Я родился 12 июня 1923 года в с. Маралиха Краснощековского района Алтайского края. Родители работали в колхозе, до коллективизации из хозяйства были корова и лошадь. Потом вместо колхозов начали появляться совхозы, в восемнадцать лет я уже завгаром был в Покровском совхозе. Во время войны отец работал в МТС медником.
Я окончил семь классов школы. Поехал в Алма-Ату учиться на шофера. И как раз 22 июня 1941 года я находился на шоферских курсах. Вдруг по радио слышим объявление, сделанное Молотовым, о начале войны. Родители выслали деньги, я приехал домой, поработал с отцом в машинном цехе. Мы делали радиаторы, вкладышей же не было, поэтому мы отправляли залитые специальным составом детали куда-то дальше. Женщин в армию не взяли, оставили трактористками. С перетяжки ремнем заводили трактора, а он же тяжелый, крутанет, зажигание идет, а женщины летят в сторону. Страшно. Так моя мать всю войну и проработала трактористкой.
В армию меня призвали в марте 1942 года. Нас было всего два призывника из села Маралихи. Повезли на подводах за сто двадцать километров. Мы там просидели два дня, потом сказали ехать обратно домой. Лошадь нам уже не дали, обратно пришлось идти пешком. На второй день добрались. Повторно призвали в том же месяце. Из военкомата дали направление в пехотное училище в г. Новосибирск. Там нас учили на сержантов, выдали обмотки, гимнастерки, шинели и фуражки. Обучали военному бою, тактике, как правильно кидать гранаты, стрелять из винтовки Мосина. Надо сказать, что мне попадались винтовки неудобные, что в учебке, что на фронте, раз стрельнешь и клинит затвор, мы из разбитых машин рессоры доставали, чтобы потом выбивать затвор. Также изучали ручной пулемет Дегтярева, минометы 82-мм. Пробыли в училище два месяца, второго мая приняли присягу, и через пару дней нас отправили на фронт.
До Москвы ехали шестнадцать дней, потому что нас обгоняли войска с Дальнего Востока, которые шли на подмогу. Приехали ночью, накормили всех кашей. Дальше нас решили перекинуть под освобожденный в начале 1942 г. Можайск, откуда приказали двигаться на южное направление. Оттуда прошли до Воронежа, потом Брянск и Сталинградское направление, все время пешком. Всю дорогу немцы бомбили, сначала ночью, а по мере приближения к фронту и днем. Шли по проселочной дороге, пыль везде, дышать нечем, встречались речки, озера, но вода в них была какая-то мутная, прямо отравленная, а сил больше нет, так через гимнастерку нацедишь воды, попьешь и дальше.
В Гвардейском районе наткнулись на госпиталь, поняли, что уже к Сталинграду, к линии фронта начали подходить. Оборона у нас была плохая. В 1942 году какая техника: если самолеты, то "кукурузники", о машинах нечего и говорить. Темно, немцы налетают, бомбят квадратами, мы тем временем на другое поле переходим. Вот такими путями и продирались. Подошли ближе к Сталинграду, нас предупредили, что пойдем в атаку. К нашему полку 405-му стрелковому полку 258-й дивизии (я служил старшим сержантом, замкомвзвода) было придано две "Катюши". Вот и вся огневая подготовка, конечно же, они выстрелили, но как передняя оборона противника была, так она и осталась. А нас бросили в бой, поняли с криком:
-Ура! За Сталина!
