Родился я на Украине, в городе Умани. Жили мы - ни света белого не видели, ни городов, - ничего не видели. Белого хлеба я за всё детство не видел! Может быть, там бы и я прожил, но в связи с тем, что начался голод, жрать было нечего, все бросились в Москву. Это было в 1932-м году, - тогда в центр страны, в Москву, переместилась масса людей. Мы приехали в Москву всей семьёй: мать, отец и брат Давид, погибший на войне в 1943 году в возрасте 18 лет...
В Аэроклуб я поступил в 8-м классе. Это был Аэроклуб Железнодорожного района, располагался он около Ярославского вокзала, сейчас там таможня. Там мы проходили теорию, а летали мы в Кузьминках - сейчас это поле застроено. Летали мы на У-2. Лирикой некогда было заниматься, - на лирику Иосиф Виссарионович не отпускал денег. В Аэроклубе можно было посмотреть Воздушную Академию, - и то некогда было этим заниматься. Ограниченное количество бензина, все по времени. В аэроклубе - взлет, посадка, и даже прыжки с парашютом; у меня 7 прыжков.
- А.Д. Прыгали с У-2?
- Да, вылезали на крыло. А есть люди, которые по тысяче прыжков совершали! Здоровье у меня было хорошее, когда в летчики брали, то проверяли.
Когда я из Украины приехал, то плохо знал русский язык, поэтому я один год пропустил. Но в 39-м я был ещё девятиклассником - а уже имел пилотское свидетельство. И вот со мной произошла такая необычайная вещь, что все призывались в 40-м году осенью, а я начал служить в мае месяце. Я бы тоже мог осенью призваться, но я был фанатик авиации! Мне было безразлично как служить, - можно и хвосты самолётам заносить, лишь быть в авиации. Я с любовью относился к самолетам, никакого страха не было. И вот в 1940 году я начал учиться в Мелитопольской штурмановской школе. Я учился на штурмана, но у меня в кармане всегда лежал документ, что я окончил аэроклуб. Важно было попасть в авиацию, а потом разберемся! А потом в один прекрасный день (это было зимой 1941 года) приезжает какой-то полковник, и говорит, что производится набор вне очереди в Никопольскую (Черниговскую) авиационную школу. "Товарищи курсанты, кто из вас имеет летную подготовку? Кто был летчиком?" Нас набралось человек десять, - фамилии я с трудом вспоминаю. Нас посадили в поезд и отправили в Чернигов, а там ни казарм, ничего нет.
В авиационной школе мы летали на И-15 - они были одноместные. Рассказывали, что специально поставили вопрос, чтобы сделать одну спарку для Василия Сталина. А нами чего дорожить? Так что мы и так летали. Юноши погибали, многие мои друзья погибли... КУЛП изучали - курс учебной летной подготовки, НШС - наставления штурманской службы. Пулемёт ШКАС изучали.
- А.Д. И-15 хороший самолет для обучения?
- Он уже устарел. Во-первых, он был биплан, большое сопротивление, шасси не убирающиеся. Был еще И-5, но у нас специально стояли старые, чтобы мы по аэродрому научились на них рулить. На И-5 только рулили, а на И-15 уже летали. Тогда была такая концепция: скоростные истребители и маневренные истребители.
- А.Д. И-15 маневренный?
- Да. В свое время Коккинаки установил на нем мировой рекорд подъема на высоту, - но у него был облегченный вариант. Мои друзья, с которыми я был в летной школе, их посылали на фронт и сбивали. Но меня почему-то судьба берегла, меня не посылали. Я помню, как той же зимой пережил первую бомбежку, как мы бросились бежать... Обучение мы окончили уже под Зеленоградом Ростовской области, - и моих друзей взяли на фронт.
- А.Д. Это уже в 42-м году?
