События,о которых повествуется в данном расказе, происходили в 1941 - начале 1942 годов при боевых действиях 19-й армии на Кандалакшском направлении Карельского фронта.

Эпизод первый.

Кобец Иван Лукич, 1941

Боевая жизнь моя с первых дней войны начиналась с командования взводом "Охотники" 1-го батальона 596 СП, который был создан спустя две недели после начала войны. Этот взвод постоянно находился в действии, выполняя различные задачи, но основное его предназначение заключалось в ведении разведки в интересах батальона и полка. Наш батальон в первые месяцы войны действовал на отдельных направлениях, начиная от государственной границы в районе Куолаярви, затем Кайрала и севернее Алакуртти. И только с занятием обороны на Верманском рубеже батальон уже действовал в составе своего полка.

В середине августа по причине создавшейся сложной обстановки восточное Кайрала, части 104 и 122 СД по решению вышестоящего командования отходили на промежуточный оборонительный рубеж в районе Алакуртти. Наш 1 батальон после отхода из района горы Юнгойванселька к исходу дня подошел к горе Иеникуваара. В это время потерялась связь с командиром полка. Батальоном командовал вновь назначенный старший лейтенант Данилов Павел Гаврилович, опытный, уравновешенный и требовательный командир. Потом немного позже он станет командиром 596 СП.

В сложившейся обстановке нужно было во что бы то ни стало связаться со штабом полка и получить боевую задачу на дальнейшие действия батальона. Находясь на горе Иеникуваара, я получил от командира батальона задачу - в течение ночи найти место расположения командного пункта полка и получить задачу на дальнейшие действия батальона. При этом мне было показано на карте направление, где нужно искать. Задача была не из легких, так как на указанном направлении уже действовал противник, и не исключалась возможность внезапной встречи с ним в любую минуту. Времени на размышление не было, и я должен был как можно быстрее выступить на задание. Собрав разведчиков, которых во взводе насчитывалось 12 человек, я ознакомил их с предстоящей задачей. Следует сказать, что личный состав был измотан в предыдущих боях, а также истощен от недоедания, так как противник захватил участок дороги Алакуртти - Кайрала и тем самым нарушил снабжение наших войск.

Уходя на задание, мы предупредили своих, что обратно возвращаться будем по этой же тропе, и тут же двинулись вниз вдоль просек. Ночь была темная и тихая, шли медленно и осторожно. Приходилось часто останавливаться и прислушиваться к каждому звуку и шороху. Когда на пути слышались отрывочные слова на немецком языке, мы уклонялись в сторону и продолжали двигаться в нужном направлении. Разведчики были рядом, и все распоряжения отдавались вполголоса. И так мы продвигались до наступления рассвета. Под утро на пути следования встретились с бойцами нашего полка, это были связисты, их было трое. На мой вопрос, где находится штаб полка, они показали направление и сказали, что, пройдя метров 300-400, нужно повернуть направо.

На наше счастье, мы быстро подошли к месту расположения штаба, и я встретился с командиром полка. Встреча была неописуемая, так как все очень волновались из-за отсутствия в течение продолжительного периода времени связи с 1 батальоном. Пока оформляли документы для командира батальона, мы немного отдохнули от ночных похождений. Получив пакет, двинулись в обратный путь. Шли быстро, чтобы не опоздать, ибо время было крайне ограничено. Утром идти было легче, но и опасность увеличивалась. Уже поднялось солнце, и было приятно ощущать его теплые лучи. В это время в Заполярье ночи бывают прохладные. На пути движения нам попадалось изобилие ягод, и мы на ходу успевали их горстями срывать и с жадностью глотали, утоляя чувство голода.

Захват "языка". Карельский фронт. (Фотография из архива Совета Ветеранов Карельского фронта)

Уже приближались к району расположения своего батальона, который находился в 300-400 метрах. Как раз проходили по редколесью. На душе было какое-то чувство удовлетворенности и радости, что задание мы выполнили своевременно. И вдруг впереди прогремели автоматные очереди, и тут же подбегает один из разведчиков, действовавший в головном дозоре, и сообщает, что впереди, метрах в 30-40, немцы. Наш дозор был внезапно обстрелян противников, и один из разведчиков был убит. Все это настолько меня ошеломило, что трудно даже представить. Где угодно я ожидал внезапную встречу с немцами, но только не в этом месте, так как рядом был наш батальон.

Сколько было здесь противника и как он расположен, мы этого не знали. Ясно только было то, что он здесь появился ночью после того, как мы ушли на задание. В такой обстановке нужно действовать быстро и решительно, размышлять было некогда. И тут же сработало подсознание - немедленно атаковать, прорваться через его боевую цепь и как можно быстрее выйти к своим. Другого выхода не было, так как время не позволяло. Все это происходило в считанные секунды, и когда я взглянул на своих разведчиков, то сразу же почувствовал, что они уловили мои мысли, и это ускорило начало атаки.

Тут же все рванулись вперед и с каким-то остервенением и криками "ура!", забрасывая противника гранатами и ведя на ходу автоматный огонь, проскочили через его боевую линию. Все это произошло так быстро, что противник не мог разобраться, что же делается и почему его атакуют с тыла. Мы действительно оказались у него в тылу, так как фронтом он был расположен в сторону нашего батальона. И вот тут-то произошло что-то невероятное и непредсказуемое: сверху, где находился батальон, на нас обрушился сильный пулеметный огонь, даже невозможно было поднять голову. Таким образом, мы оказались между двух огней.

