Я родился в 1919 году в Тульской области на ныне не существующей железнодорожной станции Турпаново. Окончил шесть классов средней школы и поступил в железнодорожное ФЗУ. Окончил училище в 1936 году получив специальность слесарь-паровозник 3-го разряда, и был направлен на работу в депо.
Первый месяц учеником, а потом начал самостоятельно работать. До ухода в армию я отработал 3 года 9 месяцев. Надо сказать у меня получалось неплохо. С 3-го разряда вырос до 6-го. Хорошо жил. Зарабатывал хорошо. У меня даже часы были. Одевался хорошо. Лучший костюм на заказ стоил 500 рублей - я за месяц столько зарабатывал. Хотя первый месяц заработал 120 рублей. Но потом бригадир почувствовал, что могу работать и дал шабровку золотников - пятнышки шабером убирать. Разобрать золотник, пришабрить золотник и лицо и собрать стоило 23 рубля. Я всю операцию проделывал за 8-часовой рабочий день. А другому дадут, он разберет, а шабрить не может:
Почему пошел в авиацию? Случайно. Мой брат и его товарищ, тоже с нашей деревни, то никуда не спешили - пока умоешься, паклю намочишь керосином и идешь в душ отмываться, а тут вдруг еще четырех нет, а они куда-то побыстренькому уходят. Я спрашиваю: "Куда вы спешите?" - "Мы поступили в аэроклуб". - "Я тоже хочу!" Их потом взяли в морфлот, а я остался летать. Окончил аэроклуб без отрыва от производства, приехала комиссия, проверили технику пилотирования, сдал теорию... Не с первого раза.
Сдавал зачет по моторам. принимал техник-лейтенант с двумя кубарями. Он мне показывает муфту от магнето. Я знаю, что она с М-17, который на Р-5 стоял, а не с М-11, что на У-2 - такая же по форме, но больше. Вместо того, чтобы сказать: "Это не с М-11", говорю: "Это не с У-2". Получил два. Потом сдал, конечно. Так получилось, что в первый набор в истребительную школу я не попал, вместе со мной не попали и еще одиннадцать человек, получивших "отлично" по пилотированию. Думаю, что нас "придержали". Организовали тренировочный отряд, подлетывать. Часть из этих двенадцати человек сделали инструкторами. А в декабре 1939-го был призван в армию и зачислен курсантом Таганрогской школы бомбардировщиков. Быстро прошли курс молодого красноармейца. И сразу стали летать на Р-5, а потом и на СБ. После Р-5 это машина! Отобрали самых способных и гнали: везде бегом, по 10 часов занятия. Должны были учиться четыре года, а учились всего два.
- Как восприняли приказ Тимошенко?
- Ужас. Из взводов сразу начали бежать, из училища убегали. Две ночи в казарме стоял гул, никто не спит, подушки летят, сапоги летят. Дежурные офицеры всю ночь ходят по казарме, успокаивают. А ведь уже было пошито обмундирование, только кубики привинтить. Все это осталось и сгорело, когда школа эвакуировалась. Ходили разговоры, что в Энгельсе один курсант специально разбился, только чтобы не становиться сержантом. Я это дело пережил спокойно. Куда денешься?! Нам дали звание сержантов, два треугольника. В Войну я уже получил старшего сержанта, потом старшину. Командиром звена стал еще старшиной - уже 90 вылетов сделал! А тут приходят старший лейтенант и лейтенант ко мне в подчинение: Зато в 1943 году сразу получил три звания: младшего лейтенанта, лейтенанта и старшего лейтенанта.
В апреле отправили по полкам. Наш полк базировался в Выползово. В районе Твери, Валдай недалеко. Там самолеты были уже ДБ-3М.
В ночь на 22 июня я был в наряде, дежурным по аэродрому. А дежурному по аэродрому разрешалось с ночи отдыхать не раздеваясь. Только гимнастерку можно было расстегнуть. В Выползово много комаров, грызут - ужас какой-то. Время отбой: летчики в казарме. Все улеглись, и я лег одетый. Винтовка около меня стоит. И тревога! Прибегаем на аэродром, а на стоянку к самолетам не можем пройти - часовые не пускают. Надо звонить в караульное помещение, чтобы начальник караула, или разводящий, пришел, снял бы пост. Я поправил повязку дежурного, вышел вперед. Тут они сдались - пропустили. До 11 часов утра ничего известно не было. Офицеры все уехали домой к семьям, на аэродроме одни сержантики. Потом один радист включил радиостанцию и передают: "Будет выступать Молотов": Война: Бомбят. Сразу стали маскировать самолеты, таскать ветки, закрывать: Видно же, что накрыто: Начали заталкивать самолеты в лес, под деревья: Появился заместитель командира полка. Вызвал меня, отчитал за висящий на шесте конус и авиационный флаг. Дал распоряжение срубить эти столбы. Нас не бомбили и на задания мы не летали.
