6190
Связисты

Элксниньш (Поплёвкина) Тамара Николаевна

Родилась 4 июля 1921 года в деревне Омут Вирумааского уезда Эстонской Республики. До войны окончила 6 классов школы, работала портной в пошивочной мастерской в городе Нарва. В 1941 году эвакуировалась в Ульяновск, работала в пошивочной артели. 27 апреля 1942 года была призвана в ряды Красной Армии. После окончания училища связи служила радисткой в составе 65-го отдельного полка связи (штаб Брянского ), затем, с 1944 года — там же в составе отдела вещевого снабжения в качестве портной. В июле 1945 года демобилизовалась. Рядовая. Награждена медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»После войны жила в городе Нарве Эстонской ССР, работала в банке, на мебельной фабрике (более 20 лет).

- Для начала, Тамара Николаевна, расскажите о вашей семье, о ваших родителях.

- О семье я скажу так. Родом я с Эстонии, с Принаровья. Папа у меня был родом из Князь-Села (нынешняя деревня Кунингакюла), а мама — из Омута (теперь деревня расположена на российской стороне). Родилась я в Омуте в 1921 году. Элксниньш — это моя фамилия по мужу. По отцу я Поплевкина, а по матери у меня фамилия, которая была у дедушки, Аллик. С этой фамилией Аллик у нас была такая история. Знаете, был в Эстонии когда-то такой период, когда заставляли эстонцы менять русские фамилии на эстонские. Вот так он и взял себе фамилию Аллик. В основном до войны я жила в Омуте. Это только после войны я стала какое-то время жить в Князь-Селе, откуда папа был родом. А так только если как девчонка приезжала к своим бабушке и дедушке в Князь-Село.

- Что представляла из себя деревня Омут до войны?

- Вы знаете, до войны у нас очень большая была деревня. Но я не знаю, что именно об этом вы хотите знать. Вот она, эта деревня наша, была вдоль реки. Около ста домов было в нашей деревне деревне. Ну что, люди жили, работали. Семья у нас была такая: бабушка, дедушка, мама и папа. Я первая родилась в семье, в 1921 году, потом в 1925 году родился брат Иван, а в 1927 году родился брат Михаил. Была еще сестренка, которой было полтора годика, когда мамы не стало. Было еще двое детей, но они маленькими умерли. Но мама у нас очень рано умерла. Она умерла в возрасте 36 лет. А вот все те дети, кого я вам перечислила, все остались без матери сиротами. Мне тогда немножко не хватало до 14 лет. Хозяйство у нас было такое. Мы имели три коровы, была лошадь, были овцы, ну имели мы все, как и обычно в деревне. С голоду мы не бедствовали.

- Какие-то мероприятия проводились в деревне?

- Но в нашей деревне никаких таких особенных мероприятий не проводилось. Например, центр волости находился в Скарятине. Там, значит, был приемный пункт, где молоко принимали. Потом там была еще мельница. А так какие мероприятия могли у нас быть? Все жили на своих хозяйствах. Но праздники праздновали. Престольный праздник был день Николы. Ну и Троицу, и Ильин день, - все эти праздники тоже праздновали. Народ там был такой, знаете, богобоязливый. Церковь у нас в Ольгином кресте была очень хорошая.

- А учились вы где и как до войны?

- А у меня с учебой получилось, значит, вот так. Значит, жили сначала мы в Омуте. Потом папа получил хутор, у них с дедушкой немножко не сложились взаимоотношения, и мы уехали с папой жить на этот хутор. Этот хутор располагался в 15 километрах от деревни. Папа купил хутор и построил там что-то. Но жили там мы всего одно лето. А осенью надо было идти мне в школу. И папа отдал меня в школу в Князь-Село. И я начинала там учиться. Эта шестиклассная школа на горке располагалась. Там же был народный дом. Потом папе предложили, когда началась зима, место сторожа в церкви. Так-то до этого он на пароходе все ездил. У хозяина Виноградова был небольшой пароходик, на котором он все время ездил. Такие были у него, как говориться, подсобные заработки. Семья оставалась дома, а он отправлялся всегда на заработки. Зимой в лес ездили, дрова пилили и вывозили. Летом на баржах ездили, в Нарву на них отправляли лес. И вот, когда папа получил в церкви место сторожем, тогда меня уже перевели в школу в Скарятино. Вот там, в Скарятинской школе, я отходила до третьего класса. Пробыл он там сторожем три года. А потом снова переехали в Омут. Бабушка старенькая с дедушкой были уже тогда. Но я с 15 лет уже в Нарве жила и работала портнихой.