Наши вели огонь сверху, а противник снизу. На какое-то время немцы затихли. По-видимому, они тоже были в недоумении, почему русские стреляют по своим. В такой жуткий момент нужно было что-то предпринимать, так как уже появились потери. Тут же я что есть мочи начал кричать своим, чтобы прекратили стрельбу. Мне хорошо запомнилось, как один разведчик - крепкого телосложения, выше среднего роста - москвич Волков, находившийся совсем рядом, вдруг простонал и прошептал, что ранен в бедро. Я приказал ему не шевелиться и покрепче прижаться к земле, но в ту же минуту увидел, как у него из левого виска сочится кровь...
Неожиданно стрельба прекратилась, по-видимому, мой голос был услышан, и это облегчило наше положение. Немедленно подаю команду разведчикам: "Вперед!". Кто ползком, а где можно полусогнувшись начали двигаться к своим. Помог кустарник - мы оторвались от противника. Янаходился в сильнейшем нервном потрясении, но постепенно отошел и доложил командиру батальона о случившемся. А произошло то, о чем я беспокоился, когда уходил на задание. Оказывается, в наше отсутствие в батальоне провели в этом месте замену подразделения и забыли предупредить о предстоящем нашем возвращении после выполнения задания. В итоге мы потеряли трех разведчиков убитыми и двое были ранены. Лично у меня в этом бою пулей пробило пилотку на голове и разорвало хлястик на шинели. Надо сказать, что я прижимался к земле так, что будь одним сантиметром выше, мне бы не остаться живым.

Убитых своих товарищей мы похоронили на этой же высоте, оставив у могилы три больших камня.

После нашего возвращения противник был подавлен минометным Огнем. Батальон быстро собрался и действовал по приказу командира полка. Я со взводом остался у подножия горы Иеникуваара, чтобы хоть немного отдохнуть после ночных действий. Все крепко уснули, а через полчаса мы поднялись и увидели широкий след на траве после опавшей росы, оставленный ушедшим батальоном. По этому следу мы и двинулись вперед к реке Нурмийоки, а дальше должны были пересечь дорогу, которая была уже занята противников. День был безоблачный, солнце подходило к полудню.

Эпизод второй.

В начале сентября 1941 года после тяжелых боев на рубежах Кайрала и Алакуртти, части 122-й и 104-й СД, отойдя на Верманский рубеж, остановили противника, и этот рубеж оказался для него последним, так как дальше он не продвинулся ни на шаг. 596-й СП вначале был развернут восточное реки Средний Верман, где находился недолго, а во второй половине сентября он занял оборону на участке озера и реки Нижний Верман и далее своим левым флангом примыкал к озеру Толванд.

Как наши войска, так и противник продолжали оборудование занимаемых позиций. Нашему командованию нужны были данные о противнике, о его группировке и боеспособности на новом рубеже. Начальник штаба полка капитан Бутов Н. М. вызвал меня к себе в штаб и поставил задачу - с наступлением ночи проникнуть в расположение противника в районе севернее озера Нижний Верман и захватить "языка". Место захвата было указано на карте. Времени на подготовку к выполнению задачи практически не было, а за оставшийся небольшой промежуток до начала действий можно было только ознакомить личный состав с полученной задачей, назначить в группу конкретных людей и произвести их экипировку. Для выполнения предстоящей задачи было назначено всего девять человек. С таким количеством людей легче было проникнуть через передний край обороны противника, да и лучше Маскироваться при действии в его расположении. Среди личного состава были опытные разведчики, многократно ходившие в тыл противника. Такими были сержант Семенов, рядовой Озеров и др. Однако были и новички, прибывшие к нам за счет пополнения, поступаемого в полк. Помню, как всем хотелось отдохнуть и отоспаться после ежедневных действий по выполнению различных задач командования. Конкретный объект для нападения не указывался, нужно было идти и искать. Это значительно усложняло выполнение задачи, тем более что действовать предстояло на незнакомой местности, не имея никаких сведений о противнике. На переднем крае были уже установлены минные поля и на отдельных участках созданы проволочные заграждения. Мест-ность на направлении действий была лесистая, с наличием множества камней-валунов высотой до полутора метров. Непосредственно перед передним краем протекала неглубокая река Средний Верман шириной до 8-10 метров. С наступлением ночи группа начала действовать. Приблизившись к реке, где она впадает в озеро, мы увидели несколько бревен, кем-то проложенных через реку, и по этим бревнам потихоньку начали переходить на противоположный берег. В этот момент произошла неприятность, которая на какое-то время задержала наши действия. Один из разведчиков, рядовой Рыбин, поскользнулся и свалился в воду. Вначале я решил вернуть его обратно, но он очень просился идти с нами. Пришлось удовлетворить его просьбу, и после небольшой паузы мы ползком преодолели передний край обороны и устремились в глубину. Чтобы никто не потерялся среди темной ночи, мы двигались очень медленно и не цепочкой, как днем, а все вместе, компактно, чтобы всем были слышны мои команды, подаваемые вполголоса. Пройдя от переднего края метров 500- 600, внезапно наткнулись на проволочный забор, послышался грохот железных консервных банок, навешанных на проволоку, и тут же прогремела пулеметная очередь в нашем направлении, даже от стрельбы нас осветило пламенем. Вся группа мгновенно отскочила в сторону, и, к счастью, никто не потерялся. Опасаясь преследования, мы быстро отошли в более безопасное место. Я начал размышлять, как же поступить дальше, так как мы уже обнаружены и обстреляны. Противник, естественно, повысил свою бдительность. О возвращении обратно не могло быть и речи. Единственный был выход - оставаться в расположении противника до утра и путем наблюдения и скрытного проникновения в его глубину отыскать и определить объект для нападения, а с наступлением следующей ночи внезапно напасть и захватить "языка". Мое решение все разведчики поддержали.