Через месяц отобрали 10 экипажей на переучивание на ночников. Отправили нас в Рязанскую школу. Готовились целиком экипажами. Но немец наступал быстро, школа эвакуировалась в Среднюю Азию. Мы поехали эшелоном, а самолеты перегоняли. Самолеты уже были старенькие, и половина их в пути осталась. В Коршах мы там целый год учились. Только в июле 1942 года приехали в Монино в 728-й полк. Этот полк был образован из двух разбитых летом 41-го. В этом полку воевал до конца войны, выполнил 294 боевых вылетов со своим экипажем и три вылета на Дальнем востоке с другим экипажем.
- Кто у вас был в экипаже?
- Штурман у меня был "батя" Матосов. Он никогда штурманом не был, еще до 1936 года прошел трехмесячную территориальную службу и все. Когда война началась, его призвали в армию. Недалеко от Выползово, на станции Куженкино он охранял авиационные склады. А потом приказ Сталина, кто был связан с авиацией, вернуть со всех частей в авиацию. И его направили. Он пришел пешком в нашу часть. Когда на ночника переучивались, штурманская подготовка была хорошая. Он выучился и летал все время со мной. Радист и стрелок были марийцы. Радист Блинов и его бывший одноклассник Вьюнов.
В полк приехали. С командиром полка выполнил один полет в зону, и он выпустил меня на боевой вылет. Техника пилотирования у меня была хорошая.
В первом вылете бомбили Ржев. Он был на линии фронта. Высоту дали тысячи четыре: Первый полет выполнил удачно, потом стало легче. После первого вылета мне командир звена, майор Симонов, потихоньку говорит: "Не слушай никого, набирай высоту, какую наберешь". Точность бомбометания была у нас хорошей, поскольку я всегда мог выдержать высоту скорость и курс. Я всегда залезал, как можно выше, если цель конечно не на линии фронта - там особенно не наберешь, крутиться не будешь, времени не хватает. Один раз над Варшавой я набрал 7800.
|
Федор Титов (слева) и штурман Матосов |
- Говорят, Ил-4 достаточно сложный самолет?
- Для такого самолета у него слабые моторы. На взлете он был трудный, его разворачивало. Как только упустишь, не удержишь. А так: я привык. Летал, потом на Б-25ых. Мне они не слишком понравились. Вроде хороший самолет, моторы хорошие, три ноги - едешь как на такси. Ну может скорость побольше была немножко. Зато на Ил-4 я набирал высоту до 7,800, а на этом до 4500 и все, дальше не идет! Второй пилот? А что второй пилот?! Он сидит и все! Мне он был не нужен. Со мной на правом сидении летал командир дивизии, посмотреть войну. Потом еще кто-то из генералов: Ну что? Посидели. Посмотрели. Я ему не предлагаю пилотировать, он и не просит. Прилетели, сели: "Разрешите получить замечания?" - "Все нормально, хорошо".
