Кукин Алексей Алексеевич

Алексей Алексеевич Кукин: Я бывший летчик 19-го Краснознаменного полка. И с первого дня, Великой Отечественной войны защищал Ленинград от налетов авиации фашистской Германии. В воздушных боях я сбил несколько самолетов противника, и сам был два раза сбит, получил тяжелые ранения. Инвалид ВОВ.

Сейчас полк-преемник 19 КИАП стоит в Кубинке, стал именоваться 237 Гвардейским, Проскуровским, Краснознаменным, орденов Кутузова и Александра Невского, "Центром по показу авиационной техники имени И.Н. Кожедуба".

Уважая заслуги 19 КИАП, полк в марте 2003 года праздновал шестьдесят пятую годовщину создания 19 КИАП.

Сейчас я с ними поддерживаю связь. Покажу Вам книгу Автографы в небе, история пилотажных групп". "Русские витязи" - знаете таких? И "Стрижей", тоже знаете?

Ну, с чего начать? Родился я на Кондратьевском проспекте, в Ленинграде. 9 февраля 1916 года. Родитель работал на заводе "Русский дизель", бронзолитейщиком, а мама работала на заводе "Арсенал". Я про отца не знаю практически ничего. В 1919 году он пропал без вести. Нет, не в гражданскую. Тогда создавали так называемые "продотряды" {1}, и вот где-то он в таком отряде пропал…

- А как Вы попали в авиацию?

Я по аэроклубам не обучался. Я работал на заводе "Свердлова", кончил фабзавуч и остался на заводе токарем работать.

А в 1935 году неожиданно пригласили в военкомат на медицинскую комиссию. Нас заводских ребят было много, но из них в авиацию пропустили меня одного. Пригласили меня в "Терку". Знаете, такое? "Терка" - это Ленинградская теоретическая школа летчиков… Сейчас это "Можайская Академия". Оттуда отправили на "Качу", в Качинское училище, под Севастополем. Я окончил программу на У-2 в 1936 году, и пересел на И-5, был такой самолет. А потом в 1937 году пришел пиказ выпустить первую группу - двадцать пять летчиков на И-16. Я и попал в эту группу. Самолеты были с М-22 и с М-25-ми моторами. Я с двадцать пятым летал. После окончания Качинской школы пилотов меня направили сюда, в Горелово, в отдельную эскадрилью.

До моего прибытия в Горелово стояла 3-я бригада, командиром был Мартынюк. В 1938 году бригаду переименовали в третью авиадивизию. командиром стал А.С. Благовещенский. На базе нашей 70 ИАЭ ЛВО эскадрильи, состоящей из сорока пяти самолетов, в 1938 году организовали 19 истребительный авиационный полк. Летный состав полка в основном состоял из летчиков, окончивших в 1937 году авиационные школы и училища. Руководили подготовкой летчиков ветераны боев в Испании: командир полка Третьяков, заместитель Зайцев, командиры эскадрилий: Виноградов, Максимов и другие.

Кукин А.А. после окончания Качинского училища. 1937 год.

- Когда Вы учились на И-16, УТИ-4 - спарки были?

УТИ-4 были уже.

- С М-22, только по училищам были? Или в воинских частях тоже?

Были, были. В воинских частях тоже были.

- Вопрос по М-63, его очень сильно ругают…

А что его теперь ругать, когда их уже больше нету. Да и тогда не ругали. Я летал на любом. Ничего не имею против этого мотора, и против "двадцать второго" тоже ничего не имею. У нас была эскадрилья с М-22 и М-25, и еще одна на М-62 и М-63.

- Фонарь у них закрывался или был козырек просто?

Козырек. Да, ну потом стали закрываться, но мы никогда не закрывались. Когда надо было, он не открывался...

- У Вас трех точечные были И-16? С тремя пулеметами?

Два пулемета ШКАС. На капоте, через винт. Синхронные. А третий - БС… Нет, ошибаюсь: у "Ишаков" не было БС. БС-ы появились на МиГах первых.

- А нам говорили и даже фотографии показывали И-16 с БС-ом. Сверху два ШКАСа, а снизу фюзеляжа УБС.

У меня БС не было. А были И-16 16-й серии, по-моему, пушечные… Ну, сейчас трудно пушки вспомнить... Значит так: на одном И-16 были два пулемета ШКАС… Еще у нас было несколько И-16 только пушечных, совсем без пулеметов.

- Есть сведения, что для снижения аварийности перед самой войной был введен запрет на высший пилотаж в строевых частях. Вы помните это?

Абсолютно нет. Высший пилотаж был всегда.

- Скажите, И-16 считался строгим самолетом для пилотажа?

Да, ручку перетянешь - беда. На посадке, уже вот-вот на выравнивание, ручку перетянешь и готов. У нас в школе был летчик Крупеня - уже на посадке, перевернулся и снес себе голову. Это уже потом, после училища, где-то в частях случилось, до нас слухи дошли…

- Скажите, на ваших "Ишаках" до войны рации стояли?

Ничего не было. И когда я на МиГах летал, все еще не было рации. А потом когда меня уже второй раз сбили - появились. А учились пользоваться радио так: в одном классе передатчик, в другом - приемник. И друг другу пели песни, и слушали. Я за это даже взыскание получил - сидел в классе, пел, а дежурное звено на той же частоте было, и я его "забил".

- Пользовались ли Вы закрылками - механизацией крыла на И-16?

Не было закрылок вообще. Предкрылки были на МиГ-3. Я летал на МиГ-3, и он пилотировал красиво, хорошо работало все.

- В училище не отрабатывали высший пилотаж?

Делали, обязательно отрабатывали.

- А стреляли?

Нет. Уже в частях стреляли. Но лично мне до войны так и не удалось пострелять. Я первый вылет на МиГе 23 июня стрелял. Я тогда поймал Ю-88 над Морским Портом. Вот уж настрелялся, пока мне в ответ не врезали, да так, что пришлось потихоньку-потихоньку сесть. Он перебил мне одну "ногу" - шасси, и мотор забарахлил, и меня чуть не убил - снаряд в трех сантиметрах от прицела врезался, мимо моей головы просвистел и в заголовник уткнулся.

Я в этот день стрелял, прицеливаясь по трассе, и думаю: "Не сбивается и все, чего делать-то?". Ну, чего было по железу-то бить, но бил и бил, пока у меня мотор не забарахлил. Про "ногу" я понял, когда на посадку заходил. Смотрю, нога не выходит… Пришлось садиться на одну ногу, ну, нормально получилось.

- По архивным данным ваш полк начал перевооружение, ориентировочно в мае меяце.

В начале 1941 года летчики полка были переучены с самолетов "И-16" на самолет "ЛаГГ-3".

А я с И-16-го пересел на МиГ. И было это 23 июня 1941 года. У нас на аэродроме стоял полк, в котором служил будущий командующий авиацией Кутахов, 7-й истребительный. Они всю зиму изучали этот самолет, но летчиков убрали на Север, а самолеты нам отдали.

Перед самой войной у нас на аэродроме Горелово были организованы курсы командиров звеньев. Начальником курсов был И.П. Неуструев, я заместителем был. В моей группе учились летчики: Пидтыкан, Галкин, Васильев, Апполонин, Ревво, Боханцев.

В 3 часа утра, 22 июня 1941 года, по тревоге мы явились на аэродром, а в 3 часа 30 минут, тремя звеньями, ведущие: Неуструев, я и Чугуев вылетели на прикрытие Ленинграда с фотокинопулеметами, так как ожидали начало учений, а не войны. За время патрулирования никого в воздухе не встретили и вернулись на свой аэродром. После посадки Неуструев{2} доложил командиру дивизии о выполнении задания, и от него узнал о начале войны. Одновременно получил задачу всех инструкторов вернуть в свои полки и эскадрильи, а на базе курсов создать пятую эскадрилью 19 ИАП, которая вскоре была передана 195 ИАП. Это было в четыре часа ночи.

Я вернулся в свою эскадрилью 19 КИАП и получил самолет "МиГ-1", на котором никогда не летал. Отобрали у седьмого полка, дали нам. Комэск Максимов, говорит:

- Вон твой самолет стоит, иди, знакомься! - говорит.

Я иду к самолету, а Толя Толстиков сидит в кабине, говорит, что уже с утра учит новый самолет. А вокруг техники суетятся - одно крыло уже подсоединили, а второе еще на земле лежит…

Я залез в кабину, а тут комэск приходит и говорит:

- Готовы? Завтра вылетаем!

