Я родился 5 ноября 1925 года в селе Михайловка Тульчинского района Винницкой области. Родители мои были крестьянами-середняками, в хозяйстве имели лошадь и корову.При вступлении в колхоз все забрали. В семье росло три сестры и семь братьев. Окончил семь классов, и тут 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Нас, малолеток, решили вывезти в тыл, через военкомат сначала переправили в Ворошиловградскую область, где мы стали убирать урожай на полях. Вскоре немцы стали приближаться, и я уехал в Баку, где жили моя старшая сестра и один из братьев. Там я работал в пожарной охране, а в ноябре 1943 года меня призвали в армию и определили в объединенную военно-морскую школу младших авиаспециалистов военно-воздушных сил Черноморского флота, расположенную в Новом Афоне. Должен я был стать стрелком-радистом на штурмовике Ил-2. Учили разбирать и собирать пулемет УБТ, затем стрелять из него. В воздух не поднимались ни разу. Проучился я до мая 1944 года, и,получив звание «старший краснофлотец», был направлен в 18-ю отдельную морскую разведывательную авиационную эскадрилью ВВС Черноморского флота, которая летала на ленд-лизовских летающих лодках «Каталина». Позже, в ходе войны, нам присвоили почетное наименование «Констанцская». В нашу часть входило 10 «Каталин», базировалась авиаэскадрилья в городе Поти. Меня включили в экипаж капитана Константина Ивановича Князева, в который входили два летчика, техник, штурман, два воздушных стрелка на боковых пулеметах «Браунинг» и стрелок-радист в носовой башне – всего семь человек. Самыми удобными для стрельбы были боковые огневые точки – обзор лучше, пулеметы имели большие пулеметные ленты по 1200 патронов и калибр 12,7мм (калибр носовых пулеметов – 7,62 мм), поэтому на боковых пулеметах всегда летало два стрелка.
В основном мы занимались перевозкой грузов. Перевозили пассажиров, медикаменты, военное снаряжение, а когда в конце войны стояли в Констанце, даже баранов и овец переправляли в Севастополь. Румыны угнали из Крыма много отар, так что мы возвращали свое же добро.А вот боеприпасы не возили – берегли летающую лодку, она считалась очень ценной. Для установки морских мин нас также не привлекали, опасались эксцессов. Также мы занимались сопровождением транспортных караванов и воздушной разведкой. Во время сопровождения конвоев мы имели в трюме 16 противолодных глубинных авиационных бомб на каждой «Каталине», но использовать их ни разу не довелось – немецкие подлодки нас боялись.
Первый раз в качестве десанта мы высаживали морпехов 393-го отдельного Новороссийского Краснознаменного батальона морской пехоты, прославленной части, носившей имя Героя Советского Союза Цезаря Львовича Куникова. Нагрузили на борт «Каталин» нашей авиаэскадрильи в общей сложности 85 десантников. Морпехи были обвешаны пулеметными лентами, гранатами, многие держали в руках ручные пулеметы. Сели на Дунай, ребята попрыгали в воду, подтянули машину к берегу, и ушли дальше по суше, а мы отправились на взлет и вернулись в Одессу, где в тот момент базировались. Днем доставили парламентеров в Сулину, и в тот же день, 29 августа 1944 года,вечером сели в порту Констанцы с группой генерал-майора Желанова, в которую входили три человека из Москвы в гражданской одежде. Позже узнали, что данная группа обеспечила сдачу захваченного румынами немецкого имущества.Мы сели посредине какого-то озера, к нам подошел румынский катер с белым флагом. Желанов о чем-то переговорил с румынами, и все с «Каталины» ушли на катер. 8 сентября 1944 года мы высадили десант в болгарской Варне, в порту. Последний немец улетел на гидросамолете на наших глазах.
Десант в Бургас был намного масштабнее – вылетело четыре или пять летающих лодок. Десант состоял из морпехов 384-го отдельного батальона морской пехоты ЧФ. Три машины сели на расположенное неподалеку от города то ли озеро, то ли водохранилище, а одна или две «Каталины» сели в порту.