Утро выдалось тихое и солнечное, на переднем крае слышны были короткие пулеметные очереди и одиночные выстрелы. Все мы замаскировались в небольшом кустарнике на холмике. В глубине на расстоянии 200-300 метров слышен был стук топора и даже отрывочные голоса работающих там немцев. Расположившись поудобнее, я начал ориентироваться и показал на местности, где мы шли после преодоления переднего края, определил направление, где должны искать объект для нападения, и пытался повернуть направо, чтобы определить направление отхода после выполнения задачи. В этот момент среди редколесья в 30-40 метрах мы увидели группу немцев в 12-15 человек. Немцы резко остановились и повернулись лицом к нам, даже начали снимать с плеч автоматы. Я на мгновение оцепенел, но тут же сообразил - не реагировать, не проявлять никаких признаков тревоги. Смотрю на них спокойно и вроде бы продолжаю рукой показывать направление отхода. Разведчики, находившиеся рядом, разгадали мою мысль и тоже проявили выдержку. Это спасло нас. Противник молча повернулся налево и проследовал в сторону переднего края. В первые минуты я никак не мог разобраться, что же произошло, - казалось, что все это было во сне. Конечно, можно было вступить с немцами в бой, но как потом выйти на свою территорию, особенно, как преодолеть обороняемый передний край и минные поля, которые прикрываются огнем противника. Я потом понял, что инстинкт помог действовать в такой обстановке наиболее оптимально. Противник, видя наше внешнее спокойствие, вероятно, принял нас за своих. Он просто не мог представить, чтобы в такое время у него в тылу были русские разведчики. Как потом выяснилось, данная группа противника следовала на передний край, чтобы сменить тех, кто в течение ночи дежурил в окопах у огневых точек. Оказывается, мы расположились недалеко от тропы. Нам еще помогло то, что мы были в маскировочных костюмах, по цвету таких же, как у немцев, и все были без головного убора.

И вот прошло уже столько лет, но этот случай навечно останется в моей памяти.

После ухода немцев мы переместились поближе к району, где производились строительные работы. Стали более осторожными, двигались медленно, просматривая каждый кусочек местности.

Наконец наступила вторая ночь. В течение полутора-двух часов мы приближались к расположению противника и наконец нашли землянку. Нападение должно было осуществляться бесшумно, чтобы потом спокойно отойти и преодолеть передний край в известном нам месте. Для нападения и захвата "языка" я назначил трех разведчиков, которые были физически наиболее крепкими и сильными - это бы-ли рядовые Рыбин, Ройтман и еще один, фамилию которого уже не помню. Остальные разместились вблизи расположения противника, чтобы при необходимости поддержать группу захвата огнем. Трое смельчаков ползком двинулись к землянке. Напряжение было предельным, с секунды на секунду чего-то ожидали, и все были в тревожном состоянии. И вдруг в ночной иине прозвучало два одиночных выстрела. Наше напряжение еще больше усилилось. Вслед за этим послышались шум, крик и сильная стрельба. Я хотел было броситься вслед за ушедшими разведчиками, но тут же они появились вместе с захваченным пленным. Оказывается, войдя в землянку, они наткнулись на двоих спящих немцев, которые, испугавшись, подняли крик. Разведчики попытались их тащить, но они оказали яростное сопротивление. Одного фашиста разведчики пристрелили, а второго захватили в плен. Рядом располагавшиеся немцы, услышав крики и выстрелы, в панике подняли шум, и началась беспорядочная автоматная стрельба. Все это произошло в считанные секунды. Тут же вся группа без потерь была в сборе. Используя замешательство противника, мы начали спешно отходить. Идти было трудно, так как шли не разбирая дороги, в основном по камням. При подходе к переднему краю начался рассвет. Преследования со стороны противника мы не замечали, но при переходе через передний край и выходе на противоположный берег реки Средний Верман противник сделал по нашей группе несколько артиллерийских налетов. Видимость в это время уже была хорошая, и противник полностью наблюдал за движением нашей группы. Мы шли по открытой поляне, усеянной камнями-валунами. Используя эти валун для укрытия от разрывающихся снарядов и мин, мы стремились как можно быстрее войти в лесной массив, чтобы избежать потерь. Однако уже появились раненые разведчики и осколком снаряда был убит пленный. В этой обстановке решено было как можно быстрее уходить. Унося раненых, под взрывами снарядов, мы быстро отошли и скрылись в лесном массиве. Возвратясь в свое расположение, я доложил начальнику штаба о результатах разведки. По захваченным документам противника была установлена нумерация и принадлежность его подразделения, а также место командного пункта обороняющегося батальона, так как случайно объектом нападения оказался командный пункт батальона противника.

Несмотря на уникальные действия разведывательной группы при выполнении трудной задачи, к государственным наградам никто не был представлен. Начальник штаба полка сказал мне, что если бы пленного притащили живым, то получили бы такой же орден, как у него на груди. А у него был орден Красного Знамени.

Эпизод третий.

В январе 1942 года после возвращения из госпиталя в свой полк я был назначен командиром полковой разведки (взводы пешей и конной разведки). Вскоре была получена задача - выйти в район 5 км северо-западнее озера Толванд и захватить "языка". Указанный район находился на правом фланге противника за озером, где его подразделения оборонялись в отдельных опорных пунктах с широким применением минных полей. Здесь бы хотелось сказать, что одним месяцем позже в этом же районе я подорвался на мине и был тяжело ранен...

