В конце сентября 1941 г. двадцать выпускников Ульяновской авиационной школы пилотов отправились на Карельский фронт.
Летная подготовка выпускников по ускоренной программе составляла 18-20 часов налета на самолетах ПО-2 и И-15 бис, в том числе: два полета строем, одна стрельба по наземным мишеням и одна стрельба по конусу. Учебных воздушных боев не проводили.
Молодое свежее пополнение принял молодцеватый, красивый генерал Г.Г. Хрюкин, на груди которого красовались ордена Ленина, Боевого Красного Знамени и др. После знакомства распределили нас по истребительно-авиационным полкам 102-й смешанной авиационной дивизии. Я попал в 65 ШАП, которым командовал Герой Советского Союза Белоусов. Полк базировался не деревянном аэродроме г. Сегежа. Меня назначили командиром экипажа на самолет И-15 бис в первую ШАЭ Героя Советского Союза Горюна. Вхождение в боевой строй было в основном теоретическое. Рассказали, как следует действовать при полете и над целью противника. Практически выполнили только 2-3 полета по кругу...
Было морозное ноябрьское утро. Температура - под 30° мороза. Техсостав полярными лампами отогревал моторы самолетов. Пришло сообщение, что в районе Повенец (в устье Беломорканала) прорвалась колонна немецких танков. Ее надо было уничтожить. Для этого должны были лететь 18 экипажей с бомбовым снаряжением в сопровождении истребителей И-16 соседнего полка.
По причине сильного мороза запустили только 8 моторов, в том числе и моего И-15 бис. При полете к цели на высоте примерно 600-800 м на юг по Беломорканалу мотор моего самолета несколько раз пытался остановиться. В эти минуты он снижался почти до снегового покрова, но потом мотор набирал обороты и я пристраивался к группе. Подойдя к цели на высоте около 800 м, я увидел внизу темные силуэты немецких танков. Перевел самолет в пикирование и, прицеливаясь по расчалке (как учили!), сбросил бомбы. Вышел из атаки левым разворотом с набором высоты, выбросил из кабины пачки листовок, заложенных политработниками, и выполнил 2-й заход со стрельбой по цели из пулеметов. Какой вред нанес врагу - не знаю, т.к. через замерзшую трубку прицела, с обзором в 20° и при хорошей видимости ничего не было видно. Выйдя из атаки горкой с левым разворотом, увидел вокруг меня летящие красные "огурцы" - снаряды эрликонов и массу темных разрывов зениток, а нашей группы не обнаружил...
В это время ко мне подлетели два И-16 и, покачав крыльями, показали курс полета. Я развернулся, увеличил обороты мотора до максимальных и вскоре дгнал группу штурмовиков. На обратном полете повторилась неприятная история с мотором - снова снижался почти до снежного покрова канала и пролетаемых озер и, к счастью, дотянул до аэродрома. Приземлился нормально.
Я был внутренне рад, что все закончилось благополучно. Но моя радость была омрачена на разборе полета, когда политработники отругали меня за то, что я не вернулся с задания при первых признаках остановки мотора, ведь я мог погибнуть...
В этой истории у меня до сего времени нет ответа на вопрос, а не сочли ли бы меня те же политработники трусом за возвращение, каково бы тогда было окончание? Но продолжение полетов на боевые задания последовало и оно было воплощено в 193 моих боевых вылета, в десятках воздушных боев и семи сбитых немецких самолетов.
В декабре 1941 года 65 ШАП понес большие потери в самолетном парке и был перебазирован на аэродром Колежма (что южнее Соловецких островов) для перевооружения на самолеты "Харрикейны", а в феврале 1942 года - перелетели на прифронтовой аэродром Подужемье, западнее г. Кемь. 65 ШАП было присвоено звание гвардейского (17-й гвардейский ШАП) с перевооружением его новейшими самолетами Ил-2. Но часть летного и технического состава передавались во вновь формируемый 767-й истребительно-авиационный полк 112-й истребительно-авиационной дивизии, вооруженный самолетами "Харрикейн".
Вскоре полк был перебазирован на аэродром "Арктика" у пос. Молочный.