После этого наша авиаэскадрилья была перебазирована в Констанцу, где мы простояли в общей сложности восемь месяцев. В это время получали специальные задания по поиску «бродячих» морских мин, которые в шторм частенько срывались с минных полей. Мы занимались обнаружением – сверху мины было прекрасно видно, а уже катера расстреливали или уничтожали таких «бродяг». При хорошей погоде мины можно было разглядеть на расстоянии до нескольких километров, если на море полный штиль. В 1945 году наш экипаж участвовал в масштабном задании по очистке крымского берега от минных полей в районе Севастополь–Тарханкут. Здесь помогали тральщикам. Не могу сказать, что часто вылетали на такие задания, но экипаж стоял на дежурстве и в случае обнаружения мины сразу же вылетал.
9 мая 1945 года мы встретили в Севастополе:накануне вечером прилетели туда с грузом. Легли спать, утром объявляют о том, что кончилась война. Пошли на Братское кладбище – обмывать Победу. В Севастополе было сплошное гуляние. Морские летчики в основном гуляли в Бартеньевке.
– За время войны были ли потери среди «Каталин»?
– Нет.
– Летали ли на вашей «Каталине» наземные специалисты?
– Мы часто с собой брали вне штата механика, который помогал технику, ведь два летчика могли подменить друг друга во время многочасовых вылетов, а технику приходилось трудно, поэтому механик его подменял.
– Ставилось ли на «Каталину» наше отечественное вооружение?
– Всегда стояли родные американские пулеметы «Браунинг». Это были прекрасные пулеметы, которые ни разу за всю мою службу не клинило. Надежное и эффективное оружие.
– Менялись ли на «Каталинах» американские двигатели «Pratt-Whitney» на советские М-62?
– Нет, в этом не было никакой необходимости.Единственное, время от времени проводили профилактический ремонт, и все.
– Встречался ли Вам ГСТ – советский лицензионный вариант «Каталины»?
– Они использовались раньше, чем я прибыл в часть. Насколько мне известно, одну из последних таких летающих лодок разбил летчик Гогин Иван где-то под Новороссийском. Конечно, они строились по американским чертежам, но по сравнению с оригинальными «Каталинами» это было небо и земля.
– Встречался ли Вам вариант «Каталины» без убираемого шасси, т.е. без возможности посадки на сухопутный аэродром?
– Нет, мы могли садиться и на сушу, и на воду.
– Использовались ли на «Каталинах» радары?
– Да. РЛС стояла на нашей летающей лодке постоянно. Как мне говорили летчики, такой радар мог работать на расстоянии до 120 миль. Конечно, это были еще не такие мощные системы обнаружения, с которыми мне довелось работать после войны, но мы могли спокойно определять, где расположен корабль, легко находили берег. Радар существенно помогал летчикам, особенно во время ночных вылетов, когда приходилось ориентироваться в основном по приборам.
– Часто вылетали на ночные полеты?
– Всего у меня в летной книжке больше тысячи часов ночных полетов, из них в мирное время 400 часов, остальные полеты осуществлялись во время войны. Ориентировались по приборам, проводили разведку береговой линии в районе Южного берега Крыма и Одессы. Но через некоторое время такие вылеты прекратились, потому что мы садились на землю только при свете собственных посадочных фар, а это тяжелые посадки.
– Довелось ли проводить разведку погоды?
– Нет, к таким заданиям нас не привлекали.
– Как бы Вы оценили надежность вашего истребительного прикрытия?