- Как к эстонской власти были настроены?

- Вы знаете, у нас было следующее. Вот в нашей деревне не было таких людей. А вот в деревне Радовель очень много было таких людей, которые ушли за границу в СССР, тогда, как раз именно в то время. У нас был Хапов такой. Такой это был отличный баянист. Ну и что? Сразу, как только границу перешел, в тюрьму попал, ну и все, погиб этот человек. Ну тогда так много людей уходило за границу. Молодежи особенно много туда уходило. Все же слушали радио в то время. Помню, с нашей компании был один парень. Он был продавцом в магазине. У него там была еще комнатка. И у него был настенный такой радиоприемник. И мы слушали потихонечку передачи из России. Нам это так нравилось! Там такие песни в России пели. «Вот, - говорили мы, - люди-то живут как хорошо.»

- Что представляла из себя Нарва до войны?

- Ой, вы знаете, Нарва нам нравилась. Здесь всегда так красиво было. Здесь всегда столько зелени было. И всегда народ, особенно в выходные, в субботу и в воскресенье, просто гулял.

- Безработица была в городе?

- Ну, знаете, была безработица. На Кренгольме (текстильный комбинат «Кренгольмская мануфактура») народу очень мало работало. Короче говоря, не так уж много было его. Но мы больше в деревне были. Летом хозяйка все равно отпускала нас, домой, на все лето.

- Как события 1940 года в Эстонии проходили, помните? Я имею в виду вступление в Эстонию советских войск и присоединение Эстонии к Советскому Союзу.

- Единственное, что я из того помню, это то, что до этого мы, деревенский народ, собрались и пошли даже на границу просить, чтобы нас присоединили к Ленинградской области. А нам ответили: «Идите домой, и все придет в свою очередь.»

- Митинги проводились в поддержку присоединения?

- Вы знаете, мне на митингах ни разу не приходилось быть. Только раз, когда присоединилась Эстония к СССР, когда вот подписали уже пакт, тогда мы ходили на границу и митинговали. А так я не знаю никаких митингов. Ну а что? Я тогда девчонка была совсем.

- Войну предчувствовали вообще?

- Понимаете, может, что-то такое тогда и было. Но у нас, у молодежи, не было никакого такого предчувствия. Тогда мы не понимали, будет или не будет война. Мы знали только вот что, например. Ведь в 1939 году СССР заключили пакт с эстонским правительством. И мне парень Ващенко, который как раз в это время служил в эстонской армии, рассказывал: «Нас всех стянули к границе. И мы говорим: ну что? И с той стороны подтянули войска,  и с нашей. А что наша Эстония против России? Вот такие были наши рассуждения.» А он, ну этот Ващенко, был в эстонской армии. В то время, когда эти события проходили, вся молодежь была в эстонской армии.

- Чем вам начало войны запомнилось вам?

- Чем начало войны мне запомнилось? Вы знаете, я жила в городе Нарве тогда. Я говорю, что я вообще с 15 лет уже жила в городе. Сначала я училась в частной мастерской у портнихи одной. Когда, значит, на Пасху я приехала домой, то гриппом проболела, и мама этим гриппом тоже проболела. Ну а о войне я узнала так. Я была в Нарве. Жила я у тетушки. Тетушка в это время была в Усть-Нарве на даче. Работала она на Льноджутовой фабрике и на той стороне города жила, там, где сейчас Ивангород находится. И вдруг было дано объявление по радио о том, что началась война. И я тогда уехала к тетушке своей в Усть-Нарву и сказала: «Тетя Таня, война началась!» А знаете, тогда, до войны, не было такого у нас, у молодежи, глубокого чувства, что может война начаться. Взрослые, конечно, иначе воспринимали это, чем мы, такая вот молодежь. Это когда шли разговоры о войне. В то время, когда было нам по 15-16 лет, мы не считались еще взрослыми. А вот когда уже война началась, я была взрослой, мне было 19 лет.

