Кондратьев Александр Федорович

Я родился в 1923 году, в Талдомском районе Воронежской области. Наша семья была 6 человек – мать, отец и четверо детей. Сестра с 1921 года, я с 1923 года, брат с 1925 года и сестра с 1928 года. В 1933 году в Воронежской области сильный голод был. Я ходил в школу километра за три. Идешь из школы и думаешь, а  что же я буду обедать. Мы сушили траву, толкли, мешали с мукой и из этого делали лепешки, так и жили. Многие умирали от голода. Кое-кто уезжал на Украину, там хорошо было, голода не было. Но наши родители не поехали. А вот в 1934 году уже хороший урожай был. Тут уже зажили хорошо.

В 1940 году окончил 7 классов, хотел поступить в училище, но не получилось, не сдал экзамены по русскому языку. Вернулся домой. Зимой, весной работал в колхозе.

И вот началась война. Мне было 17 лет. 2 июля меня призвали на трудовой фронт. Взяли продукты на сутки, лопаты и поехали в военкомат. Приехали в военкомат и до вечера там пробыли. Вечером нас посадили в грузовые вагоны, сказали, что будем работать в своей области. Проехали ночь. Утром видим, что мы уже не в области, нас везут куда-то дальше. Надо сказать, что с нами были еще девчонки и вот мы проехали день – смотрим  девочек посадили в одни вагоны, ребят в другие вагоны. Их вагон сзади. Утром встаем, уже вагона с девчонками нет. После мы узнали, что их всех вернули назад.

Привезли куда-то под Смоленск. Эшелон загнали в тупик, нас выгрузили, а нам приказали никуда не уходить – потому что летают самолеты, заметят, разбомбят. Это было ночью. Ночь просидели в посадках, днем тоже в посадках, никуда не выходим. Подходит другая ночь – нас построили и повели. Прошли километров 15-20 на ночь остановились в деревне, которая километрах в 2 от железной дороги была. День просидели в этой деревни, а на следующее утро, нас человек 150, вернулись обратно к железной дороге. Ночь там просидели и опять идем назад, в ту деревню, откуда выходили. Так нас водили. Пошли третьи сутки, а мы третьи сутки ничего не ели, нам сказали: «Вон, вдоль дороги цветы, их ешьте, больше вам ничего не будет». Смотрим, нас все меньше и меньше остается, ребята, что посмышленее нас были, стали по железной дороге домой разъезжаться. Мы еще день походили, а потом решили тоже уехать, сколько можно туда-сюда ходить? Зашли в лес, тут нас догоняет легковая машина. Выходит военный.

– Ребята, вы далеко?

– На станцию, поедем домой.

– Вы же приехали работать, как вы домой поедете?

– Мы уже неделю туда-сюда ходим, кормить нас не кормят, сказали, ешьте цветы. Мы решили ехать домой.

– Ладно, ребята, возвращайтесь. Там подошли машины, вас погрузят в машины, и поедем работать.

Решили – давай вернемся. Приходим – действительно стоит три машины, потом еще две подошли. Ночью погрузились и поехали, ехали часа три. Приехали в какую-то деревушку, в ней дом трехэтажный, у которого нас и выгрузили. Это вроде какого-то штаба было, нас переписали, разбили на бригады человек по 30, выдали нам сухой паек, хлеб, селедка и сказали: «Идите сейчас отдыхать». А куда идти-то? Смотрим там, невдалеке, конюшни, скотный двор. Пришли туда, там сено, там и переночевали. Утром встаем. На кухне для нас приготовили завтрак. Мы позавтракали, после чего нам выдали лопаты и мы пошли копать окопы на берегу Днепра.

С нашей стороны берег пологий был, мы копаем, а землю в реку сбрасываем. До обеда поработали, пошли обедать. Первое, второе, чай. Хорошо так. Опять приходим копать. Сначала искупались, потом начали работать. К часам 5-6 приказ: «Всем сниматься, бросать все работы. Лопаты не бросать. Всем вернуться в деревню». Приходим в деревню, крик, шум, кто на тележках навьюченных, кто на подводе. Оказывается, немцы высадил десант. Мы ночью начали выходить, немцы по нам огонь открыли, но мы сумели уйти. С нами еще местные жители выходили – бросили свое жилье и с нами пошли. Вышли и опять начали копать траншеи, строить блиндаже, доты, дзоты. Закончили этот рубеж, нас отвели дальше в тыл, километров на 5. Начали там копать.

