Кандыба Иван Иванович

Я родился 11 июля 1923 года в с. Белиловка Ружинского района Житомирской области Украинской ССР. По социальному положению мои родители были крестьянами бедняками. В результате голода в 1933 году я остался сиротой. Затем начались мои путешествия в Одессу, Кировоград, Киев и в другие города. Мне было 10 лет, когда я объездил почти всю Украину, затем был пойман и определен в Новоукраинский детский дом Кировоградской области, где окончил семилетку. Решил продолжать учебу, но в числе десяти одноклассников из детского дома провалил экзамены в Кировоградский техникум сельского хозяйства. В это время к нам как раз приехал представитель из Керчи, который предложил тем, кто не сдал экзамены, отправиться с ним, он предлагал работу в комсомольской молодежной рыболовецкой бригаде пос. Эльтиген под Керчью. И вот я прибыл туда, поработал немного, а осенью в 1940 году уехал к сестре, которая жила в Донецке, но ее там не застал. Дальше поехал на Кавказ, прокатился до Батуми, потом Кизляр, Астрахань, туда добрался в начале 1941 года. Дальше грянула война.

- Какие фильмы до войны показывали?

- Я немногие смотрел, мы в основном слушали то, что нам воспитатель о Гражданской войне рассказывал. Больше интересовались прогулками, был у нас в Кировоградской области хуторок, в котором мы гуляли и отдыхали, ведь все были пионерами.

- Как для вас прошел день 22 июня 1941 года?

- Мы собрались на одной из площадей в Астрахани, и по приемнику слушали выступление Молотова, который говорил, что на нас напала гитлеровская Германия, мы должны встать, объединиться и дать отпор непрошеным гостям и завоевателям, обязаны сплотиться, отстоять свои земли, защитить свою отчизну - таков был призыв. Я как комсомолец воспринял лозунг как должное. Нас, молодежь, призвали примерно через неделю.

Мы стали формироваться в Астрахани, я попал в минометчики, в итоге после всех переформирований часть стала называться 484-м минометным полком 19-й отдельной минометной бригады Резерва Главного Командования. Был зачислен во взвод управления и связи командиром отделения, очень долго заняла переформировка и разброс по частям, к учебе мы приступили только осенью 1941 года, в октябре или ноябре. Нас в ускоренном темпе готовили к работе на радиостанции 12-РП. Изучали морзянку, был специальный аппарат, на котором обучали держать связь между наблюдательным пунктом полка и батареями. И теории, и практики радиодела было одинаково много, но подготовка все-таки шла ускоренная. Кстати, наше подразделение было на конной тяге. После завершения учебы нас бросили в Ростовскую область, расположились у Матвеева Кургана, который стоял на возвышенности, недалеко от него р. Миус протекала. Первый раз попал я под бомбежку в январе 1942 года, так перепугался, что со страху под машину с минами спрятался. Долго смеялись однополчане по такому поводу, потом я привык и уже знал, где окопы и куда бежать в случае бомбежки. Летом 1942 года мы стояли под Саур-Могилой, с которой просматривалась местность на много десятков километров вперед. Там мы получили первый удар от фашистов и отступили. А до этого был такой случай: я как раз целую ночь наблюдательном пункте пробыл, охранял от немецкой разведки. Утром на рассвете прибыл с товарищами в свой блиндаж, и тут наш лейтенант Клочков говорит:

- Вы пойдете на новую позицию сейчас.

Ротный старшина посмотрел на него и говорит:

- Да они же с ночного дежурства, пусть отдохнут хоть часик-полтора.

- Молчать!

И за пистолет схватился. Ребята, которые сзади стояли, сразу ему по рукам двинули, пистолет забрали, доложили по инстанции, и больше Клочкова у нас не было, даже не видели этого лейтенанта.