- Что было после того, как объявили о начале войны?

- Ну после того, как началась война, людей многих уже партиями стали отправлять в Россию. А мы уходили только 14-го августа из Нарвы. Ушли из Нарвы, а 18-го числа немец занял город. И вы знаете, по Кейкинской дороге в сторону Усть-Луги мы уходили. А когда была бомбежка города, в самом городе я не была, - тогда мы были на окопах. Эти окопы мы копали под Силламяэ. Нас от фабрики отправили туда на окопы. А когда Эстония присоединилась к СССР и заключили этот пакт, мне вдруг так захотелось на фабрике поработать. И вот, когда осенью я приехала, то уже к хозяйке работать не пошла, а работать пошла уже на фабрику. И вот, когда началась вдруг война, нас на окопы с фабрики отправили. Так что с осени, вот с ноября месяца 1940 года и по июль месяц 1941 года, я поработала на фабрике. А потом была, значит, вот эта самая бомбежка. Тогда самолеты налетели в том числе и на нашу фабрику. И когда люди шли с фабрики, началась бомбежка. А вот видите, в это время я была под Силламяэ и копала там окопы. Тогда, значит, я не попала под бомбежку, и всю войну прошла, и тоже ничего, все было нормально. Жива-здорова осталась, и вот, до 90 лет, как видите, дожила.

- А потом что было?

- Ну вот, побыли мы на этих окопах. Потом смотрим: людей становится все меньше и меньше. Думаем: куда эти это люди деваются? А люди, оказывается, сами стали уходить. Ну мы собрались, ушли, пришли в Нарву. Ну а война же шла вовсю. Но прошла же к тому времени бомбежка, и Нарва от этого была очень, как говорят, перековерканная. А когда война началась, мы жили в здании гимназии. Но там эстонская гимназия в эстонское время находилась. Сейчас там расположена стоматологическая клиника. Мы там, значит, находились. И вот оттуда мы пошли из Эстонии в Россию. Это было уже второй раз. Первый раз мы уже пытались тоже уходить в Россию. Шли папа, два брата и я. Мы шли по Кейкинской дороге, которая за Ивангородом проходила. Но нам сказали: «Куда вы идете? Вас трое детей, и вы пускаетесь в путь.» Ну ладно, мы вернулись обратно в Нарву. Потом в городе немножко побыли, а затем снова ушли. Наверное, видели в кино, как идут отступающие: с возами, со скотиной, и так далее. Вот так по Кейкинской дороге народ и шел. Вот такой же сплошной поток беженцев шел по Кейкинской дороге. И налетели в это время немецкие самолеты на нас. Их, правда, было только два. И они так низко летели, что их видно было. Эти летчики смеялись просто над нами. Вот такое дело было! И бомбили нас. Нашу семью после этого считали погибшей, как и некоторых других. Пришли затем мы в Усть-Лугу. Там была назначена у нас посадка. Но, конечно, вагоны были товарные. Две недели в этих вагонах мы ехали. Довезли нас до Ульяновска, а там сказали: «Больше поезд не пойдет никуда!» А у меня уже адрес был получен от приятельницы, которая из Нарвы в первую очередь эвакуировалась. Было такое село под Ульяновском Ишеевка (15 километров от города), в котором она и жила. В это время к нам стали приезжать с колхозов, стали они, значит, набирать к себе людей в колхоз. А мы решили, что я съезжу в эту Ишеевку и узнаю, что там да и как. Это было от нас в 15 километров. Туда автобус тоже ходил. Я собралась да в эту Ишеевку и поехала. Когда я туда приехала, мне там и сказали: «Ну да, да, приезжайте, все-таки свои, да и все!»

