Козлов Иван Антонович

Родом я из Белоруссии. По паспорту записан, что родился в 1925 году 2-го декабря. А на самом деле родился летом, на праздник Ивана Купала, потому меня и назвали Иваном. Родители мои из большого села Комсеничи, сейчас это Круглянский район Могилевской области. Но в свое время, еще при Столыпине, когда началась земельная реформа, то сильные семьи расселяли на свободные земли. И наша семья – три брата, две сестры и еще люди, всего 12 человек, обосновались в лесу недалеко от родного села. И назвали этот новый поселок – Васильевка.

Семья у нас была самая обычная - я и две сестры. Отец наш десять лет служил в Балтийском флоте, был кочегаром на эскадренном миноносце «Всадник». Воевал в I-ю Мировую, а вот в Революцию вроде не участвовал, потому что их миноносец стоял на базе в Гельсингфорсе – сейчас это Хельсинки. А как демобилизовался, вернулся домой, женился. У меня старшая сестра Ольга только недавно умерла, она с 1923 года была. Потом еще одна девочка родилась, но умерла маленькой. Потом я в 25-м родился, а после меня Лена 27-го. И еще в 32-м родился братишка Сергей. Такой бойкий был парнишка, но в пять лет, какую-то заразу подхватил и за пять часов кончился… Видимо, играли, и из земли что-то подцепил. И еще с нами жила бабушка – мать отца. Так что мы простые крестьяне, землепашцы.

Голод 1932-33 годов вас коснулся?

Нет, именно у нас голода не было. Но мне уже лет семь было, и я помню как приезжали на лошадях люди с Украины и меняли вещи на продукты. И на юге Белоруссии голод был. Там же пески, а у нас подзол. Мы собственно, когда туда в лес переселились, знаешь, какой урожай там был? Отличный! Если севооброт соблюдать, земля хорошо родила. Все выращивали. Первое, конечно, зерновые: рожь, пшеницу, ячмень, гречку. Овощи, как все. К тому же скота держали много: две лошади, две коровы, свиньи, овцы, так что навозом можно было удобрить. Крепкое было хозяйство. Дом пятистенный, амбар, помещения для скота, баню, всё имели. Но вот чтобы купить костюм, например, это уже трудновато. В лаптях ходили, а утром роса, и до колен ноги мокрые… А с восьми лет уже считался работник, коров, свиней пасти. Родители утром на работу уйдут, отец с колхозными лошадьми, а мать на общих работах, а дома же и траву надо собрать, и порубить, и скотину накормить, всё это на нас.

Коллективизацию помните?

Это страшное дело… В 29-м году приезжали из района в кожаных куртках, с пистолетами: «Надо вступать! Сопротивление бесполезно!» Женщины ревут… Но пока вначале маленький колхоз, там вроде ничего, а потом же их стали объединять. Лошадей, конечно, забрали, а корову только одну оставили. Ну, молока для себя хватало, так что голодом наша семья никогда не страдала.

Многие ветераны мне говорили, что к началу войны жизнь на селе заметно улучшилась.

Ну, как сказать… Колхоз-то работал, и люди старались, и лён выращивали, но вся беда в том, что всё забирали… Человек работает-работает, а бригадир ставит кол – трудодень. И только осенью что-то там получали. Хорошо у нас огород был 50 соток, тут уже можно маневрировать. Клевера посеять, рожь обязательно. Рожь росла крупная, и намолачивали хорошо. Картошку выращивали, огурцы, помидоры. Свой сад был, так что яблоки, груши, слива, всё свое. И что меня до сих пор поражает, без всякой химии всё хорошо росло.

К началу войны у вас уже были какие-то планы, кем стать?

У старшего дяди один сын уже работал в Ленинграде на Балтийском судостроительном заводе. И когда он приезжал, меня всё агитировал: «Ваня, хватит учиться, давай приезжай! У нас при заводе есть свое «ремесло» - ФЗУ. Там доучишься!» А война началась и всё…

Говорят, чем ближе к границе, тем больше ходило слухов насчет скорой войны.

У нас еще в марте или феврале стало слышно… Потому как начали из запаса мобилизовывать. У кого в колхозе трактор имелся, забирали в армию.

Помните, как узнали о начале войны?