За один день я изучил самолет, на следующий день сделал три тренировочных полета, и после небольшого перерыва в этот же день вылетел в паре с летчиком Насоновым на прикрытие Ленинграда. Минут через тридцать я заметил вражеский бомбардировщик "Юнкерс-88", идущий от Кронштадта к Ленинграду на высоте 4 000 метров. У меня высота была 7 000 метров, и я отвесным пикированием пошел на перехват бомбардировщика, который, не дойдя до Ленинграда, развернулся и пошел в направлении Стрельна, и далее на запад вдоль берега Финского залива. Преследуя бомбардировщик, я расстреливал его с близкого расстояния, но сбить не мог. Из-за того, что стрелял я с близкого расстояния, то и мне крепко попало. Перестав верить "сбитому" прицелу, я решил стрелять, прицеливаясь по трассе пуль, при этом я отклонил голову в сторону. Именно в этот момент стрелок, которого я считал убитым, длинной очередью прострочил мой самолет, причем одна из его пуль прошла буквально в трех сантиметрах от прицела и попала точно в середину заголовника. Но и мой огонь на этот раз был удачным - стрелок был убит или тяжело ранен. Я решил пойти на таран. Для этого отстегнул ремни и кислородный шланг, и пошел на сближение. Подойдя к "Юнкерсу" вплотную на расстоянии около полутора метров, я решил отворотом отрубить ему стабилизатор. Но как только я создал крен самолету, "Юнкерс" неожиданно взмыл вверх. Видимо, летчик отгадал мой маневр. Сделав под ним глубокий вираж, я прострочил самолет снизу по правому мотору и кабине, после чего "Юнкерс" задымил и пошел с резким снижением между Мартышкино и Ораниенбаумом. А так как у меня был поврежден мотор, плоскости и приборная доска, пришлось развернуться и уйти на аэродром. При выпуске шасси обнаружил, что левая нога шасси не выпускается. Я принял решение посадить самолет на одну ногу, что благополучно и сделал.

После посадки меня отпустили домой отдохнуть. Дома я обнаружил в правом плече много осколков от разбитого фонаря и мелкие осколки металла. Это было первое легкое ранение, о чем я командованию не доложил. Через день мой самолет был введен в строй, и я продолжил полеты.

- И Ваше впечатление от МиГа? Многие считают, что МиГи были недоступны для летчика низкой квалификации. И летчик средней квалификации на нем автоматически становится плохим?

Да не было таких разговоров - дали самолет - и пошел. И летай, все. Машина отличная была. Я на ней пилотировал так, что сознание терял от перегрузок!

- На МиГе у Вас крыльевые пулеметы были?

Нет, на МиГе были один БС и два ШКАСа.

- И этого вооружения хватало?

Хуже нет. Самое слабое место МиГа - вооружение. А самолет был прекрасный, пилотировал отлично.

- Нам про него рассказывали, что выше полутора тысяч он был "король", а вот ниже полутора тысяч был "дуб-дубом".

На высоте он был прекрасен, лучше всех пилотировал… Он рассчитан был до семи тысяч. Ну, а ниже полутора тысяч - ну совсем другое дело, и если надо переворот сделать, для вывода надо иметь в запасе тысячу двести метров. Просадка большая. И еще. В кабине МиГа была табличка: "Если самолет не выходит из штопора до высоты двух тысяч метров, покидать самолет…". Я хорошо помню: "не выходит до высоты двух тысяч, бросать". Но мы пилотировали на любой высоте. И в штопор - и выходили, летали…

Я вам потом про Жору Аухтина расскажу. Он погиб потому, что у него было лишь метров шестьсот высоты в запасе…

- Скажите, на МиГах бронирование было какое-нибудь? Бронестекло, бронеспинка, бронезаголовник?

Бронеспинка. Только бронеспинка была. А вот когда меня подбили, и я сел, посмотрел - а между мотором до кабины (до козырька), расстояние довольно большое было… Я инженеру и говорю:

- Бронеспинка в запасе есть?

Он говорит:

- Есть.

- Приделай мне вот сюда.

Ну, для груди прикрытие сделать. Но, я не помню сейчас, сделал он или не сделал.

- А чем отличался МиГ-1 от МиГ-3?

А тем, что на МиГ-3 были предкрылки сделаны. А на МиГ-1 не было.

Я запомнил, что предкрылки были на МиГ-3, и он лучше пилотировал. МиГ-3 на хвосте мог крутиться. Хорошая машина, пилотировала отлично. Я вам уже говорил, что у него там висела записка: "Самолет не выходит до двух тысяч - покидай самолет!" Вот это было. Ну, он пилотировал отлично.

- А ощущали ли Вы приближение войны?

Нет. Но мы говорили об этом, ведь мы участвовали в освободительном походе на Западной Украине. Потом финская - летали, воевали. Помню, финская кончилась, и приятель мой, Дима Пикуленко, он после войны был летчиком-испытателем в Чкаловской, потом в Жуковском, тогда и сказал:

- А как будет с немцами воевать?

Ну, вот тебе и война началась.

- Вы во время финской войны, на чем летали? На "Ишаке"?

На "Ишаке".

- Были ли у Вас "Ишаки" - это же зимнее время было, на лыжах?

На лыжах. И лыжи не убирались тогда вроде. Нет, не помню, "убирались - не убирались"…

Кстати, перед самой Фиской вйной Благовещенский приказал ВПП в Горелово металлическими плитами выложить, так те самолеты, которые с дутиками были, нормально летали, а те, которые с костылем - они им за стыки цеплялись, и костыль этот отрывало. У нас штук десять машин на ремонт отправилось, а плиты убрали.

- Скажите, пожалуйста, мешали ли лыжи в бою?

С финнами встречались в воздухе один раз только. Мы тогда летали аэродромы штурмовать, поезда, колонны, и все такое прочее - что увидим...

И один раз я запоздал с вылетом. Они взлетели и улетели. Я взлетел за ними и полетел позади. Посмотрел, а над нами еще кто-то, один болтается. А я… Не умели мы ни черта воевать-то. Ну, штурмовали.… И зачем, ведь мы же истребители? Смотрю, а этот висит над нами, я подумал - наш, раз не атакует. Возвращаемся, уже и Выборг прошли. И вдруг "этот" атакует Ивана Неуструева. Хорошо, что у него пулеметики тоже такие же, как у нас, - только ребра охлаждения на верхнем цилиндре посбил немножко. Вот единственный раз была встреча в воздухе.

Насчет наших потерь в финскую… Вы в Горелово бывали? Есть там памятник с надписью: "Приемов, Пасечник и Тюрин". Это летчики 44-го полка. Под самый конец войны, они возвращались… И вдруг Приемова сбивают, он сел на озеро. Тюрин сам садится там же - хотел Приемова забрать - поставить на лыжу и взлететь. Но финны пулеметами не дали им взлететь. А Пасечник привел эскадрилью в Ропшу, заправился, и полетел выяснять что случилось. И его сбили…

Когда кончилась война, Благовещенский летал туда. Оказалось: Тюрин и Приемов застрелились, а Пасечника финны нашли и ему бронеспинку привязали и утопили в проруби…

Их привезли сюда, в Горелово, и мы их похоронили. Больше у нас за Финскую похорон не было. Вот только эта потеря. Я не помню больше потерь, не знаю.

Кукин А.А. после финской войны

- А вот на 1939 год, у Вас какой примерно состав полка был? Налет? Возраст летного состава?

Да все мы молодые - двадцать четыре-двадцать пять. Большинство окончила училище в 1937 году. С другой стороны - уже не мальчишки. Налет был, в общем, не плохой…

Летчики полка, несмотря на свою молодость, были хорошо подготовлены. Что позволило при самостоятельном обслуживании самолетов осуществить перелет из Ленинграда на Украину с посадками на семи аэродромах, аналогично в обратном направлении (дальность 4 500 км).

Полк выполнил курс летной подготовки на самолетах "И-16" с мотором М-25, М-62 и М-63, переучился на самолет "ЛаГГ-3". А затем уже в первые дни войны на самолеты "МиГ-1" и "МиГ-3", на котором летчики получали один-два полета по кругу и в зону, и вылетали на боевое задание.

Состав полка в 1941 году? Перечислю тех, кого помню.

Командирами полка были: Третьяков, Зайцев, Герой Советского Союза Ткаченко.

Начальниками штаба: майор Мизевич, Косов. Комиссар полка - Наумов. Начальник оперативного отдела: Тищенко. Врачи: Ходасевич, Столпер. Инженер полка: Ермаков.

Командиры эскадрилий: Виноградов, Чудиновский (1 эскадрилья), Максимов (2 эскадрилья), Ивченко, Наумов, Лебединский. Заместители командиров АЭ: Мациевич, Пахомов, Кукин, Старков, Поздняков

Инженер 2 АЭ: Николаев.

Летчики:

1 эскадрилья: Антонов, Курасов, Савкин, Романов, Старков, Яковин, Аксанов, Мищенко, Соколов Н.И, Оспищев, Аухтин.

2 эскадрилья И. Неуструев, Кукин, Ф. Носаченко, Д. Пикуленко, Д. Титаренко, С. Тютюников, Кононов, Молтенинов, В. Ковалев, Г.Насонов, П. Пономарев.

3 эскадрилья: Н. Поддубный, И. Новокрещенный, А. Толстиков, И. Дроздов, А. Шматко, А. Уваров Максимов, Чугуев, В. Демченко, В. Цыганенко, В. Тележко

4 эскадрилья Пономарчук, В. Харитонов

5 эскадрилья Ревво, И. Пидтыкан, В. Боханцев, И. Назаров

Из состава полка была выделена пара: ст. лейтенант Тютюников и лейтенант Савкин в качестве разведчиков; и пара: Антонов и Васильев для корректировки артиллерийской стрельбы.

