13012
Пулеметчики

Петров Алексей Лаврентьевич

Я родился 22 октября 1921 года в селе Шерауты Комсомольского района Чувашской АССР. Село большое, вместе с расположенным буквально в паре метров через дорогу селом Шурут-Нурусово у нас насчитывалось около четырехсот дворов. Еще до Октябрьской революции построили больницу, четырехклассную церковно-приходскую школу. Мой отец, Лаврентий Григорьевич, 1891 года рождения, служил офицером царской армии, воевал на фронтах Первой Мировой войны, был кавалером Георгиевского Креста. Когда власти начали собирать у населения серебряные и драгоценные металлы, оказалось, что у матери хранилось много всяких национальных украшений, изготовленных из серебра. Ее семья считалась зажиточной по тем временам. Она отдала свои серебряные вещи, но Крест спрятала, я его после показывал своим ученикам для понимания истории нашей страны. Отец трудился на поле в шести-семи километрах от села, куда добирался на подводе. Когда стали создавать колхозы, мать как инвалид с детства не могла работать, и стала возражать по поводу вступления, там ведь могли заставить наравне со всеми в поле трудиться. Но когда комиссия по вступлению в колхоз пришла к нам в дом, то маме пообещали операцию на глазу, а отцу разрешили за ней ухаживать первое время, ведь тогда топили дровами печки, мама не могла из-за операции этого сама делать. Отец вообще пользовался уважением среди населения, до коллективизации его выбрали старостой, потом трудился в колхозе бригадиром. Забегая вперед, расскажу о том, что в начале Великой Отечественной войны его пригласили в райвоенкомат как знающего военное дело для обучения допризывной молодежи азам войны: стрелять, правильно маскироваться и окапываться. Когда же стали возвращаться с фронта демобилизованные по ранению командиры, ему сказали: «Лаврентий Григорьевич, большое вам спасибо, теперь можете возвращаться к работе в колхозе и мирному труду».

В нашем селе раскулачивания не произошло. Зажиточных людей было мало, несколько хозяев держали ветряные мельницы. По счастью для них, председателем колхоза избрали очень порядочного человека, и он вместо раскулачивания предложил мельникам добровольно передать свое имущество в общее пользование, при этом они останутся работать на своих местах. Конечно, уже не те деньги получали, зато спокойно трудились. Из-за мирного характера коллективизации у нас быстро создали свинофермы, и пошло развитие колхоза.

В первый класс я пошел учиться к тем самым учителям, которые преподавали еще в церковно-приходской школе. Это была супружеская пара Рачкиных. Учительницей была Раиса Александровна, а Николай Степанович считался заведующим школой, но и сам вел занятия. После того, как я окончил четыре класса, стал трудиться наравне со взрослыми в колхозе. Надо было зарабатывать трудодни для семьи. Вскоре в 1930-е годы открыли у нас школу колхозной молодежи, где я отучился пятый и шестой классы, а когда добавили седьмой класс, то и его окончил в 1936 году. Решил дальше получать образование, поступил в педагогическое училище. Преподавали нам и военное дело, как раз начались репрессии 1937-1938-х годов. Нашего военрука арестовали. Только сегодня спокойно работал – на следующий день пришли, его нет. Не знаю, по какой причине, он нас хорошо обучал. Помню, в классе военного дела всегда холодновато было, военрук объяснял: «Привыкайте, пусть в остальных кабинетах тепло, зато на войне бывает намного хуже, холоднее, на морозе и в снегу побываете за службу в армии». Училище окончил в 1939-м по специальности «учитель начальных классов».

Направили работать из-за нехватки кадров приказом наркомата народного просвещения Чувашской АССР в Новоайбесинскую среднюю школу Алатырского района учителем как начальных, так и старших классов. В районе преобладало русское население. Но недолго там проработал, в конце октября 1939 года меня призвали в Красную Армию. Даже тех учителей, которые пользовались льготами, мобилизовали в связи с советско-финской войной 1939-1940-х годов. Приехал за мной отец на подводе за девяносто километров, сказал, что повестка мне пришла. Тогда о войне я мало что знал, папа не любил рассказывать о том, через что прошел на фронте.

Попал на обучение в город Новозыбков Брянской области. Учили ползать, стрелять, копать окопы и траншеи, правильно делать ходы сообщения. Командиры были грамотными и знающими свое дело специалистами. Занимался на «отлично», мою фотографию даже разместили на доске почета военной части.