Я как раз 8-й класс закончил, экзамены все сдали, и молодежь собиралась в деревне Пригани. Там за три километра от нас три деревни под одним названием. И вот вся молодежь с округи договорилась, и с субботы на воскресенье туда ушли. Там гармонь, танцы, пятое-десятое. До самого утра дотанцевались. Когда начало светать, вышли оттуда, а там у нас шлях – дорога большущая. Дошли до него, тут самолет летит. Вроде как наш У-2, но с крестами. Почувствовали, что-то не то… И он нас видимо заметил, потому что лётчик наклонился через бортик и как полоснул очередью. Все попадали, кто, куда… Нас человек двадцать было, но никого не задело. Это видимо разведчик был, дорогу проверял. От нас же трасса Москва – Минск всего в 30 километрах, к тому же там у станции Луполово стоял огромный аэродром, и видимо он там где-то кружил, завернул в сторону Могилева, и случайно нас увидел. Тут, конечно, шумиха поднялась – война…

А немец сразу двинул на Барановичи, опрокинул всех, и через наши леса, деревни военные бежали… Немцы как пришли, сразу с евреями решили. У нас их не было, а вот в райцентре Круглое их очень много жило. Настоящее еврейское местечко. Но их собрали всех, вывезли и во рву расстреляли… Хотя многие евреи все же спаслись, разбрелись по деревням. Их там люди приютили, прятали, выдавали за родственников.

А у нас немцы долго не появлялись, но когда через месяц приехали, сразу стали хватать молодежь. Деревню окружат, пойдут по домам и всё… Ну, я поначалу прятался, потом думаю, ну все, пора выходить. К партизанам. Они быстро появились, видимо, уже все подготовлено было заранее. А у нас поселок в таком удобном месте для перехода, и они к нам часто заходили. Переговорил с ними, а мне говорят: «Тебе уже 17 лет, мы тебя примем, но только с оружием!» А у нас-то в округе боев не было, и где его достать?

А у меня в другой деревне жил двоюродный брат по материнской линии. Вообще, он в Ленинграде жил вместе со старшим братом, тот медицинскую академию оканчивал. А этот, по-видимому, в органах работал, потому что немецкий язык знал, и как немцы пришли, он приехал, и устроился работать в районную управу. Ну и всё, через него я вопрос решил сходу. К нему туда приехал, приходим на склад немецкий, там вольнонаемные работали, и мне винтовку, патронташ, сумку патронов, и лесом-лесом я пришел к партизанам. Заранее уже договорился, где встретимся. Есть такая деревня Заозерье, это между нашим селом и Березино. Вот так я осенью ушел к партизанам. Наверное, это все же был 42-й год.

Когда я только пришел в отряд, народу в нем было не очень много – человек 80-100. Ну, и начали действовать, куда пошлют. Первое задание – на железку. Подрыв железной дороги. Непосредственно минированием занимались специальные подрывники, а мы в прикрытии. Там же нужно разбираться, как правильно установить, бикфордов шнур зажечь. Если не успеешь отбежать, то взорвешься… Вот так пятое-десятое, зима прошла. Всё время какие-то задания исполняли.

Может, какие-то особенно запомнились?

Ну, какие… Много разных гарнизонов разгромили: Мартемьяновский, Глубокский, там аж по 60-80 человек. Но никто не выйдет, со всех сторон наступали. Если гарнизон большой, тут уже все отряды подключаются.

А вы, кстати, в каком отряде воевали?

