Петухов Пётр Михайлович, родился в 1914 г. в деревне недалеко от г.Пермь, на Каме. Кадровый военный. За Халхин-Гол награжден орденом Красной Звезды. Вручал в Кремле М.И.Калинин. Пожав руку, сказал: "Носите, товарищ Петухов - заслужили". Осенью 41-ого начал воевать под Москвой ("Сибирские дивизии"). Закончил войну под Кенигсбергом. Был ранен дважды. После войны учился по военно-инженерной специальности в Ленинграде. Служил в Венгрии, затем в Карелии. Был демобилизован в 1956-м ("хрущевское сокращение") в звании майора. Жил на Урале, в Перми, затем в г.Конаково, Калининской, ныне Тверской области. Умер в 1994 году.12.12.1990.
21.02.1970 г., Закамск, г. Пермь
В Армию я был призван в Перми Ленинским райвоенкоматом. Комиссия призывная работала в Клубе Профинтерн, что на улице Карла Маркса. Член комиссии лейтенант Сухорослов отобрал меня для службы в отдельной сапёрной роте 82 стрелковой дивизии (СД), г.Пермь. 16 февраля 1936 года, утром, мы, призванные служить в саперной роте 82 СД, прибыли в казарму, что на углу улиц Карла Маркса и Красной г.Перми, где нас встретили к-н Дума, комиссар и старшина Пятков. Старшина Пятков повёл нас в баню, что на ул.Ленина, где нас обмундировали в военную форму. Выйдя из бани, мы не узнали друг друга. На ногах ботинки с обмотками, а на головах будённовки. С этого дня началась моя служба в Красной Армии.
Летом мы выезжали в лагеря, сначала в Биршеть (30 км от Перми), а затем, на месяц, для практических занятий по переправам через водные преграды, строительству мостов и дорог мы выезжали в Чебаркульские лагеря (Челябинская область). Осенью 1936 года на базе сапёрной роты был сформирован отдельный сапёрный батальон номер 123 82-й СД.
В октябре 1936 года я окончил школу младших командиров и мне присвоили звание “отделённый командир”. Я на петлицы шинели и гимнастёрки прикрепил по два треугольника.
С этого дня и до октября 1937 года я был командиром отделения. С октября 1937-го и до октября 1938 года служил сверхсрочно в этом же отдельном сапёрном батальоне. По окончании сверхсрочной службы я решил посвятить свою жизнь Красной Армии, и вместе со своими друзьями-сослуживцами Широбоковым Павлом Николаевичем, Корякиным Юрой и еще одним, фамилию которого забыл, я поехал на курсы младших лейтенантов в г.Кунгур. На курсах была создана группа курсантов-сапёров в составе 7 человек. Руководителем нашей группы и преподавателем военно-инженерного дела был ст. л-т Пивоваров.
По окончании шестимесячных курсов, 25 апреля 1939 года, мне присвоили звание «младший лейтенант» и я вернулся снова в свой сапёрный батальон. Приказом по батальону меня назначили командиром сапёрного взвода 2-й сапёрной роты. После празднования 1-го Мая мы выехали в лагерь Биршеть, где начали формировать подразделения сапёрного батальона. Ко мне во взвод пришли бойцы в возрасте от 25 лет до 40, все из Пермской области.
Закончив формирование подразделений, части дивизии эшелонами стали отправляться по железной дороге на восток. Сапёрный батальон погрузился на два эшелона, в 1-ом ехали штаб и сапёрные роты, во 2-ом технические подразделения со своей техникой.
Первые сутки движения состава я был дежурным по эшелону. В пути следования я по поручению командования батальона делал остановку в Омске, для решения служебных вопросов. Свой эшелон догнал в Новосибирске. В Новосибирске, как и в Омске, я осмотрел кое-какие достопримечательности города, в Новосибирске в первую очередь железнодорожный вокзал и знаменитый оперный театр. Подъезжая к оз. Байкал, мы увидели реку Ангару, её исток. Эшелон наш остановился на ст. Байкал, мы все ринулись из вагонов к воде. Вода в Байкале как слеза, настолько чистая, что всё дно видно даже на большой глубине, и очень вкусная — как ключевая. Мы пили её с удовольствием, как воду из ключа, ну и конечно мы наполнили все наши походные кухни и даже создали запас, используя резиновые мешки, бочки и резервуары.
