Я родился 15 июня 1924 года в деревне Филюково Сосновского района Нижегородской области, которая в 1932-м году была преобразована в Горьковский край, а в 1936-м году – в Горьковскую область. Родители мои были крестьянами, как тогда говорили, в социальном плане относились к беднякам. В семье у меня было четыре сестры. В хозяйстве имелась корова, потом мы ее продали, дом построили. Купила мать козу, дети маленькие были, молоко нужно. Потом родители накопили денег и снова корову купили, вскоре после этого приобретения завелись строить другой дом, опять мама продала корову, на эти средства и построили еще один дом.
В период коллективизации мы одними из первых вступили в колхоз, у меня был дед, царство ему Небесное, он даже своего жеребца сдал в общее пользование. Так как я был еще маленьким, то особо не знаю, сопротивлялись ли люди вступлению в колхоз, но в целом в деревне к моменту нашего отъезда остался один единоличник, его фамилию, я, конечно же, не скажу. Остальные же все пошли в колхоз. Вскоре мы с родителями перебрались в село Барановка николаевского района Сталинградской области.
Я окончил 8 классов, солидное по тем временам образование. 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. В августе 1942-го года Сталинград начали сильно бомбить, во время молодежных прогулок мы видели, что над городом огоньки сверкают. Это зенитные орудия стреляли по немецким самолетам. При этом особенно много вражеских самолетов висело в небе над городом Камышин.
В сентябре 1942-го года меня призвали в армию. И отвезли нас, новобранцев с образованием более семи классов, в Астрахань. Там в то время находилось два военно-пехотных училища. В одно из них меня и определили. Начались занятия, проходили курс молодого бойца. Нас как курсантов учили азам военного дела, преподавали стрелковое оружие, мы изучали пулеметы и минометы, но артиллерийские системы мы не видели. Но в основном мы изучали винтовку Мосина, автоматы ППД и ППШ, гранаты РГД-33, РГ-42 и «лимонки» Ф-1. Каждый день для нас проводили занятия по тактике и строевой подготовке. Учились четко.
В ноябре 1942-го года нас, курсантов, неожиданно построили, дали в руки винтовки, мы получили патроны и гранаты, после чего направили, как нам объявили, в сторону города Яшкуль Калмыцкой АССР. Но остановились мы прямо в степи за Астраханью, где всех зачислили в 902-й стрелковый полк 248-й стрелковой дивизии, которая, кстати, была сформирована на основе курсантских полков астраханских военных училищ. И здесь мне банально повезло. Меня как более грамотного курсанта и еще трех товарищей оставили с противотанковым ружьем в районе дороги Элиста-Яшкуль, которая идет на Астрахань. А в декабре наша дивизия приняла участие в боях за город Яшкуль. Все курсанты, которые были со мной училище, в большинстве своем там погибли, после этого я даже никого из своих товарищей не встречал в полку. Меня же после охраны дороги зачислили разведчиком в полковую разведку.
В первый же день во взводе было объявлено, что нам нужно в ближайшее время взять «языка». Позиции нашего полка находились прямо в степи. Первый выход прошел на реке Маныч. Мы, отделение разведчиков в составе 11 человек, шли по мосткам в сторону немцев, вначале пригнувшись, потом ползком двигались к их окопам. Но враги нас обнаружили, и начали обстреливать. Нам пришлось уйти без «языка», при этом один из разведчиков был убит, двое – ранены. И мы тащили убитого с собой на плащ-палатке, а раненые топали с нами. Так я в первый раз участвовал в разведке. Во второй раз я снова пошел в разведку на реке Маныч, там на другом берегу камыши росли, и немцы в них крепко обосновались. Я был рядовым, нам особо ничего не сообщали, но мы знали, что командование полка приняло решение силами разведывательного взвода провести разведку боем. Только подошли мы к противоположному берегу Маныча, и тут мы напоролись на немцев, были обстреляны из стрелкового оружия, пулеметов и автоматов, затем из батальонных минометов и артиллерии. Многие разведчики получили ранения, даже были убитые. И нам пришлось отойти. Так что в калмыцких степях мы «языка» так и не взяли.
