Пугачева (Чертова) Татьяна Александровна

- Я родилась в Алтайском крае, и выросла в алтайских степях. Когда началась война, мне не было и 17 лет. Я была комсомолка, и к этому времени 8 классов закончила, потому что раньше в школу ходили с 9 лет. Только после войны я окончила среднюю школу. В сентябре 1941 г. мне исполнилось только 17 лет, но всеми правдами и неправдами я попала на курсы связисток-телефонисток, а оттуда на фронт. Вот как это было - мы поехали провожать на фронт своих парней, ребят и девчат, им было уже по 18 лет, а нам только 17 лет исполнилось. Но мы заранее договорились, что мы с ними поедем, заранее приготовили себе поесть: сало, сухари. Узнали, что якобы будут давать не пассажирские вагоны, а теплушки. Нас было таких трое человек: две девчонки и один парень. И у всех нас троих кого-то уже убило на фронте: у парня отца убило, у меня старшего брата. Мы решили: поедем и всё! Всё равно не вернут нас с фронта. И вот мы доехали до станции провожать этих ребят и девчат. Командир выходит и говорит им: "Вот так, девочки, ваша команда будет 30-й номер. Через час будет объявление, какой будет ваш вагон. Как только объявят, вы туда". И нам: "Вы что тут стоите?" - "Мы провожаем". - "Ну, хорошо". Через час объявляют: "Команда номер 30, ваш вагон 14-й. С вещами шагом марш!" Пока суть да дело, - мы уже сидим в вагоне. Когда мы в вагон сели, этот командир подошел, а мы спрятались, чтобы нас никто не увидел. Мы сидим в вагоне, подходит этот командир, и читает по списку. Потом говорит: "Выберите себе старшего по вагону, чтобы никто не отстал". Так мы доехали с ними до Новосибирска, где был пересыльный пункт. Там мы уже вышли свободно: денег на обратную дорогу нет, никуда нас не выгонят! Лейтенант (до сих пор помню его фамилию, Деряжин) говорит: "А вы как?" - "А мы на фронт, мы такие же взрослые". - "Пойдемте к начальству, вы у меня не числитесь!" Привел нас к командиру, объяснил ему все. Мы говорим: "Мы домой не поедем". Тот у мальчика спрашивает: "Кем Вы хотите?" Он говорит: "пулеметчиком". У девушки, - "Врачом!" - "Ну, врачом, ты не сможешь быть, а медсестрой сможешь". Меня спрашивают: "А Вы, девушка?" - "А я хочу быть телефонистом", - "Прекрасно! Через 10 дней начнутся курсы, а пока мы вас распределим". Прошло 10 дней, и вот я попала на эти курсы, на которых училась месяца три. Короче говоря, когда мы окончили курсы, я стала связистом-телефонистом, и в начале февраля 1942 года меня зачислили в 24-й отдельный зенитно-прожекторный батальон. Этот батальон был направлен в Сталинградском направлении, и свое боевое крещение я получила там. Как я вспоминаю Сталинград, так плачу...

А.Д.: - Вы еще начинали на левом берегу?

- Да. Сутками самолеты над городом висели.

А.Д.: - Бомбежку 23 августа помните?

- Конечно. Это страшная вещь. Даже вспоминать, - это уже ужасно... Защищать мне пришлось Сталинградский тракторный завод. Он в то время выпускал танки, а не трактора. Один случай расскажу: это было в июле 1942 года. Как сейчас помню, с северо-западной стороны прорвались немецкие танки, и завод пришлось защищать нашей точке, в которой стояли девочки-зенитчицы. Июль месяц, такая жара! Они сбросили пилотки, беретки, а потом уже скинули гимнастерки, - и так подносили к орудиям снаряды. То сверху "мессершмитты", то танки, - и вот они то наверх целились, то по танкам били. Мне трудно сейчас об этом говорить, но их расчет был почти полностью уничтожен: Всё же танки они не пропустили. Всему составу этого расчета было присвоено звание Героев Советского Союза посмертно. Они такое сделали, эти девчонки, они не пропустили к заводу танки! Ведь оттуда каждый день выходили для фронта танки. На заводе не только ремонтировали танки, но и делали новые. А я была связисткой. Ведь что такое связь на фронте? Это вторые уши, глаза командира, как говорится. Ни минуты нельзя отдохнуть! Особенно девчонкам трудно было. Мужчинам было тяжело, а женщинам особенно. Но у нас был очень высокий патриотизм, и мечта была: побыстрее бы закончилась война. Такое было настроение: не дать немцам напиться воды из Волги, быстрее их выгнать. Только бы побыстрее, побыстрее! Осенью нас переправили на другой берег, на правый, а когда Сталинградская битва закончилась, ведь сколько в плен взяли немцев, даже генералов. Хоть и самого города уже не было, но все были такие радостные! Мы считали, что победа в Сталинграде была переломом Великой Отечественной войны.