После курса молодого бойца определили в 800-й стрелковый полк 143-й стрелковой дивизии Западного военного округа. Стал первым номером станкового пулемета «Максим». Стояли в районе Речицы Гомельской области. В мирное время занимались военной и политической подготовкой: изучали материальную часть пулемета «Максим», учились устранять неполадки, наматывать на ствол сальники. Там есть специальный желоб в кожухе, если неправильно их намотать, то вода быстро вытечет, и через несколько очередей пули будут не лететь, а шлепаться. Знаете, наматывание сальников представляло собой настоящее искусство. У нас в этом вопросе во взводе был прекрасный специалист Миков из Ленинграда. Когда уж сделает сальники, то при учебной стрельбе по мишени обязательно «десятку» выбьет. Даже когда расставляли мишени метрах в пятистах от наших позиций,всегда точно попадал.

На политических занятиях много внимания уделялось войне между Британией и Германией. Политрук, как только заходил в класс, первым делом заявлял: «Ну, ребята, сегодня сообщение такое: потери англичан 10 самолетов, немцев – 5. Итого 15 самолетов, а наши потери: 0». То есть радовался, что потенциальные противники ослабляют друг друга.

Незадолго до начала войны меня, как имеющего образование (тогда окончивших училище мало было), назначили исполняющим обязанности командира взвода в связи с отсутствием командирских кадров, хотя я был простым ефрейтором. Во второй половине июня прислали молоденького лейтенанта из училища. Утром 21 июня 1941 года нас внезапно погрузили в эшелон, почему-то с учебными гранатами, будто мы двигались на учения. Прибыли к ночи на 22 июня ближе к западной границе. По сей день не знаю, на какой остановке нас выгрузили. Только помню, что у площадки начинался лес, разгрузились на ровном месте, но не на станции. Ночью я проснулся и пошел к деревьям по малой нужде. Как отлил и прилег, тут же раздалась команда: «В ружье!» Построили нас и перед строем объявили о том, что немецко-фашистская Германия напала на Советский Союз без объявления войны. А я-то, дурак, когда в туалет ходил, видел, что в небе летает множество самолетов. И размышлял: «О, граница у нас на замке!» Не сработало ничего в голове, военного опыта нет, оказалось, что это немецкие самолеты летели на бомбежку пограничных гарнизонов.

После краткой информации о начале войны комиссары предложили всем желающим написать заявления о вступлении в ВКП(б). Утром мы собрались, пошли куда-то к границе. Целый день топали, думаю, прошли километров 70. Все время двигались лесом, потом деревья закончились, мы вышли на опушку к какой-то шоссейной дороге, справа и слева от деревьев располагалась какая-то болотистая местность. С правой стороны на расстоянии около километра виднелся мост. Окапываться, и, тем более, готовить позицию для пулемета было невозможно – повсюду вода. Наши стрелковые батальоны вышли на открытую местность к дороге, мы же, пулеметчики, стояли метрах в двухстах от деревьев. И тут налетели вражеские самолеты. Как они шарахнули по нам – некуда деться, с неба строчат пулеметы, а тем, кто вышел вперед, вообще нигде не спрячешься. И тут я понял, что на войне действительно страшно. Необстрелянные еще совсем солдаты бегали как зайцы по полю, и падали, как подкошенные, под метким огнем самолетов.