Проехали Улан-Удэ, Читу. Отъезжая от ст. Крымская, мы стали гадать, куда пойдёт состав: если прямо — то мы едем на Дальний Восток, а если повернём направо — то на Борзю. Кто говорил, что поедем на Борзю, оказались правы — эшелон повернул направо. В Борзю приехали рано утром. Разгрузили эшелон, пообедали, после небольшого отдыха подразделения батальона общей колонной двинулись по дороге в направлении Монгольской Народной Республики. Я ехал верхом на лошади. Ехали долго и без привычки я устал, сидя в седле. Колонна батальона подошла к границе МНР. Монгольские пограничники по-дружески нас встретили и пропустили через границу. Пройдя несколько километров от границы, батальон остановился на большой привал. Солдаты, приняв пищу, отдохнули, после отдыха подразделение выстроилось в общую колонну и двинулись снова в путь. Впереди, по дороге, нам навстречу двигалась колонна автомашин. Издали нам было непонятно, что они везут, и когда мы поравнялись с этой колонной, мы увидели в кузовах этих машин раненых русских красноармейцев, которые кричали нам «быстрее идите бить японских самураев», «никакой пощады захватчикам» и т. п. Это для нас было как гром с ясного неба, так как мы до этой минуты ничего не знали о боях наших войск в МНР с японскими захватчиками.
Вскоре после этой встречи меня вызвал командир батальона ст. лейтенант Сухорослов и приказал мне со взводом (в составе 40 человек) на двух автомашинах, взяв с собой нартановский колодец, трубчатый колодец, необходимый инструмент и материалы, двигаться впереди колонны батальона в 15-20 км по маршруту: Баянтумен — Мататцамон, гора Хамардаба с целью ведения разведки на воду, так как нам предстояло идти по монгольской степи в жару при температуре 30-40 градусов около 600 км при отсутствии готовых, оборудованных источников воды, причём имеющиеся озёра были с горькосолёной водой.
Выполняя приказ, я со взводом на 2-х автомашинах быстро вырвались вперёд и приступил к ведению разведки на воду. Задача была очень трудная, часто приходилось останавливаться и бурить скважину, при наличии даже небольших признаков присутствия воды на небольшой глубине. При обнаружении воды, мы отрывали колодец, стенки укрепляли рамками из досок. Колодец обозначали и от дороги к колодцу ставили указки. В некоторых местах, где обнаруживали наличие воды, и не имея в наличии времени и материалов, мы ставили только указки. Во всех таких случаях я посылал донесение в штаб батальона, и идущие позади сапёрные роты оборудовали эти водоисточники.
Насколько важен был вопрос водоснабжения подразделений и частей дивизии при совершении 600 км марша по выжженной солнцем монгольской степи, говорит тот факт, что при остановке роты или батальона у колодца их командиры сами разливали воду во фляги бойцов. Были случаи, когда даже командиры полков и других частей руководили раздачей воды красноармейцам. Части дивизии расположились вблизи района боевых действий. Я со своей задачей по разведке воды справился.
Батальон остановился в степи, не доезжая горы Хамар-Даба. Я получил задачу от командира батальона: оборудовать командный пункт 82-й СД на горе Хамар-Даба. Взвод на двух автомашинах выехал на выполнение задачи. По пути нас встретил заградительный огонь по дороге японской артиллерии. Выбрав удачный момент, мы проскочили зону заградительного огня и добрались до места. Я доложил находящемуся уже тут дивизионному инженеру майору Лебедеву о прибытии взвода. Начальник штаба дивизии и дивизионный инженер мне указали место устройства укрытий для работы командира дивизии, начальника штаба , оперативного отдела, начальников служб, узла связи и др., а также места укрытий для автомашин и броневиков. Работы мы должны были вести только в ночное время с соблюдением правил маскировки. Основные укрытия мы построили в течение первой ночи. К рассвету над укрытиями натянули палатки, поверх их маскировочные сети, бруствера сооружений замаскировали травой. В последующие 2-3 ночи мы закончили полностью оборудовать командный пункт командира дивизии (КД). Все укрытия соединили ходами сообщения. На вершине горы Хамар-Даба оборудовали НП и ход сообщения к нему от КП. От воздушной разведки все ходы сообщения также замаскировали маскировочными сетями.
Растительную маскировку мы меняли каждую ночь. В расположении командного пункта в дневное время было запрещено движение людей по открытой местности, также и транспорта. Пищу привозили для личного состава штаба и подразделений обслуживания только с наступлением темноты и перед утром.
Ежедневно лётчик-наблюдатель пролетал над КП дивизии и после этого приходил сказать, что на КП демаскирует (указывая даже на консервные банки). В последующую ночь демаскирующие факторы устраняли. Надо сказать, что в результате тщательной маскировки и соблюдения личным составом штаба и подразделений маскировочной дисциплины, КП дивизии японской наземной и воздушной разведкой не был обнаружен до конца боёв, хотя их самолёты-разведчики ежедневно неоднократно пролетали над горой Хамар-Даба с этой целью.