Так мы копали до сентября, а потом подошли к начальнику и говорим: «Нам надо в школу». «Ребята, в школу пойдете в октябре. Сентябрь будем работать здесь». Отработали весь сентябрь. Числа 8-10 октября нас всех собрали, выдали документ, что мы работали на оборонительных работах и отпустили. В конце октября я приехал домой, дней 10 ничего не делал, отдыхал, а потом приходит бригадир: «Иди на колхозный двор. Там тебе готова лошадь, седло, а потом дежурить в сельсовет, на ночь». Там с военкомата повестки приходили и мы должны были развозить эти повестки по селам. В день две-три повестки было, развезешь их по селам, и день дома отдыхал. Так с месяц проработал, а потом приезжаю вечером в сельсовет, мне вручают повестку: «Все, оставляй лошадь, вот тебе повестка, иди домой. Завтра к 9 часам в военкомат». Дали продуктов на двое суток и направили в военкомат. Нас человек 6 было с одного года. Сельсовет выделил нам повозку и мы поехали в военкомат. Приезжаем в военкомат, там побыли до обеда. А потом поехали дальше. Немец тогда уже к Лизкам подходил, а там завод был, и вот мы участвовали в эвакуации этого завода. С месяц там проработали, а потом нас погрузили в эшелон и отправили дальше на восток – теперь восстанавливать завод. Приехали, там уже котлованы в готовности, мы должны были почистить, подравнять. Начали класть фундамент, ставить станки. Там мы проработали с месяц, а 23 февраля 1942 года нас, всю молодежь, отправили в запасной полк.

В запасном полку мы пробыли месяца три. Занимались строевой, изучали матчасть изучали. А потом нас посадили в вагоны и отправили под Москву, там 20-я дивизия формировалась и вот, пока она формировалась, нас направили в школу младших командиров, где мы месяца 3-4 учились. В конце июля нам присвоили звание сержантов и направили в подразделения. Нас всего 6 человек было – 3 человека в школе попали в артиллерию, я их больше никогда не видел, а три других – в пехоту. Наша тройка попала в один батальон.

15 августа наша дивизия пошла в наступление. Ночью подошли к переднему краю, там какая-то часть стояла. Мы находились метрах в 200 от них, в лесу. Как рассвело, мы к ним туда, в траншеи. Утром, чуть свет, началось. По немцам вдарила артиллерия и нам команда: «Вперед! В атаку!» Мы пошли. Болота, кочки. Опыта никакого нет. Сошлись с немцами. Ночью бой прекратился, а утром снова начался Так и наступали. Дней пять наступали, и тут меня ранило в руку, осколочное ранение.

Рана не особенно тяжелая, кость не задета, поэтому меня направили в полевой госпиталь. После излечения я попал уже в другую дивизию, кажется в 95-ю. Там тоже наступали, опять леса и болота. В декабре 1942 года меня ранило в ногу. Опять госпиталь. После госпиталя попал в другую дивизию она была сильно потрепана, так что мы месяца два стояли на формировании, получали пополнение, а потом, где-то в начале февраля, перешли в наступление. Чуть свет наша артиллерия начала бить по его деревне, где немцы находились. Нам команда: «Вперед!» Мы сунулись в лог, немец нас пропустил и с трех сторон зажал пулеметами – леса нет, лишь кое-где кустики, снег, и мы как на ладони. Мы залегли. Я с товарищем забился под куст, лежу. Минут 15 пролежали, кричу: «Кто есть здесь?» Молчок, никого не слышно. Второй раз кричу, молчат, никого нет. Говорю: «Василий. Мы, наверное, тут с тобой только вдвоем остались. Или же побило всех, или отступили, мы с тобой не заметили как. Давай, будем уходить, тоже отступать. Давай, поднимайся, беги, а буду сзади тебя. Но друг друга не бросать. Если кого ранит, вытаскивать. Если убьет, то обоих». Он вскочил, побежал, отбежал метров 20-25 от меня, кричит: «Сашка, меня ранило!» «Куда?» «В ногу». «Ползи, я буду тебя прикрывать». Он пополз. Я наблюдаю за ним. Лежу за кустом. Он полз, полз, смотрю, ткнулся носом в снег и замолк. Я кричу: «Василий, Василий!» Молчит. Думаю, все. Поднимаюсь, добежал до него, смотрю – ему разрывная пуля в затылок попала. Отбежал от него метров на 15, и тут мне, по касательной, в висок попало. Снайпер бил. Я упал. Не знаю, сколько я лежал. Очнулся, уши у шапки отвернул, прикрыл рану. Смотрю туда, где немцы. Ничего не видно. Замерз. Думаю, надо опять бежать. Сколько пробежал, лежит наш, убитый. Я ложусь за него. Пуля не пробьет. Полежал минут 15, отдышался немного. Встаю, опять бежать. Добегаю, большая воронка от снаряда, я туда спрыгнул. Полежал в этой воронке, слышу наш разговор, откуда мы пошли в наступление. Я выскакиваю из воронки. Добегаю до окопа, падаю туда. Там двое солдат. У меня все отекло, глаза не видно. Пошел в сарай, там санитарка, перевязала меня и говорит: «Тут километрах в 3-4 медсанбат стоит. Если можешь, иди сам, не дожидайся». Я потихоньку пошел. Пришел туда. Захожу, там санитары, врач. Перевязали меня по новой, промыли рану. Полевой госпиталь стоит в 15 километрах, в деревне. Я говорю, туда не пойду, не дойдут. «Жди до вечера. Будут машины, тогда отправим». Просидел до вечера. Вечером подошли машины.