– Очень высокая. Чаще всего нас сопровождали «Аэрокобры». Это были прекраснейшие истребители, я их считаю лучшими самолетами Великой Отечественной войны. Как говорили летчики, из отечественных истребителей с ней мог сравниться по тактико-техническим характеристикам разве что Як-3. В том полку, самолеты которого сопровождали наши «Каталины», были в основном ленд-лизовские самолеты: «Аэрокобры», «Тандерболты», «Спитфайры» и «Киттихауки». Из советских истребителей был только один Ла-7. Истребители нас как цыплята курицу охраняли со всех боков. «Каталина» – это очень дорогой самолет, за ее гибель летчики могли легко под трибунал угодить. Так что немецкие истребители далеко я видел, а близко – ни разу. «Аэрокобры» их к нам никогда не подпускали.
– 21 августа 1944 года Вы участвовали в воздушном бою, в ходе которого был сбит немецкий гидросамолет «Гамбург-138». Расскажите подробнее, как это произошло?
– Это был понедельник. Мы как раз вылетели на спасательную операцию по поиску летчика. «Гамбург-138» подобрался к нам снизу, уравнялся в скорости и собирался из носовой 20-мм пушки нас сбить, но так как наш экипаж сопровождали четыре «Киттихаука», мы его все вместе расстреляли. «Гамбург-138» затонул, экипаж выбрался из тонущего самолета на лодку, мы решили его подобрать, но командир звена истребителей по радио заявил: «Не разрешаю, вас собьют, а нас посадят! Я сейчас посмотрю, что там с вражескими летчиками». Прошел один раз над лодкой, обстрелял, и больше мы ее не видели. Вообще-то, сопровождавший летчик был прав – в нашем баке было несколько тонн горючего, при этом брони никакой, если бы кто-то из немцев вздумал выстрелить, мог бы легко подбить «Каталину».
– Как бы Вы оценили немецкие гидросамолеты «Гамбург-138»?
– Неплохие машины. Но мы с ними крайне редко встречались, так как всегда старались избегать боевых столкновений. Мне единственный раз довелось увидеть в небе «Гамбург» в том самом бою, и больше мы с ними не сталкивались. У немцев были свои заботы, у нас – свои. В Констанце на второй день я побывал на «Гамбурге-138», захваченном на аэродроме. Он показался мне не таким хорошим самолетом, как «Каталина» – более грубым, топорным, что ли.
– Надписи на приборах в «Каталине» были на русском языке или на английском?
– У меня в кабине стрелка никаких надписей вообще не было, а что там было у летчика на приборах – не знаю, никогда не интересовался этим делом.
– Случалось ли участвовать в спасательных операциях?
– Да, было дело. Мы стояли в Одессе, и наш экипаж назначили специально для подбора сбитых экипажей самолетов. Они ходили бомбить Констанцу и румынский берег. Однажды подбили «Як», летчик смог его посадить в море, сам выпрыгнул, и стал ждать спасения. Нам дали квадрат и мы вылетели туда в сопровождении 10 истребителей «Аэрокобра». Пришли в указанное место, но ничего не увидели, совершили восходящий маневр, и, уже когда возвращались домой, я обнаружил по борту слева неподалеку от берега оранжевое пятно. Оказалось, что летчик, старший лейтенант, зажег дымовую шашку. Мы развернулись, и тут выяснилось, что садиться к нему на воду нам надо со стороны берега, потому что ветер дул с моря. На берегу же стояли зенитки. Тогда наши истребители произвели штурмовку позиций зенитных батарей и быстренько позагоняли румын в блиндажи – если бы это были немцы, то мы бы так легко не отделались!Мы сели, подобрали летчика, а взлететь не можем – большая волна. Где-то только на пятой попытке взлетели. К тому времени на место спасательной операции пришло семь «Мессеров» из Констанцы – «Аэрокобры» с ними стали разбираться, а мы быстренько улетели. Потом много раз вылетали на подбор другого экипажа – пикировщика Пе-2, но не смогли его обнаружить. Нашли только лодку, под которой, как позже выяснилось, находился человек, но мы его не увидели. Он спрятался от немцев, и не увидел нас, а мы – его. В итоге его захватили в плен немцы. Противник на своих самолетах «Гамбург-138» любил охотиться за нашими сбитыми летчиками. Они сидели на аэродроме вблизи острова Змеиный, и смотрели за подбитием наших самолетов. Когда мы освободили Констанцу, то в тюрьме обнаружили свыше 200 пленных летчиков, штурманов и стрелков. Были там и моряки. После нам дали в экипаж штурмана Ермакова из числа освобожденных специалистов. Он с нами долго летал, и хорошо себя показал, но в итоге получил 25 лет тюрьмы:отправился поступать в Военно-Морскую ордена Ленина академию имени Климента Ефремовича Ворошилова, и нашли в лагерном архиве, что он в плену писал прошение о том, чтобы летать в составе румынского экипажа. За это его и посадили, сказали, что он был предателем. Правильно или неправильно, не мне судить – время было такое. Может быть, он хотел выпрыгнуть с парашютом и таким образом вернуться к своим, но тогда не разбирались в таких делах, быстро осуждали за любой проступок.