16.11.1973 г., Конаково
Наводка штурмового мостика через Халхин-Гол из комплекта ТЗИ
Ночью, под покровом темноты, на берег реки Халхин-Гол по лощине смерти (так её прозвали красноармейцы) машинами подвезли комплект ТЗИ. Я получил задачу от командира сапёрного батальона навести через Халхин-Гол штурмовой мостик для переправы пехоты, пулемётных и миномётных подразделений с лёгкой материальной частью.
Вначале мы собрали мостик на берегу и пытались его протолкнуть до противоположного берега под прямым углом. Стоило нам протолкнуть три звена, как наш мостик стало сбивать и крутить волной. Затем предприняли вторую попытку навести мостик. Собранный мостик поставили на воду вдоль берега. Верхний по течению конец мостика оттолкнули от берега и его стало водой заносить, как мы и думали. Но стоило ему встать перпендикулярно к берегу, как его быстрым течением стало ломать и кувыркать — тогда мы быстро вытащили его на берег. Повреждённые поплавки и звенья заменили новыми.
После этих двух попыток навести мостик мы решили сначала установить в створе будущего мостика на якоря три лодки «А-3» на равных расстояниях друг от друга. Лодки установили, натянули трос с берега через задние борта лодок на противоположный берег, его концы закрепили на берегах. В начале мостика и далее, через звено, к поплавкам с верхней стороны привязали стропы, и по мере продвижения, вначале на первое звено, а далее к каждой стропе ставили красноармейца, который свою стропу перекидывал снизу через трос и по мере продвижения моста стропу продвигал по тросу, натягивая её так, чтобы верхние концы поплавков поднимались над водой. Этим самым волна не захлёстывала поплавки. Мостик, хотя и медленно, но стал продвигаться по тросу к противоположному берегу.
К этому моменту в район переправы уже подошли подразделения пехоты. Противник каким-то образом заметил подход пехоты к реке и открыл артиллерийский огонь по району переправы. Снаряды рвались на том и другом берегах реки и в воде. К нашему счастью, прямого попадания снарядов в штурмовой мостик не было и никого из сапёров осколком не зацепило и не вывело из строя. Мы быстро закончили наведение мостика, закрепили концы на берегах и сразу же, бегом начала переправляться пехота. Артобстрел прекратился. Пехота переправилась, а потом, уже по мере подхода, переправлялись пулемётные и миномётные подразделения.
Штурмовой мостик от наблюдения противником был скрыт кустарником. Кроме этого, мы провели ряд мер по его дополнительной маскировке. Подразделения резервов переправлялись в основном в ночное время. Наш мостик простоял, цел и невредим, до конца боёв.
20.11.1973 г., Конаково
Мостовая переправа
С наступлением темноты понтонный парк НЛП, на специальных машинах, был сосредоточен на берегу реки Халхин-Гол в районе горы Хамар-Даба. И сразу-же личный состав сапёрных рот батальона под командованием командира сапёрного батальона капитана Сухорослова приступил к сборке моста. Сборка моста велась с соблюдением строгой маскировочной дисциплины. Никакого шума, крика не было слышно. На удалении до 300 метров было запрещено курение и пользование электрическими фонариками, так как противник находился на ближайших высотах, за поймой реки, и мог обнаружить наводку моста. Задолго до рассвета мост был готов, личный состав мостовой команды был на своих местах. До рассвета по мосту было переправлено много артиллерии, машин с боеприпасами и горючим для танков. Были приняты меры к маскировке моста. С наступлением рассвета было запрещено всякое движение на подступах к мосту и в районе моста.
Только на следующий день авиаразведка противника обнаружила мост и его артиллерия провела массированный огневой налёт. Прямых попаданий в мост не было, но были разрывы снарядов в непосредственной близости моста. В результате несколько понтонов было пробито осколками снарядов и мост затонул, понтоны стали на дно реки. Никаких разрушений верхнего устройства моста не было. Командование решило: мост оставить в таком положении, как есть, приняв меры к прочному его закреплению, чтобы напором воды его не снесло. Весь автотранспорт, артиллерия, бронемашины и личный состав подразделений частей резерва мог переправляться по мосту, так как прочность его оставалась достаточной и глубина покрытия его водой не превышала 20 см.
Всё, что могло демаскировать переправу, было удалено. Приняты были строжайшие меры маскировки пункта переправы, особенно в светлое время суток. Личный состав мостовой команды оборудовал тщательно замаскированные укрытия. Не допускалось никакого движения в районе моста. Не было видно никаких признаков наличия моста, он был скрыт от наземной и воздушной разведки слоем воды.