Ну мы и приехали. Я работала портной. Но вот, прошло какое-то время, и 27 апреля 1942 года меня взяли в армию. А за неделю тоже до этого вызвали, значит, меня в местный военкомат. Мне сказали там: «Хотите помочь Красной Армии?» Ну как мы могли сказать? Мы же с Эстонии были люди, были не местные, если бы сказали по-другому, нам сказали: а, мало ли что. Мы сказали: «Хотим, конечно, помочь.» Через две недели мы получили повестки. И 27 апреля 1942 года были призваны в армию.

- А вот та бомбежка, когда вы отступали по Кейкинской дороге, чем вам запомнилась?

- Запомнилась она мне тем, что там много народу так и осталось на дороге. Очень много народу осталось. Но мы, знаете, все время шли. Даже, наверное, не шли, а бежали скорей. И вот тогда сказали про нас, что наша семья погибла. И я об этом узнала случайно в 1944 году, когда уже Эстонский стрелковый корпус находился под Ригой. Там у меня знакомые служили. И вот от них я получила письмо. Там они мне написали, что тетушка моя там-то и там-то живет. Дали, значит, мне ее адрес. Тогда только вот узнала тетушка том, что мы, оказывается, живы.

- Много погибло людей тогда, во время бомбежки?

- Ну, вы знаете, мы же бежали. Но впереди потерь почему-то не было. Мы бежали, ничего не видели, нами двигало только одно: лишь бы нам только убежать куда-нибудь. Но нас немного самолетов бомбили: всего два. А когда пришли к Усть-Луге и там тоже были вагоны поданы, там пара самолетов опять налетела. И тогда у нас посадку отменили, а все после этого быстро в лес побежали. Побежали отец, я и два моих братишки. Мешочки у нас, конечно, за плечами были. И так и спасались.

- Чем питались, пока находились в пути?

- Вы знаете, что-то было и с собой взято. А потом: нас же подкармливали. Там, где были остановки, были кухни. Мы могли туда пойти, и там нам супу давали.

- Когда вас призвали в армию, то куда направили?

- Все было, значит, так. 27-го числа апреля месяца 1942 года я получила повестку, и сразу после этого пошла в Ульяновский горвоенкомат. Прошли комиссию, там мне сказали: годна. И направили после этого меня в Ульяновское училище связи. И еще одну девочку со мной тоже взяли туда. Мы с ней работали до призыва в артели имени Кимова в Ишеевке, в большой мастерской такой.

- Кстати, а когда вы до призыва работали в артели, одежду уже военным шили?

- Нет, военным одежды мы не шили. Только потом шили белые такие одежды, маскировочные халаты, как они назывались, но они были для разведчиков, наверное.

- Как долго учились в училище связи?

- Три месяца мы там проучились. С марта по июль 1942 года.

- Много народу там с вами обучалось?

- Ну там у нас полное было училище. Но мы занимались тем, что я не любила и потом всю жизнь тоже не любила: морзянкой. Нас, значит, там морзянке обучали. Я и сейчас не помню этой морзянки. Но там, помимо морзистов, обучали и эстистов, и бодистов, и радистов. Всех учили разным специальностям.

- А на каких аппаратах занимались?

- Ну меня учили на таком аппарате — СТ. Радисты на других аппаратах учились. Но я их не видела, потому что мы, честно говоря, отдельно по классам занимались: каждую специальность обучали в своем классе. А мы только на морзянку ходили. Но, конечно, ходили строевую, на огневую, все это тоже мы проходили.

- С оружием тоже учили обращаться?

- И с оружием учили обращаться. Да. А как же? Но с оружием обращаться учили уже не в училище, а в армии.

- Куда вас направили после училища?

- К нам в училище приезжали представители с фронтов, кому из людей кто нужен был: морзисты, бодисты или эстисты там. Каждый в свой фронт набирал того, кого ему было нужно. А я с морзянкой попала в 65-й отдельный полк связи. И мы были связаны с Брянским фронтом. То есть, все время у нас была связь с Брянским фронтом. А когда уже фронт закрылся, тогда нас уже перебросили немножко под Ленинград. Но мы, честно говоря, очень мало там были. Потом мы находились на 2-м, 1-м Прибалтийских фронтах.