К этому времени мурманское небо в погожие дни заполнялось стаями немецких бомбардировщиков и истребителей, на отражение которых поднимались летчики-североморцы, летчики 19-го и 20-го гвардейских ИАП 7 ВА и летчики 768-го, 769-го, а затем и 767-го ИАП 122-1 истребительно-авиационной дивизии ПВО.
Зона воздушных боев хорошо просматривалась с аэродрома "Арктика" и зачастую покрывала пространство аэродрома, которое располагалось в зоне зенитных батарей около пос. Кола. В Мурманске насчитывалось более 75 батарей СЗО, не считая других калибров, и при входе в этот огонь самолет швыряло как в облаках в сильную болтанку. А было указание: из боя не выходить и в случае перемещения его в зону зенитного огня! Вот при таких впечатлениях началось мое освоение горячего Мурманского неба...
Солнечное утро над Мурманском 15 мая 1942 года закрылось густыми шапками разрывов зенитных снарядов. Наша тройка "Харрикейнов" с ведущим командиром звена П.И. Плехановым, правым ведомым И.М. Калашниковым и левым ведомым В.П. Знаменским по зеленой ракете была поднята в воздух на отражение налета.
В строй "клин" собрались над аэродромом "Арктика", боевую задачу получили по радио в воздухе и с набором высоты взяли курс
в общем направлении на запад от зоны зенитных разрывов. Быстро набрали заданную высоту 5 км и по командам с земли были выведены на группу бомбардировщиков. Увидев 12 Ю-88, мы с ходу атаковали их на встречно-пересекающемся курсе, от которого бомбардировщики нарушили строй, в беспорядке сбросили бомбы на сопки Заполярья, не долетев до Мурманска, и с левым разворотом стали уходить на запад. Главная наша боевая задача была полностью выполнена.
В ходе обстрела "юнкерсов" наше звено было атаковано двенадцатью истребителями Ме-109. Мы немедленно стали в левый оборонительный вираж, прикрывая заднюю полусферу летящего впереди товарища. При попытке Ме-109 атаковать сверху мы с кадрирования открывали ответный огонь по атакующему истребителю. После 2-3-х виражных маневров истребители противника, видя, что нас они не собьют, ушли вверх.
Наше звено собралось в строй "клин" и начало дальнейшее патрулирование в ожидании подхода очередной группы бомбардировщиков. При этом допустило грубую тактическую ошибку - развернулось хвостами самолетов к солнцу. И в этот момент снова были атакованы "мессершмитами" сверху со стороны солнца.
Я увидел как Ваня Калашников резко ушел влево вниз под наш строй, а мой самолет задрожал, что-то загрохотало, фонарь кабины разлетелся, левая рука от боли повисла, а слева, в метрах 15, проскакивает "мессершмит" с крестами и на меня смотрит летчик-немец. Я машинально резко накренил свой "Харрикейн" на "мессера", но он ускользнул вниз. Не увидев товарищей по звену, я с правым креном вниз развернулся в сторону аэродрома, зажав коленками ручку управления самолета, правой рукой положил кисть левой руки на сектор газа и, плавно пилотируя, долетел до аэродрома.
Из кабины меня вытащили медсестры: Дубова Полина и Раиса Скородская. На плоскостях самолета зияли полуметровые пробоины, вся хвостовая часть фюзеляжа была в перкалевых лохмотьях, а на тросах руля высоты оставалось две-три тоненьких проволочки и, в случае резкого пилотирования, они могли оборваться, а самолет войти в падение.
Командир звена П.И. Плеханов был подбит и покинул самолет на парашюте Ван Калашников успешно возвратился на аэродром.
В санчасти мне сделали противошоковый укол, обработали и перевязали сустав левой руки. Забинтованным я проходил девять дней, а на десятый (25.04.42 г.) снова поднялся в мурманское небо на встречу с противником.
В память об этом первом неравном бое (трое против 24) я до сего времени ношу шесть осколков от немецких снарядов в мягких тканях левого локтевого сустава. Иногда их присутствие весьма ощущается.