С наступленим дня самолёт-разведчик противника неоднократно пролетал над рекой и улетал восвояси, так и не обнаружив наличие моста. Командование противника, по всей видимости, заключило, что мост огнём их артиллерии уничтожен и нами не восстановлен. По крайней мере, артиллерийскому обстрелу район моста больше не подвергался.
В ночное время переправа подразделений, боевой техники и транспорта по мосту осуществлялась бесперебойно. Мост в таком положении простоял до конца боёв, обеспечив переправу в этом районе всего необходимого для ведения боевых действий.
На прикрытии переправы
После ночной работы на командном пункте дивизии и завтрака, сапёрный взвод находился на отдыхе. В расположение взвода прибежал комендант штаба дивизии и приказал немедленно поднять взвод по тревоге и направиться бегом к пункту мостовой переправы, так как с передовой сообщили, что в районе «песчаной сопки» просочилось в глубину расположения наших войск японское кавалерийское подразделение, и оно двигается в направлении мостовой переправы. Задача взвода: прикрыть мостовую переправу, огнём уничтожить кавалерийское подразделение на подступах к мосту.
Взвод быстро прибыл на переправу, занял оборону, я отдал боевой приказ командирам отделений и лично поставил огневую задачу четырём расчётам ручных пулемётов. В бинокль я заметил движение нескольких всадников в лощине северо-западнее высоты «Песчаная». Они, видимо, заметили наше движение в районе переправы, повернули обратно и скрылись в кустарнике. Но наше движение к переправе было замечено и артиллерийскими наблюдателями противника, и как только мы заняли оборону, район расположения взвода подвергся интенсивному артиллерийскому обстрелу.
Со мной в ячейке находился и политрук сапёрной роты Н.Зорин, который пришёл во взвод после занятия нами обороны. В момент артобстрела один снаряд разорвался на бруствере нашей ячейки и нас с Зориным засыпало землёй. Мы самостоятельно освободились от земли, так как осколочных ранений не получили. В глаза, уши, за ворот — везде набилась земля, во рту — пороховая гарь. Ячейку освободили от земли, и я предложил Зорину находиться в отдельной ячейке, чтобы в крайнем случае не оставить взвод без руководства.
Оборону на пункте переправы взвод занимал в течение двух суток, и всё это время мы подвергались артобстрелу. Прямых попаданий в окопы не было, поэтому жертв мы не имели. Правда, в ночное время обстрел был только периодический и мы имели возможность организовать приём пищи по отделениям. По истечении двух суток взвод был снят с обороны моста. На мостовой переправе, как и было ранее, оставась только команда обслуживания.
4.12.1973 г., Конаково
Наблюдательный пункт (НП)
С наступлением ночи я получил от дивизионного инженера приказ оборудовать ПНП командиру дивизии на «безымянной» высоте, перед Песчаной сопкой. Быстро, на двух автомашинах, взвод был доставлен в указанный пункт. Машины поставили в укрытие на обратном склоне высоты. Начальник разведки точно указал расположение НП на местности. Я произвёл разбивку НП и хода сообщения в тыл. Противник, находящийся от нас на удалении метров 150 периодически местность освещал ракетами и обстреливал из пулемётов. Поэтому, расставив людей по ходу сообщения, я приказал работать только в положении лёжа, пока не достигнут нужной глубины, при этом исключая всякий шум, разговоры и курение. Грунт оказался слабый и работа шла быстро — ужу через час каждый работал в положении стоя, имея укрытие, и ещё часа через три почти все закончили свою норму и приступили к оборудованию и маскировке. НП перекрыли и сделали две щели для наблюдения. Сверху НП замаскировали дёрном и травой, а ход сообщения накрыли маскировочными сетями. До рассвета НП был полностью оборудован, о чём было доложено в штаб дивизии. Взвод был отведён в тыл метров на 300 на обратную сторону высоты, где ждала уже его походная кухня. Позавтракав, каждый красноармеец отрыл себе укрытие — щель. Каким-то образом противник заметил расположение взвода и обрушил на нас шквал миномётного огня. Весь район расположения взвода был в дыму. Я очень беспокоился за людей, но оказалось, что ни один человек не пострадал во время этого обстрела. Вот что значит в бою, на фронте соблюдение мер маскировки, и, главное, где бы вы не находились, всегда в первую очередь надо оборудовать себе укрытие.
4.12.1973 г., Конаково
Самурай
По окончании боёв на реке Халхин-Гол взвод получил приказ вести разминирование местности в районе Песчаной сопки. При ведении разведки на наличие мин и других взрывоопасных объектов, мы обнаружили лаз и укрытие. Мой помкомвзвода Петунин залез через этот лаз в укрытие и сообщил нам наверх, что в укрытии много трупов японцев, в большинстве перевязанных. Оказалось, что это был передовой перевязочный пункт. Эти сопки нашими частями были взяты ещё дней 10 тому назад. Видимо, никто до нас не обнаружил это укрытие.