- И все в связи были?

- Нет, последний год войны я была не в связи. Получилось это так. Весной получили мы форму. А у нас было так, что если были деревни, нас недалеко от штаба по деревням ставили. И вот мы, четыре девчонки, у одной хозяйки жили. Получили форму. Но рукава были длинные, что-то оказалось широким. Нужно было все это переделывать. Я себе переделала и девчонкам своим форму переделала. Пришел старшина. Говорит: «Старшина в балахоне ходят, а они, значит, уже все.» А девчонки говорят: «А нам что? У нас свой портной.» Спрашивает: «Кто?» «Да, - говорят, - Поплевкина у нас шьет.» Старшина тоже принес мне тоже свое обмундирование. Я ему его тоже подшила. Он пришел в форме в штаб, а ему то же самое, что и он нам, сказали: глянь, мол, какой старшина. И когда все это выяснилось, меня забрали из связи в ОБС — в отдел вещевого снабжения. В этом ОБС была сапожная мастерская, была пошивочная мастерская. И вот меня туда и забрали. И вот там я и встречала конец войны.

- Под бомбежки или обстрелы попадали?

- Вы знаете, мы от фронта самое более чем в 10 километрах были. У нас свой отдельный полк такой был. Не знаю, мы что-то не попадали под бомбежку...

- Потерь тоже не было?

- Нет, не было у нас потерь. Но хорошо, что так было. Я, правда, во время войны чуть было не утонула. Случилось так, что мне в баню надо было идти. Ведь мыться-то тоже надо было! Ну и пошли. А надо было туда через речку идти. Но там, где мост был, было очень далеко. А я была очень отчаянная. А сейчас я уже не такая стала. Я говорю своим подругам: «Девчонки, че мы пойдем через круговую? Пойдемте прямо через речку.» Они: «Ну что? Только начались эти морозы да все.» Я пошла: и ух, попала под лед. Вытащили меня. Видите, живу. Не пришел день еще мой.

- Начальство больше заявлялось в штаб?

- Конечно, заявлялось. У нас, например, был Рокоссовский. Но я его не видела. Оборудована была машина для морзянки. И вот туда он пришел, значит. Но дело в том, что они, это те, кто машине с морзянкой служил, тоже выезжали на фронт. Но посылали туда больше мальчишек, а не нас, девчонок. Это все — от нашего 65-го полка. У нас была и кабельная рота, была и авторота. Ведь целый полк надо было перевозить. Вот на машинах все и перевозили, на этих, открытых. А я на морзянке все сидела.

-  Как справлялись вы со своими обязанностями? Тогда ведь для того, чтоб на морзянке сидеть, нужно было иметь хороший слух.

- Знаете, я вот вам что скажу. Например, в мою смену при мне не было никогда никакого начальника. Сидишь и дежуришь, а как отдежуришь — так уйдешь. Там и на кухню тебя гоняли, и в лес мы ездили за дровами, все это тоже было. А работала я ключом. Это знаете как? Точка-точка-запятая, точка-точка-запятая, - вот это все нужно было запомнить, нужно было хорошо знать, что значит точка, а что значит — запятая и как бы точка. СТ и бодэ — там буквы можно было. А здесь только точки и запятые были вот такие, которые мне нужно было знать.

- А так проверки-то у вас проводили?

- Да, проводили.

- А как часто мужчин на фронт от вас возили?

- Ну когда затребуют их — тогда их и вывозили. Для них специально была оборудована машина морзянки. И вот туда уже отправляли только мальчиков.

- С ранениями, с потерями эта машина возвращалась?

- А вы знаете что? Я что-то этого не помню, чтобы кого-то ранило. Но грохот артиллерии мы слышали. Вы знаете, был у нас один такой случай. Дело было вечером. Мы под Курском стояли. Мы пошли на улицу здесь же, у себя в части. Чуть-чуть отошли. И вдруг стоим с подружкой и видим: начала наша «Катюша» стрелять. И вот от этого сплошной огонь пошел. Вы знаете, от этого так страшно было. Ну и вот с того момента пошло наше наступление.