- Как у Вас окрашивались "Ишаки" в финскую войну? Зеленого цвета или белого были?

Зеленого цвета. И никаких специальных обозначений. В группе и так знаешь кто командир. Звезды только на фюзеляже. На плоскостях ничего не было. Плоскости: снизу была голубая, а сверху зеленая. Однотонная.

- А у МиГов?

То же самое.

- А номера бортовые наносились в полку, или самолеты приходили уже с номерами?

В полку.

- И Вы не помните, какая была нумерация самолетов? Первая эскадрилья, вторая, третья?

У меня был двести какой-то номер.

- А окраска - коки винтов, и прочее под цвет эскадрильи красили?

Нет. Когда финская война кончилась, за успешное выполнение заданий 19 ИАП был награжден орденом "Боевого Красного Знамени", большинство летчиков также были награждены боевыми орденами. Вручал ордена в 1940 году член ЦК партии Шкирятов. Благовещенский сказал: "Полку дали Красное Знамя. Оно будет нарисовано на фюзеляже". Знамя мы так и не нарисовали, и других рисунков не было. Вот я помню, были в нашей эскадрилье кили красного цвета, были еще белые. Ну, стабилизаторы не красили, только киль.

- А Вы в финскую войну занимались в основном штурмовками? Что штурмовали?

Полк выполнял разные боевые задачи, вылетая на штурмовку аэродромов, железнодорожных станций, на разведку и прикрытие Ленинграда от налетов авиации противника. Но в основном занимались штурмовкой. Причем использовали только пулеметы. Даже и бомб не вешали.

Ну, например, сразу за Выборгом был какой-то аэродром. Суури-Териоки, вот. У них было так замаскировано, что ни черта не было видно. Знаем, что вот что-то где-то тут есть, и давай штурмовать… Глядишь - и что-то загорится…. Потом, еще было Утти… На одной стороне аэродром и на другой стороне. Один основной, другой - ложный. Вот оба и штурмовали.

Надо признать честно, часто мы штурмовали ложные цели.

Еще были эшелоны. 3-я эскадрилья прилетела: "Маннергейма убили!". Ну, видать, они нашли особо отличающийся вагон. Вроде штабной… Вот штурмовали, и все, больше особо ничего и не было…

1940. Евстигнеев и Кукин в санатории в Сестрорецке.

- А почему Ваш полк ПВО, занимался такими делами? Штурмовкой?

А вокруг-то других не было. Три полка было.

- Авиации-то понагнали сюда очень много?

Так это не сюда нагнали, а на Западную Украину. Вы не путайте. А в финскую бомбардировщиков понагнали. У нас в Горелово стояла масса ДБ-3, и наш полк.

- А какая зарплата у Вас была перед войной?

Летчик-лот, старший пилот - пятьсот двадцать пять рублей. Это перед войной и самое начало. Жена моя была бухгалтер и тоже пятьсот двадцать пять рублей. Поэтому я и помню.

- Вы получали пятьсот двадцать пять рублей в месяц. И как на эти деньги можно было жить?

Жили. До войны техникам выдавали паек. А мы покупали у техников, для того, что бы прокормить семью. На этом пайке и жили.

- А Баршт Абрек Аркадьевич, царство ему небесное рассказывал, что он, будучи лейтенантом, получал четыреста с чем-то рублей. И говорил, что был "король", а водку мог на нее полгода пить.

Ерунда, какая-то…

- Обычно начало войны описывают примерно следующим образом. Первые два-три дня, летают немецкие самолеты, бомбят аэродромы, разрушают все, что могут. А Ваши впечатления?

Иван Неуструев, командир эскадрильи, стоял в Лисино со своими летчиками.

А комиссар корпуса приказал подвесить бомбы, вылететь на штурмовку. Пока бомбы вешали, взлетать не могли.

И в это самое время приходят двадцать штук "Ме-110". Они ходили на штурмовку аэродромов всегда большими группами. Семь наших "Ишаков" взлетели, и сбили семь штук "стодесятых". А те в это же время уничтожили на земле семь наших самолетов. Вот такая эффективность штурмовок…

Когда выяснять ситуацию стали, виновных искать, то этот самый комиссар корпуса отказался от своих слов, ну, что он посылал на бомбежку… Отказался и все. Приказа на бумаге не было, а устный к делу не пришьешь…

И вот уже после ранения, идем с женой по Литейному проспекту. Дошли до Чайковского, трамвай идет, и Иван Неуструев кричит:

- Леша скорей!

Я отправил жену домой, и в этот трамвай. Оказывается Иван с комиссаром едет тюрьму искать, где он сидел. Меня спрашивает:

- Лёш, ты местный, где тут у вас тюрьмы?

Я подумал, что шутит. Идем по Лебедева, входим в проходную, там две девки какие-то. Иван здоровается с ними, разговаривает - я подумал, что Иван "треплется". И выносят ему бумагу - "10 лет с отбыванием на фронте"… Ему. Вот такая история…

- Как они Вам, Ме-110? Могли воздушный бой вести?

Машины сильные - и штурмовик, а могли и воздушный бой вести. Одного я подбил. Если будете в музее ПВО на Соляном, там мои воспоминания есть, мой альбом, фотографии. Ну, то же самое есть и в Кубинке…

- Англичане пишут, что они "110-е" били, как куропаток. А наши говорят, что очень сильная машина, и жалеют, что у нас такой не было.

Об англичанах ничего не знаю. А бои с Ме-110 вел…

23 июля 1941 года, ровно через месяц после начала войны, по сигналу КП, мы четверо: я, Кукин, Д.С. Пикуленко, Д.С. Титаренко и А. Толстиков вылетели на отражение налета авиации противника на Ленинград. Мы знали, что противник прошел Гатчину и приближается к Ленинграду. Набрав высоту, мы увидали большую группу самолетов, то были "Юнкерсы-88", "Ме-110", "Ме-109". Летели они клиньями эскадрилий.

Когда они к Пулковским высотам подошли, мы всей четверкой атаковали ведущих групп "Юнкерсов"…

Я в лоб обстрелял бомбардировщик, видел как трасса в кабину уперлась, как осколки полетели, но разве нашими ШКАСами кого собъешь? Ты его как из душа поливаешь, а он летит… Но, тем не менее, группа "Юнкерсов" немедленно развернулась на юго-запад, и они, атакуемые нами, стали сбрасывать бомбы куда попало…

Выхожу из атаки боевым разворотом, и утыкаюсь прямо в хвост последнего 110-го… Ну, я ему и врезал.

Они шли пеленгом, и тут же вираж, приняли боевой порядок - круг. Но пока круг замкнулся, я успел дать очередь по замыкающему, и он с дымом сразу же пошел на снижение в район Лигово. Видимо, хорошо попал я ему. Но проследить за ним не удалось, так как ведущий группы "Ме-110" заходил ко мне в хвост; попасть под его огонь было бы, мягко говоря, нежелательно, поэтому я ушел вверх.

Из атаки выскакиваю - звено "109-х" Мессеров идет. Я пристроился к ним четвертым слева - шли сомкнутым парадным строем. Пользуясь тем, что они меня не видят, я несколько раз пытался перезарядить пулеметы, но они не стреляли - видимо, я все истратил, атакуя "Юнкерса" и "Мессера-110". Пока летчики звена "Ме-109", с которыми я лечу, меня не видят. Так вместе мы дошли до Дудергофа. И тут гляжу слева, пара "Мессеров" атакуют наш истребитель. Подумал: "Стрелять нечем, ну, хоть отгоню…". Я решил атаковать... Только я сделал глубокий разворот со снижением, правый ведомый звена "Мессеров" наконец разглядел меня, и пошел за мной. Заходит то слева, то справа. Я это вижу, но занят перезарядкой пулеметов и приготовлением к атаке нижней пары… Да и дистанция порядочная была - не думал, что попадет… И он мне справа как врезал!!! И вот такой кусочек от ручки управления, сантиметров 5-6, остался… Ручка управления, перебитая под корень, осталась у меня в руке, приборная доска разворочена, тяга газа перебита, машина ревет и лезет наверх…

Я почувствовал сильный удар справа, в правое плечо и ногу… До сих пор осколков полно в ноге и руке - спать не дают…

Вдруг взрывается бензиновый бак, самолет разваливается, а меня выбрасывает из кабины. Я ведь не привязался при взлете, я точно помню - не привязался. Это-то и спасло меня от гибели.

Зная, что высота около четырех тысяч метров, я решил затянуть прыжок. Мысль работала очень четко и, посмотрев на вытяжное кольцо, я представил себе, почему иногда парашютисты не раскрыв парашют гибнут. И подумал, что возможно они, с перепугу стараются разорвать лямку парашюта, а не вытянуть кольцо. Я посмотрел на вытяжное кольцо, взялся за него правой рукой, подтянул, но выдернуть не смог, из-за сильной боли в плече. Тогда взял кольцо в левую руку и дотянул до конца. Парашют раскрылся, но свернулся спиралью и меня начало вращать. Потом вращение прекратилось, парашют полностью раскрылся, и меня понесло в направление Ропши. Смотрю вокруг и вижу, что рой самолетов, смещается на запад: горит один самолет, другой.