Я приказал Петунину проверить все трупы, может быть, найдутся среди них и живые.
Петунин проверил и обнаружил одного живого японца. Его вытащили наверх. Он выглядел, как труп, так как не пил и не ел, возможно, дней 7-10. Красноармейцы окружили его, стали расспрашивать, но японец не понимал их, сидел как зверёк, ощетинившись. В одного красноармейца он плюнул, но его никто не тронул. Видя такое отношение, от протянул руку, показывая на флягу, пристёгнутую на ремне одного красноармейца. Красноармеец своими руками дал ему попить воды из фляги. Японец после этого оживился, через некоторое время снова попросил пить, и когда ему дали флягу, он её взял уже своими руками и пил, сколько хотел. После этого я отправил японца в сопровождении сержанта на попутной машине в наши тылы, где сосредотачивались пленные.
21.03.1975 г., Конаково
Война
Весной 1941 года наша 82-я МСД, расквартированная в г. Баян-Тумен (ныне г.Чойбалсан) получила задачу строить узкоколейную железную дорогу от г.Баян-Тумен до г.Тализаг-Булаг. Стрелковые полки вели земляные работы по устройству выемок, насыпей и др. Сапёрный батальон заготовлял и подвозил лесоматериал и, в основном, занимался строительством мостов, труб и других железнодорожных сооружений, 2-я сапёрная рота (три взвода по 40 человек каждый) занималась исключительно строительством мостов. Работы велись почти непрерывно, за исключением небольшого отдыха в тёмное время суток. Международная обстановка была очень напряжённая. В Европе полыхала вторая мировая война. О вероломном нападении на Советский Союз фашистской Германии мы узнали во время обеденного перерыва 22-ого июня. Приехало командование части, был проведён митинг. Командиры и бойцы дала клятву защищать нашу Родину не жалея сил и самой жизни.
Оборона Москвы.
24-ого октября 1941 года в 6 часов утра сапёрный батальон 82-й МСД прибыл в г.Загорск Московской области. День был пасмурный и моросил дождь. Через железнодорожную станцию Загорск непрерывно шли эшелоны с различным заводским оборудованием на восток. Эвакуировались из Москвы предприятия на Урал, в Сибирь. По окончании разгрузки подразделения сапёрного батальона с техникой двинулись колонной по полевой дороге в ближайший лес. Поле было усыпано листовками-пропусками, сброшенными с немецких самолётов. Эти листовки бойцы собирали и сжигали. По обстановке чувствовалось, что немецкие войска находятся на подступах к Москве. После небольшого отдыха личный состав и материальная часть приводились в боевую готовность. После приёма пищи, с наступлением сумерек, батальон на автомашинах двинулся колонной в Москву по шоссе Загорск-Москва. Ночью, когда проходили по улицам нашей столицы, Москва была погружена во мрак. Подразделения ПВО (противовоздушной обороны) несли службу по защите столицы от налётов вражеских самолётов, которые всё время пытались прорваться к ней и нанести бомбовый удар. Прожектора во всех направлениях прорезали ночную тьму и обшаривали Московское небо. Над центром Москвы и другими важными объектами висели воздушные заграждения. Откуда-то доносились глухие взрывы, чувствовалась близость фронта. Проехав Кунцево, мы увидели несколько тяжёлых танков "КВ", которые выходили на огневые позиции, видимо, по плану обороны. Я ехал на головной машине, ведя колонну батальона, так как командование батальона срочно было вызвано командиром дивизии, полковником Шараповым, в штаб дивизии, находящийся в Голицыно.
Двигаясь, я увидел перед нашей машиной труп женщины, раздавленной гусеницей тяжёлого танка. Мы остановились. Я спросил у стоящих женщин, как это случилось. Они сказали, что эта женщина потеряла двух малолетних детей при панической эвакуации из зоны боёв, и только-что она на их глазах бросилась под танк, убитая горем. Я и мы все почувствовали всю тяжесть трагедии, переживаемой нашими людьми.
В Голицыно колонну встретил начальник штаба батальона капитан Журавлёв. Колонна свернула с шоссе влево, в лес. Я приказал старшине роты Полякову и командирам взводов накормить личный состав роты. Сам я, получив топографическую карту-километровку района Кубинка - Дорохово от начальника штаба, пошёл к командиру батальона капитану Пивоварову. Выслушав мой доклад о прибытии колонны батальона, комбат ввёл меня в обстановку.
Наша 82-я МСД получила приказ: оседлать Минское и Можайское шоссе на рубеже с.Крымское - д.Ляхово и сходу нанести контрудар по частям противника, рвущимся к Москве по этим двум магистралям. В последующем непрерывными атаками, силами отдельных полков и батальонов, изматывать противника и не допустить прорыва его механизированных и танковых частей на Москву.