После этих неудачных разведывательных выходов в январе 1943 года мы перешли в наступление, и прорвали оборону немцев, затем стали наступать в направлении города Сальск. В одном из боев я был ранен, попал под пулеметную или автоматную очередь, меня зацепило в левую руку и в левый бок. Был отправлен в медсанбат, затем попал в центральный эвакогоспиталь, дислоцированный в г. Элиста. Я находился там три месяца, после выздоровления меня направили в запасной стрелковый полк, откуда «покупатель» забрал в 141-й минометный полк. Я стал уже не пехотным разведчиком, а разведчиком-наблюдателем. С этим полком, которому впоследствии присвоили почетное наименование «Запорожский», участвовал в освобождении Украины, Белоруссии, Молдавии, Польши. Побывал на пяти фронтах.
Мы, разведчики, находились, как правило, при командире полка на передовых позициях. Был у нас командиром майор Дмитрий Васильевич Зубов, дослужившийся до полковника. Из командира полка его впоследствии назначили начальником артиллерии стрелковой дивизии.
Затем в Украине произошел случай, когда я чуть не погиб я. К нам в штаб полка однажды заглянул лично Георгий Константинович Жуков. Как это произошло: приехали три машины, одна похожа на броневичок, в ней Жуков ехал, и две таких специальных легковых машины повышенной проходимости. Там его вся прислуга прибыла и сопровождающие офицеры штаба. И он вышел из машины, я не тогда еще знал, что это Жуков. Одет он был в серую защитную накидку, в сапогах и брюках. Зашел с несколькими офицерами в землянку к командиру полка, что-то они там пробыли минут 15-20, не больше, потом Жуков вышел и ушел к машинам, после чего они отъехали. Вдруг через каких-то буквально пять-семь минут, хотя ничто не предвещало, налетели на нашу высотку пять немецких бомбардировщиков. И начали бомбить наш блиндаж и все вокруг. Я тогда вырыл себе небольшой окоп, дело было летом, накрыл его от солнца днищами немецких ящиков от снарядов. Немецкие бомбардировщики нас начали страшно утюжить. Я едва уцелел, меня придавило в окопе взрывом бомбы, и оглушило, получилась сильная контузия. А моему товарищу прямо в окоп попала бомба, и выкинуло оттуда обрывки одежды и обуви. Самого товарища разорвало на кусочки. После бомбежки эти самолеты улетели, и больше на нашем участке фронта вражеская авиация не появлялась. Я, например, небольшой чин имел, но посчитал, что этот авианалет – дело немецкой разведки. По всей вероятности, немцы охотились за Жуковым. Ведь как только он отъехал, тут же появились самолеты. Ни с того, ни с сего. И только после бомбежки я узнал, кто приезжал к нам в штаб полка.
Кстати, рядом с нашим блиндажом стояла немецкая пушка, мы время от времени игрались с ней, прицел-то был заброшен немцами в реку, а мы через ствол прицелимся, наведем ее на противника, снарядов рядом во множестве валялось. Зарядим, и стреляем в немецкую сторону, потом в бинокль смотрим – что-то взорвалось. Радовались, как дети.
Затем пошли мои фронтовые будни, фронтовые дороги. Так как я был разведчиком-наблюдателем, моя задача заключалась в том, чтобы выискивать огневые точки противника, где расположена его артиллерия, где скопление пехоты, в каких местах танки засели, где какая-то у немцев техника есть. Но мы как минометчики в первую очередь обращали внимание на живую силу противника. Докладывали командиру полка все полученные путем наблюдения сведения, а тот уже принимал решение, или артиллерию вызывал, или мы самостоятельно минометами врага обстреливали. У нас были 120-мм минометы, это довольно-таки крупный калибр.
У нас как разведчиков всегда были бинокли, и мы вражескую сторону осматривали очень внимательно. Как определяли скопления немцев? При долгом и тщательном наблюдении ты всегда подмечаешь где-то какое-то шевеление, куст подозрительный, все это дело фиксировали на карте и докладывали командованию. Привязку на местности мы делали по деревьям, да и сами частенько залазили на деревья и наблюдали за немцами.