А фашистский летчик заметил, что я вылетел из кабины, и, не удовлетворившись тем, что сбил меня, выждал, когда я раскрыл парашют, и стал меня расстреливать. Заходит на меня и поливает голубой ленточкой трассирующих пуль. Я попытался подскользнуть, но правой рукой работать не смог, а одной левой не получается.

Но добить меня ему помешала пара "И-16", прибывшая к месту боя, нам на помощь. "Мессер", завидев их, понял опасность и проскочил мимо меня, а за ним погналась пара "И-16". Когда я снижался на парашюте, то видел много самолетов, в том числе падающие.

И вижу - в это же время - вся армада повернула на запад… Отбили налет…

В этом бою из нашей четверки были сбиты я, Пикуленко и Титаренко.

Я приземлился за лесом недалеко от Ропши, где был подобран специально посланной за мной командой. Отвезли в санчасть гарнизона, где встретился с обгоревшим летчиком 44 ИАП, Прищепой, также участвовавшем в этом бою. В этот же день нас отвезли в Травматологический институт имени Вредена, а вскоре туда же привезли и Титаренко.

На следующий день, ко мне пришел майор Сорокин, и сообщил, что всего немецкихамолетов было шестьдесят девять. Он сказал:

- Вас сбили, но и вы набили много.

- А ручка у Вас какая была: "бублик" или какая?

"Бублик" такой, и две гашетки внутри. Как на "Ишаке"…

- А было ли у Вас такое понятие, как штатный самолет?

Нет, штатного не было. Когда меня сбили первый раз, вернее подбили, то техники очень быстро отремонтировали. Отремонтируют, и не знаешь на том или на другом. Не знаю я, меняли ли мне самолеты.

- То есть просто садились в первый попавшийся самолет и летали?

Какой есть на том и полетел. Вообще техники очень толково работали. Очень быстро ремонтировали машины.

И мне хотелось бы большую долю наших успехов отдать техническому составу, чьи умелые руки быстро приводили материальную часть в боевую готовность.

А еще мне хочется вспомнить солдат и командиров постов ВНОС, малозаметных тружеников. Особенно мне запомнился пост ВНОС пункта, на развилке дорог под Гатчиной. Этот пост дважды вывел меня на цель, с которыми я удачно справился.

Первую цель мне указали, выложив полотнища в направлении станции Тосно. С указанной целью я сблизился через несколько минут. Это оказался "Юнкерс-88", летевший на высоте 7 000 метров, скорость у него была приличной. Я расстреливал его километров шестьдесят и только у станции Медведь он задымил и пошел вниз, резко теряя высоту. Я вернулся на свой аэродром уже на пределе горючего, с поврежденным мотором, но, я считаю, что "Юнкерс" сбит.

Вторично ВНОС-овцы, вывели меня на "Ю-88" над аэродромом Сиверская. Этого "Юнкерса" я преследовал и расстреливал почти до озера Самро, километров сорок. И только после того, как от "Юнкерса" повалил дым, а у меня впоследствии попадания снаряда в дно масляного бака, расположенного перед мотором, давление масла упало до нуля. Почувствовав, что добить мне его не придется, я со злостью сунул газ, решив отбить хвост "Юнкерсу" тараном, но он резко ушел из-под удара, и я как бы перепрыгнул через него. Мотор резко перегревался, и я, боясь, что он может заклинить, стал набирать высоту и пошел на аэродром. Посадку пришлось производить выключив мотор.

Мне руководитель полетов:

- На второй круг бы пошел…

На чем я полечу на второй круг, когда масла нет? Умники!

В масле было обнаружено много стружки и мотор пришлось менять.

- А в первое время, когда немцы активно наступали, упаднических настроений не было?

Да мы таких…

- А вот за сбитые самолеты премии платили?

Нет. Тогда я даже не слышал об этом.

- А практиковалась ли сдача денег в фонд обороны?

Ну, потом уже во время войны. И на займ подписаться уговаривали.

- Уговаривали? Или заставляли?

Уговаривали.

- Были ли случаи приписки сбитых самолетов?

Я знаю про такие случаи. Но имя его не назову. Были… У меня есть фото одного Героя, так я все материалы в музей обороны Ленинграда отнес, а его фотокарточку оставил - стыдно нести…

Но и наоборот были. Ведь как записывали? Например, я считаю, что сбил восемь штук. А мне записали три. А потому, что уже приказ был: надо, что бы подтвердили, партизаны, например, и все такое…

Ну, сбил 8 штук, а поди докажи. Ну, слава Богу, что записали мне из восьми хоть три. И то хорошо - дали Орден Боевого Красного Знамени.

- А в какой период, по Вашему мнению, полк вел наиболее тяжелые бои под Ленинградом?

В какой период? Период у меня был, сбили в июле, сбили в сентябре второй раз. Вот мой период…

А потом я лежал в госпитале. Жена моя выхаживала полтора месяца, с 23 сентября по 6 ноября, пока я встал на ноги.

- А в каком госпитале Вы лежали?

Первый раз в Травматологическом.

После госпиталя мне приходилось участвовать в воздушных боях неоднократно. В последний раз я вылетел на разведку аэродромов 23 сентября 1941 года с аэродрома Левашово. Вылетели звеном, один, по неизвестной мне причине сразу ушел на посадку, второй меня сопровождал. При подходе к аэродрому Горелово меня встретила шестерка "Ме-109". Я был один. Этот бой, начатый у Горелово, закончился для меня над Малой Охтой. Подробности этого боя я не помню. Я был сбит. Самолет мой упал на Охтинскую товарную станцию. Я "засиделся" в горящем самолете, на мне все сгорело, я получил ожог лица и рук, выгорела середина парашюта, поэтому падал очень быстро. Спасло меня то, что я перед землей ударился о забор, который сломался. Сломалась и моя нога, треснул череп. После этого тяжелого ранения летать больше мне не пришлось.

Лечили меня вначале в Военно-Медицинской академии, занимался мной доктор Шатковский. А выхаживала меня моя жена, полтора месяца не выходила из госпиталя, пока не поставили меня на костыли. Она так же ухаживала и за ранеными нашей палаты, помогая врачам и сестрам… А закончилось мое лечение через много месяцев в городе Серов на Урале.

Раз уж дело дошло до госпиталей, то мне хочется добрым словом вспомнить врачей Травматологического института руководимого профессором Маршанским, врачей Военно-Медицинской академии, сотрудников Финансового института и других, работавших в госпиталях сандружинниками. Не забуду, с какой любовью к раненым относилась артистка Тамара Федоровна Макарова, тоже дружинница Травматологического института. Она трудилась в госпитале, не гнушаясь никакой работы. Она приходила к нам после съемок кинофильма "Маскарад", со следами грима на лице, волосы золотистые, ресницы голубые. Приходя в нашу палату, она ухаживала за Прищепой и за мной.

Когда после второго тяжелого ранения я лежал в Военно-Медицинской академии - академию часто бомбили, санитарки и дружинники бегали на крышу госпиталя тушить и сбрасывать с крыш зажигательные бомбы.

Помню, как одна санитарка забежала в палату и радостная кричит:

- А я сбросила двадцать шесть штук!

Героические были девушки.

Однажды жена говорит мне:

- Обещали выдать тебе вино и шоколад. Мне надо пойти получить.

А на следующий день утром пятого ноября звонит мой командир эскадрильи:

- Леха! Полк уходит на Череповец, на переформирование. Тебя заберем!

Я говорю:

- А семью?

- И семью заберем.

Шестого приезжает полковой врач и говорит:

- Тебя забираем.

И жена в этот момент отсутствовала, и бомбежка… Бомбили академию здорово.

Собираюсь уезжать. Помню, приехала "М-1", машина такая… Я выхожу на костылях. А мне говорят, что костыли оставить придется.

- Так - говорю- Все! Не полечу никуда.

И я возвращаюсь обратно. Тог побежали к начальнику госпиталя, тот приказал выдать. Дали мне костыли, красненькие такие. Мне кричат

- Уезжай!

Меня увезли на аэродром. Тогда я улетел.

В 3-м ряду крайний слева - Кукин

- Вы улетели с супругой?

Один. Полк улетел в Череповец, а меня на Ли-2 привезли в Вологду, потом в эшелон и отправили в город Серов, на Урале. А там я лежал, не зная ничего ни про семью, ни про полк. Два письма получил всего - от командира полка и от Вани Неуструева, они мне и сообщили, что я награжден Орденом Боевого Красного Знамени. Вдруг письмо получаю с черной каемкой. Ну, думаю: "Кто-то умер?" Открываю - жена пишет: что полк ее не взял, и она собрала остатки денег и вещей и какому-то еврею отдала. И он "перетащил" их с детьми через Ладогу по воде. А дальше она писала: "Нас везли в Тихорецк". Так, думаю, в Тихорецке же немцы. Но дальше: "Удрали мы с эшелона и едем в Лукоянов". То есть туда, где жена моего брата старшего была. Она с Латвии туда переехала.