После небольшой подготовки, проведенной накануне выхода, во второй половине ночи я проверил каждого из тридцати отобранных разведчиков и спросил, нет ли больных или не желающих идти на задание. Оказалось, что все чувствовали себя хорошо и настроены были по-боевому. Группа выходила на задание пешком без лыж, хотя снежный покров был глубоким и рыхлым.

В момент нашего выхода стояла тихая и морозная ночь, небо было чистым и звездным. Ярко светила луна. Только на переднем крае слышны были короткие пулеметные очереди, наблюдались вспышки осветительных ракет. Пройдя через боевое охранение батальона, группа скрылась за небольшой высотой.

Идти было тяжело, так как снег был рыхлый, и разведчики быстро уставали, особенно идущие впереди.

Через какое-то время мы вышли на озеро Толванд, где оно было шириной около 2,5 км. Следуя по нему в течение 40-50 минут, мы достигли берега, где был организован короткий отдых. Затем двинулись вдоль залива и, немного пройдя, увидели небольшой домик. Это место было где-то в полутора километрах от опорных пунктов противника. Чтобы не нарваться на минное поле, нужно было дождаться рассвета. Мороз был крепкий, и я решил воспользоваться домиком, чтобы не поморозить людей, оставив двух наблюдателей, которые поочередно менялись. В домике было тихо и спокойно, многие уже успели задремать. Вдруг послышались звуки настоящей стрельбы, и все быстро вскочили. Оказалось, что один из разведчиков собрал щепки, обрывки бумаг и запихал в печку, а потом поджег, но вместе с мусором туда попали и винтовочные патроны.

Уже стало светать, и мы вынуждены были срочно уходить, опасаясь, что противник мог услышать разрывы патронов. Цепочкой двинулись вперед, в сторону опорных пунктов противника. Выйдя на просеку, а она просматривалась на глубину до полутора километров, мы продолжали свой путь, меняя поочередно впереди идущих разведчиков.

Привели "языка". Карельский фронт. (Фотография из архива Совета Ветеранов Карельского фронта)

Пройдя около 600-700 метров, заметили вдалеке встречное движение группы противника. Группа двигалась на лыжах, была сильно растянута и четко выделялась на снежном покрове. Наши разведчики в новых маскировочных костюмах почти не выделялись на фоне снега. Тут же принимаю решение организовать засаду и даю команду разделиться на две группы - одну, под командованием политрука лейтенанта Литвака, расположил слева от просеки, а вторую возглавил я и расположил уступом справа от просеки. Местность хорошо просматривалась в сторону противника. Все разведчики были предупреждены, что огонь открывать только по моему сигналу - пистолетному выстрелу. Через 6-7 минут противник численностью около 20-25 человек на лыжах подошел к месту засады. Помнится, что идущий впереди был небритый, рыжий, потный, с автоматом на плече. Прицелившись в него, я выстрелил из пистолета на расстоянии около 15-20 метров. Вслед за этим вся засада обрушилась на противника сильнейшим автоматным огнем. Все это было так внезапно, что противник был полностью ошеломлен и не знал, что делать. Многие сразу попадали в снег, запутавшись в лыжах, а некоторые начали разбегаться по лесу.

Опасаясь, что разведчики в азарте перебьют всех немцев, я дал команду прекратить огонь, и все бросились в рукопашную схватку. Сержант Семенов набросился на одного фашиста, пытавшегося выстрелить, и, вырвав у него автомат, ударами уложил его. Второго, пытавшегося убежать, он скосил автоматной очередью. Лейтенант Литвак с двумя разведчиками уже схватил одного "языка". Рядовой Сухоруков набросился на финна, на помощь ему подошел рядовой Муртазалиев. Они быстро его схватили и поволокли в сторону. Рядовые Звенигора и Клепиков также схватили пытавшегося отлежаться в снегу немца. Все это произошло мгновенно. Видя, что задача выполнена успешно, я дал команду отходить.

В результате короткой схватки противник оставил на поле боя восемь человек убитыми, в том числе двух офицеров - один немец, другой финн. Троих взяли в плен - немца, финна и австрийца. Были изъяты документы убитых, а также подобраны оружие и лыжи. Разведгруппа потерь не имела. К нашему счастью, когда переходили через озеро, пошел густой и пушистый снег, что скрывало нас от наблюдения противника.

В хорошем и бодром настроении мы подошли к боевому охранению 1-го батальона, где нас уже ожидал помощник начальника штаба полка капитан Васильев. Он тут же спросил: "Ну как?". А я пошутил: "Неудача". Но он сказал, что слышал наш бой и по выражению лиц разведчиков догадался, что задача выполнена успешно. В боевом охранении мы позавтракали и накормили пленных, а затем направились в штаб полка. После этого в армейских газетах были статьи, посвященные действиям разведчиков 596 СП.

Эпизод четвертый.

Во время войны на Карельском фронте войсковые разведчики выполняли различные задачи, в зависимости от сложившейся обстановки. Они не только добывали разведывательные сведения о противнике и местности, но также высылались на поиск пунктов управления, с которыми по разным причинам терялась связь; для доставки приказа или распоряжения на дальнейшие действия от командира подчиненным; на поиск утерянных в бою документов, а также проникали в расположение противника, где разбрасывали листовки и другие пропагандистские издания, особенно это практиковалось в оборонительном бою. Хотелось бы привести один из примеров, когда разведчики выполняли задачу, связанную с поиском утерянной в бою полевой сумки с важными документами.

