21564
Пулеметчики

Форзун Яков Цалевич

Я.Ф.- Родился в 1924 в городе Коростышев на Украине, в семье сапожника.

Окончил семь классов школы и пошел работать в артель «Большевик». Вскоре после начала войны я вместе с родителями и сестрой ушел на восток, немцы были уже рядом с нашим городом. Шли пешком на Житомир, дошли до Киева, дальше пришлось бежать в Барвенково, в Харьков. Но нигде мы не могли задержаться надолго, немцы шли за нами по пятам. Добрались до Ростовской области, но фронт приблизился и к этим местам.

И снова нам пришлось идти по дорогам, забитыми беженцами и эвакуированными. В итоге мы оказались в Большевятском районе Пензенской области, в селе Ломовка.

Здесь, в колхозе имени Чкалова, я стал работать трактористом.

Осенью 1942 года меня призвали в армию, направили в Ульяновск, в учебный танковый полк, где я три месяца проходил курс обучения на механика - водителя танка Т-34.

Но в самом конце 1942 года, вместо передовой, меня, с группой отобранных молодых красноармейцев, приказом направили в пехотное училище, дислоцированное в городе Чапаевск. Там мы проучились очень недолго, и вскоре, в составе 120 - й отдельной курсантской стрелковой бригады, я оказался на фронте. Начинал воевать рядовым автоматчиком, потом, полтора года, с перерывами на ранения и госпиталя, воевал первым номером в расчете пулемета «максим».

Летом сорок третьего года в бою за город Карачев я был первый раз тяжело ранен.

Мы пошли в атаку, захватили первую линию немецкой обороны, закрепились на горке, стали отражать контратаку, рядом разорвался снаряд и мне крупный осколок попал в спину и застрял в легком. Несколько месяцев пролежал в госпитале в Арзамасе, врачи не могли достать и удалить этот осколок. После госпиталя вернулся на фронт, но в бою под Витебском получил пулевое ранение в ногу. Лежал два месяца в госпитале в Калинине. Опять оказался на передовой, и в очередной раз был ранен.

В мае 1944 года, я, после госпиталя, с маршевым пополнением прибыл в 6-ую Гвардейскую Армию, в 67-ую гвардейскую стрелковую дивизию, в 199-й гвардейский стрелковый полк, и был зачислен в 1-й батальон полка., командиром пулеметного расчета в пулеметную роту под командованием старшего лейтенанта, (если я правильно помню его фамилию) - Фомичева.

Г.К.- В июне 1944 года Вы своим героизмом и кровью заслужили звание Героя Советского Союза. Расскажите о тех событиях.

Я.Ф.- 22-го июня 1944 года в тяжелом бою, с рукопашным схватками, большой кровью, мы взяли деревню Сиротино и вышли к Западной Двине. Берега на нашем участке были болотистые, ни танки, ни артиллерия не могли подойти близко к реке. К нам в батальон пришел командир полка Дегтярев и стал вызывать добровольцев. Задачу добровольцам поставили следующую : ночью скрытно переправиться на немецкий берег, пробраться в глубину их обороны, и незадолго до того момента, когда начнется переправа основных сил полка, ударить немцам в тыл, отвлечь огонь и внимание на себя. Вызвалось добровольно три человека : сержант Зайцев, Жилин, и я.

Мы хорошо знали, на что идем, и что вряд ли останемся в живых... Связали маленький плотик, поставили на него пулемет «максим», положили боеприпасы по максимуму, гранаты, замаскировали плот под корягу, и перед рассветом поплыли через реку, держась за плот. Туман нас прикрыл, мы незаметно достигли западного берега, высадились, залегли. Метрах в тридцати от нас в окопе боевого охранения находился немецкий пулеметный расчет, три человека. У нас были с собой финки, мы подползли к ним, и одновременно кинулись на пулеметчиков, заранее договорившись, кто кого «берет на себя». Зарезали их без шума, с линии передовой немецкой траншеи никто ничего подозрительного не заметил. А дальше, мы пробрались вместе с «максимом» через две линии траншей, и заняли удобную позицию, замаскировались. Когда рассвело, мы открыли огонь. Но подразделения полка так и не смогли переправиться в это утро, все попытки форсировать реку были отбиты немцами, выжившие вернулись на исходный рубеж, а те, кто все же смог высадиться на западном берегу - были перебиты. И нам, втроем, пришлось выдержать за сутки одиннадцать немецких атак, отбивались своим и трофейным оружием, немецкими гранатами. В ходе непрерывного боя товарищей моих ранило, Жилин, например, получил три ранения, и я в одиночку продолжал стрелять. Под вечер к нам смогли пробраться два человека из одной роты, погибшей при переправе. Один из них был старший лейтенант, по фамилии Серегов или Серегин, сейчас затрудняюсь точно вспомнить. Они помогли нам продержаться до темноты. А ночью полк предпринял еще одну попытку форсирования, и она оказалась успешной, плацдарм был захвачен. Мы продвинулись вперед, вырыли себе окопы и закрепились. Но уже на следующие сутки, немцы массированными атаками пытались сбросить нас обратно в реку. На нас пошли танки, часть пехоты выскочила из окопов и побежала.

Я смотрю,.... а головной танк идет прямо на меня, на мой пулемет.

И когда он подошел на считанные метры, я упал на дно траншеи, и как только танк перемахнул через траншею, поднялся и бросил на моторную часть проивоанковую гранату. Повернулся, а совсем рядом, справа, прет второй танк, я в него кинул связку, и подбил. Вот так, повезло... Остальные немецкие танки нас бы там, всех до единого, быстро бы передавили, но в это время, и по танкам, и по нашим позициям, стала бить наша артиллерия, добивая и своих, и чужих. Уцелевшие немецкие танки отошли назад.

