этого я стал уже телеграммы посылать. А то нас мучили, пиши, ходи, подписывай. Всё мы закончили и улетели оттуда. В общем дней 18 там были, сейчас точно уже не помню. Там в книжке написано всё. С запалом!

И что интересно, вечером меня сначала возил русский, а потом возил египтянин. Он русский язык знает, но прикидывался всё время, что русский язык не знает. Накануне отлёта вечером, а у нас оставалось немножко денег, фунтов, я решил купить дочке какой-нибудь подарок. Она у меня уже барышня была. А со мной всё время переводчик ездил и охрана. Мы приезжаем, там торговец армянин. По-русски отлично говорит, а продаёт ювелирные изделия. А там ещё надо рассказать, как мы на золотой базар ездили, к пирамидам тоже, выбрали время. Но это всё в книге почитаете… И вот я хожу, хожу, смотрю недорогие колечки.

- Сколько?!

- Столько-то.

- Вот это колечко мне нравится, - дороже 18 монет, денег не хватает. Мне надоело это. Ухожу.

- Ну ладно, я тебе отдам.

И вот такое маленькое золотое колечко я взял с собой, чтобы дочке привезти.

На другой день ко мне приехали руководители. Генерал был в посольстве:

- Василий Иванович, моя жена здесь, никак не может улететь, Турция не пропускает, Чехословакия не пропускает. А жена с ребёнком.

А это была дочь конструктора Поликарпова. Взяли мы и её до Москвы, взлетели и улетели. Прилетели ночью в Москву, доложили Борзову, получили благодарность большую. И я сказал:

- Товарищ командующий! В Египте у всех советники. А наша авиация…

- Что вы предлагаете?!

- Советника!

- Сегодня же оформим туда советника.

- Туда нужно больше авиации перебазировать, поставить то-то, то-то…

Всё это сделали.

Нового командира я там представил, и пошла работа. А потом уже наши стали там   активно летать. Летал туда и Мироненко /Главком ВВС Черноморского флота/, потому что уже с Чёрного моря стали менять экипажи. Летали и на Асуан, где электростанция.

- Вот вы Борзова упомянули. Ваше личное мнение об Иване Ивановиче?

- Борзов – человек умный. Дар ему был дан. Образования у него высокого не было, хотя он и Академию морскую окончил /с отличием – прим./. Но он злоупотреблял. И тогда приходил в такое состояние, что много делал ошибок. Людей снимал и прочее, правда, скоро отходил и снова восстанавливал. Был он человеком настроения, образно говоря. Я писал в книге, что он из себя представлял.

- А лётчик был хороший?!

- Лётчик был хороший! Летал нормально. Я его учил летать в 1948 году. Он заканчивал Академию и пришёл на стажировку, 3 года учились, чтоб немножечко восстановиться. Борзов тогда приехал ко мне в Клопицы, т.к. полк стоял недалеко, за 60 км от Ленинграда. И мне командир полка говорит:

- Вы его провезите.

Я ему 3 провозных дал, я всё это описывал в книге. Потом он был здесь /в ВМА/ преподавателем. Как и многие вернувшиеся с войны лётчики, оказался по большому счёту никому не нужен. А такой опыт пропадает! Потом он поехал в Москву, обратился к сыну Сталина Василию. Тот позвонил Преображенскому:

- Так это же находка!

И сразу же его командиром дивизии на Тихий океан. Там ему генерала присвоили. Я приехал полком командовать, а он был уже начальник штаба. Я с ним встретился, поговорили мы с ним. Потом  его назначили зам. Командующего Морской Авиацией /ВВС 5-го ВМФ на Тихом океане/. Потом тут случилась беда с этими американцами… Ладно, это почитаете всё. Потом его на Северный флот назначили. Потом в Ригу, потом Командующим Авиацией Балтийского флота, а я там дивизией командовал. С Балтики мы его проводили Заместителем Преображенскому…

- Всё-таки быстро продвинулся! Оказался на своём месте. А главный маршал авиации Кутахов?

- Кутахов такой же. Где бы ни бывал, всех снимал. Обязательно найдёт, за что.

- А на портретах мягкий такой с виду.

- В одной из моих книг, «Полёт к неизведанному», я описал несколько встреч, как я ему докладывал, и как он решал все эти задачи. Один раз я нахожусь в Москве, пятница, 19 часов. Меня там ловят, я езжу то к одному, то ко второму, то к третьему, то к четвёртому…, нашли и передают:

- Завтра, в субботу, в 9 часов в Главном Штабе  Главнокомандующий будет слушать ваш доклад, доклады заместителей главкомов, начальников института. Привезите всё это начальство из Ленинграда, покажете им комплекты документов, корабли…

Можете себе представить?! 19 часов, жарища, все на дачу уезжают.

И вот я начал решать эту задачу. Позвонил Борзову немедленно, объяснил ему всё.

- Что он там?! - матом, он матерщинник был классный, - Что он с ума сошёл?! Врача ему нужно!

- Выделите мне самолёт, чтобы он часика в 3 утра прилетел, часиков в 5 забрал (соберутся там все), начальник должен прилететь в Москву, потом чтобы добраться, хотя бы за полчаса к 9 часам они могли.

Борзов дал распоряжение. Всё сработало. В 9 часов все собрались. Все удивлялись, как пришли, построены все в зале военного совета, и я стою.

Кутахов заходит. С ним идут его заместитель дважды Герой Маршал Авиации, его зам. по вооружению Мишук, проходят мимо меня. Он так на меня посмотрел:

- А вы что-то похудели.

- Работаем и в субботу, и в воскресенье.

- Это правильно.

Пошёл, сел за стол. Началось совещание. Один там докладывает, второй, начальники институтов там…, заканчивают. И вдруг он идёт и встал за мной. Я за столом сижу, а он сзади меня встал и ничего не говорит. Я сижу. Может, он ждал, что я обернусь, вскочу? Я сижу – никаких команд нет. И все сидят.

- Минаков! Почему вы в феврале месяце такого-то числа меня не встретили в Ленинграде?!

- Товарищ Главнокомандующий, я счёл  невозможным, - я вскочил.

- Как так, невозможным?!

- Был Министр Обороны, 5 министров, главнокомандующих видами вооружённых сил, сухопутных, Авиации, Флота (Горшков), и я посчитал неудобным вам докладывать.

- А как нас Коммунистическая Партия учит?! Ты бы нашёл время, в 12 часов пришёл ко мне в гостиницу, мы бы с тобой чайку попили, побеседовали, - вот такой он игрок!

- В следующий раз, товарищ Главнокомандующий, учту!

- Вот это знай! – и пошёл довольный, как он сыграл.

Сделали сразу перерыв. Я не отдыхал. А ко мне все шли, чуть не целовали:

- Какой у вас Главком! Какой он душевный! Как он заботится о вас!

Ну, вот. Всё, наверное?! Если у вас ко мне будут какие-то вопросы, позвоните мне, я подготовлю материалы.

Вторая часть статьи