Сапёрный батальон имеет задачу: имеющимися силами и средствами способствовать успешному ведению боевых действий наших частей и подразделений и, главное, затруднить боевые действия частей противника, не допустить прорыва его войск по Минскому и Можайскому шоссе на Москву.
 |
Мне было приказано: установить противотанковое минное поле между Можайским и Минским шоссе, 100 метров западнее д.Ляхово, устанавливая в лунку по две мины, так как здесь действуют тяжёлые танки противника. Второе - заминировать мост на Можайском шоссе в районе села Крымское и немедленно приступить к оборудованию командного пункта командира дивизии в районе столба "76 км" на Минском шоссе, в лесу, справа от дороги.
После получения приказа от командира части я поставил боевую задачу командирам взводов. 1-й взвод, командир взвода лейтенант Игумнов - заминировать мост на Можайском шоссе, в районе села Крымское для взрыва электрическим способом, дублируя огневым. 2-й взвод, командир лейтенант Широбоков - оборудовать командный пункт командиру дивизии. 3-й взвод, за командира взвода помкомвзвода Кудряшов - установить противотанковое минное поле в районе деревни Ляхово между Минским и Можайским шоссе, взять 600 штук мин ТМ-35, устанавливать по две мины в лунке. Я буду находиться со взводом Кудряшова.
После завтрака, подготовки и укладки на машины мин, взрывчатых веществ и необходимых принадлежностей, а также инструмента, рота колонной в 5 машин выехала на Минское шоссе и двинулась к отметке "76 км". По шоссе к линии фронта двигались тыловые подразделения, обеспечивающие боеприпасами, продовольствием и всем необходимым в бою. В небе пролетела немецкая "рама", но, к счастью, бомбёжке мы не подверглись. В районе столба "76 км" нас встретил комендант штаба дивизии. Он показал место, где надо оборудовать укрытия для работы штаба. Лейтенант Широбоков со своим взводом и частью людей 1-ого взвода приступил к оборудованию укрытий для штаба. 1-й взвод ушёл минировать мост на Можайском шоссе у села Крымское. Я с третьим взводом на 2-х машинах поехал устанавливать минное поле у деревни Ляхово. Машины там поставили с восточной стороны домов и приступили к установке минного поля. За два часа мы завершили работу и, оставив двух сапёров для его охраны, вернулись к штабу дивизии, где личный состав сразу включился в работу по оборудованию укрытий.
Части дивизии вели упорные бои с противником, рвавшимся к Москве. Слышны были непрерывные пулемётные и автоматные очереди, разрывы снарядов и мин. Начала действовать бомбардировочная авиация противника. Дважды подверглись бомбардировке машины, стоящие на шоссе, на некотором удалении от штаба дивизии. На второй день, т. е. 26 октября, мы в основном оборудовали КП штаба дивизии.
Сапёрная рота, повзводно, совместно с другими подразделениями сапёрного батальона, начала действовать по обеспечению боевых действий. При продвижении наших частей мы для прикрытия флангов ставили МЗП (малозаметное проволочное препятствие), ставили также противопехотные минные поля натяжного и нажимного действия, делали лесные завалы, минируя их минами ПОМ3-2. Отважно дрались подразделения пехоты, непрерывно атакуя позиции противника. Сколько геройских подвигов совершалось при этом! Был случай, когда у ручного пулемётчика оторвало руку, но он при атаке позиций противника продолжал идти и вести огонь из пулемёта, держа его подмышкой правой руки. И только когда заняли позиции, он упал на землю, истекая кровью.
При захвате позиций брали в плен немецких солдат. Один солдат при допросе сказал, что им офицеры говорили, что прибыла из Сибири "дикая дивизия". Спросили - почему "дикая"?
Отвечает - ваши солдаты, вооруженные карабинами, непрерывно нас атакуют, не считаясь с потерями, дерутся отважно и мы вынуждены отступать, оставляя позиции и неся потери.
14.12.1990
 |
Перед праздником 24-ой годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции я получил приказание от командира батальона капитана Пивоварова: завтра утром, в случае отхода наших частей и наступления противника, мост на Можайском шоссе, в районе деревни Копань, взорвать. Я спросил комбата, кому конкретно поручить выполнить эту операцию? Он сказал: "Командир дивизии приказал поручить взорвать мост командиру 2-й сапёрной роты лейтенанту Петухову, так как он имеет опыт боёв на Халхин-Голе, а неопытному поручать такое дело нельзя. Это главное стратегическое направление немцев на Москву". Я ответил: "Слушаюсь, задание будет выполнено".