Очень памятной оказалась дата 23 июня 1942 года. Наша пятерка "Харрикейнов" во главе с ведущим капитаном Г. И. Козловым, его ведомыми младшим лейтенантом Г.В. Соколовым, старшиной В.Н. Петренко и пары прикрытия из старшин В. П. Знаменского и И.М. Калашникова взлетела по тревоге на отражение группы самолетов противника, летящих с запада к порту Мурманск. На западных подступах к Мурманску на высоте примерно 6000 м встретили группу бомбардировщиков из 12 Ю-88 и с ходу атаковали ее на встречном курсе. Как это обычно повторялось, строй бомбардировщиков рассыпался, экипажи в беспорядке сбросили бомбы и стали разворачиваться восвояси. В это время я увидел, что нашу группу справа сверху атаковала большая группа Ме-109, и, как потом оказалось, их было 57! Я по радио сообщил об этом ведущему капитану Г.И. Козлову и немедленно развернул свою пару "Харрикейнов" вправо навстречу истребителям. Завязался жаркий бой. Динамику такого боя отобразить сложно. Мы, как могли, атаковали и уходили из-под огня противника. Огня в воздухе от трассирующих снарядов и пуль было столько, что казалось, находимся в ливневом сверкающем дожде. Четко запомнился момент: капитан Г.И. Козлов с небольшим снижением атакует Ме-109. Справа сверху на него вышел на дистанцию огня другой Ме-109. Бросился его отсекать, прицелился и начал обстрел. В это момент снизу сзади третий Ме-109 пушечным снарядом ударил по левому элерону моего "Харрикейна", самолет завертелся через левое крыло и стал падать. Мне удалось вывести самолет на малой высоте, после чего я долетел на подбитом самолете до аэродрома и произвел посадку.
Как выяснилось при разборе полета на земле исход боя был следующим. Капитан Козлов был сбит, выбросился на цветном парашюте и приземлился благополучно. Во время его снижения ведомый В. Н. Петренко стал его прикрывать, но немецкие летчики отогнали Петренко и стали сами прикрывать спуск Козлова до земли. Как выяснилось, мы в бою сбили их ведущего и они, прикрывая Козлова, полагали, что это был их ведущий группы Ме-109.
В бою мы понесли невосполнимые потери. Был подбит самолет Г.В. Соколова. Летчик выпрыгнул с парашютом, который не успел раскрыться, и он разбился на улице Мурманска. И. М. Калашников был сбит и в горящем самолете упал западнее Мурманска. Только Вася Петренко возвратился на аэродром невредимым.
В этом вылете наша группа выполнила основную боевую задачу - не допустила бомбардированного удара по порту и городу Мурманску. В жарком неравном бою пяти "Харрикейнов" против 12 Ю-88 и 57 Ме-109 мы сбили несколько самолетов противника.
...Утро в день начала второй годовщины Великой Отечественной войны 22.06.43 г. выдалось солнечным. Эскадрилья находилась на боевом дежурстве в готовности № 2. Я стоял в землянке перед маленьким оконцем и брил правую щеку. Кто-то из молодых летчиков жалостно спросил: "Товарищ командир, но когда же мы полетим в бой?". Я без умысла полушутя ответил: "Сегодня и полетите...". И тут, как в сказке, зазвонил оперативный телефон. Вытерев полотенцем недобритую намыленную щеку, скомандовал: "По самолетам! В воздух!". От землянки до стоянки самолетов было всего 30-50 метров. Пока летчики добежали до самолетов, моторы уже были запущены техниками. Вскочили в кабины, пристегнули парашюты, воткнули вилки шлемофонов, закрыли фонари и вырулили на взлет. На все ушло считанные минуты.
Я взлетел первым в паре со старшим сержантом Н.Е. Зубковым, во второй паре старший сержант Н.И. Бабонин с сержантом Г.П. Третьяковым, в третьей паре сержанты Т.Д. Гусинский и Ф.И. Цацулин. Уже после уборки шасси в наборе на малой высоте мы были атакованы 12 Ме-109Ф, имеющими прекрасную маневренность как по вертикали, так и в горизонтальной плоскости. Взлетели три пары, завязался неравный бой на небольшой высоте в основном на горизонтальных маневрах. Силы были неравны. Я с пятью молодыми необстрелянными бойцами против 12 фашистских ассов. Но в ходе боя мы сбили их командира группы лейтенанта Гайзера, имевшего ранее 41 победу. В нашей группе самолет старшего сержанта Зубкова был подожжен в воздухе, летчик спасся на парашюте. Самолет старшего сержанта Бабонина был подбит. При вынужденной посадке в районе аэродрома при ударе о землю летчика выбросило из кабины и он остался невредим. Летчики Гусинский, Цацулин и Третьяков произвели посадку на аэродроме.