- Да. Меня на фронт не взяли, и таких как я начали переучивать на И-16. Учился я с большим интересом! Самолет был строгий, - коротенький такой, кургузенький, но довольно строгий. На учебном самолете шасси не убиралось. Тогда шасси с гидравликой не было, - троса могли запутаться, черт его знает чего могло случиться. Мотор на нём стоял М-25 - 750 сил, такой же, как на И-15, - а скорость порядка 350-450 км/ч. Как и на И-15, на нём стояло два ШКАСа, стреляющих синхронно. Это довольно сложно для техника, отладить их работу так, чтобы при выстрелах не пробить лопасти.
Я успешно закончил обучение на И-16, а вот мой друг (даже помню фамилию - Ткаченок) разбился. Разбился из-за ошибки: если самолет еще не разогнался, ручки на себя нельзя брать, нельзя "подрывать самолёт". Это азы, кончено, но это надо помнить. Если взволнован, можно неправильную ноту взять. Я еще на УТ-2 полетал несколько раз. Потом попал в Рассказово, и там летал на "Яках", тоже успешно.
- А.Д. Какие Яки?
- Як-7. Мне быстро все удавалось, - была любовь к этому делу. Молодой был! Потом я летал на Лавочкинах, и радовался, - воевать пока не дают! Опять-таки "Лавочкиных" не было двухместных. Несколько раз я перегонял самолеты из Горького на Чкаловск, на аэродром. У меня была девушка в Москве, и вот я не удержался, и в один прекрасный день пролетел над Богородским и над ее домом начал выделывать всякие кренделя. Засекли, не засекли... Я ведь показал моей девице, что летаю на "Лавочкине" - если бы узнали, могли расстрелять. Но дело молодое, обошлось. Потом нам сказали, что не хватает штурмовиков. Ладно, штурмовик - так штурмовик.
- А.Д. Вам было все равно? Все, вроде, всегда мечтали в истребительную авиацию попасть.
- Это командование решило, что не хватало штурмовиков! Тем более, что был 43-й год. Штурмовики гибли сотнями! А истребителей у немцев уже осталось мало. Самолёт я освоил быстро: щитки выпустить, облегчить винт, - всему научился. Но этот самолет был, конечно, тяжелый.
- А.Д. Насколько легок он в управлении?
- Конечно, у Ил-2 есть особенности, это тяжелый самолет. Но если человек проявляет любовь к лётному делу... После этого штурмовика я мог сесть на любой бомбардировщик. Но фактически, я попал на фронт только в 43-м году.
- А.Д. В какой полк?
- 966-й ШАП 311-ой ШАД. Не Гвардейский, просто рядовой полк, где люди гибли. Много погибло наших летчиков...
- А.Д. Первый вылет помните?
- Надо было взлететь, провести массу каких-то действий руками. Перед вылетом надо было в голове держать курс. Правильно набрать высоту, пристроиться к группе, это же целое искусство. Летишь с группой, надо держаться в строю, - некогда было на землю смотреть, лирикой заниматься. Можно было коснуться самолета, или в тебя кто-нибудь врезался бы. А над целью вообще лирики не было. Не столкнуться с самолетом, с землей. Внимание должно было быть! Это вырабатывалось со временем. Нужно было правильно посадить самолет. Нельзя было расслабляться до последнего момента.
Я помню только шестой вылет, когда меня сбили. Фактически, в этот день авиация не поднималась в воздух - была низкая облачность. Шли наступательные операции в Белоруссии. Надо было выяснить, какие там боевые средства у противника, - и попутно на железнодорожном узле что-то побомбить. О каждом вылете в Воздушной армии не помнят, невозможно. Но оказывается, этот вылет им запомнился! Много лет спустя, на одной из встреч в Центральном Парке мне генерал из Воздушной армии вдруг говорит: "Вот этот вылетя поню!"
- А.Д. Когда был этот вылет?