Наш лейтенант заявил после налета, что я остаюсь за старшего, он же пойдет в штаб батальона. Мол, так приказал комбат. Весь день стояли на одном месте, окапывались, делали неглубокие ходы сообщения, собирали разбежавшихся солдат. Ближе к темноте подошли немецкие танки. Открыли сильную орудийную и пулеметную стрельбу. Мы кое-как устроили позиции для «Максимов» в десяти метрах от воды. Это и спасло, потому что стрелков разбили окончательно. К темноте все затихло, но видно, что нам уже крышка. Танки перекрыли для нас проход через шоссе к передовым позициям батальона. Не спастись никак, тогда я спросил Микова: «Пойдешь со мной к штабу батальона, где командир взвода должен быть?» Солдаты тут же заволновались, заявили, что они одни на позициях не останутся, пойдут с нами. Но я ответил, что кто же тогда останется у пулеметов, могут в любой момент отдать приказ на отступление или в атаку. В общем и целом, мы с Миковым проползли буквально между танками, и увидели, что на месте штаба только воронки от снарядов. Пришлось обратно по ходам сообщения буквально между гусениц пробираться. Стали дальше думать, что делать? Если уйти, то за самовольное оставление позиций грозит расстрел, не иначе. Ну, пока суд да дело, никого из командиров нет, я приказал солдатам вместе с пулеметами потихоньку отступить. Уж взял на себя эту ответственность. Отошли на опушку леса, танки заметили движение, и как следует дали из пулеметов. Двух солдат потеряли, наспех похоронили тела в лесу, после чего пошли обратно по той дороге, по которой наступала дивизия. Внезапно заметили верхом на коне командира нашего 800-го стрелкового полка по фамилии Цурюпа. Увидев нас, он закричал: «Ко мне!» Я прибегаю и докладываю о том, что оставили позиции, так как возможности обороняться с пулеметами от танков не было. Комполка на меня грозно шикнул, и сказал, что меня за такие разговоры положено расстрелять по законам военного времени. Но на первый раз Цурюпа меня простил, ведь все равно прекрасно понимал, что на тех позициях оставаться было нельзя, это верная гибель. После спрашивает: «Вы помните, где мы расположились до прихода на опушку леса?» Как не знать, когда идет между деревьями единственная дорога. Он приказал по ней идти к месту ночевки.

Несмотря на то, что тащили с собой пулеметы, быстро отошли назад. Не могу сказать, сколько времени шли, тогда редко когда у командиров в армии имелись наручные часы «ЗиФ». Прибыли на место страшно уставшие, рухнули на землю и уснули. Никого не было в округе, но на всякий случай оставили часового. Утром проснулись, подальше от нас какая-то часть расположилась, немцы бомбили озеро, расположенное рядом, во время налета оглушенная рыба всплыла брюхом вверх. Никогда такого не видел. И тут появилась машина полковой хозчасти. Остановилась рядом с нами, водитель спрашивает у нас, куда дальше ехать, чтобы нагнать отступающий полк. Прошу: «Заберите у нас «Максимы», тяжело их таскать». Конечно, нельзя этого такого делать, но другого пути не было, мы отправили на автомашине пулеметы, а сами пешком догоняли отступающие батальоны. Удалось только на следующий день присоединиться к своим.

Шли и ночью, и днем, и ночью, и днем, только с короткими остановками на восток. Отступали беспрерывно. Серьезный бой приняли только под Столбцами. Какой-то капитан остановил нас, и приказал занять рубеж обороны на правой стороне моста через речку Нёман. Мостик небольшой, речушка мелкая. Но все-таки мост есть мост. Окопались и стали ждать врага. Первыми появились мотоциклисты, мы их обстреляли, те удрали и сразу же появились танки. Тут уж нам обороняться невозможно, с стальными машинами бороться нечем, поспешно отступили через мост и разобрали за собой деревянный настил. Другого выхода не было.

Отошли дальше на восток. Бои были тяжелые, кому как посчастливилось, а меня неподалеку от шоссе Барановичи-Минск ранило. Охраняли опушку леса с левой стороны, где развилка дорог шла. Нельзя пропускать противника. Так как воскресеньем было дело, мы сперва рассчитывали, что враг не пойдет, а отдыхать станет. Наивные, молодые совсем. Немцы так и наперли с силой. Первую атаку пехоты отбили, хотя канонада была хороша, и пулеметы, и минометы повсюду били. А потом вторая волна через час пошла. И в это время осколками меня ранило в ногу и руку, голову пробило. Без памяти лежал. Оказывается, как мне позже рассказывали, немцы овладели нашими позициями, но этот рубеж был очень важен, поэтому красноармейцы перешли в контратаку. Врага выбили, командир полка прибыл в штаб батальона, который находился в семистах метрах от передовой. Меня же вынесли с поля боя санитары. Один из них, еврейчик, говорил, что хотели уже в убитые записать, но нащупали пульс. Счастливчиком оказался. Многие из товарищей там в земле остались. Как говаривал ротный после первых боев: «Если после немецкой атаки полвзвода осталось в живых, значит, уже хорошо отвоевали, а если два-три человека, то не повезло нам, больше противника не удержать».

Переночевал при штабе батальона, на следующее утро командир полка выехал в тыл на «полуторке» ГАЗ-АА, с ним в качестве сопровождения двигалась танкетка. Я к тому времени в себя уже пришел после контузии и страшно радовался, когда увидел эту танкетку, хотя по сравнению с Т-34 она казалась бы игрушкой. Комполка привез меня прямо в санчасть, и поехал дальше по своим делам.