В конце августа 1941 г. части 122 СД вели бои при отходе на промежуточный рубеж Алакуртти. Наш батальон к концу дня уже подходил к району, который предполагалось занять с целью прикрытия и обеспечения отхода командного пункта 122 СД и ее артиллерийских частей. Нужно отметить, что батальон был в ослабленном составе, так как в предыдущих боях понес большие потери.

Подразделения батальона шли по пересеченной местности. Сопки, покрытые лесом, перемежались с заболоченными участками и редколесьем. Впереди, в пределах видимости, действовал разведывательный взвод. Сгущались сумерки, но видиоть еще была неплохая. Находясь во взводе, через какое-то время я заметил в 200-250 м, колонну противника, которая двигалась с правого фланга, по-видимому, стремясь задержать наш батальон. Я тут же подал зрительный сигнал в голову колонны, но там никто не отреагировал, так как наблюдение за разведчиками отсутствовало. Мое волнение дошло до предела, так как медлить было нельзя, и я решил открыть огонь по противнику, чтобы привлечь внимание командира батальона. Услышав стрельбу, батальон тут же развернулся "к бою", и началась сильная ружейно-пулеметная стрельба с применением минометов. Бой был интенсивный и длился около 30 минут. Стемнело, и пошел мелкий густой дождь. Воспользовавшись этим, батальон начал выходить из боя, чтобы к указанному времени занять оборону. Отойдя около километра от места боя, командир батальона решил сделать небольшой привал, чтобы проверить личный состав в подразделениях. В результате боя было ранено несколько человек. Я со взводом находился при командире батальона. В это время обнаружилось, что парторг полка, находившийся с нами, потерял в бою полевую сумку с документами. Командир батальона тут же обратился ко мне примерно с такими словами: "Я знаю, что разведчики очень устали, но нужно приложить все усилия и попробовать отыскать утерянную полевую сумку". Надо представить, в каком трудном положении находились разведчики. Они двое суток не отдыхали, все время были в действии, выполняя различные задачи в предыдущих боях. И вот, насквозь промокшие и сильно уставшие, мы должны возвращаться к месту только что прошедшего боя на поиски утерянной сумки. К ночи дождь усилился, разведчиков пронизывала дрожь, ведь в это время в Заполярье уже прохладно. Собравшись с мыслями, я начал вспоминать только что прошедший бой, особенно рельеф местности, где располагались как наши подразделения, так и противник. Учитывалось и то, что в данный момент неприятель мог находиться на прежнем месте или где-то вблизи, что увеличивало опасность наших действий. Тем более в темноте не исключалась внезапная встреча с ним. Итак, мы начали действовать. Шли по тем же следам и тропам, по которым только что выходили из боя. Двигались медленно, внимательно сосредоточившись на слухе, так как ночь была очень темная. Вначале обследовали первую полосу на глубину до 100-130 м, затем шли в обратном направлении. При следовании в обратную сторону был замечен на опушке леса слабый огонек костра. Это нас насторожило и заставило действовать более бдительно. Заняв следующее исходное положение, мы двинулись на просмотр очередной полосы. Пройдя 20-30 метров, слышу, как справа, совсем рядом, раздался немного приглушенный, но восторженный голос одного из разведчиков: "Вот она, нашел!".

Сколько же было радости и восторга в этот момент у разведчиков, даже трудно вообразить. Какая же тяжесть свалилась с плеч измотанных, полуголодных людей!

Тут же быстро собрались и потихоньку стали двигаться к месту расположения батальона, ускоряя темп движения по мере удаления от места выполнения задачи, так как тропы нам уже были знакомы, а желание - поскорее вернуться к своим - с каждым шагом нарастало.

В хорошем настроении мы благополучно возвратились в расположение батальона. Тут же я доложил своему командиру, что задача выполнена успешно и без потерь. Вручил ему нашу находку, .за что он всех поблагодарил. Через короткое время мы опять двинулись к назначенному месту для занятия обороны в соответствии с ранее поставленной задачей.

В 1939 году буквально через три месяца, после того как я закончил педагогическое училище и начал работать школьным учителем, меня призвали и послали в Пуховическое пехотное училище, располагавшееся под Минском. В училище было три батальона - один батальон состоял из курсантов Ленинградского Краснознаменного училища им. Кирова, которые семь месяцев уже проучились, второй - состоял из военнослужащих, прослуживших в войсках год-полтора сержантами, и третий - мы, гражданские. Учиться было очень тяжело. Мы занимались каждый день без отдыха часов по двенадцать, и за полтора года прошли трехгодичную программу! Обучали нас прежде всего тактике: наступлению, обороне, как располагаться, как стрелять, рыть окоп. Изучали технику - артиллерию, танки, минометы. Тяжело было... Тогда же все пешком! Несешь винтовку, а еще и пулемет Дегтярева или диски к нему - в училище лошадь положена была только командиру батальона.

В Мае месяце 1941-го года училище перевели из под Минска в Великий Устюг, где 19 Июня у нас был выпуск. Все в отпуск хотели, но начальство сказало, что мы его получим по прибытии в часть назначения.

Мне присвоили звание лейтенант и направили в Заполярье. В поезде, за полчаса до Ленинграда, нам объявили, что началась война. Остановились. Перед нами выступил капитан, который сказал: "Эта война будет серьезная. Тут уж кто кого победит". Так и сказал, а не как нас учили - малой кровью на чужой территории. Потом приехали в Кандалакшу и нас сразу повезли на границу, где мы влились в состав 596го стрелкового полка. Выдали мне противогаз, пистолет, каску. Вот так для меня началась война.