После 20 минутного жестокого боя я остался один против 7 немецких Ме-109Ф и продолжал бой еще в течение 27 минут. Когда атаковывал четверку мессеров, меня атаковала тройка и наоборот. Я был измучен таким боем, к тому же закончились снаряды моего "Харрикейна". Три раза заходил в лобовую атаку, пытаясь идти на таран, но немецкие летчики этого не выдерживали и при сближении на 30-50 м резко уходили вверх. Видя, что меня они не собьют, да и топлива у них оставалось, по видимому, в обрез, немецкие летчики покинули поле боя над аэродромом "Арктика". После посадки, выйдя из кабины, я зашатался от усталости и только усилием воли не упал на землю. Так была отмечена дата начала третьей годовщины ВОВ.
В глубокую осень 1942 года на мурманское небо опустилась полярная ночь. Воздушная обстановка разрядилась, напряженность боевых вылетов и боев спала. Но караванные поставки в порт продолжались. В начале декабря 1942 года небо очистилось от облаков и немецкие ВВС начали воздушную разведку. Ночью 2 декабря 1942 года с КП 122 ИАД меня спросили: могу ли я взлететь на отражение ночного воздушного разведчика? Я ответил положительно и поднялся в воздух...
Взлет с аэродрома "Арктика" произвел по тревожной зеленой ракете. После взлета, уборки щитков и шасси впился в показания приборов и по команде с наземного дивизионного КП выполнил набор высоты с полетом по заданному курсу.
Через 20 минут полета по приборам в шлемофоне услышал команду: "Впереди самолет-разведчик. Смотри, видишь или нет?" Я посмотрел в переднюю полусферу фонаря, но кроме сильных световых отблесков на фонаре и удаленных звезд ничего не видел. Получил повторную команду: "Пускай ракеты, разведчик впереди". Я нажал на боевую гашетку и выпустил 4 РС, которые ярким пламенем полетели в заданном направлении. Пуск ракет был удачным, так как с земли сообщили, что разведчик развернулся и уходит на запад.
Меня похвалили и дали команду идти на посадку. Пилотируя по приборам и временами визуально ориентируясь по земле, на которой удовлетворительно просматривались воды Кольского залива, рек Туломы и Колы, я вошел в курс на посадку. Огней населенных пунктов не было видно, все было затемнено. На планировании со стороны реки Колы и снижении до высоты начала выравнивания (8-10 м) я внезапно обнаружил, что не вижу огней посадочной полосы аэродрома. Машинально потянул на себя ручку управления самолетом, увеличил обороты двигателя, пошел на второй круг и в это время получил сообщение: "Аэродром "Арктика" закрыло туманом. Следовать на посадку на аэродром "Шонгуй".
Ориентирусьпо реке Кола, я долетел до "Шонгуя", связался по радио и запросил посадку. В "Шонгуе" не были готовы к моему приему. На взлетно-посадочной полосе не было огней посадки. Я попросил осветить место приземления ракетами. В первом заходе при освещении одной ракетой я коснулся колесами земли и самолет взмыл. Я увеличил обороты мотора и пошел на повторный заход на посадку. Запросил осветить; взлетную полосу 2-3 ракетами. Со второй попытки по трем осветительным ракетам удалось приземлиться. Меня поздравили с успешным полетом и окрестили "перехватчиком-ночником".
Так, волею случая, я превратился в ночного летчика. Вскоре ко мне в пару присоединился к ночным вылетам майор Борисов, заместитель командира 768-го истребительно-авиационного полка. Нас стало двое, стало веселее.
В середине дня 10 марта 1943 года наше дежурное звено в составе: ведущей пары Ф.И. Точилкин с ведомым старшим сержантом Т.Д. Гусинским и. пары прикрытия младшего лейтенанта В.П. Знаменского со старшиной Н.В. Андреевым было поднято на встречу с группой бомбардировщиков, идущей от Западной Лицы к Мурманску.