На следующий день, рано утром, взяв с собой подрывную машинку и необходимые принадлежности, я пошёл с ординарцем и пулемётным расчётом с ручным пулемётом для прикрытия по Можайскому шоссе в д.Копань. Погода была ненастная, на дороге непролазная грязь. Артиллерия, как с той, так и с другой стороны, молчала. По прибытии к мосту, я указал место для пулемётного расчёта, для нашего прикрытия в момент взрыва и при отходе. Затем проверил заряды на береговых опорах и на мосту, исправность сетей, электрической и огневой. Проверил проходимость электросети, её сопротивление омметром. Всё было исправно и готово к взрыву моста. Мы дооборудовали подрывную станцию и стали следить за обстановкой. Артиллерия противника начала вести огонь, в ответ стала вести огонь и наша артиллерия. Вскоре мы увидели отход наших стрелковых подразделений по опушке леса от Дорохово в направлении Минского шоссе. Впереди нашей подрывной станции стоял расчёт 120 мм гаубицы. Командир орудия скомандовал: "Огонь по пехоте противника!". Я закричал им: "Что вы делаете, это же наша пехота отходит!" и тогда командир орудия скомандовал: "Отставить!". Видимо, он не разглядел, чья пехота, и подумал, что немцы наступают. Оказалось, наши отходят. Отход на более выгодные для обороны позиции был предусмотрен командованием, они готовились заранее, на рубеже Крутицы- Нарово-Осаново.
Стрелковое подразделение, которое только-что отходило, заняло оборону на высотах левее нас 250-300 метров. Тут я увидел - из Дорохово по Можайскому шоссе идут три танка. Потом, в д.Копань, они пошли по задворкам, маскируясь в садах. По Минскому шоссе шёл танк с крестом на борту, ведя пулемётным огонь по нашей пехоте. Справа от нас метров 200 идёт ещё один немецкий танк. "Он далеко не пройдёт, застрянет в болоте" - подумал я. Танки, идущие по Минскому шоссе, могли пройти ещё километр, не больше, и должны наткнуться на большое препятствие. Вчера мы взорвали большой заряд в 300 кг, заложенный в водопропускной трубе под шоссе. Сейчас основное моё внимание на танки, которые находятся в д.Копань. Смотрю - головной танк вышел на край огорода крайнего к нам дома и остановился в метрах 50 от моста. В этой обстановке я решил взрывать мост. Резко поворачиваю ключ подрывной машинки. Взрыва нет. Повторяю, ещё резкий оборот ключа - взрыва нет. Видимо, где-то осколок перебил электропровод, или идёт замыкание на землю в результате дождя. Взрываем огневым способом - и через 10 секунд мощный взрыв. Вверх летят чурбаки от брёвен и щепки, комья земли, облако пыли и гари. Танк лязгнул гусеницами. Убедившись в полном уничтожении моста, я сказал ординарцу, чтобы он прикрыл мой отход огнём и затем следовал за мной, и сам стал по-пластунски отходить по кювету, в нём вода и грязь. Прополз метров 20, силы иссякли и я встал на ноги и пошёл быстро по кювету. Вдруг выстрел из танкового орудия, по мне, снаряд пролетел слева и ударился о твёрдое покрытие шоссе, рикошетировал и, не взорвавшись, полетел дальше. Оказался бронебойный снаряд-болванка, приготовленный для стрельбы по нашим танкам и бронемашинам. Я продолжаю идти и жду смертельного удара по мне. Главное - приказ выполнен, дело сделано, танки, идущие по Можайскому шоссе, остановлены. Второй выстрел, и опять снаряд-болванка пролетел слева и, не задев меня, тоже ударился о шоссе впереди меня, рикошетировал и, шурша, полетел дальше, в лес. Я подумал, что немцы, ведя огонь по мне, не выносят точку прицеливания вправо, так как я иду по кювету дороги с поворотом вправо. Теперь я учту это при движении. Две смерти пролетели мимо. Ну, теперь третий снаряд. Как говорят на фронте - третий это мой, и я морально и физически приготовился к удару-смерти. До спасительной воронки от 500 килограммовой авиабомбы остаётся несколько шагов. Через 3-5 секунд я резко делаю движение вправо и почти сразу пулемётная очередь из танка трассирующими пулями пролетает слева, едва не зацепив меня. Пули рекошетируют от шоссе и летят в беспорядке, я проводил их взглядом, сделал ещё шаг и упал в воронку от авиабомбы. Третья смерть прошла мимо. Я лежу, приходя в себя. Меня спас поворот дороги вправо - моё смещение при движении вдоль дороги не учли немцы, ведя огонь. Через минуту я встал на колени, чтобы посмотреть, где мой ординарец Иванов, что с ним. Надо его выручать. Только я поднялся, как он через меня прыгнул в воронку. В это мгновение я увидел, как головной танк уже ведёт пулемётный огонь по пехоте, что левее нас на 250 метров. Видимо, немцы в танке увидели меня падающим после пулемётной очереди и сочтя, что я убит, перенесли огонь на нашу пехоту.