Моя задача заключалась в обеспечении командного пункта полка связью с батареями, про рацию уже не вспоминали, я должен был проложить катушку телефонного провода, иными словами, наладить кабельную связь, после чего поставить аппараты и корректировать с командиром батареи огонь. Сначала мы держали тесный контакт с пехотой, которая давала нам данные, хотя минометчики и сами засекали огневые позиции противника. Потом передавали данные на батарею и здесь уже подавляли эти точки при наступлении.

Первый серьезный бой я принял при наступлении на Саур-Могилу в 1943 году. Мы тогда отступали после контратаки гитлеровцев, материальная часть осталась, тогда я прикрыл в окопе радиостанцию 12-РП и аппаратуру, закидав все землей, но я видел, когда наше подразделение связи отходило, наши танки с десантниками на броне. Пехотинцы весело кричали:

- Давайте с нами!

Но мы знали, что у нас есть подразделение, и без командира нельзя решать такие вещи. Отошли километра на полтора-два. Но тут же к вечеру свежие силы подошли, нанесли танковые удары - и положение было восстановлено. После возвращения на позиции мы нашли свою станцию неповрежденной, а вот кабель побило. Это было мое первое крещение боем.

А дальше было так, связист должен обеспечить, под градом артиллерийского обстрела бесперебойную связь и я это делал.

Мой боевой путь лежал от Матвеева кургана через Ворошиловградскую область, это старое название Луганской области. Затем начали бои за г. Чугуев. Надо сказать, что в нашей части политическая работа была слабая, что сказывалось на выполнении служебных обязанностей простыми солдатами. Если читать мемуары Жукова и других военачальников, пишется, что партийно-массовая работа проводилась на отлично, но в нашей части слабо. Почему? Потому что наш полк постоянно мигрировал по фронту. Мы постоянного места не имели, как часть Резерва Главного Командования, где намечался прорыв, туда и мы. Бывало, что передислокация занимала до ста километров по фронту, сегодня окопались здесь, и тут же получили приказ, к примеру, перейти южнее, и начать поддерживать 417-ю азербайджанскую дивизию. Все это приводило к слабой личной подготовки состава, да еще и замполитов, которые могли бы проследить за этим, фактически не было. В итоге потери у нас были большие. Особенно страдали от бомбежек, постоянно летала немецкая "рама", которая фиксировала положение наших минометных частей и артиллерии. Противник хорошо владел артиллерийским средствами контрбатарейной борьбы и быстро подавлял нас, много уничтожалось живой силы, минометов, техники в полку… Хотя когда мы поддерживали 417-ю дивизию, там прорыв намечался, то здесь уже был виден качественный рост личного состава. Батарея стояла в 3 километрах от передовой, мы впереди с боевым охранением находились, они фиксировали все на карту, нам передавали координаты, и мы уже поражали цели. Причем всегда били быстро и точно.

За бои под одним из сел в Запорожской области я был награжден медалью "За отвагу". Проводил связь, неоднократно бегал и восстанавливал кабель, у меня зубы крепкие были, ножом не пользовался. Просто отрывал провода с двух сторон, соединял, прислушивался, после чего отвечал КП, и шел дальше. Тогда обрыв произошел в нескольких местах, с батареей связи не было. Таким образом, я два или три раза под обстрелом восстанавливал кабель. Надо сказать, что когда мы вели связь, противник очень часто обстреливал и бомбил не только наши позиции, но и вероятные линии проводов. Все-таки немцы умели воевать. Медаль мне вручили в г. Гуляйполе, также Запорожской области, тогда же, В 1943 году я стал кандидатом в партию.