На третьем или четвертом вылете мы попали в грозу. Летели бомбить железнодорожный узел в Смоленске. В районе Старицы я свалился. Как свалился? Сначала облака были вверху, потом внизу появились, а потом сомкнулись. Только вошел в облака, начало трясти. Штурману говорю: "Возвращаемся, не пройдем" Тут как тряхнуло! В кабине пыль, все стрелки у приборов до упора. По приборам не определишь в каком положении самолет. Я смотрю - показатель скорости работает. Значит, я лечу вперед. Скорость уже 400! Я кручу триммер на вывод. Я штурвал немного на себя и отпущу, а то развалится. Скорость потихоньку падает. Летели мы на 3700, а вывел я на метров на 400. Теперь надо сориентироваться где мы находимся. Ага. Селигер. Куда идти? Связь не работает. Штурман пишет какие-то записки. Мне пилотировать надо, а тут еще он со своими записками. Потом он догадался. Пишет крупно красным карандашом на бортжурнале: "Держи на запасную на Ржев!" Пошли с набором иду, все нормально. Что-то радист говорит в СПУ. Я не пойму. Связи почти нет. Потом разобрал, что выпрыгнул проверяющий начальник связи, который вместе с ним летел вместо стрелка. Я говорю: "Смотри, ты не прыгай!" Подошли к цели штурман пишет: "Отказал ЭСБР". Стал он открывать люки - ручка сломалась. Пишет: "Будешь бросать своим сбрасывателем, когда толкну тебя по ноге. Заходи по пожарам". Отбомбились. Вдруг кто-то меня за куртку дергает. Кто может дергать?! Я один в кабине сижу! Потом опять, опять. Когда бомбы сбросили, радист через бомболюк просунул руку и решил видимо убедиться на месте ли я. Я поймал его за руку, похлопал. Вернулись на аэродром без приключений. Где инструктор Федченко? Дня через три пришел:
Один раз меня подбили истребители на Б-25. Экипаж был не мой, поскольку я не должен был лететь. У нас комиссаром был капитан Соломка. Летчик, но не летал на задания. А тут их ликвидируют, ну и он решил на Б-25 полетать. Я не должен был лететь на задание, и вдруг мне - быстрее на аэродром в машину. Бомбили Оршу по скоплению войск. Полетели. Штурман говорит: "Тут немецкая мигалка моргает для ориентировки летчиков. Дай парочку по мигалке брошу, а дальше не цель". Две бомбы бросил. Вышли на цель. Отбомбились. Развернулись и сразу облака. Шли за облаками. Штурман и летчик начали спорить летчику за облаками легче лететь, там светло, а штурману, лучше под облаками, чтобы ориентироваться. Спорили, спорили, вдруг очередь вдоль борта самолета. Сноп огня! Немец очередь дал и ушел. Стрелок докладывает: "Я ранен". - "Перевяжи, там есть пакет". Немножко проходит, падает давление масла в правом моторе. Винт во флюгер поставили и пошли на одном моторе. Заходим на посадку нормально. На пробеге нас развернуло, поскольку Правый тормоз не работал. Вылезли из машины. Один снаряд пробил откачивающую трубку масла и тормозную трубку. Второй попал вфюзеляж напротив кабины стрелка, превратив его в решето. Стрелку осколок руку поцарапал. Подъезжает комэск Молодчий: "Что? Как?" На этого стрелка: "Чего же ты не передавал? - "Я передавал". Оказалось, что он не нажимал тангенту!
С Варшавы на Ил-4 шел на одном моторе. Я шел осветителем. Повесили на десять САБов. Я штурману говорю: "Давай, 500-ку подвесим на внешнюю подвеску. Выйдем пораньше, бросим по цели бомбу, развернемся на 180, и САБЫ" Так и сделали. Бомбу бросили, я развернулся на 180 и тут один мотор бабах, фыр-фыр и встал. Сбросил САБы Пошел домой на одном моторе. Прилетели, покушали, спать. Что-то не спится. Дай думаю схожу на аэродром, посмотрю что там с мотором. Подхожу к самолету - что-то много народа собралось. Инженер-полковник корпуса, идет ко мне навстречу. И за руку меня хватает: "Ну, ты спасся! Еще бы 2-3 минуты и второй мотор бы сдох! Фильтр стружкой забит! Какой режим был?" - С нагрузкой. Но до самой посадки ни каких признаков отказа не было". - "Еще бы побольше стружки набилось, и все". Оказалось, что у того мотора, что отказал были какие-то проблемы с головкой блока цилиндров.