- В 43-м году, летом или осенью. Это была разведка боем! "Мы никого не посылали в этот день", - сказал мне тот генерал. Видимость тогда была хреновая, - но мы дошли до этого крупного железнодорожного узла Таураге. У немцев зенитчики были, видимо, готовы "к этому делу". Когда мы пересекли фронт, им наверняка по радио сказали: "Идут штурмовики, зенитки готовьте". Они таким огнем нас встретили! И вот эта станция: 10 или 12 рядов рельсов, составы за составами. Опять-таки, если бы погода хорошая, можно было делать маневр, а так... Мы успели бомбы сбросить, что-то начало гореть, - но все же немцы три самолета подбили: Рубежанского (он уцелел, но сейчас его уже нет в живых), Тарасова и мой. У Тарасова, видимо, здорово повредили мотор, поэтому он особенно не упал. Ил-2 самолет тяжелый, на подлесок хорошо садился, а вот на сосны - нет. И вот Тарасов там притер машину, и, говорят, фашисты его растерзали... Потом нашли только его партийный документ. Я, слава богу, был цел, но мне стрелок говорит: "Течет, дым идет, у тебя пробит масляный бак!" Высота была метров 400, - нельзя было высоту терять, можно было штопором упасть. Я соображал: не надо нос задирать, надо нос опустить. Высоту машина теряет, но мотор тянет. Надо было до конца соображать!
- А.Д. Километров сто Вы прошли на подбитом самолете?
- Много прошел. Мне пробили масляный бак, но мотор тянет: "тыр, пыр"... Курс у меня, я видел, был все же таки на нашу территорию, - но я не знал, на какой стороне фронта сажусь. Вижу подлесок, а рядом здоровые сосны. Я немного довернул и сел на подлесок. Но здорово стукнулся! Очнулся я уже раздетый. Меня нашла пехота, начала раздевать, сапоги с меня сняла, что-то еще. Пришел в себя, говорю: "Суки, отдайте хоть сапоги!" Парашют чуть ли не на портянки разорвали, - уже считали, что со мной все кончено. Потом отправили меня в какой-то сарай. Не забуду этот сарай... Видимо, был сильный бой, и в нём было как на бойне: весь сарай в крови, куча солдат окровавленных. Я сказал стрелку: "Федя, едем в часть, я не выдержу". И вот так шатаясь, я дошел до дороги и на какой-то попутной машине меня отвезли в часть. Там меня перевязали (сохранилась фотография, где я перевязан), я отлежал там месяц или сколько-то, и всё. Никто моё здоровье не проверял, просто спросили: "Миша, можешь летать?" - "Могу, товарищ полковник" - "Завтра полетишь". Вот и вся проверка здоровья!
- А.Д. Стрелок тоже легко отделался?
- Нет, он здорово стукнулся о бронеспинку. Мы вдвоем приходили в себя этот месяц или около того. Завтра лететь, а все вопросы о здоровье, это "Ну как?" Никто не думал - а может я сознание потеряю в воздухе! Правда, приехал какой-то генерал, и мне вручили Орден Отечественной войны 2-й степени. Это был орден, которым артистов награждают, штабных работников!
- А.Д. Что еще запомнилось?
- Взаимодействие с наземными войсками. Конечно, после 43-го года была возможность установить радио, передающие-приемные устройства. Их стали ставить на самолёты, и я уже мог слушать команды, появилась связь с наземными войсками. Хотя специфика у авиации была своя. Фактически, руководить должен был авиационный командир, который понимал специфику авиации. Поэтому со временем на командный пункт посылали офицера чином не ниже генерала или полковника для координации действий с 1-й Воздушной армией. Этот человек знал специфику действий именно штурмовой авиации. Ведь скорость 400 километров в час, - как ты можешь сообразить, где передовая, где не передовая? Надо здраво говорить. Если я от передовой пролетел 5 километров, я знаю, что это противник, но там где наши войска и их соприкасается на сотни метров, - это же не обозначено черной или красной чертой - это наше, а это не наше! Тем более, такие скорости. Ты должен в строю стоять, должен с землей не столкнуться. Поэтому руководить должен специальный товарищ в большом звании, который знает специфику. "Так, заходите!" - "Мы слышим, хорошо". Я пикирую и слышу: "Правее, правее!" Я правее, сбросил "катюши", - слышу: "Хорошо!" А чего хорошо? Это же ювелирная работа, собственно говоря. Впоследствии все было отработано хорошо. Мы подлетели к линии фронта, а там уже нами командуют. Сколько было случаев, уже израсходовали боеприпасы, а нам говорят: "Не уходите". На бреющим полете, мы в 50 метров над немецкими окопами кружим, а нам командуют: "Хорошо, прижимайте их к земле!" Когда на подходе появляется следующая группа - нас отпускают. Это уже было, когда мы научились воевать.