И вот так до конца войны я была связистом-телефонистом. После Сталинграда наша часть стояла под Гомелем: мы охраняли аэропорт в Новозыбково. Рядом там стояла танковая часть: у них музыка, гармошка. Мы решили: пойдемте, сходим вечерком, мы же не на посту. Но тут тревога, - а нас нет. Пока мы пришли, нас посадили на гауптвахту. Вот так "натанцевались"! Там же, под Гомелем, порвалась связь, надо идти ремонтировать, - и тут бомбежка. Там был лесочек небольшой, или рощица. Бомба упала довольно далеко от меня, но взрывной волной меня сбило под вывороченный корень, и землей придавило. Там я пролежала три дня, на третий мимо с собаками шли наши пехотинцы. Рядом немцы сбросили парашютный десант, и вот они шли десантников вылавливать. Ребята потом мне рассказывали: у одного собака вырывается, - всё вырывается и визжит. Ему говорят: "Отпусти ты собаку, чего ты ее держишь?" Он ее отпустил и побежал за ней следом. Недалеко, в метрах трех от того места, где они шли, лежала я. Собака ко мне подбежала, они подошли, увидели, откопали меня, и увезли в своей госпиталь. Документов у меня с собой не было, нам не разрешали брать. Два паренька привезли меня в свою медсанчасть, и там не было крови для переливания. Тогда один из этих пареньков сказал, что у него первая группа крови, и мне сделали прямое переливание. Я очнулась спустя три дня, и когда мне обо всем этом рассказали, дала себе зарок, что я обязательно буду донором. И вот с войны с 1943 года и до 60-ти лет я сдавала кровь; я почетный донор Советского Союза. Потом, после Гомеля, был Кенигсберг. Там для нас война и закончилась: под Кенигсбергом, в городе Тильзите (это сейчас Советск)...

А.Д.: - Как Вы вспоминаете окончание войны?

- Как раз я сидела на дежурстве, и вот сообщили со штаба: ночью вызвали начальника. Я говорю: "Почему ночью?" - "Война закончилась!" Я вышла с автоматом, и как дала очередь! Все подумали, что тревога. "Что случилось?" Ведь уже конец войны, а тут стрельба. Я кричу: "Война закончилась!" Этого не забудешь никогда:

А.Д.: - Как вы были одеты?

- Если боевая тревога, то ботинки через плечо, и бежишь на точку. Встанешь, стоишь, пока их зашнуруешь: Сначала мы были плохо обмундированы, - а потом давали юбочки, гимнастерочки. Конечно, тому, кто работал при штабе, тому давали и платья, и хорошие сапоги. Кто при штабах, - им, конечно, было прекрасно!

А.Д.: - 100 грамм водки меняли?

- Девчонки всегда меняли. У меня девичья фамилия Чертова. Говорили: "Пойдемте к чертенку: у нее вечно и сахар, и все". А сигарет не было, была махорочка.

А.Д.: - Как мылись, стирались?

- Да какая там стирка... Кипятили в котелке...

А.Д.: - Какие-то послабления, связанные с женской физиологией в Вашей части были?

- Не было. Большинство девчата, женщины. Мужчин было мало, только начальство: командир взвода, командир роты, командир батальона. Никакого послабления. Как обычно, - солдат и всё.

А.Д.: - Как Вы считаете, женщины на войне должны были быть?

- Обязательно. Многие же заменили ребят, которые ушли на передовую, зенитчиков, даже на прожекторах, - их всех заменили девчата. Тысячами уходили добровольцами на фронт. Я ушла добровольно. Всех обманули - и ушли. Но вот и такой случай был: у нас из деревни одна, Маша Пустовалова, явилась с фронта беременная. Она жила с интендантом, забеременела, и приехала домой через 6 месяцев. Все в ужасе! Она от стыда не выходила из дома, - и потом из деревни выехала, больше ее не выдели. Сколько раз потом спрашивали: никто не знает, где она. Мама мне пишет письмо: "Я на тебе надеюсь!" - "На меня нечего надеяться, я сама знаю, что делаю".

А.Д.: - После войны отношение к женщинам, говорят, было плохим?

- Да. Мы даже боялись говорить, что мы фронтовики. Нас обзывали "ППЖ", полевая походная жена. Когда я замуж вышла, муж был меня на 12 лет старше, и я боялась ему признаться, что была на фронте. Мы все ордена свои попрятали!

А.Д.: - Отношение когда изменилось?

- К 30-летию Победы.

А.Д.: - Ваше отношение к немцам?

- Конечно, ненависть. Они же сильно издевались, особенно в деревнях. И сжигали, и насиловали, грабили. Мы как-то стояли рядом с танкистами, и нам один паренек-танкист рассказывал про своего друга: "Мы шли как раз через его края, и он попросил нас отпустить к его родным. Пришли туда - а от его деревни осталось три дома. Его семью, мать и дочь, немцы сожгли живьем, облив керосином, потому что его отец был в партизанском отряде. Полицаи выдали: И вот когда уже заняли Берлин, когда почти закончилась война, он видит: идет немецкая девочка. Он подозвал ее, посадил на танк, позвал с собой товарища, - и на двух танках они привязали ее за ноги и разорвали. Был суд, и на суде он говорит: "Я отомстил за своих родных". 10 лет ему дали, но потом, месяца через два, выпустили".

А.Д.: - Посылки удавалось отправлять?

- Нет. В нашей части это не удавалось. Мы закончили войну в Восточной Пруссии, в Кенигсберге: оттуда ничего домой не отправляли. Ничего из трофеев не было. Которые служили в Германии, особенно офицеры, - те да, а наш брат нет.

А.Д.: - Деньги вам платили?

- Нет.

А.Д.: - Вроде книжки должны были быть?

- Нет. Никаких денег нам не давали.

А.Д.: - Какое Ваше отношение к Сталину в то время?

- Отец родной! "За Сталина, за Родину!" Его приказ № 227 от 28 июля 1942 года, все его помнят. Этот приказ - "Ни шагу назад!" Если даже кто-то струсит, его свои же расстреливали. Сталина мы очень уважали.

А.Д.: - А к Коммунистической партии?

- Свет в окне, мы считали в то время.

А.Д.: - Война продолжала после Победы сниться?

- Конечно, ещё лет 10 не выходила: иной раз вскакивали с постелей...