Под конец войны нужно было облетать новый самолет, только с завода. Командир полка Брусницын должен был на нем на задание лететь, а был какой-то концерт и он попросил меня облетать. Я полетел в зону с подвесными бачками. Минут 30 проработали моторы нормально, и вдруг падает давление бензина, у одного двигателя, а затем и у другого. Я потянул на аэродром: вообще-то нужно было не на свой аэродром тянуть, а на площадку недалеко от Монино. Туда бы я сел, в конце концов, на живот. А тут : нормально шел, а потом чуть скорость потерял, и он начал сыпаться. Деваться некуда - визу лес прошел по макушкам. Нос, где сидел штурман и техник разбило. А дальше поляна, а на ней пни. На эту полянку плашмя: Самолет загорелся. Штурмана и техника выбросило в разбитый "нос". Я не помню как выполз из кабины: вылез. Помню, что на губах у меня была пена. Кричу: "Вылезайте быстрее! Сейчас взорвется!" Пламя в кабине. Глаза закрыл. Смотрю, штурман поднимает техника за парашют и тянет: оттащил от самолета. Стрелка с радистом нет. В нижний люк не полезли, дескать к земле прижат, верхний люк оказался запломбированный - сунулись, а пломбы не сорвут. Собрались помирать, обнялись и в это время взрыв. Или кислородные баллоны взорвались, или колеса могли разорваться, факт тот, что разорвало борт, и они вылезли. У радиста черные волосы были, вылез оттуда, волосы стали белые - поседел. Тут подъехала "скорая помощь" с ПВО Московского округа. Забрали нас в санчасть, намазали мазью, а потом привезли в нашу санчасть. Там спрашивают: "Чем вас намазали?" Откуда я знаю. Они давай, смывать и мазать марганцовкой. Ресниц не было, глаза открыть не могу:
- Из тех целей, на которые вы летали, у кого было самое сильное ПВО?
- Где как: В Минске стоял один прожектор мы его называли "старшина". У него луч здоровый, широкий на вершине даже раздваивался как ласточкин хвост. Как "старшина" загорится, значит кто-то попался.
- Перед боевыми вылетами провозили в прожекторах? Ведь в прожекторах можно потерять ориентировку и свалится...
- Во время войны нет. Главное на него не смотреть. Только на приборы и уходи. У нас один экипаж, так и погиб в прожекторах причем над своей территорией. Поначалу для взлетали на стартовые костры - вначале полосы два и в конце два. Потом стали ставить слабенький прожектор. Один экипаж все время жаловался, что им он мешает, слепит. Летали тогда под Сталинград, где-то в районе Борисоглебска другие экипажи видели, как его поймали наши прожектора и он упал. Видимо потерял пространственную ориентировку. Помню, несколько раз летали на Будапешт. Все шло как обычно, а тут километров за сто включились прожектора, которые стояли как бы полосой. Не отвернешь - горючки в обрез: Я сразу прикинул, что пришли истребители и будут ловить тех, кто пойдет в обход на фоне прожекторов. Говорю: "Пойдем напрямую, не будем обходить". Только зашел в это поле - справа самолет горит, один, второй, третий, это те, кто пошел обходить. Вот тут сбили Ивана Васильевича Новикова. Он потом комэской был, а я у него заместителем. Штурман на третьи сутки попал к чехословацким партизанам в Карпатах. А Новиков только на 13-е! Питался только тем, что найдет. Рассказывал, что последние трое суток пистолет в руке держал - не было сил вытащить его из кобуры. Я отбомбился, развернулся и опять полетел через прожектора.
- Вы летали осветителем, а разведчиком погоды приходилось летать?
- Приходилось. На разведку погоды ходили днем, как правило, до линии фронта. Один раз меня загнали за линию фронта. Обычно начальник штаба дивизии следит за разведчиком погоды и работает с ним. А он отошел, оставив вместо себя дежурного. Тот мне: "Дать погоду в Унече". Я снизился. В районе линии фронта, облачность 800 метров и небольшой дождь. Над Унечей ясно. Развернулся, идем обратно, штурману говорю: "Смотри, чтобы на Сещу чтобы не попали! А то истребители сожрут!" А тут зенитный огонь, мы тикать! Ушли:
- Дневные вылеты, кроме разведки погоды, были с бомбометанием?
- В сумерках бомбили Данцинг под прикрытием истребителей. И один вылет под Сталинградом 19 ноября 1942 года. Тут без истребительного прикрытия. Да, и на Кенигсберг: Это уже на Б-25. Запускаем мотор, давление масла нет, пока давление масла отрегулировали, минут 20 прошло. Думаю: "Полечу, догоню". Конечно не догнал. Вышел на цель один. Подхожу к цели, бьет зенитка. Потом прекратила. Я бомбы сбросил только развернулся, как дали! Стрелки обычно говорят где разрывы, говорили, говорили, и замолчали. Думаю: "Побило их что ли?!" Нет, живые - испугались.
- Сколько брали на Ил-4 бомбовой нагрузки?