Хотя на штурмовике не было синхронизатора, там стояли пушки калибра 23-мм. Довольно серьезное вооружение: две пушки стреляющие не через винт и два ШКАСа, тоже стреляющие не через винт. И при этом до восьми "катюш": в зависимости от вылета брали 4 или 8. У гвардейцев "катюши" стояли 130-мм: 4 по 50 кг. А у нас были маленькие, 82-мм. На "Иле" четыре люка, бомбовая нагрузка 400 кг, - и какую хочешь можно брать начинку. В основном были ПТАБы: это были такие маленькие бомбочки, но они кумулятивного действия, и когда попадали, то прожигали броню. Четыре люка: достаточно было одной бомбочкой попасть! Бронирование было сильное. Фактически если разобрать по весовым данным... Вот взять бомбардировщик ДБ-3, Ту-2, - они весили около 7 тонн. А наш самолет весил 6,500. По весу - это был бомбардировщик. Моторчик там стоял М-38, 1750 сил. Эти моторы выпускали в большом количестве и была дискуссия, на что эти моторы ставить? Либо на тяжелые бомбардировщики, либо на штурмовики. Сталин решил, что он будет воевать быстро, - и ему нужны штурмовики. Поэтому тяжелых бомбардировщиков построили всего 70 штук: на таком Молотов летал в США.
- А.Д. Что ещё?
- Ещё на самолёты устанавливали фотоаппарат "АФА-13": авиационный фотоаппаратик, не громоздкий. Обычно его ставили на последних самолетах. Я мог сфотографировать все, что было.
- А.Д. Куда его ставили?
- Я мог его включить по носу самолета. У нас служба была, и мне выговаривали: "Что же ты, Миша, забыл выключить фотоаппарат?" На этом аппарате пленка, которая стоит дорого, а там только несколько боевых эпизодов. Надо было все сообразить, щелкнуть, выключить, а где, когда? Тут пушки, тут земля. Как я мог все помнить? Что касается радиосвязи, уже потом ставили РПК "Чаенок", который ориентировался на приводную радиостанцию. Там ничего особого не было. Когда ты летишь, ты не должен смотреть на компас. Около аэродрома стояла приводная станция, и пока ты летел на станцию, надо было смотреть только за стрелкой. Как только ты поворачивал нос вправо, стрелка уходила вправо, а надо стрелку держать в центре. Ты летел на свою станцию. И еще: чтобы ты знал, что это не вражеская станция, иногда шли условные сигналы. Земля говорила, что перед вылетом будут такие то сигналы азбукой Морзе, - и ты уже знаешь, что летишь на свою станцию. Если погода плохая, то как только ты перелетел аэродром, уже стрелка показывала по-другому. Ты отворачивал вправо, стрелка шла влево, значит, ты пролетел станцию. Вот это и был радиополукомпас.
- А.Д. Связь хорошая была? Говорят, треск стоял страшный.
- Вообще неплохая. Когда наземные руководили, связь была хорошая. Тут зависело не только от них, но и от радиотехника. Нужно было полностью заизолировать все части самолета. Это новые службы, которым в начале войны не предавали значения.
- А.Д. Это делалось в части?
- Да. Были специальные радиотехники. Главное было - чтобы мотор работал, но не было помех. Там в моторе полная изоляция.
- А.Д. Как Вы базировались?