Потом начались бои за Большую и Малую Лепетихи около Каховского водохранилища, а потом произошел резкий поворот на Сиваш, нашу часть придали 51-й армии. Там не только минометная бригада, но и другие артиллерийские части стояли прямо в ряд, буквально через каждые сто метров орудия. Прорвали мы Сиваш 8 апреля 1944 года. Через наши позиции проходила штрафная рота, мы же стояли напротив румынских укреплений. Была очень крепкая артиллерийская подготовка, с нашей стороны не жалели снарядов. Кстати, я первый раз увидел на Миусе, как работала наша "Катюша". Она дала залп, и уже сильное впечатление, а тут целый дивизион был подготовлен, как началась бомбежка передовых позиций немцев, страшно смотреть. Мы корректировали огонь до тех пор, пока не перебили все укрепленные точки врага, полностью, стреляли до тех пор, пока не сравняли с землей! Враг, естественно, огрызался, потери были очень большие, только наших связистов потеряли человек пять. Кстати, к тому времени качественно изменилась техника, мы уже не на конной тяге были, как взводу управления и связи выдали два "Студебеккера". А вот радиостанции 12-РП так и не прижились, потому что враг мгновенно засекал нас и бил по точке, поэтому мы больше с катушкой на телефон бегали. Безопаснее, хотя и сложнее. Во время штурма начальнику штаба полка Петину оторвало ногу. Мы уже сбили румын, шли дальше за Сиваш. После боя группа во главе с начштаба шла впереди, внезапно рванула мина и оторвала ему ногу. Вообще, нужно было иметь не одно сердце, чтоб пережить и увидеть это все: гул, беспрерывные стрельбы. И так весь день, только ночью мы иногда выходили с позиций, нас меняли на другую батарею.

После прорыва сивашских позиций мы пошли на Джанкой. Вперед рванула пехота на танках, вслед за отступающими немцами. Дальше из Джанкоя на Сарабуз, там горели склады с продовольствием, командир батареи увидел и говорит нам:

- Посмотрите, что там.

Мы подошли и поглядели: была водка, большие круги сыра, чего только не было. Бросились тушить, когда сбили огонь, набрали всего, огромное количество разных трофеев. Потом был приказ двинуться от Джанкоя на Симферополь. Первыми в город ворвались танкисты с пехотой на броне. Что интересно, местные жители нас встречали красными яйцами, видимо, была Пасха, мы с удовольствием их ели. Затем выехали за Симферополь, на лесной полянке остановились и стали пробовать, что за сыр и водку спасли, а тут командир полка нарисовался, спрашивает:

- Вы что делаете?

- Вот, пробуем трофеи, товарищ полковник.

- А ну-ка, налейте и мне.

Налили, он сыром закусил, после встал и предупредил:

- Продолжайте, но не напивайтесь. Потому что через час-полтора поедем дальше.

14 апреля мы уже были в Бахчисарае, в который до нашего прихода спустились партизаны. Поговорили с ними, спрашиваем, как оно в горах, один ответил:

- Было очень трудно.

Я говорю:

- Да, нам трудно было, но вам еще труднее.

Мы к тому времени знали, что в первый год войны продовольственные базы все были разграблены и разбиты. Партизан же продолжил:

- В лесу мы всегда ощущали голод, правда, в последние годы, особенно в 1943-1944, подкидали кое-что самолетами.

