Я родилась 23 февраля 1925 года в селе Костино Кирово-Чепецкого района Кировской области. Папа у меня умер, когда мне было 4 годика, так что мои первым детским воспоминанием оказались похороны: отца отпевал батюшка и церковные певцы. При этом папиного лица совершенно не помню. Окончила шесть классов и стала работать в колхозе. 22 июня 1941-го мы узнали о том, что началась война, пошла тяжелая тыловая жизнь. Трудодни зарабатываем: ничего не получаем, выдают одну солому да сено, а хлеба даже одного грамма не выдавали. Нужда пришла.
В 1942 году пошла в военкомат и заявила: «Я пойду на фронт, на снайпера учиться». Естественно, меня в мои семнадцать лет никуда не хотели отправлять. Военком напрямик заявил: «Идите и в куклы играйте, никакой войны». Во второй раз пошла, в третий. Помогло то, что во время моего последнего визита за столом сидел какой-то полковник, вернувшийся с фронта, он не выдержал и говорит: «Подпишите ей заявление». Да еще и я заявляю: «Не подпишите заявление – уеду на подножке поезда или на крыше!» Очень хотела попасть в Центральную женскую школу снайперской подготовки, которая была расположена в городе Подольске. В 1943-м году наконец-то вручили повестку, тут же пришла к председателю колхоза, объяснила ему, что иду на фронт, попросила муки. Выдали целый пуд. Мама смогла хотя бы хлеб испечь, ведь мы ели одну картошку. Приехала в военкомат, гляжу, собираются девушки, довольно многие пришли, есть и дамочки лет по 25. Их тоже в снайперскую школу направили. Приехал за нами сопровождающий, поехали с ним. В итоге я попала во второй набор.
В сентябре 1943-го приехали в Подольск, в поселок цементного завода. Школа располагалась в пятиэтажном здании. Ходили на полигон, занимались строевой, ползали по-пластунски. Учились стрелять лежа, с колена и стоя. Били из винтовок Мосина со снайперским прицелом. Большое внимание уделялось методам маскировки. Окончили курсы в марте 1944-го. Сделали выпускной вечер, в столовой угощали, но скудно. Трудное время было.
Начали направлять по фронтам. Попадаю на 1-й Белорусский фронт, затем воевала на 1-м Прибалтийском. 40 девушек со мной приехало, а всего в распоряжение начальника штаба 1-го Белорусского фронта было направлено 85 выпускниц. По прибытии на передовую нас встретили, показали, что будем жить в отдельных землянках. Начали в первые дни ходить на передний край. Сначала только наблюдали. Затем, когда уже освоились на фронте, стали прикреплять к различным стрелковым частям.
Однажды вечером предупредили, что утром начнется наступление. Мне как снайперу нужно рано утром встать, прийти на передний край, занять заранее подготовленную позицию на дереве, и ждать, когда пехота заорет: «Вперед! Ура! За партию и за Сталина!» Хорошо помню, что свой первый пост заняла на высоте в восемь метров на дубе. Первым делом должна уничтожить расчет пулемета, а дальше выполнить простой приказ: «Убить фрица», то есть стрелять во всех врагов, кто покажется из окопов. Мы всегда ходили по одной на позицию. Всю войну использовала СВТ-40. Это великолепная 10-зарядная винтовка. Стреляла очень точно.
Помню первого убитого врага. Немолодой мужчина, стрелявший из пулемета. Когда нажимала на курок, никаких эмоций не ощущала. После выстрела стала плакать, скорее даже рыдала. Долго плакала, размазывая слезы по грязным щекам. Знаете, чего я так разревелась? Первой мыслью было: где-то дети страдают, папу ждут, а я убила. Нам с собой давали по 40 грамм спирта для смелости. Выпила одним залпом, горло обожгло, и в голове все прошло. Больше никогда не плакала после того, как убила врага. И больше никогда не пила спиртное.