- В основном были полевые аэродромы. Никак не забуду эти поляны: взлетаешь буквально над опушками деревьев. Не дай бог мотор, - тогда врежешься в эти деревья. БАО эти полевые аэродромы укатывало тракторами ночами, маскировало. И кормили нас тоже они. И девки были хорошие. Можно было провести время с хорошими девушками, - но они что-то долго не задерживались.
- А.Д. Уезжали по беременности?
- Не знаю. Сегодня я жив, завтра меня не будет... О чем я мог думать, - дала и ладно! Скошенное поле, мороз, колоски, шинельку бросишь - и на нее. Какое здоровье было... И как хорошо-то было... Утром надо было вылетать, хоть перед смертью подержался за женщину.
- А.Д. Сто грамм всегда после боевого вылета?
- Иногда перепадало и больше. Пехота привозила. Даже свой предел. Стакан я спокойно выпивал. От двух стаканов еще держался на ногах. Но однажды выпил 3 стакана водки. Короче говоря, после трех стаканов я доползал до постели. А утром летать. Некоторые были полные алкоголики. Наш командир эскадрильи, майор, был полный алкоголик, ему надо обязательно утром опохмеляться. Может, и не три стакана пил, но стакан выпивал и потом летел.
- А.Д. И ничего? С утра голова не болела?
- Даже не помню, - но по молодому делу вроде ничего.
- А.Д. Жили в основном в землянке?
- Да. За пределы части нельзя было ходить, отпусков не было. Но зато кормили по первому разряду. Давали папиросы, "Беломор". Курили все. Чего было жалеть, ты же не знаешь, сколько проживешь...
- А.Д. Во сколько подъем обычно?
- В 7 часов. Особой зарядки нет, - боевые условия. Позавтракали... Когда прижали, было плохо, а потом ничего кормили. Аппетит всегда есть. Боевая обстановка, приносят карты, ножницы, склеивают маршруты, прокладывают маршруты красной линией, пишут какой курс, сколько минут. Выполнение поставленной задачи разбиралось детально.
- А.Д. По каким картам летали?
- Резали и склеивали карты, маршруты-то были разные. Наносили, где передовая.
- А.Д. Какой масштаб?
- Двухкилометровка.
- А.Д. Кто обычно ставит задачу?
- У нас обычно майор начальник штурманской службы, его фамилия на "Л" была. У меня были с ним неприятности. Я помню, что этот майор совершил всего 15 боевых вылетов, ему дали Орден Красного Знамени. И вдруг в Центральном Парке после войны встречаемся, - а он уже полковник, 4 боевых ордена. Я говорю по простоте душевной: "У вас же 15 вылетов - откуда это все?!" Я же помню, всего 15 вылетов...
При постановке задачи уточняется боевая обстановка, кто будет сопровождать, какие части истребителей, что бомбить, какая связь с наземными войсками. Самолеты уже готовы, обычно уже моторы прогреты. Вроде антифриза не было, но были специальные машины, которые выпускали горячую воду: мотор прогревали, накрывали чехлами и ждали летчика. Когда подходил летчик, то баллонами с сжатым воздухом запускали мотор.
- А.Д. Вы проверяли перед вылетом самолет?
- Это длинная история. Этим делом мы не занимались. Наше дело было что: проверить показания мотора, давление масла, обороты.
- А.Д. Кто у самолета встречал?
- Механик. У нас был инженер эскадрильи - еврей Аронов. Но этот редко нас встречал, обычно технари, которые занимались этим делом. Нам некогда этим заниматься. Единственное, - я смотрел сжатый воздух, показания приборов, число оборотов, давление масла. Давал газ, - работает. Всё, выруливали по сигналу и по очереди взлетали. Полоса была узкая, строем нельзя было взлетать. Один взлетал, другой. Тут уже авиационные тонкости: во-первых, надо было облегчить винт, надо было не полностью выпустить щитки. Были такие тонкости. Взлетали, и когда самолет отрывался от земли я переводил винт уже на другой шаг, и опять прислушивался, как мотор работает. И опять-таки форсаж. По всем авиационным данным форсаж 2-3 минуты, иначе мотор мог развалиться. Когда взлетал, то чуть-чуть прибирали и всё, пристраивался. 92% мощности, а полностью 100% нельзя, - техника может развалиться. В строю надо слушать радио. Некогда было лирикой заниматься! Время полета от аэродрома до цели минут 15, - и ты все время занят, надо держаться в строю и никаких посторонних мыслей.