Я поинтересовался, кто вошел в Бахчисарай, какие отряды, называли фамилию Македонского. А о крымских татарах я вообще ничего не знал, правда, в полку говорили, что в 1944 году, когда Симферополь освободили, в город приезжал Климент Ефремович. Он рассказывал солдатам, что сложилось такое положение, мы побеждаем, для чего все народы Советского Союза приложили немало сил, чтобы изгнать агрессора с нашей земли. Мне рассказывали, что тогда многие партизаны и офицеры начали кричать, мол, надо выставить и убрать татар, они чинили нам препятствия, как известно, последовал вскоре Указ, их выслали. Но тогда никто из нас не догадывался о планах по местному населению, мы тронулись от Бахчисарая на Дуванкъой (сейчас село Фронтовое). Только окопались на новых позициях, как поступил приказ сворачиваться и идти на Сахарную головку под Севастополь. При переезде в Соколином некоторые машины забуксовали, так мы тросами по два-три "Студебеккера" вытягивали их. Потом от Сахарной головки спустились в Балаклаву и остановились. Нужно было штурмовать Сапун-гору, мы, как и прежде, должны были поддерживать огнем пехоту. В Севастополе есть такие Нахимовские укрепления, вот из этих позиций враг обстреливал все наши части, доставал даже до Балаклавы и Бахчисарая. И вот 28 апреля, утром, мы прокладывали линию связи, готовясь к скорому штурму. В группу входило шесть человек. Враг две-три минуты как обстреливал кабель, вроде бы ничего, но тут меня ранило в голову, пробило зрачок, до сих пор осколок сидит в правом виске. Так меня и всех остальных ранило, на тракторе и на санях отвезли в Бахчисарай, расположили в пещерном монастыре, там мы и лежали. На второй день я очнулся, а документов нет. Отсюда всех раненных отправили в Красноперекопск, оттуда в Пятигорск, в глазной госпиталь, где я пробыл три-четыре месяца. Выписав меня, отправили в запасной полк в Армавир. Там у меня украли медаль "За отвагу". Вскоре к нам приехал представитель от 317-го конвойного полка НКВД, который находился в Севастополе. Забрал нас туда со словами:

- Будете охранять военнопленных, которые должны отстроить наш разрушенный Севастополь.

Так я пробыл в этом полку с 1945-го по 1946-й год.

- Вы помните первого увиденного немца?

- Не помню. Зато навидался военнопленных, которых проводили через наш полк. Вообще же на войне как связист я, по сути, лично с немцами не встречался, правда, когда мы отступали под Саур-могилой, то бежали по окопам, оставленным нашей пехотой, и видели убитых немцев в зеленой форме. Ну а так чтобы соприкасаться с гитлеровцами и идти в рукопашную, не приходилось. Может быть, такова моя судьба, что я только знал свое дело, думал, как лучше обеспечить связь с наблюдательным пунктом.

- Какое было отношение к пленным немцам?

- Мы относились к ним по-человечески. Потому что большинство из них, видимо, по принуждению были мобилизованы. Хочу подчеркнуть, что румыны - это не вояки. Вот венгры - это были горные орлы, крепкие, здоровые парни. Ребята, попавшие к нам после ранения с передовой из-под Будапешта и Балатона, рассказывали, что венгры намного больше сопротивлялись, чем румыны. А румыны, как, впрочем, и итальянцы, нашего удара не выдерживали. Кормили пленных немцев хорошо, иногда лучше, чем нас. Были немецкие овчарки, женщины-переводчицы.

Мы их водили вниз к Севастополю, до хлебозавода, а потом по Балаклавскому шоссе начали строить домики. Мы относились хорошо к военнопленным, не принуждали, не били, не понукали, как они наших военнопленных, как издевались над ними.

- Авиаударов опасались?

- Бомбежка - это страшное дело. Самолеты, которые бомбили наши позиции, поначалу наводили невероятный ужас, а потом мы привыкли, когда же наши МиГи и Пешки появлялись и штурмовали немецкие укрепточки, били по переднему краю, тогда у всех подымалось настроение. Видел я в 1943 году, как немец разбомбил пасущееся стадо коров. Командир тогда сказал:

- Хлопцы, пойдите, запаситесь провизией.

До сих пор не могу понять: зачем он по коровам стрелял?!

Но главное: из-за авианалетов нам сутки, а то и двое не привозили питание, немец специально простреливал дорогу. Так что иногда кухня пробивалась только на третий день и привозила еду.

- Какое было отношение к партии, к Сталину?

- Если бы не было партии, Сталина мы бы никогда не победили, хотя Сталина сейчас обливают грязью, но он приказом № 227 "Ни шагу назад" поднял народ. Первое время у нас партийная работа была налажена слабо, я уже говорил. Считаю, что решение об увеличении числа партийцев сыграло важную роль. У меня в полку комсоргом был Дробитько. Он же мне выдал кандидатский билет, так он говорил:

- Ваня, ты неплохо работаешь, связь обеспечиваешь, ну-ка посмотри, вокруг тебя и коммунисты и комсомольцы есть. И тебе надо вступать.