После этой танковой атаки от нашего батальона осталось меньше двадцати человек. Появились старшие командиры, жали мне руку, на позиции пришел корреспондент из нашей дивизионной многотиражки, стал расспрашивать про обстоятельства боя, меня сфотографировали для газеты.

О том, что меня, за переправу через Западную Двину и за эти два подбитых танка, представили к Герою, я поначалу не имел ни малейшего понятия. Через несколько дней принесли в роту дивизионную газету «Боевой натиск», а там статья про меня и мой снимок, и в самом конце написано, что гвардии рядовой Форзун представлен к высшему званию. Я прочел, и положил газету в карман гимнастерки. Наша дивизия продолжала наступление в направлении на Латвию, шли непрерывные серьезные бои.

Тринадцатого июля, во время немецкой танковой атаки, я получил тяжелое ранение в левую ногу. Крупный осколок танкового снаряда раздробил мне кости на ноге, санитары меня вытащили с поля боя.. Оказался в госпитале, в городе Фурманов, где мне пришлось пролежать полгода, пока меня не комиссовали из армии по инвалидности.

Г.К.- А как Вы узнали, что стали Героем Советского Союза?

Я.Ф. - Да я и не интересовался, что там дальше случилось с представлением к званию.

Но лежал в госпитальной палате, и слушал, как «отдельные личности» смакуют «любимую тему тыловых крыс», мол - «Жиды не воюют, а только мы кровь проливаем, когда евреи по тылам прячутся». Меня они принимали за украинца, и поэтому, говорили всю эту чушь в открытую. «Яша Форзун из Житомира» -для них это звучало как чисто украинские имя и фамилия. Меня эти слова сильно задевали и оскорбляли, но к таким разговорам, я, к моему великому сожалению, уже привык на фронте, но пока молчал, заранее зная, что таких сволочей, ничем переубедить нельзя. Но как-то показал своему товарищу по палате эту заметку из дивизионной газеты, а он, меня не спрашивая, и мне ничего не говоря, написал письмо на имя Михаил Ивановича Калинина, в котором, сообщил, что рядовой Форзун лежит в Фурмановском госпитале. В январе 1945 года меня вызывает к себе начальник госпиталя, а у него в кабинете находятся военком города и первый секретарь горкома. Спросили у меня анкетные данные. Я ответил, и тут все стали меня поздравлять, начальник госпиталя передает мне пакет. А внутри пакета временное удостоверение Героя Советского Союза. В госпитале сразу собрали митинг, у них впервые среди раненых появился Герой Союза. Поздравляли, а потом попросили меня выступить перед ранеными бойцами и рассказать, за что получил Звезду.

Я вышел перед ранеными и медперсоналом, стою на костылях, и начинаю выступление следующими словами -« Для тех, кто в палате заявлял, что евреи не воюют, хочу сообщить -Я еврей!»... Потом меня комиссовали из армии по тяжелому ранению, дали инвалидность второй группы. Выдали новую форму, все таки в Кремль человек едет. Приехал в Москву, пришел в комендатуру, но там, после каких-то выяснений и консультаций «наверху», мне сказали, что я, уже не являюсь красноармейцем, и должен поехать и получить гражданские документы по месту жительства, и только потом вернуться в Москву и обратиться в соответствующую инстанцию по поводу вручения Золотой Звезды. Приехал в Коростышев, все разрушено. Получил документы, вернулся в Москву, и в канцелярии Верховного Совета получил пропуск в Кремль на вручение наград. Звезду вручал лично Председатель Президиума Верховного Совета Калинин.

Он меня поздравил, крепко пожал руку, сказал теплые слова. Я держу в руке коробочки с Золотой Звездой и с орденом Ленина, а там же еще полагалось вручить различные отдельные коробочки с Грамотой ВС СССР, с красной книжечкой - удостоверением Героя, с бесплатными проездными документами на пять лет, и так далее, а я даже принять их не могу, я же на костылях, как до своего места в зале все это донесу? Подошел какой-то генерал, и помог все донести. А на следующий день я пошел в Еврейский Антифашистский Комитет, где состоялась незабываемая для меня встреча с главой комитета Соломоном Михоэлсом.

Г.К.- Как складывалась Ваша дальнейшая жизнь?

Я.Ф. - Вышел из Кремля, «отгремел праздничный оркестр», и дальше надо было решать - куда ехать, где жить? Сестра была на Урале, в Медногорске, но я решил вернуться на Украину. Поселился в Житомире. До пенсии проработал бригадиром на заводе «Рембыттехника».В 1990 году вместе с детьми переехал жить в Израиль.

Г.К.- Когда я обратился в местный Союз инвалидов войны с просьбой дать Ваши координаты, то мне там сразу сказали, что, Вы, очень скромный человек, и на интервью не согласитесь. И мне Ваши земляки из Житомира в один голос говорят, что даже будучи Героем Советского Союза, Вы, остались очень скромным тружеником, отзывчивым, простым и добрым человеком. И еще говорят, что Вы даже Золотую Звезду одевали на пиджак только один раз в год, на 9-е Мая.

Я.Ф.- Я всего лишь остался самим собой.

Поймите меня правильно, тут не в скромности дело. Я был простым рядовым солдатом- пулеметчиком, комсомольцем -патриотом, и на войне, не жалея своей крови, честно, как и миллионы других бойцов, выполнил свой святой долг перед Родиной и перед своим народом. Лучшие из нас пали смертью храбрых на той войне и над многими солдатскими могилами не то что Золотую Звезду, до сих пор фанерную звезду не поставили. Вечная память погибшим...

Интервью и лит.обработка:
Г. Койфман

Наградные листы

Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!