- А.Д. Пришли на цель, какие нужно сделать манипуляции? Закрывали маслорадиатор бронезаслонкой?
- Ничего этого не делали. Я не знаю, как это все было, но сначала мы ничего такого не делали. Единственное, что противозенитный маневр, больше нечего. Мотор был в броне! Помню, у меня было вылетов двадцать, когда в один прекрасный день к нам прилетели штурмовики-гвардейцы. Высшее командование решило нам показать, как надо летать на штурмовиках. И вот там мы увидели их "кордебалеты". Они такие вещи делали на штурмовике над землей! И все это в кругу! Они Герои Советского Союза были. Потом говорят нам: "Видели, как надо? Теперь вы давайте!" Я не думал, что можно на штурмовике вот такую штуку над землей делать. Этого вы не увидите нигде. Но нашими жизнями никто не дорожил, и вот мы тоже поднялись и на высоте 400 метров опять делали те же фигуры, что делали эти самые гвардейцы. В дальнейшем мы и над целью вели себя точно так же, потому что они обосновали это: "Меньше будет потерь. Вы будете делать круг, но с маневром". Я не думал, что такой тяжелый самолет мог делать такие вещи, - но делал, и никто не грохнулся. Хотя самолет, конечно, тяжелый.
- А.Д. Чувство страха было?
- Ни разу у меня такого чувства не было. Какой страх?! Надо было держать курс, надо было соображать.
- А.Д. После боевого вылета спали нормально?
- Дело молодое. Спали хорошо. Никакого мандража не было, надо было летать, надо было работать, выходить на цель. Был с одним летчиком случай: видимо, его схватила мандра, и он забыл над целью сбросить бомбы. Прилетел с бомбами... Его отправили в штрафную роту, и там его убили. От мандража забыл сбросить бомбы!
- А.Д. Какое было обмундирование?
- Унты у нас сначала были меховые. Когда мы захватили немецкие склады, то взяли немецкие, теплые сапоги. Куртки наши были, планшеты наши.
- А.Д. Личное оружие было?
- Пистолет. Я на нём перевел какую-то деталь, - чтобы только до курка дотронешься, и он выстрелил.
- А.Д.- Герои Советского Союза в полку были?
- В полку был один Герой - в другой эскадрилье. Другие полки выделяли, специально тянули, а наш был обычный, рядовой полк. Нельзя же все полки выделить.
- А.Д. Как атаковали цель?
- Когда мы заходили на цель на штурмовиках, то становились в круг, чтобы стрелять с круга.
- А.Д. Вы сбрасывали бомбы по ведущему, или самостоятельно?
- Прицеливались сами. Когда появился представитель в наземных войска, ут другое дело, он командовал.
- А.Д.- Сколько заходов обычно делали?
- 5-20 минут, пока все не израсходуешь.
- А.Д. Какая-нибудь последовательность при сбрасывании была?
- Нет. В основном сами подбирали. Главное, что когда летели "катюши", была за ними трасса, видно было, куда летят. Вот что интереснее всего! Пускаешь "катюши", и видно, куда попадает. А бомбы они как-то рассеивались. Опять таки, ведь высота 400 метров!
- А.Д. Какие взаимоотношения в эскадрилье были?
- Хорошие отношения были со всеми. Я лишнего не болтал. По-дружески разговаривали. В партию я не вступил, хотя и предлагали. Надо было просто перед вылетом написать заявление, а после боя ты уже в партии.