- Кормили вас как во время войны?

- А знаете что? Кормили нас неплохо. Мы были сыты. Все было, как и положено.

- А чем полагалось вас кормить?

- Ну что там полагалось? И супы (супы были хорошие, неплохие), и первое, и второе, и мясо было.

- В столовой питались?

- Сначала в столовой, а когда нас в квартирах расселяли, то мы уже с котелками ходили на кухню.

- О командирах ваших что можете вспомнить?

- Вы знаете что? Я ничего не могу сказать о командирах. У меня с ними никаких таких неприятностей не было. Но у меня начальником, когда меня в ОВС перевели, был Нестеров Пимен Михайлович, житель города Иваново. Но претензий у него ко мне не было. Ну я была послушной, все выполняла, никуда ни сбегала. Так что, я думаю, командирам незачем было ко мне придираться.

- Работали по графику?

- Да.

- Связь кодом передавали?

- Кодом, засекречивали, конечно. Но мне, я честно говорю, никогда не приходилось передавать. Потому что они больше почитали эстистов и бодистов.

- А принимать приходилось что-то?

- А на морзянку и не было ничего, что нужно было принимать. Просто сидели и ждали. Будет что-то — так позвонят, передадут, скажут. Не было за мою смену таких вещей, несмотря на то, что все-таки много я там сидела.

- В штабе вообще много людей работало?

- Ну в штабе там много людей работало. Там был такой майор Изосимов, ленинградец. Девушки там работали. Штаб — это все-таки подальше, там уже повыше. Здесь, когда в части была, строевым был майор. Фамилию я его забыла. Я уже и всех забыла. Жаль, книжка у меня осталась в деревне, где я весной и летом живу. Когда они, мои однополчане, все съезжались, то подарили книгу о 65-м полку связи, которую они написали. Так что о нашем полку целая книга есть. А связь саму протягивала у нас специальная кабельная рота, которая для этого у нас была. Там все мужчины были.

- Где штаб размещался ваш? В домах?

- Было такое, что и в домах штаб размещался. Но когда как. Ведь не все время на одном месте стояли. Летом, когда в деревнях не очень-то нам быть нужно было, размещались в каких-то помещениях, делали там нары, стелили матрасы.

- Как часто меняли места вашего расположения?

- Часто, часто это дело происходило.

- Передвижение как у вас осуществлялось?

- У нас была своя автобаза, у нас были свои машины. Так что все на машинах было. В грузовики, бывало, положат доски, потом мы на них садимся и едем. Что зимой, что летом. Передвижения были большими.

- Награждения были у вас во время войны?

- Награждали. Но я медали не получила. Я почетные грамоты только получила.

- За какие-то случаи награждали?

- Ну у нас таких случаев, чтобы погибли или что там, не было. Ну я, например, получила грамоту за хорошее руководство комсомольской организацией. У нас была хорошая комсомольская организация. Работали как всегда. А в Нарве, когда советская власть организовалась, я в комсомол вступить не успела. Когда я ушла отсюда с Нарвы, у меня документы все остались. То есть, документы у меня были поданы, но я еще не ступила в комсомол. А как пришла в Ульяновск, меня сразу приняли в комсомол.

- Какие заказы приходили к вам в пошивочную мастерскую?

- А вот со всего полка ходили. Что там? Гимнастерки шили, перешивали, шинели перешивали. У нас и сапожная была мастерская. Вот случилось что-то с сапогами. Что их, выкидывать надо было? Мы их вот как раз и ремонтировали.

- Другие национальности служили у вас в части, кроме русских?

- Да кого там только не было! Там были и азербайджанцы, всякие там были национальности. Но эстонки, может быть, две было. Хотя я не эстонка, сама русская, но родом с Эстонии. А была еще одна девушка с деревни Радовель, тоже из принаровской деревни, но она была тоже русская. Евреи также у нас были. Вот у нас комсомольскую организацию возглавлял Хансон такой. Но на отношения наши национальности не влияли никак.