Ну так вот… Вернемся… Я лежу в госпитале, выхожу, и вдруг приходит ко мне командир полка Ткаченко{3}, наш первый командир, в гимнастерочке с перевязанным горлом. Спрашиваю:

- Что такое?

- Да неделю назад полежал в Крестах на бетоне.

Оказывается, какая история с ним случилась: был такой летчик Курасов. И он как-то трепанул, ну как после полетов болтают, не задумываясь о последствиях:

- А мне нравится, как у немцев работает разведка.

Ну, вот комиссар эскадрильи Абрамов услыхал, прибежал к Ткаченко: "Вот такое настроение в полку". А Ткаченко "не реагирует".

Курасов раз вылетает, второй раз вылетает, четвертый раз вылетает, и… Не вернулся. Комиссар теперь уже не к Ткаченко, а к особистам. И Ткаченко в "Кресты" и тоже "десять лет с отбыванием на фронте".

Кукин А.А. после госпиталя. 1942 год.

- Чем у Вас занимались особисты? И нужны ли были эти люди?

Они нужны были для государства, а для нас они не нужны.

- И комиссары тоже?

Комиссары? Сейчас их восстановить бы надо. Комиссары должны быть. Но разные были… Вот наш комиссар, другое дело, и человек был отличный, и летал отлично. Шикарный летчик был Пал Иваныч Наумов {4}.

- Сколько в среднем боевых вылетов делали в день?

Один, два. Кто как успеет.

- А семь вылетов можно было сделать? Немцы в своих мемуарах пишут, что они делали по двенадцать-пятнадцать боевых вылетов.

Ну, пишут…

- Те же немцы утверждают, что они иногда сбивали по пятнадцать, за один вылет. Это реально или нет?

Можно и поверить. Они уже умели летать и сбивать. Они учли опыт Испании, на "Мессерах" и мотор улучшили, и вооружение. И тактика эффективная появилась.

Я помню, лежу в первый раз в госпитале, и Васю Бохонцева кладут туда же. Обгоревший, как я был - и морда сгоревшая, и руки. Поговорили мы с ним, как нас сбивали, и вот тогда я понял, различие тактики: мы летали группой, тройкой, и все за ведущим смотрели. Неповоротливо получается. А они парой. Они так делали: один выскакивает вперед нас, мы всей толпой за ним, а в это время один сзади - заходит, сбивает, а ведомый или вторая пара прикрывают. А мы то за ведущим смотрим…

- А Вы когда парами стали летать?

Мы больше одиночками. Или звеном. Точно не помню… Вот потом, когда книгу по моим воспоминаниям писатель Богданов писал, он в ней утверждал, что я из первых требовал, что бы летали парами. Но книги этой нет - он умер, не издав, и материал пропал.

- А Вы воевали только на МиГах?

Только на МиГах.

- Как Вы оцениваете кабины МиГа и Ишака? Обзор там, внутреннее удобство приборов.

В кабине "Ишака" довольно просторно. После "Ишака" мы пересели на ЛаГГи, это было до войны. Кабина еще просторнее, шикарная, удобная. Столько новых приборов в ЛаГГ-3 появилось… А на МиГах - те же самые приборы, только все сузили… Кабина оказалась узенькая, еле повернешься.

- А как Вы ЛаГГ оцениваете?

ЛаГГ - "дуб" так называли. Мы немного, недолго летали на ЛаГГах. Получили в конце 1940 года и несколько месяцев 1941 года его изучали.

- Если кабина И-16 была просторная, то почему же тогда, что бы вылезти надо было откидывать створку сбоку фюзеляжа?

Ну, была, с левой стороны створка. Но, по-моему, не отбрасывали, не помню такого. По-моему, мы просто так влезали и вылезали. Ногой перешагнешь туда…

- В ЛаГГе летчик высоко сидел. А в МиГе посмотришь - по фотографиям одна голова торчит сверху.

Так и на "Ишаках" было. У Толстикова только голова торчала, кто повыше, Пикуленко к примеру - голова выше козырька торчала. А кто пониже, тот еле видел. А в МиГе уже как фонарь закрывался. Летали с открытым фонарем, боялись, что не откроется, когда надо будет выбрасываться.

Обзор на МиГе? Как голова крутится, так и хорошо.

- А в кабину пороховые и выхлопные газы попадали?

Нет.

- А то, что топливный бак был перед кабиной - это плюс, или это минус? Что не в центроплане топливные баки, а перед летчиком?

По-моему не так было. Впереди только масляные баки. А топливные баки ниже, по-моему… В центроплане…

- Вы говорили, что перед войной Вы прошли курсы командиров звеньев. А где это были?

В Горелово. Из наших летчиков трех полков собирали лучших летчиков и готовили их в командиры звеньев для 19, 26 и 44 полков.

Сорок четвертый стоял в Ропше, девятнадцатый у нас в Горелово и двадцать шестой в Манушкино и Углово. Это восточнее Ленинграда, недалеко.

- А вот с кем из немецких самолетов Вы встречались? Кого Вы сбили?

"Юнкерса-88", "Мессеров-110" и "109", и "Раму". Знаменитая "Рама"…

- И как? Ну, кого тяжелее было сбить?

Ну, самое трудное, не КОГО сбивать, а КАК сбивать винтовочными патронами.

Понимает Показывают и рассказывают по телевизору, как вражеские самолеты взрываются. Не взрывались они от винтовочных патронов. Попал в летчика, значит готов. Ну а если элероны или что-нибудь там такое повредил, он на вынужденную садится. Я вижу, что он сел, докладываю:

- Там-то сидит, там.

Самое трудная цель, конечно "Рама". Там кабина-то вот такая малюсенькая, да и верткая, зараза. Ее труднее всего. Я вам расскажу, как это было попозже.

А сейчас про полет на Западную Украину.

Об освободительном походе на Западную Украину мало кто знает, поэтому я хочу вспомнить, как это было.

Летом 19 ИАП вылетал из Горелово в лагеря Витино, это у шоссейной дороги Красное село-Кингисепп, в нескольких километрах от Кипени.

Ночью, на аэродром приехали: командир дивизии Благовещенский С.А., комиссар дивизии Званский, главный инженер Плахов, флаг-штурман Жаворонков.

Они вызвали к себе командиров эскадрилий, комиссаров, инженеров и флаг-штурманов (в последствии, заместителей командиров АЭ). Каждый из них собрал вокруг себя своих специалистов. Я был флаг-штурманом 2-й эскадрильи…

- Простите, что перебиваю, но хочу уточнить относительно флаг-штурмана. В 12-м гвардейском полку пикировщиков КБФ Суханов был флаг-штурман эскадрильи, потом в 1944 году стал флаг-штурманом полка…

Ну, у них это могло быть. А у нас флаг-штурманы стали называться просто заместителем командира эскадрильи. Когда сменили название, я точно не могу сказать…

Так вот, флаг-штурман дивизии Жаворонков собрал нас, флаг-штурманов, выдал нам карты и предложил нанести на карту маршрут до Житомира. Мы подумали, что опять будут учения по картам, никуда мы не полетим. Но Жаворонков заверил нас, что мы именно туда полетим. Он сказал, что над аэродромом появятся самолеты "СБ", мы должны к ним пристроиться по-эскадрильно, они будут для нас лидерами и поведут по маршруту.

Мы должны были проложить маршрут на картах, после подъема летчиков ото сна позавтракать и прибыть на аэродром.

Когда летчики и техники построились у своих самолетов, к нам подъехали грузовые автомашины с новым обмундированием, и желающим было предложено сменить обмундирование на новое, что некоторые и сделали.

Ну, всегда кто-то найдется "умнее". И несколько летчиков, и я в их числе, решили, что поменяем по возвращении из лагерей.

Вот над аэродромом появились бомбардировщики "СБ".

Первым взлетел и ушел на маршрут командир дивизии Благовещенский, на своем серебряном "И-16".

Первым аэродромом, на котором мы должны были произвести посадку, был аэродром Шимск, около Старой Руссы.

За командиром дивизии вылетала наша эскадрилья, и мы пристроились к "СБ". Перелет прошел нормально, только у меня задымил аккумулятор, для запуска мотора, который ставился за бронеспинкой. Аккумулятор поменяли.

Следующим аэродромом был Витебск. Полет шел нормально, я как флаг-штурман, по маршруту на карте, через каждые две минуты ставил крестики, отмечая ДМН (действительное место нахождения). Но вдруг, при подлете к запасному аэродрому Каменка, (на этот аэродром должны садиться самолеты Пушкинской дивизии) наш лидер, ни с того, ни с сего, резко развернулся на восток, и наш командир эскадрильи Максимов стал разворачиваться за ним. Я решил, что лидер блуданул, а наш командир не делал отметок на карте по маршруту, понадеялся на лидера. Я вышел вперед перед командиром и развернул эскадрилью, распустил ее, сам сел на аэродром Каменка. И все летчики сели на этот аэродром.

Через несколько минут за нами на аэродром сел наш лидер - "СБ". И вижу: командир самолета "СБ" матерно ругает своего штурмана. Подошел к ним, что бы узнать, что произошло.

Оказалось, что штурман лидера действительно блуданул. Ему показалось, что летим на Запад, к границе, а был приказ такой: если потеряешь ориентировку и покажется, что летишь на Запад или находишься близко к границе, то должен развернуться на Восток и лететь пока хватит горючки, что бы сохранить тайну нашего полета и не "будоражить" Польшу. Ну, штурману на СБ показалось что границу пересек, он и трухнул…

На следующий день нам предстоял перелет на аэродром Зябловка, под Гомелем. После взлета с аэродрома Каменка, мотор моего самолета стал резко перегреваться, температура головок цилиндра дошла до упора. Несмотря на то, что от металлической противопожарной перегородки между мотором и кабиной расстояние больше метра, моим ногам стало нестерпимо горячо. Я натягивал на колени полы реглана. Для того, что бы снизить температуру головок, я выходил из строя, набирал высоту, пикировал до земли с раскрытыми створками, охлаждая головки цилиндров мотора. И снова набирал высоту, поднимаясь к строю. И опять температура растет и опять я маневрирую с пикированием… И так повторял маневр до аэродрома Зябровка.

После посадки быстренько заправили самолеты горючим и ждем команды на взлет. Командир только спросил, готовы ли мы к вылету, и взлетел. Я ничего не сказал о перегреве мотора, решив, что пока мы были на земле, он остыл, но ошибся: мотор плохо тянул, и я с трудом оторвался от земли. Летел в звене вместе с Федей Носаченко и Димой Пикуленко. Полет был таким же, то вверх, то вниз.

Я только посматривал на землю, выбирая площадку для вынужденной посадки. Как на грех, площадку было выбрать трудно, так как под нами были сплошные овраги.

Ну, вот и аэродром Скоморохи под Житомиром.

Федя Носаченко, он был ведущим звена, показывает, что садиться будем звеном. Так как радио у нас не было, я показал ему рукой, что сяду одиночно, ввиду того, что не могу долететь до места разворота. Я уж думал где мне упасть…

Увидел под собой стадион, который располагался вплотную к аэродрому, его отделяло от аэродрома только проволочное заграждение. Решил садиться на стадион, но мне удалось перетянуть проволоку, и сесть на аэродром. Зарулил, наши рядами стоят, штук восемнадцать или двадцать. Почти вся эскадрилья… Почему "почти" - летчик полка Мкартычян, заблудился я и сел на аэродром Белая Церковь.

Еще находясь над аэродромом, я видел массу самолетов стоящих рядом друг с другом, по-эскадрильно. Это были бомбардировщики, истребители. Казалось, что вся авиация Советского Союза сосредоточена на этом аэродроме.

Чуть позже Мкартычян перелетел к нам, то рассказал, что в Белой церкви самолетов еще больше чем здесь.

Было понятно, что, что-то готовиться, а нас держат вне ведения.

Такое скопление самолетов из двух аэродромов было величайшей ошибкой, если не сказать еще хуже. Хорошо, что это не был сорок первый год. Если бы о таком сборе авиации знали бы в Польше или Германии, то достаточно было бы им послать по паре штурмовиков, и от авиации Союза не осталось бы ничего.

Так как наша эскадрилья садилась последней, мне удалось к ней подрулить, Я выключил мотор, и вылез из кабины.

Ко мне подошел командир и сделал мне замечание:

- Что ты всю дорогу хулиганил?

Я ответил:

- Садись в кабину, погрейся.

Здесь подошел инженер Николаев и изъявил желание сесть в кабину и опробовать мотор. Для запуска нужно только потянуть "эклипс" (стартер), что он и сделал.

Пропеллер повернулся два раза и встал. Мотор окончательно заклинило.

Когда сняли щитки, увидели, что краска вся слезла. Краска на моторе из синей, стала белой.

Стало ясно, что я - счастливчик, что не упал где-то по дороге.

На следующий день все самолеты разлетелись, кто куда, благо Украина большая.

ш полк разделился надвое.

Две эскадрильи сели у села Варваровка, и две у села Тирановка.

Я пошел к командиру дивизии Благовещенскому, доложить ему о случившемся, и попросить у него мотор для замены сгоревшего.

Он похвалил меня за перелет и повел меня к командиру Пушкинской дивизии Ерлыкину, который оставался командовать на аэродроме Скоморохи. А Благовещенский должен был улететь обратно в Горелово.

Ерлыкин сначала ответил, что у него нет свободных моторов, но потом предложил Благовещенскому махнуться самолетами, и тогда он даст мне мотор. Благовещенский прилетел на самолете "И-16" новой модели, который имел четыре пулемета, стрелявшие синхронно через винт. А у Ерлыкина был самолет старой модели. Они сговорились, и Ерлыкин дал мне мотор.

У меня уже был опыт установки мотора, доводилось в этом участвовать еще в училище, и за ночь мы с техником установили новый мотор на самолет. На утро, опробовав мотор, Я пошел доложить Ерлыкину о готовности к вылету.

Я знал только название села, где сидели наши эскадрильи.

Ерлыкин только спросил, знаю ли я, где сидит полк. Ткнул пальцем на точку на десятикилометровке, и приказал командиру полка напомнить о том, что нужно забрать своих людей.

Я подошел к самолету, договорился с техником, что если в воздухе с мотором будет все нормально, то я встаю на маршрут. Вроде все было нормально… И некоторое время мотор работал хорошо, но примерно на полпути мотор стал стучать. Передо мной стал вопрос - продолжать полет или вернуться. Я полетел дальше. Подо мной были обширные зеленые поля. Меня выручило, что у наших самолетов были красные кили. А вдоль самолета капитана Роботкина по всему фюзеляжу была нарисована белая стрела. Это и помогло найти свой полк.

Я произвел посадку, к самолету подошли летчики и техники. Подошел командир полка, Я ему передал приказ Ерлыкина, забрать наших с аэродрома Скоморохи. Рассказал о себе, получил разрешение на вылет, так как моя эскадрилья сидела на другой площадке.

Но так как и здесь мне не показали направление к своим, опять пришлось искать.

В этот раз я нашел своих довольно быстро.

После посадки я зарулил, хотел выключить двигатель, он не выключается. Пришлось звать техника, снять левый щиток и заземлить магнето.

Когда сняли щитки, было обнаружено, что, меняя мотор, мы не обратили внимание на электропроводку, а оплетка вся оголилась, и пришла в негодность.

Пришлось самолет поставить на ремонт для замены всей проводки.

Прошел день или два. Я их использовал для отдыха.

К нам прилетел из Проскурова дважды Герой Советского Союза, Грицевец. Он принял участие в процедуре приема летчиков в партию, а затем улетел на свой аэродром.

На следующий день нам сообщили, что Грицевец погиб. Оказалось, что когда он производил посадку на своем аэродроме, на него сверху "сел" самолет "У-2" и ударом лопасти винта по голове, убил Грицевца. Летчиком этого У-2 был майор Хаара, участник боев в Испании, награжденный двумя орденами Боевого Красного Знамени. По выходе из госпиталя, где я оказался после второго ранения, в мае 1942 года, я был направлен служить в Сталинобад, в 352 ИАП, которым командовал майор Хаара. Он очень обрадовался, что к нему в полк попал боевой летчик с двумя боевыми орденами, сразу ко мне как-то расположился. И как-то в разговоре он об этом случае рассказал. Видно было, он очень об этом сожалел и переживал. В 1943 году, я убыл из 352-го полка на учебу и больше с ним не встречался.

Вскоре у нас произошло ЧП: в районе расположения двух других эскадрилий нашего полка появился камуфлированный самолет, неизвестного типа. Взлетевшее на перехват звено во главе с флаг-штурманом полка Паузулем, быстро его перехватили и потребовали произвести посадку. А так как он на посадку не шел, а продолжил лететь, один из истребителей дал очередь вдоль борта из пулеметов, и тогда этот самолет произвел посадку. Естественно к нему подбежал командир полка и летчики. Вскоре этот самолет взлетел. Произошло все очень быстро, нам все было хорошо видно, и показалось как-то неправдоподобно. Сразу же был сделан телефонный звонок с просьбой разрешения взлететь и сбить этот самолет. На что в ответ, командир полка "соответственно" высказался, и запретил вылет.

Потом нам рассказали: после посадки этого самолета и звена, вылетевшего на перехват, в приземлившем самолете открылась дверь, в его проеме появился Мехлис начальник ПУРККА (начальник политуправления Красной армии) и задал вопрос:

- Кто стрелял?

Паузуль ответил:

- Я!

На что Мехлис сказал:

- Если стрелять, то метко.

Потом закрыл дверь, и самолет взлетел и улетел.