- Когда как. На дальние цели десять соток. А бывало полторы тонны брали. Я максимально брал 1750 килограмм: десять соток в бомболюках и три по 250 на внешней подвеске.
- Бывало такое, что летали не полным экипажем?
- Нет. Такого не было.
- Радист на сколько я знаю, он должен давать телеграмму, когда отбомбились, всегда давал?
- Да. Но другой раз сразу не дает, он же с пулеметом, нижний пулемет за радистом.
Отбомбились и уходим на своей высоте до линии фронта, а потом уже снижаемся. Скорость побольше и побезопаснее наверху. Зенитка не так точно бьет и истребителям найти нас на высоте труднее.
- Какое было максимальное количество вылетов за ночь?
- Когда началась Курская битва в первую ночь мой экипаж сделал три вылета. Ночи-то короткие были. В одну сторону час 20 минут. Туда и обратно - порядка двух с половиной часов. Один раз попал: Может на полевой аэродром выскочил: Не знаю. Высота 2000 метров была, как зенитка врежет! И крупнокалиберная и эрликоны. Как я вывернулся?! Прямо ужас!
По два вылета часто делали. Даже Хельсинки бомбили два раза в ночь в начале 1944 года. Страшно: внизу вода. Даже если выпрыгнешь, то замерзнешь:
- У Ил-4 у штурмана в кабине была возможность поставить ручку управления:
- Да. Ставили. Хотя во время задания ни разу я не давал штурману возможность управлять. А вот, когда пойдешь в зону облетать самолет, то штурман просил: "Дай я полечу". Тут я ему давал порулить, чтобы в случае чего мог хотя бы вывести самолет на свою территорию, а потом выпрыгнуть: Посадить самолет он конечно не смог бы.
- Вы не применяли бомбометание с планированием с задросселированными двигателями?
- Не применяли, хотя можно было. Я уже говорил - старался забраться повыше. Иногда пытались подстраиваться под гул немецких бомбардировщиков. Для этого оборотов на 20 изменяешь скорость вращения одному двигателю, и получится звук, похожий на немецкий бомбардировщик.
- Блудить приходилось?
- Нет. В Клину и в Серпухове стояли две "пчелы" - приводные радиостанции, которые крутили пластинки. Как только линию фронта полетел, вышел на свою территорию, сразу штурману говоришь: "Музычку давай". Временные потери ориентировки случались конечно.
- У Б-25 впереди стоят пушки. Штурмовать не приходилось?
- Нет, ни разу не приходилось.
- Были случаи атаки самолета нашими истребителями или зенитками?
- Зенитки били, случалось, а истребители не атаковали. Помню шел я в Тамбов на одном моторе. Высота была метров 600. Обходил город с севера, потому что на юге были пороховые склады, которые сильно охранялись. Вдруг меня ослепили, начала лупить зенитка. Аэродром проскакиваю, пока развернулся - высота триста метров. Думаю: "Дотяну или не дотяну?!" Штурман кричит: "Вышка! Через вышку заходим!" Водонапорная вышка: еле-еле перетянул, сел и укатился за аэродром:
- Фотоконтроль был?
- Был. Последним идет специально отобранный экипаж и фотографирует. Это опасная работа. Надо курс держать скорость и высоту. Мне фотографом ни разу летать не приходилось.
- Возвращение с бомбами, это ЧП?
- Нет. В мирное время посадка с бомбами запрещалась. А во время войны садились с бомбами. Это не считался, не выполненный боевой вылет. Лечу на задание, мотор пофыркает, пофыркает, перестанет. Прилетаю, рассказываю мол так и так: дают команду Симонову, облетать самолет. Он набрал высоту - все нормально: Вешают мне бомбы. Взлетали в Кирсаново в сторону Пензы. Только оторвался, он как фыркнет прямо над КП полка, а потом нормально заработал. Думаю: "Лететь на задание?! Нет. Буду бросать, с бомбами садиться не буду". На третьем развороте в чистое поле штурман бросил "на взрыв". Почему? Когда бросаешь на "не взрыв" оружейники воют - их нужно выкапывать. Сели. Нашли причину - зазоры в клапанах регулировали и не законтрили гайку. Как нагреется головка цилиндра, она ослабевает и пробивают газы
- Какая была окраска самолетов?