- Да, надо. - Согласился с ним.

И я лучше стал работать, ведь надо оправдать доверие, показать, что ты еще что-то можешь. Среди наших бойцов мы были ушами и глазами подразделения, у нас первый источник по связи, потом только информация доходила до батареи. Знаете, могу подтвердить, что люди были полны решимости: разгромить непрошенного врага, во что бы то ни стало. Не будь Сталина, не будь компартии, не будь ЦК, так не получилось бы. Я не говорю уже о Ворошилове, Буденном - это были люди, заслужившие авторитет в Гражданскую войну, но в создавшихся условиях они не могли повести как следует борьбу. Был Жуков, у него имелся огромный опыт, он сумел организовать отпор немцам под Москвой, Сталин говорил ему:

- Бери на себя дело и командуй.

- В войсках звучала фамилия Жуков?

- Да. Но и не только его, Рокоссовского и других часто говорили. О них рассказывали ребята на перекурах. Относились к фамилиям новых военачальников отлично.

- Как Вас встречало мирное население на Украине, в Крыму?

- Очень хорошо. Отдельные люди говорили, мол, наконец-то дали пинка немцам. В каком-то селе, не доезжая до Джанкоя, жители выбежали на дорогу и указали на спрятавшегося немца. Ребята побежали, открыли дверь в дом, он руки поднял, оказался не немцем, а полицаем. Наше подразделение было выстроено, объявили:

- Кто желает разрядить ППШ по изменнику Родины?

Старшина Ринзлолов его застрелил.

Хорошо нас встречали в Симферополе, выходили с яйцами, с черной буханкой хлеба. В Бахчисарае также приходили жители и благодарили нас за свое освобождение.

- Что было самым страшным на фронте?

- Когда тылы отставали, ведь у нас были перебои с доставкой пищи, одежды, но, с другой стороны, это время такое было. Помню, как наш полковник отчитывал какого капитана из тыловиков. Прямо говорил:

- Под твою ответственность, чтобы завтра все были одеты во все новое.

- Как мылись, стирались?

- Наш старшина находил лесок или рощицу, там ставили бочки, снимали все, в этих бочках пропаривали, чтобы вшей не было. Давали несколько грамм мыла и щетку, причем старшина лично каждому между ног чистил, чтобы наверняка всех паразитов убить. Помылся за пять-семь минут, затем одеваешь горячую, с пылу с жару одежду. Вообще же, должен прямо сказать: полевые бани обеспечивали хорошее санитарное состояние нашего подразделения.

- Выдавался ли сухой паек?

- Давали на день, иногда даже на четверо суток, но бывало такое, что и по два дня не было пищи. Зато махорку привозили исправно. Я курил мало, выпивал мало. Мне казалось: не идет курить и пить. В сухой паек входила американская тушенка, большие банки давались на котел, а маленькие с ключиком давали нам на день или на два. Открываешь ее, а там вкусное, хорошее мясо. Как бы там не было, как бы нас не кормили, другие подразделения в силу расторопности тыловиков лучше снабжали свои подразделения, но нас нет, мы были кочующий полк, потому видимо и снабжение организовывали не на самом высоком уровне. Обычно кормили перловой кашей с консервами, картошка иногда была, а когда начали немца гнать, то мы пополняли продовольствие в селах, кстати, в одной деревне меня впервые научили, как пользоваться самоваром.

- Женщины в части были?

- У нас не было. Санинструктором мужчина служил. В других подразделениях женщины имелись, причем я видел командиров батарей с разными женщинами, они якшались с офицерами. Но так, чтобы самому ближе познакомиться, некогда было этим заниматься, бесконечные бои, переезды, инструктаж пополнения, если, например, пришел в связь азербайджанец, он же ничего не понимает, я за него делаю основную часть работы, это после некоторого времени новобранцы осваиваются и делают все сами. Да и тут нужен глаз да глаз.