Это был самолет "Дуглас", который побывал в Монголии, поэтому и был камуфлирован под песок. Кстати, тогда говорили, что отличие Дугласа от "Ли-2" в том, что на щитках мотора "Дугласа" были пломбы и предупреждение - триста часов не вскрывать.

Однажды, утром, когда мы, летчики, еще спали, к нам в комнату вошли командир и комиссар, послышалась команда:

- Подъем! Сидеть на койках и слушать.

Комиссар сообщил, что пришел приказ Молотова - перейти границу.

Командир объявил порядок взлета.

А так как мой самолет был в ремонте, я оказался безлошадным, а лететь надо. Поговорив с командиром, и уточнив как мне быть - командир разрешил взять самолет летчика Валентина Савкина, это был единственный самолет с белым хвостовым оперением в эскадрилье.

При перелете границы - это была река, я видел такое, чего больше никогда не видел. Через реку - границу с Польшей шла лавина наших войск. Такого не увидишь и в кино.

Если на Украине огромные поля одинакового цвета, то в Польше под нами расстилалось лоскутное одеяло. Это были разноцветные полоски земли только что убранный урожай. У каждого свое.

Навстречу нашим войскам, к границе СССР мчались машины с поляками, которые удирали от наступающих немецких войск. И наткнувшись на наши войска, ничего не понимая, они разворачивались и мчались обратно; в панике бросая машины, и уходили пешком, кто куда.

Вскоре мы перелетели в Польшу, на аэродром города Дубно. Через несколько дней мы перелетели в Струсовскую Слободу, у города Тремовля. Я называю их аэродромами, на самом же деле это были площадки лишенные наземных построек.

В Струсовской Слободе площадка начиналась с обрыва и была так мала, что лучший летчик, капитан Роботкин, сел на нее только с третьего захода. Все летчики сели, а он нет. У него была очень летучая машина. Эта площадка начиналась с обрыва, рядом с которым было выложено "Т" (посадочный знак). Длины площадки хватало только-только, что бы закончился пробег самолета; а ширина ее была метров сорок.

С левой стороны был крутой спуск к селу, с правой стороны телеграфные столбы.

После посадки самолетов из Слободы к нам прибежали молодые девчата в туфельках, чулочках, крепдешиновых платьях. Слобода была очень чистая, каждый хозяин подметал двор и улицу у своего дома.

Освободительный поход был очень короткий.

Мы получили приказ возвращаться в Горелово. Накануне над аэродромом прошел ливень, поле превратилось в лужу. Встала проблема, как взлетать?

Додумались разобрать скирду соломы, выложить соломой полосу и добавлять ее после каждого взлетевшего самолета.

Опять пришел "лидер", самолет "СБ", торый должен был вести нас до Скоморох. Все взлетели, только адъютант Фадеев все не мог взлететь, все его тянуло на столбы. Наконец все взлетели, пристроились к "лидеру". Летим. Облачность прижимает нас к земле.

Над аэродромом Старо Константинов, прошли над домами. "Лидер" скрылся в облаках, и мы его больше не видели. Летим по маршруту над макушками деревьев. Сначала я видел наши самолеты, а потом в тумане потерял. А когда кончился лес и туман, вокруг меня не было ни одного самолета.

Как заправский флаг-штурман, выдерживаю маршрут и через некоторое время, выскакиваю на электростанцию, от которой я улетал в Варваровку.

После посадки, смотрю, как наши самолеты один за другим садятся на аэродром.

Летчики сказали, что видели меня и шли за мной. Дальнейший перелет в Горелово, шел без приключений, и скоро мы собрались на аэродроме в Горелово и сфотографировались.

Горелово, после возвращения из Украины. -, Уткин, Поддубный, Кукин, Шолопов, -, -

- Вот Вы были на Западной Украине. А с местным населением Вы общались?

Подробно не помню, запомнилось, что: девчонки в крепдешинах, в чулочках шикарных таких, в лакированных туфельках. Но общаться не доводилось. Общения не было. Нет, нет, никакого абсолютно. Еще поселок… У нас-то в деревнях грязью заросло, а там все вымыто около своего дома. Все чистенько, дороги все чистенькие.

- Воздушных боев с поляками же не было?

Не было.

- А с немцами встречались в 1939 году?

Нет, нет.

- Вы обещали рассказать, как Вы "Раму" сбивали.

Благовещенский по тревоге дает команду о вылете на отражение налета на станцию Волосово.

Мы взлетаем звеном - Насонов{5,6}, Паша Пономарев и я. Лететь из Горелово не менее пятнадцати минут противник успел уйти. Выскочив под облака, обнаружили, что станция Волосово горит. Постройки и вагоны горят…

Облачность была низкая, мы несколько раз пробили облака вверх и вниз, противника не обнаружили. Только один наш самолет "СБ" с курсом двести семьдесят летел к линии фронта.

Я истребитель, мне надо ловить вражеские самолеты, и увидев пару точек в небе по направлению на город Нарву, я повел звено на сближение. Опознать на таком расстоянии тип самолета мы не смогли, но, приблизившись к паре, мы увидели "Мессершмидты-109".

Ведомый "Мессер" сразу отвалил и помчался на север, на Финляндию. За ним погнался Паша Пономарев, а я завязал бой с ведущим пары. Бой проходил в молниеносных атаках, на встречных курсах. Фашистский летчик оказался опытный и не боялся встречных атак. Но вот мне удалось на какой-то миг развернуться раньше его и зайти к "Мессеру" в хвост. Он с переворотом пошел в отвесное пике. И как только начал выводить самолет в горизонтальный полет полностью мне открылся, и я его расстрелял. Он врезался в лес в районе Клопицы. Разбился...

Возвращаясь на свой аэродром, я пристроил к себе Насонова, в районе аэродрома Ропша увидал самолет "Фокке-Вульф-189" - "Раму", входящий в большое кучевое облако, в надежде скрыться от преследующих его двух самолетов МиГ. Я принял решение помочь своим товарищам атакой "Фоке-Вульфа-189" сверху. В результате происшедшего перестроения, атакующими оказались я и Д. Пикуленко (ведущий второй пары). А его ведомый Г. Аухтин пристроил к себе моего ведомого Насонова и прикрывал нас сверху и справа.

Фашистский летчик оказался очень опытным, и перешел на бреющий полет, снижался до земли над каждой поляной, для того, что бы затянуть нас ниже деревьев. Но мы обладали необходимой техникой пилотирования и шли точно над макушками деревьев, ведя по нему огонь сверху вниз. Преследование длилось от станции Дятлово, почти до озера Самро. Одна оплошность Диме Пикуленко чуть не стоила ему жизни. Пикуленко увлекшись атакой, выскочил вперед "Фокке-Вульфа", и тот сразу же развернулся на него и дал очередь из всех пушек. Сноп огня мне показался страшным, но прошел он мимо самолета Пикуленко. В этот момент "Рама" приподнялась немножко выше, и как только открылась, я дал очередь по фашисту из своих пулеметов. "Фокке-Вульф" отвернул вправо, зацепился за макушки деревьев и плоскостями сделал целую просеку. (Это было где-то в районе Ложголово южнее Кингисеппа.)

Дима Пикуленко заходит, и еще добавил по лежащему фашисту, и я задержался, чтобы прикрыть его. Вторая наша пара Аухтин-Насонов ушла, я машу: "Дима, перестраивайся! Догонять надо!". Смотрю, в это время пару Аухтин-Насонов неожиданно атаковала пара "Ме-109". Нас на подходе "Мессеры" увидели и немедленно удрали. И еще я успел заметить, что в момент атаки один из "МиГов" сделал переворот, но так как высота была шестьсот метров, а для вывода самолета из пикирования не хватило высоты (по инструкции нужна тысяча двести), он скрылся в лесу. При сближении с другим "МиГом" стало ясно, что переворот сделал Жора Аухтин. Это произошло недалеко от озера Самро, в районе деревни Хотнеж.

Мы с Пикуленко не были уверены в гибели Аухтина, доложив командованию о случившемся, ничего не сказали его жене Ирине.

Время идет, и вдруг, в 1985 году отец с сыном, мелиораторы из Большого Сабска, выкопали самолет. По ордену, узнали что это Аухтин.

Журналистка Богословская, про Жору написала статью: "Принял бой"... Обратилась ко мне с просьбой поделиться воспоминаниями. Дал ей свои воспоминания, она на следующий год уже написала большую статью… Где-то у меня здесь копия есть. Это было уже в 1986 году.

Вы вот еще спросили "Много ли погибших наших?" Про наших я не знаю, потому что я восемь месяцев отлежал в госпитале. Вы заходите в музей… Там альбом "Девятнадцатый Краснознаменный…". Там фотографии летчиков, мои воспоминания. Все там написано. {7}

Эх, если бы наш полк оставили на "Ишаках", мы бы их сделали. Все дело в летчиках

- А вот кстати… Часто пишут, что на "Ишаках" скорость меньше, а потому "Ишак" уступал немцам… Но вот, к примеру, в своих мемуарах Голубев, командир 4 ГвИАП ВВС КБФ описал, что по архивным данным, соотношение сбитых и потерянных на И-16 были лучше, чем на Ла-5. Вот Вы можете это объяснить?