Я пришел в 30-й отряд, там вначале командиром был Седлецкий что ли, но он погиб еще до моего прихода. После него командовал Кривецкий вроде, ну а потом Якушко Илья Алексеевич. Но я при нем совсем немного пробыл, потому что меня по какой-то причине перебросили в новый 25-й отряд. Там командиром роты у меня был Иван Иванович Ставров, бывший пограничник, я потом у него в гостях в Минске был два или три раза. А командовал отрядом Александр Михайлович Шамарин. Но это всё одна 8-я Бригада. Очень боевая и считалась вроде как бригадой особого назначения. Недаром командир бригады Жунин получил звание Героя. (Начало Великой Отечественной войны интендант 3-го ранга Сергей Жунин встретил в должности заместителя командира 8-го танкового полка 36-й кавалерийской дивизии 10-й Армии. С первого дня войны участвовал в боях на территории Белоруссии, при выходе из окружения был тяжело контужен и товарищи оставили его в одной из деревень. После выздоровления Жунин сколотил группу из четырех человек, и уже в сентябре 1941 года, они стали нападать на небольшие немецкие патрули и обозы, проводить диверсии на железных дорогах. С весны 1942 года партизанский отряд Жунина получил номер 36. Только за лето 1942 года партизаны Жунина пустили под откос 13 эшелонов, уничтожили 24 бронемашины, 3 железнодорожных моста, 11 полицейских участков, уничтожили либо вывел из строя около 5 000 солдат и офицеров противника. В сентябре 1942 года по распоряжению подпольного Могилёвского областного комитета ВКП(б) была создана партизанская бригада Борисовского оперативного центра, командиром которой стал Жунин. В бригаду вошли 6 отрядов. За три последующих месяца бригада уничтожила 42 волостные управы и пустила под откос 40 вражеских эшелонов. К началу 1943 года в 8-ю Круглянскую бригаду Жунина входило уже около 1 700 партизан. Первоначально бригада действовала на территории Могилёвской области, а с февраля 1944 года на территории Брестской области. Там, за четыре месяца партизаны Жунина пустили под откос 45 эшелонов, уничтожили 64 шоссейных моста, 160 автомашин, 12 артиллерийских орудий, большое количество другой боевой техники. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15-го августа 1944 года за «… образцовое выполнение заданий командования в борьбе против немецких захватчиков, проявленные при этом мужество и героизм и за особые заслуги в развитии партизанского движения» полковник Жунин Сергей Георгиевич был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. После войны написал документальную повесть «От Днепра до Буга» – https://ru.wikipedia.org) Так что чаще всего нападали на разные гарнизоны. Там же немцы понаставили гарнизонов кругом - охранять мосты, дороги, железную дорогу. Причем, гарнизоны не немецкие, а всякие там чехословаки, венгры и румыны. И в полиции тоже самые разные: и белорусы, и русские, и украинцы, и даже крымские татары.

Говорят, немцы за любую диверсию партизан вымещали злобу на окрестные села.

Всё сжигали! Деревню Заозерье сожгли, одни трубы остались… А без деревни ты пропадешь. Надо хоть картошки достать, так идешь в деревню и просишь. Просишь! Снимаешь с себя рубаху или полушубок, и меняешь. А если что, сразу трибунал! Дисциплина была очень строгая. Даже жестокая! Если будешь заниматься у населения мародерством, то расстреляют, даже не ходи… У них при штабе три человека, перед строем выносят приговор и всё… Где-то или под Ровно или под Золбуновым, видишь, куда уже ходили, вот там по-моему, за мародерство или что, партизана из 12-го что ли отряда расстреляли перед строем. А потом ещё раз в Польше присутствовал на показательном расстреле. Это уже в армии. Самострел оказался.

Жалко их было?

Ну, какая на войне жалость… Там сегодня ты жив, а завтра нет, и человек чёрствый становится. …

А можете вспомнить какой-то самый явный случай, когда сами могли погибнуть?

Да в любом бою мог погибнуть. Помню, как-то немцы устроили на нас облаву, но мы их вовремя заметили. Они начали наступать, и попали в ловушку. Стреляли-стреляли, а в соседнем окопчике лежал Борман Миша из соседней деревни, и как ему попало, не знаю. Видимо из пулемета. Смотрю, он свалился… А немцы видят, что мы их ждем, и смотались. Ну, а мы с той стороны дороги вроде четверых похоронили… Или вот тебе еще случай.

Один раз зашли в деревню. Хорошо я не курю, а мужики-то курят. Разбрелись по домам курево просить, вдруг, смотрю, мелькают лошади, я сразу понял – власовская кавалерия. В наших краях было очень много власовцев. И понял - хотят меня окружить. А у нас в отделении был ручной пулемет Дегтярева, он тут у забора стоял, я поднял его и как дал очередь… Все выскочили, и сразу в лес. Благо он совсем рядом. А за мной один кинулся, и как он меня не догнал, до сих пор не пойму. Лошадь через тын перепрыгнула, и он хотел меня шашкой зарубить. Тут его кто-то из винтовки р-раз, он и свалился… Они сразу минометы ставят, маленькие пушки и давай кромсать по лесу…

А вам самому убивать приходилось?

Я много стрелял, и в партизанах и на фронте. Но я ли убил, или кто-то рядом, непонятно. Смотришь, лежат, а кто убил, как там определишь?

Вот вы упомянули, что продукты просили у людей. А насколько охотно они помогали?

Люди помогали исключительно. Последнее отдадут, а нам не откажут. Белорусский народ гостеприимный, но и негодяи, конечно, попадались. Сколько их в полицию пошло служить, и кто жив остался, им после войны по 25 лет давали. В войну за разные мелочи сразу расстреливали, а тут получается за открытое предательство всего по 25 лет…

А в вашем поселке допустим, хоть кто-то немцам обрадовался?