Привезли в полевой госпиталь, это где-то уже 25 километрах от фронта. Нас раздели, и отправили в баню. Помылись. Еще раз перевязали и отдыхать, спать. Утром разбудили, мы позавтракали и опять спать. Отоспались. Пробыли там три дня. В 20 километрах была станция. Нас посадили в машины и повезли на станцию. Оттуда эшелоном нас в отправили тыл, в Ивановскую область, станция Болошево. От этой станции в 15-ти километрах госпиталь, куда нас и привезли. Там приняли, обработали, помыли в бане, , постригли. Я там пролежал два с лишним месяца. После выписки меня направили в запасной полк. Потом приезжают из-под Воронежа, был самый разгар боев на Курской дуге, и нас отправили в Воронежскую область. Там дней 20 стояли, формировались, а потом двинулись ближе к переднему краю. Утром нам надо было идти в наступление. Перед утром заиграла «катюша», началась артподготовка. Ничего не слышно, так сильно были артиллерия.

Они били часа полтора или два, потом перевели огонь дальше, вглубь немцев, и наша пехота пошла. Ворвались в первые траншеи, никого там не нашли. Пошли дальше. Тут немцы стали сопротивляться. Но мы все равно сломили его оборону и пошли дальше. На третьем рубеже он нас уже встретил как следует. Там нам дал прикурить! Мы там пробыли до вечера. Вечером дивизию оттуда сняли, подошла другая дивизия, к тому времени от нашей дивизии осталась всего четверть. Кто был ранен, многие погибли. Нас отправили на пополнение, и людьми, и матчастью, особенно нужно было пополнение людьми. На формировании мы находились с месяц.