- С особистами довелось столкнуться на войне?

- Было такое дело в Запорожской области. Враг потеснил наше подразделение, и мы с комбатом бежали на запасные позиции. Очутились в противотанковом рве, а комбатом был здоровый мужик по фамилии Щербаков, вдруг появились смершевцы и направили на нас автоматы:

- Ни шагу назад! Вы слыхали, есть такой приказ, или нет?

Комбат объясняет:

- Это 484-й минометный полк отходит.

- А, тогда идите.

Вот это я помню, кстати, в этом рву не только мы были, но и пехота имелась. И смершевцы пехоту подымали и гнали вперед на врага. Без всякого разбирательства.

- Как бы вы оценили советский телефонный аппарат?

- Были проблемы с трубкой, особенно если в сырость попадет. Но я не сильно ощущал такое дело, потом появились зуммерные аппараты, они были удобней. Связисты наши работали неплохо, если бы еще все знали как, что и к чему. Мешала частая гибель людей. Но даже при хорошей подготовки можно было ошибиться. Заблудился я однажды, солнце уже садилось, сбился с дороги и пошел не туда, куда комбат говорил. Напоролся на боевое охранение пехоты, они меня зацарапали:

- О, б…ь, ты чего здесь по кукурузе лазишь? А ну, иди сюда.

- Я из 484 минометного полка!

- А-а-а, это наш, поддерживать будет. Отпустите его, свой человек, связист.

Могли же и стрельнуть.

- Трофейными немецкими кабелями пользовались?

- Нет, у нас свой был хороший. Тоненький, прочный и надежный, раз, два, перекусил, связал и вперед. У немецкого же основа другая была, не перекусить.

- Как вы узнали о Победе, как встретили 9 мая 1945 года?

- О Победе мы узнали по радио. Потому вместе с командирами стреляли в воздух, все кричали, целовались, орали одно: "Победа!"

Летом 1946 году мы оформляли первый эшелон пленных румын на родину. Заполняли на них анкеты, я спрашиваю одного:

- Вы в селе жили?

- Да в селе.

- Вас призвали?

- Да.

- Кем вы были, какая у вас специальность?

- Шофер.

- На какой машине вы работали?

- На коруце.

Это арба с волами. Долго смеялись.

Румынский пароход пришвартовался в Севастополе, привез мамалыги, кукурузы, отвез пленных на родину. Мы же некоторое время простояли на горе в Севастополе. Затем наше подразделение продолжало охранять военнопленных в Балаклаве. В 1946 году пришло указание: "Направить в Воркуту подразделение взвод для охраны заключенных в лагерях". Я там пробыл пару недель, но мне стало плохо с головой после ранения, начал все забывать. Обратился к руководству, сказал, что не смогу служить, везде тайга, воду привозили на бочке, трудно было. Это происходило зимой 1946-1947 годов.

Меня отправили в распоряжение Одесского военного округа, демобилизовался. Приехал домой, никого нет, ни знакомых, ни друзей. Многих молодых ребят угнали в Германию, многих убили, так я там никого не нашел. Поехал в Запорожье, побыл там год в оперативном отделе угро, пришлось пойти на хитрость и скрыть ранение. Был зачислен в розыскную группу. Мы работали по оперативной части, а потом я с другом перевелся в Винницу, где я проработал в системе МВД семь лет. Там я поступил в Кишиневскую школу милиции, хотя у меня с головой что-то происходило, к врачам обращался, но меня держали. Потом была командировка в Борислав, затем в Дрогобыч, правда, я в схватках с бандеровцами не участвовал. Наша работа была совершенно другая, с населением работали, собирали донесения и т.д.

Кандыба И.И., 9 мая 2010 г.

- Видели арестованных бандеровцев?