Через пару дней нашу наступающую силу пехоты выбили, и мы встали в оборону. Дня четыре ждали, пока пришлют пополнение. В это время мы ходили, как называлось, «на охоту». Сначала приходим на передний край, становимся в траншею, которая вырыта зигзагом. Делаем амбразуру в первом колене, маскируем окошечко и винтовку, потом во втором колене такую же амбразуру делаем. И в третьем. Меньше трех никогда не делала. Потом начинаешь ждать, пока не покажется зазевавшийся немец, только в первого врага выстрелила, тут же перехожу во вторую амбразуру. В обороне за нами всегда наблюдали немецкие снайперы. И вот так целый день меняю амбразуры.
Когда части пополнялись, мы снова шли в наступление. Там вот и работали на фронте. Осенью 1944-го мне присвоили звание сержанта, стала командовать отделением девушек-снайперов. К тому времени мы уже воевали в Прибалтике. При прорыве обороны противника артиллерийская стрельба была сильна, много людей погибло. Оттуда вошли в Восточную Пруссию. В январе 1945 года за бои в составе 259-го стрелкового полка 179-й Витебской Краснознаменной стрелковой дивизии мне вручили медаль «За отвагу». Уже в марте получила первый орден Славы III-й степени приказом по 530-му стрелковому полку 156-й стрелковой дивизии, вторым орденом Славы наградили в мае 1945-го.
В Прибалтике тяжело приходилось – почва болотистая. Там меня первый раз ранило. Переживала сильно. Немецкий снайпер бронебойно-зажигательной пулей разорвал сапог и стопу на левой ноге. Второй раз получила в правую руку легкое касательное ранение трассирующей пулей. Опять же постарался немецкий снайпер. Они постоянно охотились за нами. У них только мужчины снайперами воевали. Но и мы не оставались в долгу: я лично убила четырех немецких снайперов. Обнаруживала их с помощью бинокля, и никогда не ждала их выстрела, всегда сама била. Когда видишь, что снайпер поражен, всегда чувствуешь внутреннее удовлетворение.
Третье ранение получила, когда мы стояли в обороне в Восточной Пруссии. Рядом с амбразурой, в которой я как раз вела наблюдение из бинокля, разорвался снаряд, осколок врезался мне в правую щеку. Зубы вылетели, все лицо скосило, в панике думаю: «Никто меня замуж не возьмет, такую косоротую!» В дивизионном санбате все восстановили безо всякого госпиталя. Рот встал на место. Знаете, война – это страсть Господня, там не то, что воевать, там посидеть на пенечке страшно.
Мы дошли до Кенигсберга. Там были очень тяжелые бои. Трудно пришлось. И здесь остановились. Всего за войну я убила 28 немцев. Это подтвержденные в штабе данные. 9 мая 1945-го года, когда узнали о конце войны, была большая радость. В штабе провели митинг, сказали что-то перед строем. Только мы встали на отдых, как видим, что по большаку идут фрицы, сдавшиеся в плен. Целыми дивизиями топали. Кто-то гордо идет, кто-то хромает и неотрывно на землю смотрит. Господи, кому нужна эта война?! Что я почувствовала, когда узнала о Победе? Облегчение, что больше не нужно никого убивать.
- Какой оптический прицел вы использовали?
- ПУ с 3,5 кратным увеличением. Всегда стреляла с максимальным увеличением – так лучше можно прицелиться.
- Видели немецкие снайперские винтовки?
- Ни разу не видела. Да и не интересовалась ими.
- Какова предельная дистанция стрельбы из СВТ-40 с оптическим прицелом?
- Я старалась бить на расстояние до 500 метров, но бывало, и на 800 стреляла. Но такое случалось крайне редко, в наступлении. Вот в голову могла поразить противника до 50 метров, в другой раз на 100 стреляла, но не больше. Фигуру уже дальше можно разглядеть.
- По амбразурам доводилось стрелять?
- Нет, ни разу такого даже и не видела на передовой.
- Сколько вторых выстрелов по цели было необходимо?
- Обязательно стреляла во второй раз, благодаря СВТ-40 быстро делала второй выстрел.
- Кто командовал снайперами на передовой?
- Я как командир отделения распределяла посты для 10 снайперов-девушек. А вот уже командир стрелкового полка определял наши задачи.