Потому что мы на них уже полетали, мы умели летать. А на МиГах, например, мы же вообще только-только летать начали… И весь полк, точнее многие у нас летали на ЛаГГе… И всех сразу пустили в оборот на МиГах.

А потом начали на земле тренироваться… И однажды садится Толя Толстиков, он совсем маленький такой был, его вообще не видно было, садится, заруливает к семерке МиГов - в рядок стоят. Подруливает туда, а там Сережа Тютюников запускает свой двигатель, и вот Толя подошел к нему и они начали рубить друг друга винтами. Выключили…

Разбираться начали… Прилетел Вася Сталин. Нам только еще лейтенантов дали, а он уже был старший лейтенант, хотя "Качу" после нас закончил, серьезный, закуривает, всех угощает. А мы, многие вообще не курили, но взяли… Вот тогда с Васей встретились. И Вася говорит:

&mda; Толя, ты жив, ну и, слава Богу, служи! А машина тебе будет, я бате доложу как надо!

И все. И улетел.

Сергей Тютюников

- Вот так и сказал: "Бате доложу"?

Вот так - "Бате доложу".

- Вы попали по ранению на Урал, а как вернулись в полк?

Я не вернулся в 19-й полк. И к летной работе тоже уже не вернулся.

После ранения, через восемь месяцев приехал в Москву. Да, вот когда мои эвакуировались, я вам говорил, я письмо получил, и я еду в Лукоянов, это под Горьким. Рядом станция "Ликероводочный завод"... А у меня кончается отпуск, две недели дали мне после госпиталя. И я захожу на комиссию, старушка-доктор сидит:

- Годен!

Она сидит, что-то в личном деле ковыряет, головы не подняв:

- Годен!

Я зашел один. Я оглянулся, под койку посмотрел, туда-сюда. Говорю:

- Кому? Мне что ли?

- Да, да, Вам.

Я говорю:

- Вы меня видели? Документы зачитали?

- Да нет. А зачем? Все и так ясно…

- Да какого же черта!

Посмотрела документы:

- Нет, Вам нельзя.

Да и выписывает белую книгу, вернее "белую карточку". Списывают вообще… Я говорю:

- Никуда вы меня не спишите!

А мне дают годность на механика самолета или же на другую не летную работу. Дали мне еще две недели побывки. Побыл, приезжаю… Да, еду туда, на комиссию. Встречаю моего механика самолета!

Я говорю:

- Что занесло к нам? Что здесь делать?

- А мы в полку получаем Ла-5.

Пикуленко Димка, командир эскадрильи, значит, запечатанное мое личное дело несет. Дает мне. А мне бы кто-нибудь сказал: "Сядь здесь вот, чайку попей хоть у нас. Этот полк стоит две минуты". И я бы просто остался в полку.

Как только на комиссию пришел, там три полковника из разных родов войск приехали, разорвали печати все эти. Посмотрели документы. "Ой, к нам! К нам!" Один тянет, второй тянет, третий. Я говорю:

- Я пойду в авиацию, все.

- Тебе, - говорят, - лечиться надо. Нечего тебе соваться в авиацию.

Пока комиссию проходил, полк уехал, и меня отправили меня в Сталинобад, а оттуда в Ашхабад перелетели.

А в Алма-Ате в это время организовали школу "ХВАУШК" называлась "Харьковское военно-авиационное училище штабных командиров". И предложили мне учиться, я согласился.

1943. Сразу после вручения погон.

- И чему Вас учили?

Тактике, в основном, и взаимодействию. Специальные курсы. Надо было что-то придумать: "Танки на высоте такой-то". На какой высоте, что это летчики что ли? Ну, вот так и учились. Когда оттуда отправляли, характеристику писали. Мне под конец ее "попортили" - однажды опрашивают:

- У кого есть, какое вооружение? Пистолеты, еще что-нибудь? Вот список запишите…

И я смотрю, уже мой чемодан давно вскрывали десять раз, все там обнюхали. А мы как раз изучали пушку ВЯ. Я пишу: "Пушка ВЯ". И этот начальник, преподаватель обозлился на меня, за то, как я ответил. И потом приписал в характеристике. Отличная характеристика была, он только дописал "Кичлив". Кичлив? Я такой шальной был, я все время улыбался… Пока морду мне немцы не сожгли, улыбался…

- Сколько Вы тогда получали, денег?

В войну началась аттестация, и у меня стало тысяча двести рублей. Аттестат на семью написал, у меня две дочки, жена, теща. И вот написал им тысячу рублей. И думаю, на двести мне хватит... И оказался самым нищим из летчиков. Ни переодеться, ни зашить, ни купить ничего.

- А вот в Алма-Ате, когда Вы были, что на эти деньги можно было купить?

Не знаю, ничего не покупал. Нас кормили в столовой. Была школа какая-то, там мы жили, в этой школе.

- Как Вам запомнилось известие о Победе?

После окончания училища попал я под Сталинград, это был конец 1943-го года, номер полка уже и не вспомню, в Бекетовке стояли, потом перелетели в Румынию, на аэродром Кароль-1. После Румынии мы попали под Будапешт, на аэродром Ветише. В Венгрии в г. Дебрине я встретил своего брата - Алексея. Он в инспекции был, с Арсей Ворожейкиным летал (Так они дважды Героя Арсения Ворожейкина звали), и вот летели на Спитфайрах, вроде, и не хватило им горючего. Брат сел на шоссе, а Ворожейкин машину побил. Так я с братом под конец войны встретился.

Два брата - летчика Кукиных, встреча в Будапеште в 1945 году

Война как кончилась? Вот как сейчас помню - кто-то крикнул:

- Ребята! Война-то кончилась!

Как мы этого ждали! Сразу началась пальба со всех сторон…

А потом началась мирная жизнь…

Вот мой послужной список:

Список побед А.А. Кукина:

21.07.41 парой 1 Ме-109 Вруда - Молосковицы 15.20 /Не засчитан ф.7 ИАК/
21.07.41 4-кой 1 ФВ-189 Сабск 15.20
22.07.41 звеном 1 Ме-110 сев. Кингисеппа 19.20

При обработке интервью использованы рукописные материалы любезно предоставленные А. А.Кукиным

Примечания

1. Продотряды - один из механизмов чрезвычайных мер борьбы с голодом в городах - безвозмездно изымали излишки продовольствия в деревнях.

2. Неуструев Иван Павлович, впоследствии Герой Советского Союза, подполковник, командир 11 ГИАП (44 ИАП)

3. Ткаченко Андрей Григорьевич в то время капитан.

4. Наумов Павел Иванович, капитан в 19 ИАП. 25.08.1941 сбит зенитным огнем во время штурмовки аэродрома в районе Спасская Полисть.

5. Насонов Георгий Иванович, лейтенант, 22.07.41 погиб в воздушном бою район Низино.

6. Аухтин Гергий Иванович, родился в 1918 г., лейтенант, командир звена, погиб в воздушном бою 21.07.1941г. В 1975 году его самолет Миг-3 найден у деревни Извоз, похоронен в Волосовском районе, пос. Большой Сабск.

7. Из истории 19 ИАКП: Сформирован 22.03.1938 г. в местечке Горелово Ленинградской области, для выполнения ответственных заданий Советского Правительства и военного командования из летчиков, воевавших в небе Испании, на базе 70-й, 58-й истребительных АЭ и 33-й отдельной разведывательной АЭ.

Входил в состав 54-й легкой авиационной бригады.

На вооружении имел самолеты И-15бис, И-153, И-16.

Летом 1939 г. полк участвовал в боевых действиях против Японии на Халхин-Голе в Монголии.

С 17.09. по 06.10.39 г. летчики полка выполняли различные боевые задачи правительства по оказанию помощи народам Западной Украины и Белоруссии, совершив 1420 боевых вылетов.

В октябре 1939 г. полк вернулся на аэродром Горелово, успешно выполнив сложный перелет с 7-ю посадками на промежуточных аэродромах, где летчики самостоятельно готовили свои самолеты к вылету.

С 30.11.39 по 13.03.40 г. полк защищал северо-западные рубежи страны и Ленинград. За этот период боевых действий выполнено 3412 боевых вылетов. Потерь личного состава и материальной части не имелось.

За отличное выполнение заданий командования, доблесть и мужество личного состава Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11.04.40 г. полк награжден орденом Красного Знамени, 87 офицеров полка получили ордена и медали.

В июне 1941 г. входил в состав 3-й иад. Базировался у Ленинграда в Горелово, Витино.

В 1941 году 19 ИАП обороняя Ленинград выполнил 3145 боевых вылетов, провел 415 воздушных боев и заявил об уничтожении 116 самолетов противника (По данным Кукина А.А. число сбитых в 1941 году - 64) В боях погибли 17 летчиков и 13 летчиков не вернулись с боевых заданий. Боевые потери материальной части составили 57 самолетов, не боевых потерь полк не имел.