– Спасенному вами летчику первую медицинскую помощь на борту «Каталины» оказали?
– На борту самолета мы открыли ему фляжку со спиртом из НЗ, дали шоколад, затем галеты и папиросы. Предлагали даже горячим покормить, но он отказался. Американцы сделали «Каталину» на совесть – на самолете имелась двухконфорочная плита и посуда. При длительных вылетах с собой всегда был обычный паек – суп и каша. Уже в Одессе старшего лейтенанта забрала санитарная машина.
– Ваша 18-я отдельная Констанцская морская разведывательная авиационная эскадрилья ВВС Черноморского флота принимала участие в обеспечении Ялтинской конференции в 1945 году. В чем заключались ваши задачи?
– Мы контролировали береговую линию в районе Ялты. Боялись, что немецкая подлодка может всплыть и пальнуть куда-нибудь, но противника там не было.
– Вы летали во время обеспечения безопасности участников Ялтинской конференции своим экипажем или к вам особисты также подсаживались?
– Подсаживали нам кое-кого, но мы их статусом и должностями не интересовались, а сами эти люди ничего не говорили.
– Вы слышали о том, как лейтенант Паничкин во время нахождения авиаэскадрильи в Констанце ухитрился одним бомбовым ударом вывести из строя сразу две подлодки противника, после чего их экипажи сдались в плен?
– Не буду данный эпизод комментировать. Скажу одно – это из серии морских анекдотов.
– Командиром вашей авиаэскадрильи был Герой Советского Союза подполковник Севастьян Петрович Крученых. Как бы Вы его оценили как человека?
– Прекрасный человек. Отличный командир, очень спокойный, никому и никогда не грубил.
– Экипаж у вас был постоянным, или много людей сменилось?
– В основном постоянным, только вот штурманов сменилось очень много – человек пятнадцать. Большинство не нравилось Князеву, а двоих посадили: одного за пьянку, а про трагедию второго уже рассказывал.
– А с командиром своего экипажа сработались?
– Командир нашего экипажа капитан Князев был лучшим летчиком военно-транспортной авиации Черноморского флота. Адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский всегда летал с нами. Он садился на сиденье второго летчика, и, в отличие от многих других начальников, не мешал работе Князева.Единственное, заставлял нас садиться в Севастополе, хотя мы должны были для большей безопасности совершать посадку в Донузлаве, но Октябрьский всегда говорил: «Давайте дома сядем». И мы садились, хотя с точки зрения авиации это не всегда было безопасно.
– Как кормили в морской авиации?
– Хорошо. Все вовремя доставляли. Постоянно ели американскую тушенку. Мясо было очень нежное, как курятина, при этом запах отличный. Потом выяснилось, что это черепашье мясо– определили по черепахе, нарисованной на банке. А вот после войны, особенно в 1947-1948 годах, кормили ужасно. До сих пор не ем гречку, наелся – нас кормили куском сала, обвалянным в муке, и гречкой. Ужасная еда.
– Со смершевцем сталкивались?