Два человека. Женщина одна и Ковалев Мефодий, мы с ним вместе учились. Стукачом был. Когда немцы отступали, он вместе с ними ходил и поджигал дома. Смотался вместе с ними, но потом как-то выяснилось, что он обосновался в Московской области. Кто-то из знакомых его увидел, это стало известно, и потом его по слухам сбросили с поезда…

А женщина эта, она ещё до войны всё время доносила. У нас соседа раскулачили, так ей отдали его дом. Вот она тут и свирепствовала, сколько скандалов было… Но что с ней разбираться, она же старуха. А потом добилась, чтоб ей этот дом перевезли куда-то там, там она и зачахла…

А что с вашим домом? Родные как?

Немцы всё сожгли в 44-м, одни трубы остались… А родителей арестовали, за то что я партизан. Меня никто не видел, но раз человека нет, всё ясно. В деревне ведь ничего не утаишь. Маму с сестрой забрали в Оршу в тюрьму. Хотели расстрелять, но вовремя приехали танкисты и освободили. А отца с двумя братьями забрали, и сразу в лагерь под Борисовом. Там их расстреляли… Мне уже потом отец рассказывал. Немцы с собаками их вывели, никуда не убежишь. Дали очередь, и старшего брата Степана сразу насмерть. А отец и Филипп рядом упали. Отцу ключицу перебило, а Филипп невредимый. Они сумели отползти в рожь и тем спаслись. Когда танкисты наехали, отправили его в госпиталь в Орше.

А вы их не могли к себе в отряд забрать?

Так мы в это время аж под Брестом были. Когда в конце 43-го фронт стал подходить, то пришел приказ – из двух бригад, Жунина и Кирпича собрать одну, в основном молодежь, и нас отправили на самый запад Белоруссии.

В ноябре 43-го двинулись. Помню, прошли до Березины, разведчики доложили, что переправа готова. Только начали переправляться, и тут нас немецкий самолет-разведчик засек. Построчил пулеметом, все попадали в канаву, но никого не задело. И вот так мы шли ноябрь-декабрь, и в первых числах января пришли в Иванцевический район, это недалеко от Пинска. Там большущее село – Святая Воля, вот оттуда мы и действовали. В лесах озеро большое, так зимой на нем устроили аэродром и принимали самолеты с Большой земли. Поэтому в последнее время мы были вооружены отлично. У многих уже не винтовки, а ППШ. И противотанковые ружья имели, и «сорокопятки» и даже 76-милиммитровые орудия. А сколько станкачей имели, и наших и немецких, так что мы уже никого не боялись. (В декабре 1943 года бригада получила задание передислоцироваться в западные районы Беларуси, под Брест. Почти два месяца продолжался этот трудный рейд в зимних условиях, когда нередко и спали урывками, и питались всухомятку. Путь прошли большой: пересекли шоссе Минск - Могилев, форсировали Березину, перешли шоссе Варшава - Бобруйск, разгромили гарнизон в Локтишах и, перейдя железную дорогу Барановичи - Лунинец, вышли к брестским населенным пунктам Святой Воле и Великой Гати. Бригаду здесь уже ждали, и с февраля она включилась в активную боевую работу. Подрывники бригады разрушили 33-километровый участок узкоколейной дороги Горечье - Святая Воля. На других железнодорожных магистралях действовали подвижные группы с взрывчаткой и противотанковыми ружьями.

С февраля бригада приступила к активным действиям, делая акцент на разрушение железнодорожного полотна и подрыв эшелонов. К лету 1944 года она пустила под откос и повредила 45 эшелонов, было взорвано 64 шоссейных моста, уничтожено 160 автомашин, много боевой техники. В начале июля бригада Жунина соединилась с наступавшими частями 146-го полка 48-й Гвардейской стрелковой дивизии и танкистами генерала Кривошеина - http://www.belta.by/ru/all_news/partizanskie/Sergej-Zhunin_i_684924.html)

Вот там в Святой Воле мы и соединились с армией. Причем, без боев все прошло. Нам как раз дали два дня отдыха после боя на железной дороге, и мы знали, что наши войска подходят. Вначале танки прошли, потом пехота. Рядом штаб 28-й Армии расположился.

Потом выстроили всех в лесу, и почти всю бригаду, 1 753 человека, влили в части 28-й Армии. У нас в 15-м отряде на тот момент осталось двести с лишним человек, хотя изначально было больше трехсот.

Вначале дня три мы пробыли в 93-м запасном полку, а потом переодели всех в армейскую форму, и разбросали кого куда. Меня зачислили в 54-ю Гвардейскую дивизию, 163-й Гвардейский полк.Почти все наше отделение в этот полк попало. А в полку меня назначили в роту автоматчиков, это и разведка, и резерв, и штаб со знаменем охранять.