И вот как-то стояли мы в лесу, вдруг ни с того, ни с сего нас обстрелял немецкий шестиствольный миномет «Небельверфер», его в наших частях прозвали «Ванюшей». Он протяжно бил, как будто ишак кричал. Но никого не убил, мы при первых же звуках тут же в окопы попрятались. Как-то дело обошлось. В целом же мы как-то не находились в населенных пунктах, все время были в передовых частях пехоты, а то и ближе к немцам, чем даже передовое охранение. У меня имелась трофейная немецкая снайперская винтовка, пистолет «парабеллум», я его носил на поясе. Один раз я решил пойти и поохотиться за немцами из их же снайперской винтовки. Утром рано выполз из окопа, забрался за пригорок и спрятался за деревце, а тут меня засек немецкий снайпер. И сделал по мне выстрел, пуля попала в каску, прямо в лоб. И пробила каску насквозь, сзади железо вывернуло все. Но, к счастью, пуля прошла над волосами, а каска сработала как амортизатор, и я повалился на землю, лежу на спине. Пощупал себя, вроде бы живой. Так закончилась моя охота на немцев, больше я не рисковал. А дальше пошли фронтовые дороги.
Особенно тяжело нам пришлось в Белоруссии, где мы вынуждены были продвигаться по болотам, комаров там роилось великое множество, они нашим войскам сильно досаждали. Оттуда я дошел до Польши. Мы, разведчики, выполняли разные поручения командования. Так, при переправе через Вислу я с товарищем, сержантом Снеговым, сделал несколько рейсов на лодке, возил боеприпасы для наших минометов, которые одними из первых закрепились на противоположном берегу реки. Было дело, что на передовой участвовал вместе с пехотой в отражении контратак противника. Однажды из своей снайперской винтовки я убил несколько гитлеровцев. За эти бои мне вручили медаль «За отвагу», самую дорогую для солдата награду.
Варшаву еще не взяли, как вдруг меня вызывает командир полка и говорит: «Загребин, ты довольно-таки грамотный у нас боец. Есть разнарядка на поступление в военное училище. И вот мы решили тебя послать». Я, конечно же, отказываться не стал, мне сказали, что есть на выбор два училища: горно-стрелковое и артиллерийское оружейно-техническое, я избрал второе. Оно дислоцировалось в городе Тамбове. Прибыл я сюда, и здесь учился вплоть до конца войны.
- Как кормили в войсках?
- В основном неплохо, голодовать мы не голодовали. Давали еду два раза в сутки, если нельзя подъехать кухне, то выдавали сухой паек, а так в основном кормили супами и кашей, горячей пищей. Да еще был то ли компот, то ли чай. Этот сладкий напиток хорошо силы поддерживал. В целом кормежка была достаточная, давали булку хлеба два раза в день, его на трех человек разрезали. Дружно мы жили на передовой и всегда честно распределяли пайки.
- Как мылись, стирались?
- на передовой, откровенно говоря, была и вшивость, у меня вши даже в звездочке на пилотке завелись. Время от времени отзывали нас с передовой, где делали дезинфекцию, то есть водили в баню и прожаривали белье прямо в камере. Снимаешь штаны и рубашку, складываешь в эту камеру, а сам идешь мыться. Пока намыливаешься, все твои бебихи прожариваются. Потом дадут тебе кальсоны, нижнее белье, а верхнее самостоятельно берешь из прожарки.
- Как относились к партии, Сталину?
- К Сталину относились с превеликим уважением. Везде звучали слова: «За Родину! За Сталина!» И в атаку действительно, без дурака, ходили с криками «Ура! За Родину! За Сталина!» На наших минах также было написано «За Родину! За Сталина!» Я даже такие надписи видел на снарядах для «Катюши». Сталин был фигурой в нашем понятии.
- С пленными немцами сталкивались?