Потом оттуда нашу дивизию в эшелон и перебросили в Белоруссии. 1943 год. Выгрузились мы из вагона и пошли к переднему краю. Немцы, что сволочи сделали? По фронту дал нам проход, 5 километров освободил, а в глубине сделал мешок, 15 километров. Первый полк нашей дивизии вперед нас разгрузился, ушел. Наш второй полк шел за ним. Идем лесом, просека кончается, пошла поперечная просека. Командир полка говорит, привал, отдых. Мы отдохнуть присели, а командир полка, начальник штаба и начальник полковой разведки проехали на лошадях чуть вправо. Может, метров 50-100 проехали и по ним из автоматов очередь с дерева. Но повезло, никого не зацепило. Они сразу назад. Послали вперед полковую разведку, узнать, что тут такое. Должен же быть наш полк, а мы наткнулись на немцев. А где же тогда наш полк? Разведка пошла. С полчаса ходили, ведут немца, который на дереве сидел. Стали его допрашивать, он говорит, здесь нас сейчас одно отделение, а к утру сюда придет батальон пехоты. Тогда командир полка приказал – батальона вправо, батальон влево, наша автоматная рота на передок, я в автоматной роте был. Заняли оборону, окопались, сидим. Сидим ночь, ждем, начинает светать. Видим – немцы на нас в атаку пошли. Они открыты были, а мы в окопах сидели, так что отбили атаку. Наш командир полка говорит: «Хорошо. А где же тот наш полк, как его искать, где?» Стрельбы не слышно и комполка говорит мне: «Так, старшина, бери свой взвод, идите, как хотите, но полк найдите». И мы пошли, полковая разведка и мой взвод. А там озеро, камыши, но пройти надо так, чтобы немцы не заметили, камыш не тронуть. Мы прошли. Шли часа два. Двое разведчиков идут впереди, пройдут потихоньку, чтобы нам было видно их. Потом машут нам. Мы подходим. И вот так шли. И потом они остановились, присели. Значит, кого-то заметили. Они нам машут: «Стоп!» Мы остановились, а они дальше поползли. Немного проползли и машут нам: «Идите!» И мы пошли в полный рост. Нашли свой полк. Он прошел дальше, и немцы его отрезали. Полк занял круговую оборону и сидит, а немцы не наступают. Мы подошли к командиру батальону, майору, стали с ним разговаривать. Он говорит, заняли круговую оборону, сидим, ничего не делаем. Нас довели до командира полка. С ним поговорили. Тогда командир разведки говорит, мы пошли, доложим, что нашли полк. Вернулись обратно. Доложили. Наш командир полка заорал матом: «Он, что мальчик? Ничего не соображает? Почему не стали связь тянуть?!» Приказал разведчикам отдыхать, а мне с двумя связистами тянуть связь к ним. И мы пошли обратно, мой взвод и с нами два связиста. Потянули кабель к командиру полка. Они начали вести переговоры, а мы на ночь остались там. Выкопали себе ячейки, окопчики. Один с автоматом стоит, а другой отдыхает. Я стою с автоматом. Ночь, темно. Два часа прошло. Говорю: «Давай, теперь я лягу, отдохну». Только немного задремал. Меня будят, вставай. Что такое? Уходим отсюда. И пошли обратно по кабелю и так весь полк и вывели, только обозы там остались, а людей всех вывели. Перешли на другой участок и там начали наступать. За то, что мы нашли полк, вывели его, меня наградили орденом Славы третьей степени, а солдат медалями.

Через месяц-полтора еще одно наступление. Подошли к хутору, командир полка приказал мне ночью разведать хутор. Оттуда стреляли сильно. Надо было узнать, какая там техника. Я со своим взводом этот хутор обошел, зашел с тылу к крайнему дому. Смотрю – у этого доме немец сидит, у него окоп вырыт, там пулемет стоит. Это в мае было, шел небольшой дождик, так что немец накрылся плащ-палаткой и пиликает на гармошке. Я говорю, взять его без звука и кончить. Его ножом в сердце, готов. Хутор дворов 5, да в стороне еще дворов 5. Мы часть туда, часть сюда и давай – гранаты в окна и палим из автоматов. Немцы в одних кальсонах выскочили и бежать, их мало там было. Выбили мы их из этого хутора, потом заняли оборону. Я одного послал к командиру полка, доложить, что хутор освобожден, и мы заняли оборону за хутором. Батальон вышел за этот хутор, занял оборону. Днем стали наступать. А мы особенно в этих боях не принимали участие, отдыхали. За это мне второй орден Славы третьей степени дали. Получилось так – командир полка отправил в дивизию рапорт на первый орден. Месяц нет ответа. Он решил, что документы пропали. Пишет второй рапорт. Прошли дня три, приходит первый орден третьей степени, через неделю приходит второй орден третьей степени. Что делать?!

Потом опять наступление. Брали одну высоту. Немцы сильно укрепились, не давали наступать. Нам приказ, ночью автоматчикам выбраться, ближе к этой высоте. Утром чуть свет начнется артподготовка, надо завязать бой у него в траншеях, и тут уже подойдет пехота. Так и сделали. Залегли около немецких траншей, утром артподготовка. И мы сразу, рота, человек 60, в траншеи к ним. Выбили немцев. За эту высоту мне дали орден Славы второй степени.

Война закончилась, я пришел домой, у меня два ордена третьей степени и один орден второй степени. А у меня у сестры муж был полковник связи, он мне сказал, что это не положено, сходи в военкомат, тебе заменят орден третьей степени на орден первой степени. Он мне вырезку из газеты прислал, там про такой же случай рассказывали. Я пошел в военкомат, там сделали запрос в архив, из архива подтвердили. Я написал заявление и отослал в Москву. С месяц ждали ответа, потом мне позвонили из военкомата, приходи. Вручили орден Славы первой степени, а орден третьей степени, говорят, надо отослать. А я его к тому времени потерял.