Где-то через неделю пошли маршем, а куда, никто ничего не знает. Переправились через Мухавец и вступили на территорию Польши. Сколько шли во втором эшелоне, не знаю, но в бой вступили только на Висле. Вот тут немец дал нам жару… Понесли большие потери, но сколько, как, чего, не знаю. После этого нас возвратили. Пошли на восток, дня три шли, и пришли опять же в Брест. Там перед Брестом есть такая станция Жабинка, и нас туда в казармы. Там выяснилось, что на пополнение всю 28-ю Армию вывели.

Сколько-то пробыли там, а потом пошли ночными маршами через Гродненскую область, через Литву, и вышли на границу с Восточной Пруссией. Вот тут нас ввели в первый эшелон.

Первый бой – Тильзит (ныне город Советск в Калининградской области – прим.ред.) брали. Там и так потери понесли, а еще спиртзавод на пути оказался, и сколько народу потравилось… Сам я не видел этого, но слухи сразу поползли.

Ну а потом Гумбиннен брали, Прейсиш-Эйлау. После Гумбиннена разведка доложила, что там настолько укреплено всё – такие укрепления, сплошной бетон… И пришли 15 танков «Клим Ворошилов» - гусеницы метр шириной, а орудия 152-мм (вероятно имеется ввиду СУ-152 – прим.ред.) Но народу-то впереди нет, и на них стали набирать, кто остался. По два человека на танк. И на один из них меня посадили с моим земляком из нашей автоматной роты - Леонидом Бычковским. Он из деревни Галушино, тоже с 25-го года. Утром сели за башню, я справа, он слева, и поехали. Но только доехали до траншей, представь как нас подпустили без выстрелов, и метров с тридцати как начали лупить… Как даст – танк горит… Очередь по нас дали слева, и Лёню перебило, он свалился… И все же наш танк прорвался. Но там такой сарай стоял развороченный, и как из него дали болванкой… Меня бросило в эти кирпичи, думаю, только за них спрятаться, в этом мое спасение… Пехота залегла, ничего толком нет… А потом, часа через два, представь себе, подъехали «катюши» и как дали термитными эрэсами. Помолотили там, горело всё… И немцы, кто остался жив, из траншеи выскакивают, всё бросают, руки поднимают… Вот тут я воспользовался моментом и 80 человек в плен взял. Но сам был весь в грязи, копоти… Вот за этот бой меня наградили орденом «Славы». Причем, как-то быстро. Уже дня через два построили полк и нас вдвоем с сержантом Ежовым наградили. Я на правом флаге уцелел, а он на левом. А все танки пожгли, но сколько там потерь, всё шито-крыто… (Выдержка из наградного листа, по которому командир отделения роты автоматчиков 168-го Гвардейского полка гв.сержант Козлов Иван Антонович был представлен к ордену «Красного Знамени»: «15-го января в бою за н.п.Зеехаузен (Восточная Пруссия) действуя в составе танкового десанта в глубине обороны противника, лично уничтожил гранатами станковый пулемет противника и автоматным огнем в траншеях уничтожил до 15 солдат противника. В бою проявлял исключительную храбрость и мужество, воодушевляя других бойцов десантной группы. В этом же бою подорвал ДЗОТ противника, забросав его гранатами…» - http://podvignaroda.mil.ru )

Дальше стали продвигаться и продвинулись до самого Балтийского моря. Укрепились, стали готовиться к наступлению. Утром числа 15-го марта приходит командир полка, Даненков вроде фамилия, говорит с нашим ротным – капитаном Кукушкиным. Тот вызывает меня: «Козлов, будешь сопровождать командира полка на передовую!» Ну, что, я всегда готов.

И вот пошли мы. Прошли сколько-то, метров двести, а туман. И вдруг как дали по нам очередь… Полковник свалился, перебило его… Я тоже свалился, и сразу в канаву. Вижу, что он капут, но за плащ-палатку затащил его в эту канаву. Тут туман чуть спал, смотрю, рядом дом стоит. Начал тащить к нему, и когда оставалось всего метров десять, вдруг мина с миномета хлоп сзади и всё… Мне осколки в левое бедро сзади и в ягодицу. Кровь течет, ну думаю, надо прощаться с жизнью… А в доме, оказывается, засели наши разведчики. Они услышали, посмотрели, меня сразу узнали: «О, Козлова ранило!» Затащили меня в подвал, но никак перевязать не могут, место такое неудобное. Кое-как накрутили... Тут как раз повозка мины привезла, и нас с полковником на нее.