- Только мертвых. Нам подчинялись ястребки - капитаны милиции, руководители оперативных групп. Один из них, весь увешанный орденами, показывал нам в селе Львовской области тех, кто боролся против нас, они убитыми лежали на подводах. Он говорил нам:

- Я сделал это со своими ястребками.

Человек 20 или даже 30 было на подводах.

Работать приходилось сложно. Зайдешь в село, сведения получил, например, от учительницы. Ликвидировали бандеровца. Смотришь, через 3 дня давшую тебе сведения убили. У них хорошо работала сеть осведомителей. Видел я один раз, как из Винницы бежал арестованный. Его допрашивал следователь, и он в окно выпрыгнул, побежал. Ночью мы сделали прочес совместно с подразделением конвойных войск. Беглец остановился у одного мужика на окраине Винницы. Ночью опять сбежал, мы стреляли, но не попали. Задержали его в лесах. Я был в том бункере, где он спрятался, это большая комната, там нары, пишущая машинка, один ППШ, и сидела молодая девушка, лет восемнадцати. Все. Его забрали сначала в тюрьму, а потом оттуда в КГБ.

Из командировок я вернулся в Винницу, присвоили звание "младший лейтенант". Затем был уволен с должности начальника паспортного стола второго отделения города Винница. Кинулся дальше, а куда идти, больной, никуда не возьмут. Мой винницкий друг посоветовал:

- Езжай в управление связи в Симферополь, у меня там есть знакомый. Я напишу письмо, давай.

Приехал в Крым, здесь была такая организация СМУРС (строительно-монтажное управление радиофикации и связи). Я уже был коммунистом, мне сказали:

- Вы что, и связист, и коммунист? Вот вам бригада в 50 человек, вот арматура, вот вам начальник ППО, он обеспечит все, партия наша выдвинула клич: "Каждому дому радиотарелку!" Начинайте с сел Мазанка и Зуя.

Я подорвал здоровье, заболел, делали четыре раза операции грыжи. Обратился в обком:

- У меня жена, ребенок, не могли бы мне сказать, где я могу пристроиться, в какой колхоз? Только я после операции.

- Давайте в Раздольненский район.

Это степь. Туда я приехал, встал на учет, секретарь райкома партии позвонил в колхоз "Путь коммунизма":

- К вам Кандыба Иван Иванович приедет, обеспечить его жильем и дать ему легкую работу, он после операции.

Нам дали помещение, в котором хранились химикаты, мы выгребли, вычистили все вместе с женой. Жили неделю или две, нам выдали домик. Начали строительство школы. Меня вызвали в райком и сказали:

- Мы хотим, чтобы вы приняли сельский совет. Вы как считаете, можете взять партийную организацию в 30 человек?

- Давайте.

И меня отправили туда на партийное собрание, где выбрали освобожденным секретарем парторганизации. Жена на птичнике работала, ей не нравилось, она все время хныкала, она у меня уроженка Черниговской области, там леса, красота, а тут степи кругом. Проработал несколько лет. Во время жатвы людям давали пшеницу, и было неплохо, затем начали деньгами платить, тут-то и выяснилось, что люди были совсем безграмотные. Спрашиваю доярку:

- Что получила в этом месяце?

- Два Ленина и пять рублей. - А что такое "Ленин" - купюра в 25 рублей, она столько не знала.

Затем начал бороться с местным своеволием на местах, провел отчетно-выборное собрание, подвел итоги и указал на неудовлетворительную работу председателя колхоза Назаренко Павла Петровича, после этого он в Красногвардейском районе получил назначение управляющим, а мне сказали:

- Ваша должность упраздняется, хотите, мы вас сделаем завсклада или учетчиком.

Жена как узнала, давай уговаривать:

- Езжай, находи мне лес, чтобы я могла жить спокойно.

Спустился в Бахчисарай и кинул якорь тут. Но опять-таки болезнь не давала мне покоя, то аденома, операцию делали, то шумы в голове, и с одной, и с другой стороны. Получил я вторую группу инвалидности.