- А.Д. Потери были большие?
- Да. Даже в одной нашей эскадрилье сколько погибло...
- А.Д. Какие взаимоотношения были со стрелком?
- Хорошие. Сейчас мы даже переписываемся. Я у него был в гостях, он ко мне приезжал.
- А.Д. Вы с одним стрелком все время летали?
Да. С Федей, фамилия Журавель. Мы и потом, после войны встретились, я был у него в гостях на Украине. Были случаи, мы сталкивались с "Фоккерами", и мой стрелок был награжден за тот, что сумел один сбить.
- А.Д. Связь со стрелком работала хорошо?
- Да, внутренняя связь была хороша. Было радио: на По-2 была трубка, а там, на Ил-2 была связь в шлемофонах. Фактически, я мог и с землей разговаривать, и с ним, - все это было на ручках, на которых были кнопки управления огнем и бомбами. Кроме того, была аварийная ручка - слева, по-моему. Когда отбомбился, обязательно надо было продублировать, скинуть аварийным способом на территории противника: вдруг бомба застряла. А то можешь сесть, а бомба там торчит!
В конце войны почти и не было "Фоккеров", - это уже была рутинная, обычная работа. ПТАБы по танкам, скажем... Чем хорошо, - когда на передовой сшибут, ты можешь сесть на нашу территорию: километра 2 можешь дотянуть. Другое дело во вражеском тылу, черт его знает, как вернёшься... Я считаю, это у нас была обычная, рутинная работа, героизма особого не было. Даже ничего особо нельзя выделить... Но я знаю, что мы много жизней сберегли пехотинцам. Был такой случай: мы отработали, сели, а потом пришел грузовик с ящиком водки, - летчикам от пехотинцев. Я летал всегда почти последним в строю, всегда полно пробоин, боже мой! Технари начинают латать, целую ночь не спят. Я сзади не вижу, что по мне стреляют. А Федя говорит, мне: "вот так и так". У него награды-то какие для стрелка! Орден Красной Звезды, Орден Славы и медали "За Отвагу" и "Кеннигсберг".
|
| Экипаж самолета Ил-2. Летчик лейтенант Винницкий М.Я., воздушный стрелок старшина Журавел Ф.Ф. |
Кеннигсберг я запомнил. Надо отдать должное авиационному командованию, там все было поставлено очень четко. В этот день была прекрасная видимость. Причем нам сказали так: "С одного захода!" Вот идёт наша группа, до Кеннигсберга километров 20, и надо в течение этих 20 километров расстрелять весь боезапас и уйти, потому что наседает уже другая группа. Сразу садились на аэродром, машины заправляли, подвешивали не помню что, бомбы, ПТАБЫ... Нам на второй вылет, - а уже небо не чистое, кругом все горит. Но особенно деваться некуда, - мы группа. Все-таки в строю самолеты летают не напоказ. Мы-то рядовые пилотяги, это все же боевые условия и в бою в группе летать, - это не параде! Это очень важное дело, как летать в группе. Второй вылет, а потом, оказывается, и третий вылет. Скажу честно, ничего видно не было. Только с наземного командования давали приказ: "Давайте, сбрасывайте". Сплошной дым над Кеннигсбергом! Потом кого-то возили туда на экскурсию, но я не поехал. Ребята говорили, что там только какие-то поломанные старухи и старики: Гитлер успел часть людей вывезти.
Помню, район лежал ниже уровня моря, и это все защищала Данцингская плотина. Во время боевых действий наши войска взорвали эту плотину, и эта часть равнины, часть Восточной Пруссии, часть Польши была залита водой до крыш. Помню, мы стреляли из пушек по крышам, на крыше засели фрицы. Кругом вода и только крыши торчат, - и мы из пушек бьём по этим крышам. Это было...