Привезли на полковой медпункт и сразу на операционный стол. Обкололи меня и хирург начала доставать осколки. Один из бедра я сам вырвал, он такой длинный был. А из задницы, она вытаскивала-вытаскивала, но сшивать не сшивали. Такой тампон положили и перевязывают. Завернули, и на солому в коридор положили. Лежу, ни живой, ни мертвый… (По данным ОБД-Мемориал командир 163-го Гв. СП гв.подполковник Даненков К. Д. 1904 г.р. среди погибших не числится. А на сайте http://podvignaroda.mil.ru есть информация, что Кузьма Данилович в 1985 году был награжден юбилейным орденом «Отечественной войны» 1-й степени – прим.ред.)

Прошло сколько-то времени, машина подошла, и носилки со мной раз в кузов, еще одного, а двоих на второй ярус. Ну и поехали… Не помню уже, сколько ехали, вроде целую ночь, но привезли аж в Каунас, а это считай больше трехсот километров. Там армейский госпиталь в двухэтажном здании школы. Меня на 1-й этаж положили, но никто не подходит. Только одна медсестра хлеб с чаем сунула, а меня уже всего колотит, не хочется ничего.

Тут заходит начальник госпиталя со свитой. Ему документы дали, он просмотрел. Думали, что у меня легкое ранение, а как увидели – немедленно всё, что нужно сделать и в тыл! На мое счастье тут как раз под парами эшелон стоял.

В пульман устроили, а там как каюта. Тут я уже захотел есть, что-то мне дали. И повезли… Ночью, помню, кричат: «Минск!» Я только голову повернул, смотрю, вокзал - одни стены… В Орше тоже всё напрочь разбито… В Смоленске никакого вокзала, одна будка стоит… До Вязьмы доехали, тоже всё разбито. В итоге привезли в город Канаш, это в Чувашии. Там в госпиталь определили. Врачиха только глянула мои документы – «Этого надо спасать!», и меня сразу в операционную. Помню, замелькало всё перед глазами…

Очнулся на кровати в палате, мужики спрашивают: «Ну как, служивый?» А я и сам не знаю как… Хорошо, Америка дала антибиотики, меня только ими и спасли. А так бы всё… Пошел на поправку, но ходить не могу. На костылях всё прыгаю. Через месяц начальник госпиталя вызывает: «Что, Козлов, симулируешь?» - «Так ступить не могу…» Но потом помаленьку-помаленьку стал ступать и пошёл.

День Победы там встретили?

Да, в госпитале. Помню, утром все забегали, чуваши приходят, принесли печеную картошку, огурцы, хлеба кусок. Потом где-то спирту достали, и стали угощать. Развели водой, я выпил, и меня развезло. А чего, я и не пил-то…

Как вы сами считаете, что вам помогло остаться живым?

Все-таки какой-то я везучий по жизни, и видимо Бог мне помог. Как мне бабушка сказала: «Я помолюсь за тебя, тебя и не поранит». Ну, видишь, все-таки поранило… А до ранения еще два раза контузило. В бою рядом взрывался снаряд, отбрасывает в воздух, но как видишь живой… Но в Бога я верил, молитвы знал, хотя крестика не носил.

А вас родители легко отпустили в отряд?

Так я же сам ушел. Отпустили сразу, никаких разговоров. Никаких слёз, ничего. Они знали, что если угонят в Германию, то на сыне можно поставить крест. У меня двух сестер двоюродных угнали, но они спаслись чем. Они попали к бауэру на границе с Францией, тот держал 40-50 коров, и они у него работали. А как американцы их освободили, они вернулись. А сколько не вернулось… Например, одна моя одноклассница, которую тоже угнали, так она осталась жить в Бельгии. Вышла замуж за офицера бельгийской армии. А на родине у нее остался родной брат, фельдшером работал. Так я другой раз приеду, спрошу его, ну что приедет? Но тогда же трудно приехать было… И все-таки она приезжала три раза.

А хоть кто-то хорошо отзывался о Германии?

Такого я не слышал. У немцев не забалуешь, вкалывали день и ночь.

А где страшнее воевать, на фронте или в партизанах?

И там и там страшно. Везде страшно, только по-своему. Но я тебе скажу, что все-таки самое страшное это под «катюшу» попасть. Вот случай был в Прейсиш-Эйлау. Связисты никак не могли наладить связь и послали меня. Катушку на плечо, а там надо было перейти через небольшую речку. А берег высокий, и видимо когда наша авиация бомбила, местное население наделало в нем такие выемки. И что ты думаешь? Если бы не эти лазейки, я бы там и остался. Потому что наши как начали термитными бить, опять по своим, сгорел бы я там… А так в этой глубокой норе спрятался, хорошо они в глине, не осыпаются. Так что самое страшное, под «катюшу» попасть.