- Было дело. Даже пришлось одного застрелить. Как так получилось? Однажды попал к нам немецкий обер-лейтенант, меня послали сопровождать его в штаб дивизии, нужно было пройти где-то километра три, может, чуть больше. И я его повел, он идет впереди, я сзади с немецким трофейным автоматом «шмайссером». Мы к тому времени свои ППШ побросали, они у разведчиков не котировались, потому что немецкие автоматы были получше, очень надежные и легкие. По дороге пришлось нам с немцем переходить через балку, а прошел дождик. И когда мы шли, я поскользнулся и упал на задницу. А немецкий обер-лейтенант обернулся и сделал ко мне два-три шага. Ну, я автомат наизготовку держал, думаю, черт его знает, захватит у меня оружие и все, война-то идет. И я в него выстрелил небольшой очередью, убив наповал. Пришел в штаб, докладываю, мол, так и так, меня за него хорошо расчихвостили. Так орали, что я думал, меня прибьют к чертовой матери! Потом с немцами еще раз воочию сталкивался, дело было в Польше. Мы с одним командиром батареи после боя пошли узнать у пехоты, где же немцы засели. Идем себе, прошли селение небольшое, огороды, через какуюто полянку зашли в лес. И внезапно наткнулись на немцев, они как раз окапываются. Один из них увидел нас, берет автомат с земли и, если бы мы не побежали, он бы нас точно расстрелял. Но я командиру батареи сразу же сказал: «Немцы!» Я первый их увидел, тогда он тоже их разглядел, и мы ринулись назад лесом. У меня была граната на поясе, я ее бросил в сторону немцев, и мы побежали по лесу, а нам вдогонку летели пули. К счастью, ушли мы. Зря погибнуть тоже не хотелось.
- С особистом сталкивались?
- Был у нас такой, но в 141-м минометном полку в разведке нас эти ребята не дергали. А вот когда мы готовились идти в калмыцкие степи, то у нас командиром отделения был старший сержант Погорелов, и меня с ним внезапно вызвали в Астрахань к особисту. А почему позвали – один из наших ребят курсантов, всем рассказывал, как у немцев хорошо живется, мол, у них военнопленных гусем или уткой кормят, и вообще обращаются хорошо. Чересчур открыто он о врагах хорошо говорил. Опросил нас особист в чине капитана, после чего отпустили нас, и мы с Погореловым пошли искать свой взвод. А того парня забрали куда-то, и мы о нем больше ничего не слышали, даже не видели его.
- Замполит у вас в части был?
- Имелся такой в минометном полку, но я с ним не сталкивался никоим образом. Мы же все время на передовой находились, в тылу практически не были.
- Рукопашному бою вас учили?
- А как же. Особенно когда был в Астрахани в пехоте, а потом в минометном полку нас обучали.
- Как вы встретили 9 мая 1945 года?
- Я был в Тамбове, не только для меня радость, а для всех это было великое счастье. Весь город ликовал.
Окончил я Тамбовское артиллерийское оружейно-техническое училище в сентябре 1946-го года и продолжал службу уже в звании офицера. Кстати, 1 сентября меня отпустили в отпуск в первый раз со времени призыва. После того, как я посетил родителей, меня назначили в Севастополь. Здесь я немножко прослужил на линкоре «Севастополь», потом попал в учебный отряд, стал начальником артиллерийского полигона, затем был назначен начальником боепитания. После ушел на Север, в район г. Полярного Мурманской области. Здесь меня назначили на плавучую судоремонтную мастерскую «ПМ-17». Служил там, затем был переведен в ракетную часть. В г. Полярный есть губа Кислая, и там в подземелье была вырублена штольня, в которой располагалась ракетно-техническая база для подготовки атомных подводных лодок. Эти лодки туда приходили, швартовались, а готовую ракету мы грузили на подлодку. Из Полярного меня перевели на базу подводных лодок «Западную Лица» (ныне г. Заозерск). Там также стояли атомные подводные лодки 1-й Краснознаменной флотилии Северного флота СССР. Потом я был направлен опять в город Полярный, но уже по возрасту не подходил для работы с ракетами, и меня поставили помощником командира ракетно-технической базы по материально-техническому обеспечению. С этой должности я и ушел на пенсию. Демобилизовался в 1972-м году, в феврале месяце. Приехал в Севастополь, здесь у меня жили тесть и теща, родители жены. Причем когда я находился на Севере, комнату за мной в Севастополе оставляли как броню. Вот и вся моя военная биография.
| Интервью и лит.обработка: | Ю. Трифонов |