Мы минуты 2-3 отдохнули и пошли перебежками по кювету Можайского шоссе к следующему мосту в полутора километрах от нас, который тоже нами подготовлен к взрыву. Нашего пулемётного расчёта на том месте, где я их оставил для прикрытия, не оказалось. Оказалось, их взял командир стрелкового подразделения, которое оборонялось на высотке. Идти к ним во время боя я не могу. Я отвечаю за взрыв мостов и мне ещё неизвестна обстановка в районе второго моста. Неизвестно, куда успели пройти немецкие танки, которые шли по Минскому шоссе и на правом фланге. Дойдя до моста, я увидел двух своих солдат, его охраняющих. Старший доложил, что на посту всё в порядке - и тогда мы облегчённо вздохнули. Оказывается, танки противника и его пехота остановлены огнём нашей артиллерии, пехотой и активными действиями сапёров. Наши перешли к обороне.
Но этот район, где мы перешли к обороне, невыгоден в тактическом отношении. Местность не просматривается, нельзя вести прицельный огонь. На таком рубеже простояли несколько дней. В этот период рота проводила инженерные работы с целью создания различных препятствий и заграждений, как на Минском и Можайском шоссе, так и на лесных участках. Разрушали дорожное полотно, взрывали дорожные сооружения, делали лесные завалы, минировали их противопехотными осколочными минами, устанавливали минные поля против танков и пехоты, даже устраивали минные шлагбаумы на дорогах.
 |
В половине ноября (числа не помню) командир сапёрного батальона капитан Пивоваров вызвал меня и ознакомил с обстановкой. При этом он приказал быть готовым к отходу наших частей с занимаемого рубежа на подготовленный рубеж по линии Тучково-д.Крутицы-д.Нарово-Осаново-птицеферма-Чупраково-Осаново. Противник подтянул свежие силы, завтра, возможно, его части перейдут в наступление. Наши должны начать отход раньше его наступления, согласно плана планомерного отступления на указанный рубеж. Он сказал: "Лично Вы должны при отходе взорвать мост на Можайском шоссе в районе села Крымское". На следующий день я взял необходимые средства и заранее пошёл с ординарцем к указанному мосту. Мост охраняли два солдата из моей роты. Когда мы подошли к мосту, старший доложил, что на посту всё в порядке. Я проверил заложенные заряды, проверил огневую и электрическую сети - всё оказалось в порядке, мост готов к взрыву. Наши отходили, я пропустил через мост последние две машины и кухню. Подошла последняя наша группа в количестве четырёх человек во главе с лейтенантом, который сказал, что они последние. Я взорвал мост и мы вместе решили отходить на новый оборонительный рубеж. Выслали вначале солдата - разведать по дороге и на краю леса, нет ли противника, вышедшего на опушку леса. Солдат вскоре вернулся и доложил, что на опушку леса между Минским и Можайским шоссе вышли автоматчики, примерно взвод. Развели большой костёр и собрались около него, стоят, греются. Кто-то курит, один играет на губной гармошке. Мы решаем выходить по левому кювету дороги. Каждый хорошо подтянул вещевой мешок, котелок, противогаз и оружие, чтобы ничто не издавало шума. Вышли по кювету уже в тёмное время и незамеченными прошли опушку леса. Отклонясь влево, пришли к деревне Крутицы и там вышли на позиции миномётной батареи. Мы показали на карте и на местности командиру точку, где расположился взвод немецких автоматчиков. Батарея сделала трижды огневой налёт по указанной цели. Мы пронаблюдали эти налёты и видели всплески огня при взрывах мин. Наверное, немцам было жарко, не знаю, уцелел ли кто из них.
При первом и втором отходе наших войск, силами сапёрных подразделений создавались препятствия на пути наступления противника, его механизированных и танковых подразделений. Часто вследствие этого танковые атаки захлёбывались, в результате чего его пехотные подразделения лишались танковой поддержки и наступление останавливалось.
Наши части 82-й МСД, отойдя, закрепились на выгодной в тактическом отношении местности, на удалении от Москвы 75 км. Правда, в конце ноября противник ещё пытался прорвать нашу оборону, но его атаки были безуспешными. С этого рубежа наша дивизия в составе 5-ой армии 6-ого декабря перешла в решительное наступление. Начался разгром противника под Москвой.
Воспоминания прислал Ю.П.Петухов