Можете сказать, что чью-то гибель переживали тяжелее всего?

Вот когда мы вдвоем на танке с Лёнькой и его сбило… Так мне нехорошо было, прямо до слёз… Там же еще что получилось? Когда механик начал разворачивать, он упал с танка и его раздавило… Сейчас бы сердце у меня не выдержало, остановилось сразу… А в 17 лет что тебя возьмет? Тем более с малолетства работал, здоровый был. (По данным ОБД-Мемориал красноармеец 168-го СП 54-й Гвардейской дивизии Бычковский Леонид Захарович 1925 г.р. погиб в бою 16.1.45 и похоронен в в центре н.п. Альт-Будупенен (ныне Калиново – поселок в составе муниципального образования Илюшинского сельского поселения Нестеровского района Калининградской области) - прим.ред.)

И дружил еще с Колей Попковым. Земляк мой, но постарше меня, с 18-го года, кадровую служил в кавалерии в Намангане. Мы с ним и в отряде вместе были, и в роте. Когда меня на телеге привезли, он меня до операционного стола тащил. Он остался жив, вернулся в свою Ольховку. Женился на станции Лытва на какой-то женщине, это мне уже сестры рассказывали. Но пока я собирался к нему съездить, он украл корову в другой деревне и его посадили. А потом, как, куда пропал, никто так и не знает. Вот и всё, не свиделись…

Хотел бы задать вам самый главный вопрос нашего проекта – могли мы победить с меньшими потерями? Сейчас принято считать, что людей у нас не берегли.

Каждый человек так думал, но никто вслух не смел сказать. СМЕРШ не дремал… Но я считаю, это от командиров зависит.

Обычно в этом винят Сталина. Как вы к нему относитесь?

В принципе я за него, единственное что, не надо было безвинных людей трогать. Ну не надо было… И в первую очередь – разорили с этими колхозами. Пусть бы люди себе трудились. Я же помню, как маленьким ездил на рынок. Так люди-то везли туда и масло и яички, никаких проблем не было с продуктами. Потому что крестьянам надо продать. И не надо было мужиков никуда выселять. А сейчас получилось, что село изничтожили, в город забились, а в городе работы нет. И это повсеместно. Но ведь доказано, что это кроме Сталина делали. Как и сейчас, власти на местах, что хотят, то и делают…

Были у вас на фронте какие-то трофеи?

Вот сколько я заходил в магазины, там этой мануфактуры всякой, но никогда ничего не брал. Потому что первое, куда мы попали в Пруссии на сырзавод. С этим же Ежовым зашли, и он говорит: «Даже шаг не переступай, обязательно взорвешься!» А ворота открыты, видно как на полках эти буханки лежат, но ни к одной не притронулись. Потом все же в одном магазине решили мануфактуры взять. Тогда уже разрешили посылки домой посылать. Положили себе по два рулона в мешок, только оттащили, заходит особист: «Что вы делаете?!» - «Да вот, кто-то в мешок наложил». – «Ладно, уходите отсюда!» И наверняка забрал сам. А некоторые крохоборы вагонами вывозили…

У меня даже часов не было. Можно было их столько набрать, но я не брал. Только фляга была. До сих пор у меня хранится. С немца одного снял.

Трофейная фляга

А с убитых что-то брали?

Да я сам снял с одного немецкие ботинки. Мои совсем развалились, а у них крепкие. Мы и в партизанах в основном ходили в немецких. Где гарнизон разобьём, наберём. Причем, что хорошо, у них не обмотки, а гетры.

А что лучше, сапоги или ботинки?

Сапоги. С этими обмотками одна морока.

Какое впечатление на вас произвела Восточная Пруссия?

Какой там порядок, дороги… У любого бауэра если не 3-этажный дом, то уж 2-этажный точно. А в них чего только нет. И генератор, и насосы навоз удалять, так что он независим ни от кого. И зачем они на нас пошли?! Такую землю потеряли… Но немцев мы там почти не видели, сбежали все. Везде пусто, только скот остался. Помню, я в двух местах коров доил. Зашли, они кричат. Такие агромадные, вымя вот такое…

Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

После госпиталя я еще три года служил. Причем первый год служил ординарцем у генерала Неверова – командира Корпуса. Сын его, капитан, при нем служил адъютантом, и он почему-то из всех выбрал на эту должность меня. Ну что сказать, хороший, задушевный человек. И командир отличный. Если в царской армии дослужился до полковника, значит, стоящий человек. Но он уже пожилой был, ушел в запас по возрасту, и я дослуживал в Перми в батальоне связи. Наконец в 48-м году демобилизовался.

А еще до этого я домой в отпуск съездил. Помню, приехал, деревни нет, одни трубы… Отец на старом дворище в погребе из каких-то железяк печку поставил, трубу вывел и там с мамой и сестрой живут… Смотрю, на соломе спят… Стали советоваться, как решать будем? И отец мне сказал: «Ты же погибнешь здесь!» Поэтому я решил остаться в Перми. Тем более уже познакомился с Марией Демьяновной.

Козлов Иван Антонович с коллегами по работе

Получил паспорт. Вот как раз тогда мне и записали, что я родился 2-го декабря. А я и не посмотрел. Но думаю, какая разница? И устроился механиком на завод торгового машиностроения. Как вышел на работу 29-го марта, и чуть ли не 50 лет проработал на этом заводе. В 85-м вышел на пенсию по возрасту, но еще четыре года меня не отпускали.

Большая у вас семья?

У нас с Марией Демьяновной сын, три внучки и четверо правнуков.

Козлов Иван Антонович с женой – Марией Демьяновной

Я смотрю на фотографии у нее фронтовые награды. Она тоже воевала?

Да, была санинструктором. К началу войны Маша окончила фельдшерско-акушерскую школу, и когда началась война, вначале работала в госпитале на Горького. Рассказывала мне, что раненые прозвали ее – Луна. Мол, всем светит, но никого не греет. А в 43-м ее включили в состав передвижного госпиталя и отправили на фронт. Какое-то время госпиталь располагался недалеко от Курска. Рассказывала, что во время Курской битвы госпиталь, рассчитанный на сотню коек, принимал в сутки до пятисот раненых, и они все работали без сна круглыми сутками.

А когда началось наступление, их куда-то стали перебрасывать, погрузили в эшелон, но на станции Брянск-2 они попали под бомбежку. Повыбегали из вагонов, с подругой прыгнули в траншею, но покуда сидели там, поезд ушел. Рассказывала, что даже побежали по путям, думали догнать… Тут комендант станции их заметил, накричал: «Дезертиры! Расстрелять!» Но увидев, что они расплакались, рассмеялся…

Ну, номера эшелона никто не знал, и тогда их определили санинструкторами в мото-понтонный батальон. С ним она прошла Белоруссию, Польшу, форсировала, Вислу, Одер и закончила в Берлине на Шпрее. Ну и там ее где-то шабаркнуло, контузило в смысле, 2-го мая. Полежала там сколько-то, тут кричат: «Победа!» Рассказывала, как ходила к Рейхстагу. Награждена медалью «За боевые заслуги». (Выдержка из наградного листа, по которому санинструктор 138-го Отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона мл.сержант Южакова М.Д. была награждена медалью «За боевые заслуги»: «… За время службы мл.сержант Южакова показала себя знающим свое дело специалистом, и во всех условиях боя всегда в срок оказывала необходимую помощь. Особо отличилась на реке Одер. Под интенсивным ружейно-пулеметным огнем противника, переправила и вынесла в безопасное место четыре бойца и одного офицера…» - http://www.podvignaroda.ru ) Ее уговаривали остаться дальше служить, но она не согласилась. Родителям надо было помогать, да и голова сильно болела после контузии. Первое время после войны могла уснуть, только прикрыв голову подушкой. Гул и грохот фронта в ушах еще долго не проходил. Война отпускала медленно... К тому же не давала покоя ломота в костях. Это же понтонно-мостовой батальон, где-то кого-то в реке убьет или ранит, вот ей и надо лезть в ледяную воду… Мама каждый день после работы ставила перед ней тазик с горячей водой - отогревала застуженные ноги. И сейчас вот болеет… (К сожалению, во время подготовки интервью к публикации пришло печальное известие, что Мария Демьяновна скончалась…)

Войну часто вспоминаете?

Даже недавно вот снилась. Куда-то еду, какие-то орудия перемещаются... А вот иной раз думаю, как же я жив остался? Ведь помню, как иногда вечером думал, да, вот сегодня проскочило. А завтра ведь опять туда идти, и чем это кончится...

За помощь в организации интервью автор сердечно благодарит председателя Дзержинского районного совета ветеранов г.Перми Веру Николаевну Седых.