На второй день уже один вылет, над морем, - мы лупили по транспорту. Не знаю, какие пассажиры там были... Для полётов над Балтикой нам выдали, как говорится, "один гондон на экипаж": надувной плот, при падении в воду он надувался. Не знаю, наш он был или иностранный. Выжить ты бы не выжил, ведь самолет, он может врезаться, - но нам дали один. Я говорю: "Федя, выброси его". Там вода-то какая, пять минут, и всё - тебе конец. Если бы сбили самолет, все равно это гибель. Как на сухопутном самолете приземлиться на воду?
- А.Д. Над морем топили ещё суда, когда летали?
- Мы по ним стреляли из пушек и весь боекомплект сбрасывали, но что с ними было, я не знаю. Когда летишь на высоте 400 метров, надо как в строю - в землю не врезаться.
Если посмотреть по карте, то там есть Курешенеская Коса. Эти Косы были от суши километров 20-30, и там сидели власовцы. После Кеннигсберга нашим заданием было пересечь какую-то часть Балтийского моря, подойти, и долбать по ним. Два или три таких вылета мы совершили, потом еще было дополнительно один или два вылета. И все, на этом война была закончена...
- А.Д. Сколько вылетов максимально делали в день?
- На Кеннигсберг помню, три вылета сделали. А так обычно 1-2 вылета в день. С начала войны у нас были, дай бог, 100 вылетов. Нужно было, чтобы все было подготовлено. Бензин, боеприпасы. Иногда были учебные полеты. Кроме ордена Отечественной войны мне дали ещё орден Красного Знамени. А вот моему ведомому Ткаченко, он тоже был младший лейтенант, - ему дали три ордена. Оказывается, вылеты у нас были безукоризненные.
- А.Д. Что делали в свободное время?
- Даже не помню. Танцы были в клубе, но я особо танцевать не умел. Кино было, а вот артисты нас мало посещали.
- А.Д. На фронте пели?
- У меня не было таланта, да и не до пения было.
- А.Д. Что-нибудь из трофеев Вам удалось привезти?
- Жуков вагонами вез, а я ничего не привез. Главное - жив остался.
- А.Д. Приметы, предчувствия были?
- Я человек неверующий. В мистику не верю, предчувствий не было ни в те время, ни сейчас. Так и помру. Единственное, что, такая психология, я в войну родителям писем не писал. Думал, - напишу и в этот день погибну. Вообще не писал! Сейчас лежат письма брата. Ему было 18 лет - погиб! Я их как-то однажды открыл, читать их не могу. Мальчишка - 18 лет!!! Много моих друзей погибло. В школе я дружил еще с двумя ребятами и они остались живы: Котюковский имел три ордена Красного Знамени, потом он служил в войсках МВД, Рудой Мишка - дослужился до полковника и я. Все воевали честно!
- А.Д. В войну Вас Мишей называли?
- И Моисей было. Как-то не придавали значение этому делу!
- А.Д. За что вы лично тогда воевали?
- За Родину, за Сталина.
- А.Д. Писали какие-то лозунги?
- У нас этого не было. Мы были обычные пилотяги, "пахарь", если так разобраться. Просто пахали...
В июне 1945 года командир нашего полка отобрал несколько человек из летного состава для участия в параде Победы в городе Москве. В Москве нас разместили в "Чернышевских казармах" и мы начали свовершенствовать строевую подготовку. Занятия проводились в разных местах, но главная проверка проходила на Ходынском поле. В день парада накрапывал дождь. Маршал Жуков на белом коне объехал войска, поздравил с праздником. Мы прокричали "ура", а потом с трибуны он произнес речь. Потом войска прошли по Красной площади. В тот же день нас отправили в свои части.
- А.Д. Вы можете сказать, что война была самым ярким или значимым событием в вашей жизни. Правильно это или нет?
- Миллионы людей воспринимали эту войну, как справедливую. Конечно, яркое событие. Сейчас вспоминаешь, жив я совершенно случайно остался. Живу я совершенно случайно. Вот такое ощущение... Почему-то мне про войну никогда сны не сняться, даже странно...
|
Интервью: Артем Драбкин |