- В ночных атаках участвовали?
- Нет, ни разу. Всегда днем воевали.
- Зимой, особенно на снегу, было проще целиться или сложнее?
- Конечно же, сложнее. Немцы ведь не дураки, одевали на голову и плечи белые тряпки, в окопе его не разглядишь. А уж когда снег или дождь идет, вообще трудно целиться, но все равно стреляли.
- На вражеских офицеров охотились?
- А как определить, кто из врагов офицер?! Это только в современных фильмах командиры в фуражках и погонах бегают, а на передовой офицера от рядового трудно отличить, потому что все стараются одеваться одинаково, в обычную полевую форму.
- Как вы считаете, какое еще необходимо умение снайперу, кроме меткой стрельбы?
- Маскировка – это первое дело. И нельзя засиживаться на позиции – ее нужно вовремя сменить.
- Ваша любимая позиция в наступлении?
- На дереве. Нас в снайперской школе учили прятаться под сгоревшей техникой, броневиками или танками, но я не любила там сидеть, потому что видимость плохая.
- Использовался ли вами бинокль?
- А как же, я использовала стандартный 6-кратный полевой бинокль, потом нашла трофейный хороший немецкий бинокль, также с шестикратным увеличением. А вот телескоп для наблюдения я никогда не использовала: слишком тяжелый и громоздкий, бинокль намного лучше.
- В вашем отделении были большие потери среди снайперов-девушек?
- Часто убивали девчат, особенно снайперов.
- В какой форме вы воевали?
- Обычная полевая форма: гимнастерка и брюки, в холодную погоду – шинель. В современных фильмах о войне показывают одну брехню, все не так было.
- С разведчиками часто встречались?
- А как же, мы же находились при штабе полка, и если ребята идут в разведку, то обязательно подходят к нам, и обнимают за плечи со словами: «Девочки, как жить-то хочется!» А замполит наблюдает со стороны: вдруг разведчик девушку поцелует. Если только подтянет и поцелует, то тут же следует приказ: «А ну, иди сюда, подпиши пожертвования своего оклада на танковую колонну, танки на фронт нужны». Сволочь. Ребята даже в щечку боялись поцеловать. Мы их с добрыми напутствиями отправляем. Но разведка дело опасное, часто случалось так, что идет трое ребят, а возвращается один. По 18-19 лет было мальчишкам…
- Вы использовали трассирующие патроны?
- Да. Но насчет их эффективности скажу одно – корректировать огонь они не помогали. А вот пристрелочные патроны мы вообще не использовали. Также не приходилось стрелять и зажигательными патронами.
- При боковом ветре приходилось брать поправку?
- Обязательно. На глаз все делали.
- Были ли какие-то рекомендации по стрельбе по подвижным целям?
- Ну что вы, все делалось на глаз.
- Как подтверждали убитых врагов?
- Когда мы идем с переднего края, до КП полка доходим, там на специальной доске написано: ориентир один, ориентир два, сектор наблюдения такой-то. И в этом секторе убито три фрица. А мы записываем себе в блокнот тех, кого мы убили. За нашей стрельбой всегда наблюдали штабисты со стереотрубы.
- Больше всего уничтожали врага в наступлении?
- А как же, тогда стреляешь часто.
- Какое было отношение к партии, Сталину?
- Мы всегда говорили, хотя бы он к нам приехал, верили в него.
- Как поступали с пленными немцами?
- Видела их много, всех отсылали в тыл. Не издевались над ними.
- Как к вам относилось мирное население?
- Мирное население относилось к девушкам-снайперам неплохо. Придешь на постой – и покормят тебя, и хлеба печеного дадут, и молочка от коровки. Все хорошо было, даже мирные немцы нас отлично встречали. Вообще же, с ними нормальные были взаимоотношения.
- Трофеи собирали?
- Нет, я не собирала. И домой посылки никогда не отправляла.
- Что было самым страшным на фронте?