– Нет. Меня уже после войны попробовали в Евпатории в особом отделе завербовать, но не с моим характером с ними работать. На Черноморском флоте я единственный раз встретил однофамильца: вызывает меня старший лейтенант из особого отдела к себе.Прихожу к нему, докладываю: «Пасечник прибыл». Тот отвечает: «Будем знакомы, я тоже Пасечник». И он мне предложил докладывать ему о настроениях в экипаже. Я сказал одно: «Это не моя специальность». Отказался наотрез.
– Чем Вы были лично вооружены?
– Американским пистолетом «Кольт». Отличный пистолет, только патронов мало было – не постреляешь.
– Как вели себя немцы в плену?
– В первый раз близко столкнулся с ними в Севастополе: они зарывали свои же окопы. Когда мы прилетели в освобожденный город, они как раз на аэродроме разравнивали те дырки в земле, которые сами же и накопали. Много было раненных среди пленных, кто-то из них даже не мог работать и находился в лагере. Вели они себя спокойно. При этом хотел бы отметить, что немцы всегда сами себя обеспечивали – мастерили себе одежду, даже сапоги тачали. Немцы – это хорошая нация, трудолюбивая, просто их гнали не туда, куда надо.Работяги прекрасные, надо им отдать должное.
– Какое было отношение к партии, Сталину?
– Что я могу сказать: идем спать, поем гимн Советского Союза, там есть строчки про Сталина. Еще с 1950 года была очень популярна песня:
Русский с китайцем братья вовек,
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
С песней шагает простой человек,
Сталин и Мао слушают нас.
Встаем и тоже о Верховном Главнокомандующем вспоминаем. Что давала пропаганда, то мы и слушали…
– К замполиту как относились?
– По-всякому. Не хочу говорить. У него работа такая – воспитывать нас, а летчики всегда против шерсти идут во время воспитания.
– Женщины в эскадрилье служили?
– Да. Даже летали стрелками-радистами. Относились к ним нормально. С нами одно время в экипаже летала Маша– механиком была, подменяла техника. Потом она от нас ушла, обозвав «бахчисарайскими евнухами» за то, что ни разу не приставали к ней.
– На флоте мат – неотъемлемая составляющая. Как с этим обстояло дело в военно-воздушных силах Черноморского флота?
– На флоте я вообще не матерился. Неудобно – в экипаже масса людей, а сам с собой не будешь же ругаться!
– Как вас встречали румыны?
– Мы их и не спрашивали, как они нас встречали. Некоторые нормально, кое-кто косился в нашу сторону. Мне этот народ вообще не нравится, они как цыгане – постоянно норовят обмануть или даже украсть что-то.
После войны в 1945 году нашу часть перебазировали в Евпаторию, где через какое-то время мы перешли уже на отечественные гидросамолеты –получили 4 летающие «амфибии». Экипаж Князева перевели на них, еще один экипаж – Типцова, – прилетел из Поти, специалистов для двух оставшихся «амфибий» мы своими силами подготовили в Евпатории.В 1955 году мы стояли в Саках. 29 октября наш экипаж дежурил, и где-то в 1 час 40 минут ночи по боевой тревоге мы вылетели в сторону Севастополя. Прошли весь фарватер, но ничего не обнаружили. Смотрели, нет ли подлодок или каких-то других небольших кораблей. Тогда еще не знали, что линкор «Новороссийск» был взорван. Нас погоняли, и мы ушли домой, заправились, и часов в пять утра снова взлетели. Опять совершили облет фарватера, после чего по рации нам приказали осмотреть стоянку линкора, мы зашли, и увидели, что линкор лежит на левом борту. Увидели рядом с ним штук семь или восемь катеров, только корма из воды торчала.
Демобилизовался я в 1957 году в звании главного старшины.
Автор интервью искренне благодарит Алексея Пекарша за помощь в подготовке профессиональных вопросов к Сергею Пантелеевичу Пасечнику, которые помогли раскрыть особенности полетов на летающих лодках «Каталина» в годы Великой Отечественной войны.
| Интервью и лит.обработка: | Ю.Трифонов |