- Вы попали в запасной полк зимой 1941 года.Какая там была обстановка? Как там кормили?

- Кормили нормально. В 8 часов подъем, поднялись, умылись, зарядка. Позавтракали, на занятия. Если сильно холодно занятия в помещении. Изучали матчасть или политзанятия. Изучали автомат ППШ, винтовку изучали. Пулеметов у нас не было. Кроме того изучали полковую пушку. Если день боле менее теплый был – мы выходили на на тактические занятия. Учились наступать, занимать оборону

- Стреляли?

- Да. Были специальные стрельбища, ходили туда, и стреляли из винтовок по мишеням. У меня осталось хорошее впечатление от этой подготовки.

Но было тяжело, особенно на тактических занятиях. Одеты в фуфайки, шинели, ботинки с обмотками, ватные брюки, на голове шапки-ушанки и мы бежим по пояс в снегу.

- Август 1942 года. Кого помните из вашего отделения? Кто-то остался в памяти из тех, с кем начинали войну?

- Никого не помню.

- В этой ситуации с кем возникала дружба? По местному признаку - например, воронежские вместе держались?

- Нет. Больше по национальному, русские с русскими. Я когда попал в стрелковую роту, там было больше нацменов, узбеки там всякие. Они по-русски не понимают. Начнешь что-нибудь, он небельме… У, твою мать, я тебе дам, небельме.

- Эта дивизия больше состояла из призывников из Средней Азии?

- Большинство оттуда.

- Какие они солдаты?

- Первое время я сам не соображал, как чего надо. Говоришь, вперед бегом. Бегут. Ложись! Ложатся. Подчинялись приказу.

- Как было вооружено ваше стрелковое отделение?

- Винтовки у всех.

- Пулеметное отделение было?

- Было. Станковые пулеметы. Расчеты были, командир и первый номер пулеметчик, второй номер и три подносчики. У станкового пулемета в расчете было пять человек.

- Это отдельно. Пулеметная рота. А я имею в виду, в вашем отделении пулемет Дягтярева был?

- Не было.

- А во взводе?

- Не помню. По-моему, не было. У нас в отделении пулемета не было, только винтовки.

- В августе 1942 года что входило в вашу экипировку? Во что вы были одеты? И что лежало в сидоре?

- Летом в шинелях, гимнастерках, брюках, фуфаек не было. Брюки х/б, ботинки, обмотки, пилотка. Зимой давали фуфайку. В сидоре что? Когда идти в наступление, давали сухой паек на сутки. Хлеб или сухари, колбаса или соленая рыба, сахар. Еще боеприпасы. Патроны, гранаты РГД с длиной ручкой.

- Противотанковые гранаты?

- Не было. Потом уже гранаты Ф-1.

- Их всегда таскали? И на марше тоже?

- Всегда с собой. На марше не выкидывали. На поясе висели.

- Противогаз?

- Был первое время. Мы его выбрасывали, не нужен.

- Что клали в сумку от противогаза?

- Выбрасывали прямо с сумкой. С собой не таскали. Старшина подберет.

- Смертный медальон заполняли?

- Да. В него пишешь свой адрес, откуда, где родился. И вот сюда в гимнастерку зашивали там, где пуговица. Если убьют, то найдут и сообщат.

- Не было такого суеверия, если заполнишь, то тебя и убьют?

- Такого у меня не было.

- Смена белья была?

- Было, но редко. Это когда выйдешь из боев на формировку, там организовывали баню, приезжала машина-прожарка. Идешь в баню, все с себя снимаешь, сдаешь туда. Пока в бане моешься, там одежду прожаривают.

- Вшей много было?

- Много. Один раз пошли в баню, сняли все с себя, сдали. Там предупреждают, кожаного ничего не оставляйте, боже упаси, оставить спички в кармане. Видимо, кто-то оставил спички. Помылись, а нам белью не дают – оно все сгорело. Ждали, пока из тыла привезли другое.

- Спички были или зажигалки?

- Спички.

- Первые бои, лето 1942 года, у вас лично какое было отношение к немцам?

- Злостное. Что же ты, сволочь, делаешь? Что тебе надо? Злость была всю войну.