- Где и как вас застало окончание войны?

- Окончание войны застало меня под Ригой. Когда Брянский фронт ликвидировался и там уже все освободилось, тогда нас немножечко перебросили под Ленинград. Но я считаю, что это было не так. Были ли мы под Ленинградом? Не знаю. А потом на 2-й Прибалтийский фронт попала. А окончание войны так мне запомнилось. Я стояла часовым около вещевого склада. Мы же дежурили. Мы называли узлы свои, где работали. У эстистов, бодистов, морзистов, радистов, - у каждого свои помещения были. Стояла я, значит, у вещевого склада. До 12 часов я там достояла. Потом ушла, а меня вторая девушка сменила. И только я уснула, приходит эта девушка ко мне. А я в кровати лежала. Она прямо вот так меня с матраса сдернула, встала надо мной и кричит: «Томка! Томка! Война кончилась! Конец войне!» Ой, мы сели, поплакали, все это — от радости. Я говорю: «Ну что? Пойдем. А ты же пост-то бросила.» Она: «Ай, теперь война кончилась.» И мы вышли на улицу. Накинули шинели на ночнухи свои, сапоги без чулок надели, так мы оделись, потому что не очень-то далеко все это было. Пока шли, стреляли кругом. Кто бы из людей ни встретился, каждый обнимался, каждый целовался. Я не знаю, как словами это передать. Пришли. Спрашиваем: «Товарищ майор! Правда, что война кончилась?» Он говорит: «Правда, девочки, кончилась война, правда.» «А скоро нас домой отпустят?» - спрашиваем его. Он нам говорит: «Идите, будет завтрак, будет построение, командир полка будет вас поздравлять. А домой скоро вы пойдете.»

- С местным населением контачили в Латвии?

- А вы знаете что? Мы там тоже по квартирам стояли. И как-то местное население хорошо к нам относилось. Я ничего плохого не скажу. Но это же был город, деревни.

- Какое звание у вас было во время войны?

- Звание у меня был рядовой. Но я была военнообязанная, конечно.

- Сообщениями с фронта интересовались?

- Ну нам читали такие специальные лекции или что-то такое, - не знаю уж, как это можно назвать. Конечно, это все было. Были у нас политработники. Политработником был у нас Хансон, по-моему, он был еврейчик. Он комсомольскую организацию еще возглавлял у нас. Потом еще один был. Я, знаете, фамилий многих уже не помню.

- Кто-нибудь воевал у вас из семьи?

- Да, воевали. А младший брат был воспитанником. Так сложилась его судьба. Но в какой именно части он был, я не знаю. А средний брат, который после меня, в 1925-м году, родился, кончил военное училище. Получил после окончания училища звание лейтенанта, потом его еще повысили. Он воевал в Эстонском стрелковом корпусе. Кстати, вот что интересно. Иногда мне приходилось к командиру полка ходить. И когда он узнал, что я с Эстонии, сказал: «Твою Нарву ведь освободили!» Он пожилой сам был. А до этого был разговор, что откуда я. Я сказала: «Я уже слышала!» Он мне и говорит: «А домой-то ведь хочется съездить?» Я говорю: «Конечно, хочется.»

Связист Элксниньш (Поплёвкина) Тамара Николаевна, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Тамара Николаевна Элксниньш (Поплевкина), 2005 год.

- После войны вы служили в армии?

- Почти не служила, всего на два месяца задержалась в армии я. Когда война закончилась, меня вызвали к командиру полка. Надо было по какому-то делу мне к нему прийти. Зашел у нас разговор. Он говорит: «Да вот, твою Нарву освободили!» Я говорю: «Я уже слышала.» Он говорит: «А домой, наверное, хочется.» Я говорю: «Конечно, хочется.» У меня ведь во время войны папа был эвакуирован, да и тетушка тоже на Урал была эвакуирована. А я их ведь никого не видела после того, как началась война и мы вскоре расстались. Об этом я и сказала командиру полка. Он мне и говорит: «Ну и собирайся!» А у него сын служил здесь же, в нашей части. 19 лет ему уже было. Но он хороший был парень. Он говорит про сына: «Вот Юра поедет в Ригу, так что собирайся, иди и говори, чтобы тебя отпустили.» Я пришла к секретарю и сказала об этом. А она говорит: «Не поедет никуда!!! Что это через голову прыгать?» Но я же, понимаете, не просилась у командира полка. Он спросил: хотите? И я сказала: ну конечно, хочу. Но все равно на второй день отпустили меня. Мне дадено было десять дней отпуска. Потом я попала в первую партию на демобилизацию. Это было в июле 1945 года уже. Так закончилась моя служба в армии.