Немцы на нашем направлении пытались прорваться, но их отбивали, потому что дивизия, за сутки до начала боевых действий, была выдвинута к границе. Перешли они в наступление 1 Июля, и наша 122ая дивизия 7 дней держала на границе немецкий 36 АК. Потом мы отступили к подготовленному рубежу обороны Кайрала, где уже стояла 104 дивизия. Надо сказать, что в то время существовала только полковая разведка, а в батальоне разведки не было. Поскольку постоянно изменяющиеся условия требовали потока разведанных, то командир батальона поручил мне сформировать взвод охотников. Я его создал и с ним воевал до зимы 1942-го.

Разведка - это очень тяжелая работа. Нас же никто специально не готовил! Вот был такой случай в первые дни войны. Немцы стали обходить нас с правого фланга. Командир батальона поставил нам задачу выйти на дорогу и пронаблюдать за перемещением немцев. Подобрались мы, и сутки лежали в болоте, наблюдая за дорогой. А там мошкара, комары! Не то что смотреть, - дышать было не возможно! Все кровью залились. Когда начали возвращаться, я увидел, что немцы строят обходной путь от дороги на Куалоярве в наш правый фланг, с тем что бы вывести его к господствующей высоте. Когда переходили передний край пришлось идти через открытую поляну и я интуитивно понял, что немцы нас заметили и попытаются остановить. И точно! Смотрю, прямо на нас лось бежит! Ага! Значит, кто-то его спугнул. Я приказал остановиться и замаскироваться. Только мы устроились - смотрю группа немцев спускается с высоты. Почему-то лучше всего я запомнил кокарды на их фуражках. Подпустили их, забросали гранатами и из автоматов добили, что бы пройти. Пришли мы в свое расположение, доложили командиру полка о намерениях немцев закрепиться на высоте. К сожалению, нашей информации значения никто не придал. Немцы же закрепились, и обороняться нам стало невозможно, поскольку с высоты они просматривали расположение и тылы нашего 596 полка. Командир видит, что дело плохо и надо немцев сбить. Да куда уже там - только людей положили. А тогда можно было и ротой эту высоту удержать. Обидно было, что не прислушались к нам.

- Как часто ходили на разведку?

- Первые месяцы, начиная с Июня и по Ноябрь, ходили каждые 2-3 дня. А потом, когда фронт встал, ходить стало очень тяжело - проволочные заграждения, минные поля, присрелянные реперы. Поэтому что бы пойти, нужно было очень серьезно готовиться - изучить объект, местность, подступы. И все равно брать языка на переднем крае было очень трудно. Легче было в тылу и на флангах, где фронт прикрывался опорными пунктами и патрулями. Там можно было устроить засаду на дорогах, на лыжне. Вот в это время ходили примерно 1-2 раза в месяц.

Закурим. (Фотография из архива Совета Ветеранов Карельского Фронта)

- Вы старались одеваться так, что бы не отличаться от солдат?

- Летом 1941го я оплошность допустил. Пошли в разведку. Я с помкомвзвода в офицерских шинелях и мало того - поверх еще и ремень с металлической яркой звездочкой! Нас было человек 12. Боевое охранение прошли. А объект то мы не выбрали! Личный состав лежит, а я ему говорю: "Давай немного проползем". Проползли. Я привстал на одно колено и показываю ему что-то рукой и только вжжжик! - и я упал. Пуля прошла ниже колена, хорошо еще, что между костями. Немец сидел в окопе метрах в 15-20 и специально стрелял, что бы ранить и захватить в плен, поскольку он видел, что я офицер. Не дает вытащить! А сам я двинуться не могу. Ну, мне веревку кинули и вытащили. А если бы я не был в офицерской шинели, так может и убил бы. Вот такой был случай. А потом уже одинаково одевались - солдата от командира не отличишь. Надо сказать, что на переднем крае одевали нас очень хорошо: теплое белье, ватные штаны, полушубки. Правда с обувью были проблемы - она быстро изнашивалась на камнях. Что касается камуфлированной одежды, то ее у нас не было. В прочем, как и у немцев.

- Чем Вас кормили?

- В основном - это каша. Были различные консервы: сначала наши, в основном рыбные, а затем и Ленд-Лизовские, мясные. В обед давали суп, кашу с консервами и чай или компот. Когда в разведку ходил брали сухой паек - сухари, консервы, колбасы, сахар, масло. Шоколада не было. Спирт давали, но только непосредственным участникам боев, каждый день 100 грамм. Потом были спиртовки - смесь стеарина и спирта, так вот спирт отжимали. Но в разведку я никогда водку не брал. Во-первых, с запасом надо брать, а выдавали-то только в этот же день вечером. Потом если взять с запасом - его тут же выпьют, а пьяный будет либо ранен, либо убит - это без вопросов. У меня мой друг так погиб, Макаров Николай Александрович. Он был на НП, когда его разведчики были в поиске. Что-то он там выпил, стал смелый, и они уже тащили пленного, а он пошел им на встрчу. Зимой без маскхалата! Ну, и немцы конечно его убили. Может, если лишнего не выпил бы и жив остался. Никогда перед боем не пили! После боя - да! Если успешный поиск, то сам командир полка и спирт поставит и еды дополнительно даст и рядом за стол сядет.

- Как Вы относились к немцам?

- Было четкое понимание того, что если ты промахнешься, то он тебя убьет. Никакой ненависти не было. Раз ты на войне, значит должен стрелять и убивать.

- Страшно было?

- Не обстрелянный человек - у него все нервы напряжены. Он любого разрыва и выстрела боится. Таких людей, которые заранее готовы к войне - нет, но этот страх преодолевается. Через некоторое время, когда пообвыкнишься, уже понимаешь, что вот этот снаряд мимо пролетит, а вот этот опасен. Но даже после кратковременного отсутствия на передовой, например после госпиталя, чувство страха на некоторое время возвращается.

Потом, если бояться, так и в разведку не пойдешь! А Вы знаете, что люди чувствуют командира так же как и лошадь ездока?! Если лошадь чувствует, что ездок трусит, то она не пойдет брать препятствие! Так и здесь - если командир смелый, то солдат чувствует: "О! С этим командиром не пропадешь! Он не подведет!" Смелость и спокойствие командира играют решающую роль! Я, например, когда действовал, всегда рассуждал так: "Не сегодня, так завтра убьют! Что мне бояться, боже мой!" Поэтому, наверное, люди ко мне всегда старались попасть. Отбирал я их так: главное - это желание! Если он желает - все приложится! Потому что трус, больной или слабый не пойдет! Внешние данные конечно тоже играют роль. Вот этого Волкова, который погиб (см. Эпизод 1), мне очень жалко было. Он был выше среднего роста, крупный парень, хороший. Он мне говорит: "Я ранен". Я ему: "Не шевелись, прижмись. Пол-минутки, минутку и все!" Но это хорошо когда не ранен, можешь прижаться, а раненный он кидается. Смотрю - все, убит.

Так вот я имел право отбирать людей из полка. Штатный взвод разведки 20-25 человек, конечно, был, но когда я уходил в тыл противника, мне представлялось право, при необходимости, набирать дополнительно. Много было ребят желавших пойти в разведку из уголовников, потому что в разведке отличиться можно было быстрее, а уж если он отличился, то сразу подавали представление о снятии судимости. Вот таких у меня было человек 5, и двое из них имели приговоры даже по 10 лет тюрьмы. Очень хорошие ребята.

- Вас берегли, не использовали как пехотинцев?

- Каждый командир берег разведчиков знаешь как? Оооооо! Для него разведка все! Если командир хороший, он свой взвод бережет как зеницу ока!

65-я ОМСБр, 1942. (Фотография из архива Совета Ветеранов Карельского Фронта)

- У Вас были послабления, привилегии?

- Нет я знал, только то, что поставленную задачу надо выполнить. Если вернешься - значит струсил. А то бывает так - пошел, его обстреляли, он вернулся и доложил: "Нас обнаружили." А у меня тогда и пулемет обстрелял, и немцев встретили, а задачу все-таки выполнили. Вот только этого пленного не уберегли (см. эпизод 2). Правда, никого тогда не представили к наградам.
Я никогда ни за званиями, ни за наградами не гонялся. Один раз вызвали в штаб дивизии. Я тогда был старшим лейтенантом. Приезжаю, а мне офицер штаба говорит:
- Ты чего не по форме одет?
- А что?

- Да ты же капитан! - Снимает 2 шпалы со своей формы и мне одевает.
Мне было 21 год, когда я стал капитаном. С наградами тоже не везло - в самые жаркие моменты начала войны, как правило, не представляли. Вообще у нас в Заполярье представляли только за конкретно выполненную задачу, а не так как на Западе по разнорядке. Поэтому у меня есть только Орден Красной Звезды за ту удачную засаду (см. эпизод 3).

- Как Вы к партии относились?

- Я прибыл на фронт комсомольцем. А потом после случая с документами, когда я сумку нашел (смотри эпизод 4), в полку на меня обратили внимание и решили принять в партию. Я помню, шел с разведчиками, и секретарь партийной организации полка встретил меня и сказал о решении:
- А что надо сделать? - Спросил я.
- Ничего, вот заявление напиши и все.
Приняли меня в кандидаты и через 6 месяцев меня приняли в партию. Ну, а я выполнял все, что от меня требовалось.

- Не было вмешательства политработников в Вашу деятельность как разведчика.

- Нет! У нас был замполит, лейтенант Литвак, который не вмешивался в командирские дела, а только следил, что бы люди были одеты, накормлены и информированы о ситуации в стране.. Он мне просто помогал. С людьми беседу провести или еще чего. Были, конечно, неприятные политруки, которые пытались командовать, но у меня ничего подобного не было.

- Были ли какие-то приметы, предчувствия?

- У меня было 2 случая. Первый произошел, когда мы отошли в районе Алакуртти. Заняли оборону. Мы с телефонистом находились в одной ячейке. И тут начался артобстрел. И вдруг возникло чувство, будто кто-то силой тянет меня в сторону. Я успел отскочить метров на 15 и на месте, где я только что был разорвался снаряд, который убил телефониста.

Второй случай произошел, когда мы подходили к рубежу реки Верман в Августе месяце. Устроили мы привал на высотке, а немцы все время постреливали. И вот какая-то сила подняла меня и я сбежал чуть-чуть вниз, метров 10-15. В эту же секунду и на то место где мы располагались обрушился артиллерийский налет из 6-8 снарядов. У нас были раненые и может даже убитые, а я спасся тем что отскочил. Оба эпизода длились секунды, быстрее чем я о них рассказал. А вот когда я на мине подорвался, ни какого предчувствия не было. Мы были в рейде в тылу противника. Только я сменил двух дозорных, которые вяло шли впереди, дремав на ходу, потому, что не спали почти двое суток, и зацепился за растяжку. Только помню черно-красное пламя передо мной. Ребята потом сказали, что меня метров на 10 отбросило. Что характерно, что если бы я был метрах в 5ти, то осколки бы пошли по животу - это конец, а так по ногам и в руку как она висела. Меня вытащили, но после этого ранения в разведку я уже не вернулся. В 1943 пошел один раз в составе батальона в рейд и пришлось вернуться - нога распухла, пришлось оперировать. После этого я служил в штабе 19ой армии, в войсковой разведке, где работал с Д.Ф. Златкиным.