- Пленных брали?

- Брали. Убивать их не убивали, отправляли дальше.

- Что брали из трофеев?

- Если есть, часы снимешь.

- Вы с убитых брали?

- Брал.

- Вас ранило, вы попали в полевой госпиталь. Какое было там настроение?

- Отдыхаешь, все хорошо, чисто, вши не кусают, тепло. Но в то же время думаешь, это же недолго, завтра, послезавтра опять туда идти. Иногда ничего, не думаешь. А в одно время нападет, опять туда идти. Особенно панического настроения не было.

- А те, кто был в госпитале, хотели на фронт, или хотели остаться?

- Чтобы убежать – этого не было.

- Не было желания, уйти из пехоты, пристроиться в артиллерию, в связисты?

- Нет.

- После госпиталя вы попадаете в роту автоматчиков?

- Да. У нас в полку была автоматная рота. При полку еще был еще взвод охраны, они знамя полки охраняли. Их никуда не трогали, они все время с начальником штаба были. Не с командиром полка, он всегда ближе к переднему краю, а начальник штаба за километр-полтора, и они при нем, охраняли знамя полка.

А автоматная рота была ближе к командиру полка и нас всегда в прорыв кидали.

- Потери в роте автоматчиков были больше, или меньше чем в стрелковой?

- Меньше, чем в стрелковой. Нас берегли. Но в атаки ходить приходилось.

- Рота автоматчиков на марше передвигается пешком?

- Пешком, как и все. Только командир полка, начальник штаба полка и командир полковой разведки могут верхом на лошадях, а остальные все пешком.

- Как шел отбор в роту автоматчиков из пополнения?

- Помоложе, поэнергичнее. Старика уже не возьмут, автоматчики есть автоматчики.

- Полковая разведка из роты автоматчиков пополнялась?

- Да.

- А вы не пошли?

- Нет. Я всего два раза ходили с разведкой, тогда разведчиков мало осталось, человек 8, а надо было взять «языка». Наше отделение дали им в помощь. Оно в группе прикрытия было, разведчики «языка» берут, а мы из прикрываем. Они с «языком» уходят, а мы сзади прикрываем, как их охрана.

- Разведка пользовалась определенными привилегиями? В атаку они ходили?

- Нет. Стоим в обороне, надо обязательно взять «языка», узнать, какие там части, сколько пехоты. И тогда разведка идет. Саперы делают проход в проволочном заграждении, и разведка пошла. Человек 15 идут. Из блиндажа или траншеи схватывают немца, закрывают и потащили.

Притащили «языка», сдали его, и отдыхают. Могут полмесяца отдыхать, их никуда не трогают.

- А ваша рота пользовалась такими же привилегиями или нет?

- Можно сказать и пользовались и одновременно, нет. Приходим и на другой день уже пошли на занятия. Я не видел, чтобы разведчики занимались. А мы усиленно занимались – тактические занятия, строевая подготовка. Уйдем в лес, автомат разберем и сидим.

Один случай. Я был дежурным по автоматной роте. Ночь прошла нормально, а утром командир роты увел роту на занятия. Летом мы в шалашах жили, и у шалаша стоят дневальный, а я в расположении роты. Слышу: «Дежурный, на выход!» Прибегаю. Идет командир полка. Я подаю команду, рота смирно, сам выхожу и докладываю. Товарищ полковник, дежурный первой автоматной роты, старшина такой-то, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось, рота находиться на занятиях. Он: «Вольно», – и пошел из роты.

- Вольницы, как у разведчиков, у вас не было?

- Нет. Мы были свободней, чем обычные солдаты, но такой вольницы, как у разведчиков, у нас не было.

- Кто пользовался в роте авторитетом?

- Командир, конечно, больше пользовался авторитетом. Один солдат пошустрее, другой послабее, но ко всем относились одинаково. Что одному, то другому одинаковые задания.

- Зимой водку давали?

- Давали, но не всегда, на праздники. Ежедневно не давали. В госпитале на какой-то праздник давали.

- Суеверия, приметы, предчувствия были?

- Ни о чем не думали. Думали, что завтра идти в бой. Только об этом мысли были.

- С зимы 1943 до лета 1943 годов, что изменилось в армии? Ввели погоны, что еще?

- Никаких изменений.

- Настроение?

- Как мы служили, так и служили, одинаковый распорядок дня. Настроение не менялось, как было, таким и оставалось.