- А как, Тамара Николаевна, сложилась ваша судьба после демобилизации, «на гражданке»?

- А послевоенная судьба у меня так сложилась. Когда я демобилизовалась, ехала к себе в Нарву. Помню, в Тапа садилась на поезд. А там ехал мой приятель Ваня Ващенко. Он, как только меня увидел, сказал: «О-ооо, уже возвращается рабочая сила.» Как раз с ним вот тогда мы и встретилась. А Ваня Ващенко — это же с нашей тоже деревни был парень. Он мне и сказал тогда: «Нам нужен человек бухгалтером работать.» Я говорю: «Да что вы? Я в жизни не работала бухгалтером. Какой я вам бухгалтер?» Все-таки уговорил меня. И я только три денечка побыла дома, и после этого на работу отправилась. И начала работать здесь, в городе Нарве. А там, конечно, работа была такая. Приходили всякие там документы, нужно было писать: приход-расход. Ну там я отработала девять месяцев, а после место, где я работала, закрылось. Ну а куда мне было после того дальше идти? Я уехала в деревню тогда к себе, в Князь-Село. Крестная меня тогда все ругала: «Зачем ты не приехала? С армии демобилизовалась и дома не побыла.» Ну вот я там и пожила некоторое время. Потом еще я работала в картбюро. Там то же самое было. Я не понимала этой работы. Когда в эстонское время работали, у хозяйки никаких документов не нужно было. Работаешь, если ты что сделал, сшил — она тебе за это платит, и все. А здесь на все документы было нужно заполнять. Потом, в 1947 году, началась ликвидация карточек. Мне тогда, значит, сказали: «Мы уволить вас не можем. А идите в горфинотдел работать. Вы будете работать с теми, кто шьет — с сапожниками и другими.» В общем, начала я там работать. Ну и работала там какое-то время. А сама, знаете, втихаря шила подружкам всякие вещи. Потом ушла работать в автобазу ночным диспетчером. А мне это было, как говорят, на руку. Потому что к пяти часам, бывает, придешь, а в восемь уйдешь, там никакой работы нет, только сиди. Если приедет какой шофер, то документы ему оформи, да и все. А мне было то хорошо, что у меня было два дня свободных, и я могла в это время шить. Надо же было как-то жить! Когда я с армии пришла, ничего не было. Никакой одежки не было. Только вот то, что стояло, то и было. Потом в банке работала на вечерней кассе. Там у меня было два кассира, и я была старшей. Потом прошло времени сколько-то. У меня был паренек. Потом он написал, что скоро у него демобилизация, что он не знает, куда ему и ехать. Он был латыш. Он написал: «Домой ехать или к тебе?» Я написала ему: «Если любишь, приезжай. Решай сам!» Ну он и приехал. Решили, что приедем в деревню, заявим родителям, что будем жить. А ведь голые были. А у него ни костюма, ничего такого не было. Такой же был голыш, как и я. Но у меня уже немножечко хотя бы что-то там было. Зарегистрировали мы брак. От него у меня эта фамилия — Элксниньш. После того, как мы поженились, я пять лет не работала. А потом пошла работать на мебельную фабрику и проработала там пять лет. Начинала я работать обойщиком. Потом перевели меня в раскройное отделение. Потом меня уговорили и я какое-то время работала на главном складе. Потом взяли обратно в раскройное, и там моя трудовая деятельность и закончилась.

Интервью и лит.обработка:И. Вершинин

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus