К сожалению Николай Васильевич не может рассказывать по состоянию здоровья. Всё, что можно было взять – это материал корреспондента забайкальской газеты «Вечорка» 2003 года (когда ветерану было 78 лет) и фотографии, предоставленные сыном ветерана.
Я c 1925 года, родился 10 мая, а в феврале 1943, когда мне ещё не было и восемнадцати, призвали в армию. Направили в Кемерово, в пехотное училище. Проучился полгода, а 10 августа за одну ночь погрузили наше училище, Новосибирское военно-политическое, Бердское в один эшелон и за десять дней привезли на фронт. Останавливались только чтобы воду в паровоз залить и ехали дальше. Куда мы едем, толком никто не знал. Когда погрузили, сказали коротко: «На фронт!» Перед дорогой нам дали сухой паёк на 10 суток, махорку. В тылу, во время войны, курева не давали ни солдатам, ни офицерам. Я до армии курил, в училище приехал с табаком (больше сотни стаканов впрок заготовил), но его у меня «увели», и я бросил курить. А свою фронтовую долю выменял на сахар.
Никогда не забуду напутствие нам, только что прибывшим, старшины Пономарёва. Ему поручили побеседовать с нами об условиях и особенностях войны. Первое, что он спросил: «Сынки, вы жить хотите?» И получив в ответ дружное: «Да!», добавил: «Тогда первое правило: не пейте наркомовские». А нам давали 100 граммов водки на человека в обязательном порядке. И ещё перед атакой давали. И вот, к примеру, выдали водку на 150 человек, сходили в атаку - не досчитались десятерых, а водку опять дают на тех же 150 человек, на следующий день ещё столько-то не вернулось, а норма водки та же. И получается уже не по сто, а по триста граммов на брата, а то и более. Вместо чая и воды солдаты во флягу эти лишние граммы сливали и заправлялись.
Командование понять можно. Перед атакой даже специальная команда была: «Выпить по сто!» Делалось это, чтобы притупить страх присущий всем. А его было много: страх стрелять в другого, страх лишиться собственной жизни, неосознанные, почти физические страхи от свиста пули, взрыва снарядов. В 1941 году были случаи, когда солдатня бежала от фашистских обстрелов, вот и ввели облегчение для психики. Но, кроме страха, водка ослабляла и другие необходимые человеку в экстремальных условиях реакции. Из 100 человек погибших - 80 погибало из-за водки. Там, где надо проползти, «подзаряженный» солдат идёт в рост и орёт: «Я тебе покажу, фриц!». Там, где бы согнувшись пробежать, снова идёт в полный рост. Немцы открывали огонь, на поражение. Они подпускали наших солдат на 50-100 метров и расстреливали в упор. Перед их окопами образовывалась груда солдатских трупов.
Поэтому я послушался старшины и охотно менял свои наркомовские на махорку и сахар, благо, что отбоя от таких предложений не было. Покурить и выпить хотелось многим. А я и не сопротивлялся – шёл им навстречу. В итоге, вместо 40 граммов я съедал 120 г. сахара в сутки.
И много ещё мудрых советов дал нам тогда Пономарев: «Познавайте быстрее секреты войны, её особенности, вырабатывайте в себе инстинкт к самосохранению». И на самом деле первый месяц войны кланяешься каждому снаряду, каждой мине. Оно и не в тебя летит, а все равно невольно льнёшь к земле. А на третий месяц уже чувствуешь, когда уклониться, а когда и не твой снаряд, заранее знаешь, перелетит или недолетит. Вот и учил Пономарев нас, куда бы не пришли - осмотреться и найти укрытие на случай внезапной бомбёжки. Почувствуешь, что снаряд «твой»: укрывайся в окопе, в ближайшей воронке… словом, наука, старшины очень помогла мне в войну.
Я ушёл на фронт атеистом, а вернулся с твёрдой уверенностью, что существуют какие-то силы свыше, что есть у человека, в действительности, свой ангел-хранитель, который многое ему подсказывает, оберегает.
Убедился в этом на многих примерах войны. Кто-то точно с особой ясностью предчувствовал, в какой день будет убит - а повиноваться предчувствию, предостеречься было нельзя – фронт, приказ все знали, что боремся с врагом не на жизнь, а на смерть. Другие спасались чудом, совершенно необъяснимым с точки зрения здравого смысла.
Приехали мы на фронт где-то к 20 августа, поэтому попали уже в наступательные, а не оборонительные бои на Степной фронт. Распределили меня в четвертую гвардейскую армию, 7 гвардейскую воздушно - десантную дивизию 21 воздушно-десантного стрелкового полка. Армия вела наступление на Ахтырку. Эта Ахтырка несколько раз переходила из рук в руки. От фашистов к нам и обратно. Когда пришло пополнение, наши войска перешли в наступление. Фашисты контратаковали, бои были кровопролитные, но все же перевес уже был на нашей стороне.
Я был назначен командиром отделения телефонной связи. Обеспечивал связь от штаба полка до штаба 3-го батальона. Прошёл в этой должности от Курской битвы, через Корсунь-Шевченковскую операцию, до тяжёлого ранения в Бессарабии (ныне Молдавия).
В боях на Курской дуге был награждён медалью «За отвагу». Наш батальон наступал. Вышли на чистое поле. Наступление было приостановлено. Связь то налаживалась, то терялась. Взял я с собой солдатика, пошли смотреть - нет ли повреждения на линии. При подходе увидели следы немецкого танка. Связь оказалась порвана немцами. Стали восстанавливать и вдруг услышали стоны. А рядом ничего не было, только опустевшая МТФ (молочно-торговая ферма), а вокруг заросли сорняков выше человеческого роста. Прислушались – стон оттуда.
Я солдату: «Давай, соединяй, а я сбегаю - посмотрю». Сначала увидел 45-мм противотанковую пушку. Её, видимо, недавно пытался раздавить немецкий танк, но не подрасчитал. А потом увидел я и человека. Командир противотанкового орудия был ранен в обе ноги и стонал. Я стал его перевязывать. В это время послышался шум танка - раненный наводчик определил, что танк - немецкий. К этому времени к нам подоспел мой солдат. Мы с ним развернули пушку в сторону леса (45-миллиметровая пушка для этого достаточно лёгкая). Подтащили раненого к прицелу:
- Кто из вас умеет заряжать пушку? - спросил он. А я в училище учился на пулемётчика. Солдат поднёс ящики со снарядами, я зарядил пушку.
- Спокойно, тихо, не шуметь, - скомандовал наводчик. Метрах в 150-200 мы увидели танк противника, но командир пушки стрелять не велел. Немцы, не увидев нас в зарослях, вслепую выстрелили в МТФ. А когда отошли от леса метров на 100, раненный наводчик первым же выстрелом поджёг немецкий танк. Немцы стали выскакивать из танка, солдат и я начали по ним стрелять. Убили одного. Остальные окрылись в лесу. Раненый оказался сержантом, имени его по прошествии лет удержать в памяти не удалось. Помню, что стал его хвалить, а он:
- Не устраивайте эйфории, танков немецких много. Заряжайте пушку. Сидите.
И верно, минут через 15-20 снова шум. Показался второй, вражеский танк. Мы его опять пропустили. Фрицы вышли, смотрят на первый горящий танк. Нас опять не заметили. Трижды выстрелили в никуда. Вернулись к танку - посмотреть: остался ли кто живой. В это время наш сержант и бухнул. В танк попал, но танк на этот раз не загорелся, немцы стали убегать. Мы открыли огонь. Раненный нами фашист сгорел в танке, остальные смогли убежать.
Я пошёл докладывать командованию. На проводе оказался командир полка майор Павлов: «Что за стрельба?!!» Я объяснил. В ответ: «Не уходите, будьте там, я сейчас подъеду». Через пятнадцать минут, действительно, подъехал со своим адъютантом. Адъютант вынул из кармана медаль «За отвагу» и протянул раненному сержанту, вторую - мне, третью - солдату. А наводчику ещё и сказал: «Ты достоин большего, представляем тебя к награде - Ордену Красного Знамени».
У меня награды не только за Курскую битву,есть ещё Орден Славы за форсирование Днепра. Медаль «За боевые заслуги» за окружение и уничтожение Корсунь-Шевченковской группировки противника в феврале 1944 г., Орден Отечественной войны 1 степени, полученный уже в мирное время. Первую степень давали только тем, кто был ранен в сражениях. Вторую всем, кто воевал. Есть много и других послевоенных наград.
На Украине ещё дело было. Пришлось укрываться от немцев в погребе – такой вырытой яме, покрытой сверху конусообразным шалашиком из ветвей и стеблей. Разбомбили там наш командный пункт, в небольшой такой деревушке близ завоёванного села под Черкассами, когда мы форсировали Днепр. Я вспоминаю этот тошнотворный запах мочёных яблок и перебродивших арбузов в стоящих там бочках… , и рядом солдат в состоянии шока, которому оторвало руку.
И ещё двое уцелевших ребят, которых пришлось приводить в себя: хлестал по щекам, тряс их, давал подножки, чтобы не угодили на мину. Нас же этому обучали.
|
|
Осокин Н.В (слева) и подполковник Яхнин. Дальневосточный ВО. 1975 год |
Сижу и вдруг чувствую какую-то необъяснимую тревогу. От окна пересел, а на моё место сел другой солдат. И тут ему внезапно пропарывает пулей живот. Прямо у всех на глазах. Оттуда кишки вывалились, от которых в спёртом помещении пошёл такой резкий зловонный запах. Там некогда было задуматься о высоких материях, а надо было что-то быстро предпринять, чтобы не задохнуться. Ну я не растерялся, оторвал лоскут от рубашки, смочил его яблочном рассоле и приложил к носу, научив так сделать и двух оставшихся товарищей. Так немцев и пересидели. А потом стали выбирать более подходящее для командного пункта место.
А ранило меня как? Уже в Бессарабии при форсировании Днестра дали приказ наладить связь во что бы то ни стало. А в тот день одолели вши. В военно-полевых условиях гигиена понятно какая - без вшей солдаты не обходились, но как-то привыкали к ним, а вот когда те начинали по особому колобродить - говорили, что это к ранению или смерти, мол, чуют они как крысы на корабле перед течью, что скоро конец их пристанищу. Об этом сказал мне и солдат-товарищ, Он увидел, что я держу над костром рубашку, уничтожая потрескивающих от огня насекомых.
Двинулся я в обход и увидел много немецких обозов. Идти было некуда, ну и доложил об этом командованию. А те в ответ: «Давай связь, пойдёшь под трибунал!» Делать нечего - пошёл вперёд, как было велено, считай на верную гибель. И рядом взрывается мина. Я в тот момент подумал: «Ну всё, песенка спета». Стал звать, пришли два солдата, только уже не с моего полка. Они меня перевязали и отнесли в свой тыл. Затем медсестра на носилках доставила в роту 18 полка в медсанбат, откуда обо всем сообщили моим командирам. Потом на повозке увезли в госпиталь, где сделали операцию, а долечивать отправили в Черкассы, которые я когда-то отвоёвывал. Из ноги медики вытащили12 осколков.
Думаю, что далеко не все приметы надо воспринимать с иронией, на войне многие из них вели бойцов, спасали, сохраняли им жизнь…
|
|
1977 год - Хабаровск |
Воспоминания прислал А. Казанцев