И пошел я вперед, а сам вижу, что передний край почти не разбили. На поле половину территории покрывают убитые и раненные люди. Наши, немцы, и так ведь все перемешано. В атаке меня ранило в ногу. Ночью было прохладно, мы одевали шинели и когда осколок летел, то меня первым ранило, сначала ничего не почувствовал, упал. Затем смотрю: кровь бежит, снял гимнастерку, перевязал. Пролежал почти сутки, конными повозками собирали раненных, меня подобрали и отправили в полевой госпиталь. В итоге сделали перевязку, кстати, кому не успели, у тех столбняк начался. Потом нас на машины положили и к следующей станции привезли. Только нас выгрузили, налетел немец и половину эшелона, телячьи вагоны, разбомбили, уцелевшая часть состава, приехала на следующую станцию, остальные: раненные и убитые, остались там. Пенза, Димитровград. Приехали, нас не приняли, в первом городе мест не было, в госпитале следующего нас отмыли, постирали одежду, сделали санитарную обработку. На следующий день повезли в другой госпиталь на операцию, у меня слепое ранение было. Попался крупный осколок. Вытащили мне его, хирург уносил их в кабинет и вешал. Я говорю ему:
- Можно на память?
- Нет. Я сам их собираю.
Девять месяцев пролежал в госпитале. Потом меня комиссовали. Получил вторую группу инвалидности, потом первую. Кормили в госпитале хорошо. Медперсонал же в основном состоял из евреев.
- Как было организовано питание на марше?
- Все пешком, полевая кухня шла за нами следом, иногда попадала под бомбежку. Под Сталинградом пригнали конницу, там же ни леса, ничего, лошадей бросили, с седлами, уздами кавалеристы по балке как пехотинцы бегают. Лошади найдут какой-нибудь ручеек, соберутся на водопой, их с миномета засекают и…. Вот тогда мы отъелись, ходили многие, я и сам, лопаточкой саперной отрубишь кусок, подымишь на верх, чтобы кровь запеклась, и жуешь как резину.
- Что носили с собой, а от чего старались избавиться?
- Противогазы и саперные лопатки на марше не выкидывали. Нам давали древесный спирт, некоторые доставали эти пузырьки и выпивали. Вскоре умирали, а потом их в кювет у дороги закапывали.
- Что было самым страшным?
- На войне все было страшно. Ближе к фронту в лесу, когда формировались, к бою готовились, дождь от Можайска пришел и ниоткуда самолет появился, а рядом животноводческая ферма стояла, сарай большой, мы как раз в этом сарае сидели, и этот самолет как начал нас бомбить. Натерпелся я тогда. Чем ближе к Сталинграду, тем страшнее. Самолеты немцев сотнями летали, а наш, один, два пролетят, и все. Если подумать, то как мы могли победить в этом случае? Потом, когда сибирские войска подошли, стало легче, "Катюша" хорошо помогала, но она передний край обороны все равно не разбивала, живая сила противника и орудия в основном оставались целы, и тогда начиналась пехотная мясорубка.
- Ваше отношение к комиссарам?
- Они в полку были, нас в комсомол принимали. Мы стояли на отдыхе под Воронежем, комиссар говорит:
- Есть желающие вступить в комсомол?
Я согласился, с этим билетом до Сталинграда дошел, кстати, тогда фотографии не было, мы их прикрепляли к книжке. Вообще же к партии и Сталину в войсках отношение было хорошее, а имя Сталина звучала постоянно, мы в бой так шли. А с особым отделом я не сталкивался.
Комиссовали меня из госпиталя, как я уже говорил, с инвалидностью. Естественно, никаких наград в войну не получил. Затем нам всем выдавали орден Отечественной войны второй степени, воевал, не воевал. А я прочитал в газете, что, оказывается, те, кто участвовал в боях, и был ранен, присваивался орден первой степени. Написал в архивный отдел, и через месяц прислали ответ, с ним книжку с номером и орден. Недавно украинская власть присвоила мне звание "майор", хотя не знаю, за какие такие заслуги. Я был старшим сержантом на войне.
После госпиталя вернулся домой в Алтайский край. Устроился в бухгалтерию, потом работал диспетчером, в автопарке путевки выписывал, отчеты делал, поработал немного слесарем. Когда узнали о Победе в нашей деревне, все начали ликовать, обниматься.
| Интервью и лит.обработка: | Ю.Трифонов |
| Стенограмма и лит.обработка: | Д. Ильясова |