Зеленая, а зимой мазали мелом. На самолетах ничего не писали, ни количество вылетов, ни бомбежек. Правда, помню был у нас такой Гусев. Он на стабилизаторе бомбы нацарапал "Гусев". Когда мы сели в Новое Дугино, которое до этого несколько раз бомбили, то в лесу на стоянке нашли изуродованный стабилизатор бомбы с его фамилией
- В чем летали?
- Зимой меховые брюки и куртка. А летом одевал я техническую куртку. Петлицы не пришивал. В случае поймают, кто - солдат. Ордена и документы не брали.
- Когда получили первый свой орден?
- В 1942 году получил орден Боевого Красного знамени, а моему друг еще по аэроклубу Харитонову дали орден Ленина. При следующем награждении мне дали орден Ленина а ему БКЗ. Надо сказать, что к ордену Ленина относились как к высшей награде. Пренебрежения не было.
- Какой был распорядок дня?
- Какой придется. Прилетели с боевого задания и в столовую, талончик на 100 грамм получил. На него дают 100 грамм серой мутной водки. Не хватало: Добавишь, и спать до обеда примерно. На обед по распорядку, а потом опять на задание.
- При нелетной погоде что делали?
- Отдыхали. Концертные бригады приезжали: Русланова, Шульженко, еще украинка, она хорошо исполняла. Потом часто была узбечка, исполняла: "Самовар, самовар", "По Смоленской дороге:" Был Райкин... худой такой: и Чечкин. В Москву не ездили. Недалеко от Монино был санаторий. Иногда отправляли на неделю на отдых.
- Как кормили?
- Хорошо и разнообразно
- С собой бортпаек брали?
- Брали, когда летали на дальние цели, а когда возвращались, то отдавали его техникам.
- Суеверия были?
- Нет. Только корреспонденты надоедали. Один раз, мы только переучивались на Б-25, прибегают: "Быстрей в машину!" - "Что такое?" - "Садись на Б-25 и вези корреспондента. Три наши самолета взлетят строем, и он их будет фотографировать" Полетели. Штурман с ГВФ только пришел, ни разу у нас не летал. Он пришел, как джентльмен, даже не взял свое штурманское снаряжение. Радиста не было.
Я взлетел и потерял их: Не договорились же: Смотрю, два самолета близко, а третий к ним подходит. Я к ним, а номера-то другие. Гонялся, гонялся за ними корреспондент все шумит: "Поближе, поближе". Прошли. Говорю: "Хватит фотографировать. Штурман, курс на аэродром:" - "Я не знаю". Карт у него нет, а мы уже почти под Петрозаводском. Я говорю: "Ты хотя бы по времени записывал и запоминал, с каким курсом ходили, чтобы обратно лететь домой". Так он курс мне и не дал. Хорошо, что я общую ориентировку знал. Вышел на октябрьскую железную дорогу и пошел по "компасу Кагановича".
- Какое соотношение боевых и небоевых потерь в полку?
- Боевых больше, конечно.
- Разговариваешь со штурманами, они говорят, что летчик - это извозчик, самолет водит штурман, с летчиками разговариваешь - наоборот. Как вы считаете?
- Я считаю, что каждый делает свое дело. Штурман ведет ориентировку, бомбит. Летчик взлетает, садится и держит курс. Я не стал бы кого-то выделять.
- Кто был командиром вашего полка?
- Когда я приехал, полком командовал Николай Васильевич Микрюков. Он меня проверял. Погиб на Ли-2, развалился в воздухе. Потом был хороший мужик полковник Иван Филиппович Балашов. Потом Степан Иванович Швец. Последним Брусницин.
- О действиях союзной авиации вам было что-нибудь известно?
- Официально ничего не было известно. Я слыхал, о челночных полетах. К нам в Чернигов попал их истребитель "Лайтенинг". Говорят, заблудился, а может специально.
- Какой был номер у вашего самолета?
- Летал на разных самолетах. Свой был закреплен, но другой раз не исправен, летишь на другом.
- Что бомбили на Дальнем Востоке?
- Первый вылет на Харбин, второй - на Чемчун. Третий - на одну сопку почти на границе. Их никак не могли взять. Закончилась война, и нас обратно вернули в свой полк. На Дальний Восток уходил командиром эскадрильи, обратно пришел замкомэска - должность была занята. Вскоре правда назначили на эскадрилью.
| Интервью и лит.обработка: | А. Драбкин |