- Вы пошли на Кенигсберг?

- Нет. На юг.

- Курляндская группировка?

- Не знаю. В Германии не был. Мы были в Прибалтике, шли на Ригу. Мы не дошли до Риги, война закончилась.

- Бои в мае 1945 года были тяжелые?

- Да. Немцы хорошо сопротивлялись. Иной раз так прижмет, что, думаешь, не вырвешься отсюда. Но потом получается как-то…

- Оружие у вас какое было?

- ППШ, а потом со складным ППС

- Удобные?

- ППС намного удобней, легче.

- ППШ надежный автомат?

- Надежный, нормальный. Когда ухаживаешь за ним, все оружие надежное, не отказывает. Когда не чистишь, может отказать, может не стрелять. Автомат начистишь, вычистишь, смажешь, он работает, как часы.

- У немцев какое было самое опасное оружие? Чего больше всего не любили?

- Появился «ванюша», шестиствольный миномет. Когда стреляет, такой хриплый звук издает. А вот с танками мы особенно не сталкивались.

- Трофейным оружием пользовались?

- Нет.

- Из съедобных трофеев чего-нибудь брали?

- Да.

- Что запомнилось?

- Брали сыр, хлеб, консервы, конфеты. Но боялись, что отравленные. Немец много отравленного оставлял, много ребят отравилось…

- Случаи отравления спиртом были у вас?

- Нет. У немцев его не было, мы ни разу не находили. В блиндажах находили фляги с водкой. Да, в 1943 году, отбили блиндаж перед Новым годом. Стоят фляги с водкой, давай, понемногу…

- В боевой обстановки какие чувства испытывали?

- Кто ее знает.

- Ни о чем не думали?

- Ни о чем не думаешь, только знаешь, что надо идти, бить, надо его выгнать и все.

- Самый трудный и страшный случай у вас на войне?

- Когда получил ранение в голову. Когда выходил… Было страшно. Снег, чистое поле, он на высоте, и мне на высоту выходить.

- Маскхалатов не было?

- Нет.

- Союзники помогали? По ленд-лизу чего-нибудь помните?

- Консервы, хлеб…

- Развлечения были? Что делали в свободное время?

- Нет. Не помню. В госпитале приходили артисты, девчонки, танцы, а на фронте ничего не было.

- Фронтовое напряжение, когда отходит? Сколько нужно времени, чтобы оно отошло?

- После боев – день, два. А уже потом чувствуешь себя свободнее.

- Женщины были в полку?

- У нас в роте была одна женщина, санитарка. Потом прислали двух девушек-снайперов. Но они у нас побыли с неделю, и куда-то их забрали. А вот эта санитарка долго у нас была. А потом ее ранило. Уехала, больше не вернулась. Потом мужчины были санитарами.

- В полку еще женщины были?

- Конечно. Но мы к ним доступа не имели.

- Какое к ним тогда было отношение?

- Обыкновенное.

- ППЖ, не было такого?

- У нас в роте не было, может, выше и были…

- Как встретили 9 мая?

- Наша дивизия тогда на формировании была. С 8 по 9 мая мы получили сухой паек на сутки, боеприпасы, гранаты, патроны и 9-го мы должны были идти в наступление. Команда – шагом марш. И мы пошли на передний край, чтобы утром 9-го идти в наступление. Стоим, а тут офицеры куда-то разбежались, остались одни мы, сержанты, старшины. Час стоим, два стоим, никакой команды нет. Не расходимся, так и стоим строем. Слышим началась стрельба по лагерю, главное, стреляют кверху. Думаем, что такое, или немцы окружают, главное стреляют кверху. Минут через пять: «Товарищи, война закончилась! Ложитесь отдыхать». Легли спать, утром просыпаемся, командир роты построил, говорит, сейчас на эту поляну, а там была большая поляна в лесу, там соберется вся дивизия, и мы в том числе туда пойдем. Командир дивизии будет выступать, скажет, что война закончилась, мы победили. Автоматы зарядили, как положено. После каких-то слов с винтовок по три выстрела кверху, из автоматов по три короткие очереди кверху, как салют. Стоим, командир дивизии выступает, товарищи, мы победили, война закончилась, немцы капитулировали… И из винтовок, как начали палить. Сколько было патронов, все в воздух.

- Спасибо, Александр Федорович.