- Когда идешь в наступление. Немцы нас из орудий бьют, а мы их. Думаешь, вот-вот убьют. На фронт мама мне написала письмо: «Ты бы дочка вышла замуж, некоторые девочки приезжают с фронта с ребенком, и живут в тылу, а тебя там убьют». Я в ответ написала: «Мама, не жди меня такую, жди или с грудью в крестах, или головой в кустах». Сильно расстраивала маму. Она меня отправила на фронт с иконкой Божьей Матери. Я эту иконку принесла с собой с фронта. Бережно хранила.
- Вши были?
- Нет. Откуда им взяться, если волос не было, мы все были подстрижены под мальчика. На передовой девушек с длинными волосами никогда не было. Еще в училище нас так подстригли.
- Как кормили?
- Приезжает повар на передовую, начинает раздавать еду. Больше всего давали гречку. Не особо было вкусно, зато хлеба наелась вволю.
- Как вы относились к немцам?
- Они не виноваты в войне. Им хочется жить, в тылу ведь остались семьи и дети. Но злость в сердце жила. У меня двух братьев убили на советско-финской войне 1939-1940 годов. Поэтому я добровольцем и пошла в армию.
- Какие-то деньги на руки получали?
- Да, «целых» 11 рублей. Кроме того, регулярно получали махорку. Я не курил – отдавала ребятам. Приду в батальон на передовую, раздам: «Берите, курите!» Еще нам, уже под конец войны, стали каждый день давать с собой по 50 грамм спирта. Я в бутылочку солью свою порцию, и несу пехоте. Мне всех ребят было жалко. Но чтобы меня кто-то обнял или поцеловал – такого не было.
- С ППЖ на фронте сталкивались?
- Саму хотели ППЖ сделать. Когда меня только-только сделали командиром отделения, ночью в два часа приходит ординарец. Дежурная кричит: «Катаева, к выходу!» Недоумеваю, что такое случилось, ведь глубокая ночь. Выхожу к ординарцу, спрашиваю, в чем дело, оказалось, что меня к себе вызывает командир полка. Надо идти. Топаем по шоссе с ординарцем. Приходим, в штабной землянке накрыт стол, чего только нет. Я рапортую: «По вашему вызову старший сержант Катаева явилась». Комполка говорит: «Будьте свободны, руку опустите». Сажусь на стул, спрашиваю: «Наверное, утром в наступление пойдем, раз вызвали так срочно?» Командир полка рассмеялся и заметил, что никакого наступления не будет, а я должна жить с ним. Тогда я встала со стула и четко ответила: «По вашему вызову явилась, но старший сержант Катаева не для этого приехала на фронт. У меня одна цель: стрелять и убивать фрицев, иначе для чего на меня государство тратило средства?! Для того учили, чтобы я билась за Родину, а вы хотите, чтобы под вас ложилась. Вам за пятьдесят, а мне восемнадцать. Где это видано, я должна домой вернуться нетронутой». Комполка покрутил у виска пальцем и говорит: «У вас не все дома». Ответила: «Может быть, и не все дома, но когда я вернусь в родное село, меня муж будет на руках носить». Назад возвращалась уже сама, без ординарца. Шальные пули летят, я пригибаюсь, и при этом уверена, что для меня пуля еще не отлита. В расположении девчонки стали расспрашивать, зачем меня вызывали. Рассказала все как на духу. И тогда москвичка Катя, которой было 28 лет, заявила: «Ну и дура». В итоге она вышла замуж за этого комполка. Что ей было лечь под человека. Катя не воевала, а ездила на штабной машине, рядом с ней мы пешком идем. Все время были на ногах. Зато когда я вернулась домой, то вышла замуж за Сергея Бондаренко, и он меня на руках меня носил. Люди в Кстинино судачили, мол, не бери ее в жены, она с фронта пришла в орденах, наверное, под кустом с кем-то лежала. Так Сережа на второй день свадьбы белье с кровью показывал по всему селу.
- С власовцами доводилось воевать?
- Ни разу не имела с ними дела. Про «лесных братьев» тоже не слышала.
- С замполитом сталкивались?
- Да, был такой, политинформацию нам читал.
| Интервью и лит.обработка: | Ю.Трифонов |