Оттуда направили в госпиталь, расположенный в городе Орел. Расположились в подвале на месте бывшего овощехранилища. Нам говорили, хотя я не пользовался, что дальше в глубине располагалось бомбоубежище. Город бомбили часто. Потом в сентябре 1941-го меня выписали в запасной стрелковый полк, стоявший за городом, на месте какой-то воинской части.

Тут немцы снова начали напирать, и меня примерно через полмесяца направили в тыл для переформировки в район Москвы. Формировались стрелковые части для защиты северных районов. Дальнейшие события войны вспоминаются очень смутно, по всей видимости, первые недели были связаны с таким напряжением сил, что как фильм проходят и сейчас перед глазами. А вот бои под Демянском и Старой Руссой почти стерлись из памяти. Помню только, что участвовал в боях среди лесов и болот до начала 1944 года. Стал простым автоматчиком в составе стрелковой роты 63-го гвардейского стрелкового полка 23-й гвардейской стрелковой дивизии. Помню, что постоянно усиленно окапывались. Кормили очень плохо, если где-нибудь зимой находили убитую лошадь, то ночью лезли за ней, смерть, или нет, на нейтральной полосе поджидает, а кушать хочется. Ели конину, это только и спасало. Часто стояли в глухой обороне. Немцы обстреливали время от времени, мы били в ответ.

После прорыва блокады Ленинграда мы перешли в наступление и двинулись к Прибалтике. Принимал участие в освобождении Риги осенью 1944 года. Здесь вспоминается такой эпизод. Один из наших стрелковых взводов чересчур выдвинулся вперед, так как немцы поспешно отступали, но тут внезапно остановились. Как позже выяснилось, противник бросил в контратаку своих штрафников при поддержке танков и бронемашин. Весь наш взвод под корень вырезали. Тогда комбат вызвал меня с двумя солдатами к себе, и отдал приказ: «Сегодня же доставить в штаб полка донесение о том, что немцы перешли в контратаку». А для этого надо пересечь ту самую дорогу, по которой враг наступал. При ее пересечении нас обстреляли, только чудом остались целы втроем, потом на обочине снова оказались под обстрелом. Тогда мы молча, как будто по команде, вскинули гранаты Ф-1 и бросили их в сторону стрельбы. И дальше пошли без обстановки, так как комбат строго-настрого приказал не ввязываться в бой. Прошли к штабу, там спрашивают как дела, им интересно же, у них боя не происходило. Еще поинтересовались, обстреливали ли нас. Объяснили, где попали под огонь. На обратном пути шли с подкреплением, и нашли троих мертвых немцев, а также несколько луж крови. Осколками от гранат побило их. Может быть, это и были штрафники, но никаких документов у погибших не нашли.

После освобождения Риги нашему полку присвоили звание «Рижского» остались в районе города для переформировки, некоторое время пробыли, потом пошли в сторону Варшавы. Маршем прошли страшно разрушенную столицу Польши. Следующие бои приняли в районе Кюстрина. Рвались вперед. Участвовали в знаменитой Берлинской операции. Атаковали в свете прожекторов. Сражались и на Зееловских высотах. Тяжелейшие бои. В Берлине наступали в районе улицы Мюллерштрассе, там как раз находилась станция метро. И наше отделение, в том числе и я, наткнулись на пушку, которая вела огонь по наступающей пехоте. Продвигались от дома к дому, где стреляли, где нет, дошли до позиций орудия: смотрим, наши танки двигаются, а немцы готовятся по ним ударить. Тогда расчет уничтожили: кинули гранаты и дали очереди из автоматов. Последних немцев закидали гранатами. Танки только смяли само орудие.

Дальше дивизию хотели послать к Рейхстагу, но его к тому времени взяли. В Берлине мы расположились в каком-то доме, и когда рано утром 9 мая 1945 года объявили о Победе, то я хорошо помню, что как безумный стрелял из автомата со второго этажа в воздух. Победа для меня стала настоящим праздником. Ужин всегда хорош у солдата, но в тот раз мы с особым аппетитом ели. Кстати, наша дивизия в конце войны называлась так: 23-я Дновско-Берлинская Краснознаменная гвардейская стрелковая дивизия.