Небо было закрыто плотной облачностью, нижняя кромка которой была на высоте 1000-1500 м. Прибыв в зону, получили сообщение по радио продолжать барражирование, ожидать подхода противника. Но ожидать пришлось недолго. Осматривая заднюю полусферу, я увидел, что справа сзади в атаку идет группа, в которой оказалось 11 Ме-109Ф.
Я по радио сообщил об этом ведущему, немедленно правым разворотом повел свою пару "Харрикейнов" в атаку навстречу Ме-109Ф. Завязался бой под облаками на горизонтальных маневрах. Атаки и выход из них следовали одна за другой. Подбит был самолет Н.В. Андреева, летчик выпрыгнул с парашютом. Подбит был самолет Гусинского. Летчик приземлился на фюзеляже на сопку. Потерял из виду и самолет Точилкина. Подбит был и мой самолет:
разбит фонарь, остановился двигатель. У Меня заныла голова, а левый глаз стал покрываться пеленой крови. Увидев внизу ровную Площадку, перевел самолет на снижение и. не выпуская шасси, приземлился на фюзеляж. Самолет обдало снегом и его охватило облеки пара. Немедля я сдвинул остатки фонаря назад, отстегнул привязные ремни и покинул кабину самолета с парашютом.
Снежный покров был глубоким и я с трудом отполз от самолета метров на 15. В это время по мне была дана пулеметно-пушечная очередь из пикирующего Ме-109Ф. Затем последовал второй обстрел.
Снаряды рвались вокруг меня, достигали до торфяного грунта, так что в округе снежная полянка превратилась в серо-черную. Я сжался в клубок, притворился, что убит, и фашистские истребители, выполнив еще 3-4 атаки, отступили. Я снял шлемофон, перевязал голову бинтом, отстегнул парашют и, перекладывая его перед собой, пополз, как мне показалось, в сторону аэродрома.
Примерно через час натолкнулся на след проехавшей упряжки оленей. Я пополз по следам. Начался небольшой снегопад. Приближались сумерки. Вдруг увидел впереди в метрах 200-300 двух лыжников. Вытащил пистолет ТТ и громко окрикнул: "Стой, кто идет?". Ко мне подошли два человека, оказавшиеся пограничниками. Они меня дотянули до какого-то подразделения. Там мне обрили голову, смазали йодом, покормили и на следующее утро переправили в полк.
Судьба товарищей по звену была такова. Т.Д. Гусинский после приземления вынул из фюзеляжа лыжи и на них возвратился на аэродром. У Н. В. Андреева при раскрытии парашюта слетели унты. Он на заснеженной земле разорвал парашют, обернул им ноги и пополз (пошел) в принятом направлении. Но курс оказался неточным. Он по нему шел около 3-х суток, питался тем. что добывал из-под снега. Вконец измученный, при потере сил он вынул пистолет и пытался застрелиться, но сил на нажатие курка не хватило... В таком лежачем состоянии его обнаружил пограничный патруль. Н.В. Андреев был спасен, но пальцы отмороженных ног были ампутированы. Самолет Ф.И. Точилкина тоже был подбит и посажен на фюзеляж. Летчик уползал, как и я, от самолета, но был убит на земле обстрелом пикирующих Ме-109Ф.
Трагичным был конец для нашего звена, но и мы при неравенстве сил (четверо против одиннадцати) сбили по данным наземного подтверждения четыре Ме-109Ф.
С забинтованной головой ходило неделю и уже 19.10.1943 года снова поднялся на патрулирование в мурманское небо. О моем ранении напоминают два осколка, застрявшие в костях макушки головы, периодически причиняя ноющую боль. Впереди еще предстояло множество боевых вылетов и жарких встреч с воздушным противником как победных, так и с неприятным исходом.
Наступило 24 сентября 1943 года. На большинстве самолетов Як-76, перегнанных из Подмосковья, выполнялись профилактические работы. В готовности к вылету оказались два самолета Як-76. В первой половине дня на аэродром "Арктика" внезапно напали 20 Ме-109Ф. В паре с капитаном Б.М. Нероновым взлетел на отражение налета противника. После взлета завязался бой двух против двадцати! Постепенно увеличивалась высота боя, перешли на вертикальные маневры. Для Неронова это был первый боевой вылет. Он не выдержал такого напряжения и ушел вверх. Я остался в бою один, отбивался и нападал, как только мог. Наконец, увидел, как на подмогу поднялись "Харрикейны" 768-го истребительно-авиацион-ного полка и один из них подвергся атаке "мессера". В пикировании погнался за ним и дал по нему пулеметную очередь. В этот момент снизу сзади по моему самолету прошла пулеметно-пушечная очередь другого "мессера". Мой самолет загорелся, кабину обдало горящим антифризом. Потянул ручку управления самолетом на себя, но Она не сдвинулась. Немедленно открыл фонарь, отстегнул ремни и попытался выброситься из кабины. Но поток воздуха меня прижал к сиденью. После двух-трех попыток покинуть самолет у меня пронеслась тревожная мысль: "Все, отлетался"... До земли оставалось метров 400. Я с силой стал рвать ручку управления самолетом на себя, она со скрежетом сдвинулась и мой "Як" устремился вверх! Отлегло от сердца. Посмотрел на прибор скорости - 280 км/час. Я перевернул самолет вверх шасси и, оттолкнувшись ногами, выбросился из кабины. Не помня, какая была высота, потянул за вытяжные кольца парашюта и он раскрылся. Сразу охватила тишина. Вокруг пролетели "мессеры". Они сделали несколько заходов, обстреливая меня, но снаряды летели мимо. Я подтянул стропы парашюта, спрыгнул на землю, ускорил снижение и вскоре завис на елках на высоте около двух метров за рекой Кола у поселка Зверосовхоз. Отстегнул лямки парашюта, спрыгнул на землю и, ощутив сильный голод, набросился на поспевающие ягоды черники. Затем стащил парашют с елок и пешком пошел на аэродром.
Наступило время Петсамо-Киркенесской операции по полному освобождению Советского Заполярья от немецко-фашистских захватчиков - начало октября 1944 года. 767-му истребительно-авиа-ционному полку вместе с другими полками 122-й истребительно-авиационной дивизии была поставлена задача прикрывать наземные войска от налетов воздушного противника на поле боя вдоль реки Западная Лица.
7 октября 1944 года группа Як-9 вылетела на прикрытие наших наземных войск, перешедших в наступление. Погода была облачная. Облака спустились до вершин сопок и временами проходили снежные заряды. Над линией фронта с группой Ме-109Ф и завязался бой. В сложившихся метеоусловиях бой проходил на горизонтальных маневрах отдельных пар и самолетов, так как единой группой маневрировать было невозможно.
На мою долю достался один Ме-109, за которым я уцепился и на левом вираже стал приближаться к нему на дистанцию огня - 200-300 м. Наконец, зашел немцу в хвост, прицелился и дал очередь из пушки и пулеметов. Немецкий летчик не выдержал, резко потянул ручку, самолет свалился на левое крыло и врезался в сопку! Это был последний самолет, сбитый мною в небе Заполярья. В последующие дни Петсамо-Киркенесской операции семь раз вылетал на сопровождение штурмовиков на поле боя, на сопровождение групп бомбардировщиков, целью которых было уничтожение различных объектовв районах Никель, Киркенес и Северной Норвегии. Встреч с воздушным противником не было, но силу и мощь огня КЗА и СЗА пришлось испытать, когда бомбардировщики преодолевали путь боевого курса на бомбометание, а мы следовали за ними в зоне сплошного зенитного огня восемнадцатиствольных гроссбатарей.
Утро 9 мая 1945 года наш полк встретил на аэродроме Шон-гуй. Наступила бесконечная радость. В воздух стреляли из пистолетов и винтовок, зенитных пулеметов и ракетниц, в общем, кто чем мог старался увековечить миг начала мирного времени. Одновременно с радостью я ощутил какую-то пустоту в наступившей мирной жизни. Показалось, что стал безработным, ненужным с приобретенной и вошедшей в душу потребностью в боевых вылетах. Такое настроение развеялось, когда определилась моя судьба - стать профессиональным военным на предстоящие долгие годы.