- Вы использовали "подножный корм"?

- Грибы и ягоды, конечно, и ели, и заготавливали. Иногда подстреливали кого-нибудь. В начале Июля 1941 на левом фланге дивизии была тропа, которую мы перекрывали. И вот послал я двух людей на ближайшую высотку посмотреть за немцами. Они в ложбинку, поросшую лесом, спустились, и я слышу - стрельба. Я уже думал с людьми туда идти. Смотрю - поднимаются. Оказалось, оленя застрелили. Так вот дня три-четыре мы это мясо ели.

- Какое оружие брали с собой?

- Я ходил с ППШ и ТТ. Пользовались и немецкими автоматами. Каждый стремился их достать, потому что они легкие были. Гранаты или Ф1 или РГД-33. Немецкие гранаты тоже использовали, поскольку у нее ручка длиннее, и ее можно дальше кинуть. Если проводили разведку переднего края, то брали пулемет, но в тыл его не таскали - слишком тяжелы.Иногда нас поддерживали минометы и артиллерия.

- Вас учили рукопашному бою?

- Нас в училище учили обращаться с винтовкой. Мы сооружали чучело из соломы, рядом с которым вставал курсант с шестом, обмотанным тряпкой, что бы не повредить нападающего. Ты только идешь колоть это чучело, а он тебя палкой! Так вот, ты должен палку отбить и чучело уколоть. Специальным приемам или обращению с ножом нас не учили, хотя сам нож и умение с ним обращаться разведчику нужны обязательно.

- Были ли отличия в тактике, когда Вы действовали против финнов или немцев?

- Нет! Тактика не менялась, и мы не приспосабливались к национальности противника.

- Сколько человек ходило?

- В Карелии такой рельеф местности, что даже батальону трудно маневрировать особенно летом. Зимой иногда ходили силами до двух батальонов, громили тылы противника, но в основном мы больше действовали мелкими группами, которые больше подходили для тех условий. Обычно 10-15 человек, но очень хорошо подготовленные и вооруженные. Немцы же чаще использовали большие соединения в 50-60 человек, поддерживаемые артиллерией и минометами. Довольно примитивная тактика, не дававшая эффекта. Кстати, финны тоже мелкими группами действовали. Кроме рельефа в Карелии большую роль играет погода. Она может измениться в любую минуту! Такой случай был в 122ой дивизии. Вышел лыжный батальон в рейд. Погода была хорошая. Потом пошел мокрый снег. Все намокли. Командир связался со штабом дивизии и доложил, что дальнейшее продвижение не возможно - мокрый снег налипает на лыжи. Командир дивизии ответил: "Продолжайте выполнять задачу." Но командир батальона, на свой страх и риск решил вернуться. А к ночи ударил мороз. Хорошо, что они вернулись - иначе все бы замерзли, хотя и так 70 человек было госпитализировано, а остальные были обморожены.

Выход на задание. 104сд, 15 Марта 1943 г. (Фотография из архива Совета Ветеранов Карельского Фронта)

- Как разделяли функции в разведгруппе?

- Смотря какая задача. Если разведка объекта, то никакого разделения нет. Если же нужно захватить языка, то здесь выделяешь 2-3х наиболее крепких ребят в группу захвата, а остальные остаются в группе обеспечения, которая сможет отрезать огнем противника и не дать ему преследовать группу захвата. Потом уже наша теория считала, что должны быть три группы: нападения, захвата и поддержки. Просто выделяется из группы нападения один человек, задача которого захватить пленного, а остальные этот захват обеспечивают.

- Тренировались?

- Да! Когда уже в обороне встали, то прежде чем идти на задание, выбирали объект - пулеметную точку, место засады на тропе и т.д. Готовились. В тылу подбирали похожее место, оборудовали его и разведчики тренировались. Ведь в разведке самое важное - это знание объекта, особенно если стоит задача взять языка. Надо, изучить местность, подходы, подготовиться, а потом уже брать. А у нас сначала так было: "Вот, сегодня в ночь пойдешь и на этом участке возьмешь языка!" Представляешь? Я мог только взять людей и определить, как идти и какое оружие взять. Потом, правда, все наладилось.

- Убитых вытаскивали?

- Если не далеко, то вытаскивали, а если не было возможности (как в том случае когда полковника искали), то разбирали куски породы, делали углубление сантиметров 60 шинелями их накрывали и закладывали камнями. Раненых же всегда вытаскивали.

- У немцев было много снайперов?

- У нас было больше. Я тоже немного стрелял. Как-то пришел на передний край и смотрю саперы ставят мины - такие деревянные коробочки, куда вставляют толовую шашку, а промежутки тоже толом засыпают, потом вставляют взрыватель и идет минирует передний край. Вот я лег со снайперской винтовкой и все время постреливал, а противник там оборону что ли строил - то бревно несет, то еще чего. Как выстрелишь - смотришь пропал. А этих саперов было трое и у них было 2 мешка - один с шашками, а второй тол в порошке. Вот они заготовят их заранее и несет штуки три. Надо взрыватель-то в последний момент вставлять, а им не хочется это лежа на болоте делать. Я говорю:
- Вы что делаете?! Она же у вас в руках взорвется!
- Да нет мы уже сколько ставили!
Минут сорок прошло и слышу 2 сильнейших взрыва… Только одна нога осталась от этих троих.