- Какое было в войсках отношение к партии, Сталину?

- Меня называли комиссаром, потому что я был комсоргом во взводе. К Иосифу Виссарионовичу Сталину мое отношение положительное. Когда мы шли маршем к Берлину, мирное население в Польше и Германии кричало нам: «Шталин! Шталин!» Было очень приятно, что советского Верховного Главнокомандующего знают заграницей.

- Как относились к пленным немцам?

- Отвратительно. Но в целом люди есть люди, среди них были и те, кто не хотел воевать с нами.

- Как кормили на фронте?

- Когда бой, всегда кормежка лишняя имелась, ведь готовят на сто человек, а остается после атаки двадцать или тридцать. Так что мне хватало. Довелось попробовать и американскую тушенку в банках, которая раскрывалась ключиком.

- Как мылись, стирались?

- Без вшей на передовой дело никогда не обходится. Я помню, что нательное белье как-то держал над костром, чтобы выжарить, тряс, тряс – не помогало. В результате бросил в огонь и спалил, пошел у старшины замену требовать. Тот поворчал, но выдал.

- Женщины у вас в части служили?

- Да, относились к ним нормально. Что еще сказать, рядовому солдату доставалось их мало, офицеров много в очереди стояло.

- Как вас встречало мирное население в освобождаемых странах?

- В Германии никто не безобразничал, а в Прибалтике у нас одного солдата Верещагина даже побили до полусмерти за то, что он русский. Кричали ему при этом: «Оккупант!» В Польше мирное население вело себя спокойно, но у них кроме просоветских партизан из армии Людовой воевали по лесам националистически настроенные соединения армии Крайовой. Какой-то отряд «Крыша» много нам мешал, атаковал в тылу войска. Был без жалости уничтожен, когда на наши дивизионные тылы напал.

Пулеметчик Петров Алексей Лаврентьевич, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Алексей Лаврентьевич Петров,

с. Орехово Сакского района

АР Крым, 24 декабря 2013 года

- Трофеи собирали?

- Нет, я этим не увлекался. В Германии нам разрешили отправить домой посылки, я одну послал, какую-то ерунду, первое, что в руки попалось. Оказалось, что это шелковый подкладочный материал, я-то думал, что ткань нашел.

- Как относились в войсках, особенно в первый период войны, к бывшим военнопленным и окруженцам?

- Я только о своем отношении могу рассказать. Любой мог оказаться в плену в первые месяцы войны, потому что немец идет по шоссе, у него войска все сплошь механизированные, а ты пешком топаешь по обочинам и проселочным дорогам. Пока доберешься куда-то, уже противник впереди тебя и пути к отступлению отрезаны. Что тогда делать – любой в плен попадет. Я об этом не думал, но мог в любой день оказаться в окружении, что наверняка и случилось бы, если бы не ранение.

- Что было самым страшным на фронте?

- Когда нет патронов. Больше всего этого опасался, ведь если оружие есть, можно на крайний случай и себе пулю пустить, а без боеприпасов ты бессилен перед врагом.

- Приходилось ли вам воевать против власовцев?

- Нет, ни разу их на фронте не видел.

- Немцы листовки в окопы часто разбрасывали?

- Да, постоянно. Собирать их нельзя было, но помню, иногда подбирал. Что запомнилось? Под картинками писали: «Русские летчики отважные, только у них самолеты бумажные». И о Сталине всякий вздор рассказывали, что руки в крови у него.

- Ваше отношение к замполитам?

- Такие же солдаты, что и мы. Отношусь положительно. А вот особый отдел не любили, у них карательный характер, ведь даже невиновных могли обвинить и отправить в штрафную роту. На фронте мне не довелось с ними дело иметь, а после демобилизации, когда я стал учителем математики, то к нам в школу приехал кегэбешник. Тогда очень боялись, что мы, бывшие фронтовики, станем рассказывать о впечатлениях от пребывания в Европе, вразрез с официальной позицией. Он не представился, сначала слушал урок немецкого языка за фанерной стеной в учительской, ему хорошо все слышно было. Говорит после: «При таком плохом обучении этих ребят всех бы немцы перестреляли, если бы тех во вражеский тыл отправили». А потом через некоторое время мой урок начался. Он послушал, и заметил: «Вы, товарищ Петров, никуда не уходите, у меня будет с вами беседа». Наша школа состояла из нескольких деревенских изб, в одной из них мы и сели в классном помещении. Он меня спрашивает о фронтовой жизни, сидя за учительским столом, на столе лежал наган, который он специально вытащил. Но меня такой пукалкой не испугать было, я с гордостью рассказываю, как за границей воевал, посмотрел, как немцы живут. Получше нашего. Тогда он объяснил, с кем я разговариваю, до этого не представлялся ведь. Пришлось извиняться, что лишнего наболтал. Но ему, по всей видимости, мой урок понравился, и не стал меня преследовать. Тогда с учительскими кадрами сложности были в сельской местности.

- Для «Максима» использовали матерчатые или металлические ленты?

- Матерчатые. Нужно тщательно следить, чтобы каждый патрон был плотно вогнан, иначе пулемет клинило.

- Часто ли клинило «Максим»?

- Да не больно-то, но случалось.

- Воду в кожухе приходилось часто менять при интенсивной стрельбе?

- Да, было дело. Хорошо хоть, в Белоруссии, где я воевал пулеметчиком, достаточно ручейков и речек имелось. Не представляю, как с «Максимом» воевать в сухой местности.

- Щиток для станкового пулемета действительно помогал, или просто демаскировал позицию?

- Помогал, мы его ветками маскировали, хотя если в бинокль внимательно посмотреть, то и со щитком, и без него пулеметную точку немцы всегда обнаруживали. Зато за щитком от осколков мин прятались. Но больше, чем минометов, мы опасались снайперского огня. Целые расчеты один меткий стрелок мог начисто выбить. Если не убьет, так уж ранит обязательно. А заметить в бою снайпера практически невозможно.

- Довелось пользоваться немецким трофейным оружием?

- Я некоторое время в Прибалтике носил немецкий автомат, потому что тылы опаздывали за нами, патроны к ППШ закончились, а к немецкому Шмайссеру в бою всегда их достать можно. Но все остальное время воевал с ППШ, это хорошее оружие.

- Сколько запасных дисков к автомату брали с собой?

- Не больше двух. Три носить уже тяжело.

- Какое наше стрелковое оружие вам нравилось?

- Про автомат я уже рассказал, у винтовки Мосина прицельная дальность была хорошая, но всего пять патронов в обойме, маловато для интенсивного боя.

- Какие гранаты вам больше нравились: наши или немецкие?

- Наши получше, мне больше всего припали до души «лимонки» Ф-1, у них осколки широко летели, приходилось даже прятаться, чтобы тебя самого не задело.

- Как совершали марши?

- Только пешком. Всю войну прошагал. Сначала носил ботинки с обмотками, потом в качестве трофеев нашел немецкие сапоги, они хорошо на ногу сели, не терли, а для солдата это главный показатель удобства. Да и качественнее наших эти сапоги были.

- Где находился взводный и ротный во время боя?

- Ротный в нескольких сотнях метрах позади передовой в землянке, но он такой же смертный, как и мы, артналет любого накрывал. А взводные с нами и ели, и пили, и вшей кормили.

- Самое опасное немецкое оружие?

- Человеконенавистническая фашистская идеология. Вот в чем заключалось главное оружие врага на войне.

- Под бомбежки часто попадали?

- В первый период войны без бомбежки редко когда день на передовой обходился, тогда ясно чувствовалось превосходство немецкой авиации. В 1941-м истребители «Мессешмитт» даже за одиноким солдатом охотились. А дальше, а вот в 1943-м уже наша авиация стала сильнее.

- Во время генерального наступления Красной Армии в 1943-1945-х годах пехота все еще большие потери несла?

- Не просто большие, а очень большие потери мы несли.

Демобилизовался в 1946 году. Стал работать учителем, затем окончил математический факультет Чувашского государственного университета. Стал преподавателем математики. В 1987-м перебрался в село Орехово Сакского района Крымской области. Дело в том, что у супруги случился инфаркт, врачи рекомендовали ей на юг переехать. Пришлось все бросить и переезжать. Всю жизнь работал с маленького возраста наравне со взрослыми, и, что самое обидное, когда родное государство Советский Союз развалился, то мой труд оказался никому не нужным. Сейчас живу у своего зятя, дочь умерла, он женился во второй раз, его семья относится ко мне как к родному дедушке, постоянно заботятся о здоровье и самочувствии. Спасибо им большое, ведь в отличие от многих одиноких стариков я живу счастливо.

Интервью и лит.обработка:Ю.Трифонов

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus