Степанов Алексей Егорович

- Пожалуйста, представьтесь.

Степанов Алексей Егорович, 1922 года рождения. Родился я в деревне Паново, Смоленской области, около Вязьмы. Отец был портной, мне было двенадцать лет, когда он умер. Мать домохозяйкой была, погибла в блокаду в Ленинграде. У меня было три брата. Когда в деревне закончил семь классов, братья забрали меня в Ленинград. Здесь я учился в ФЗУ (фабрично-заводское училище) при мясокомбинате "Самсон". Жил в общежитии на Киевской, дом 10. Это здание сохранилось, но там теперь совершенно другая организация. Я поступил в ФЗУ в 1938 году, а окончил в 1939 году. Потом работал. Тут и Отечественная война началась.

- А Финскую войну Вы почувствовали? Например, с продовольствием напряженка в городе была? Светомаскировка в городе?

Никакого ощущения войны не было. Главное ощущение - пятидесятиградусные морозы.

- То есть: где-то там война идет, но она Вас не касается?

Я запомнилось другое - в 1939 году я работал на мясокомбинате, окончил работать в вечернюю смену, и поскольку это была суббота, на выходной день поехал к брату. Я всегда уезжал на выходные к брату. Остановка трамвая была напротив "Электросилы", тут ходил "16-й", его долго не было, и я отморозил пальцы ног, потому что был в ботинках. Приехал домой, меня отругали, дали денег, и сказали:

- Езжай на барахолку, купи себе валенки.

Барахолка была на Обводном канале, против Лиговки. Выбрал валенки, которые мне очень понравились, и купил их. Приехал к брату. Валенки эти поставил на атаманку. Пока я завтракал, мать осмотрела валенки и говорит:

- Вот так валенки!

Обманули меня - валенки оказались недокатанные. Их напитали водой и заморозили, чтобы форма была. Как только отогрелись - начали разваливаться. Носить их было нельзя, и мы их выкинули. Вот такие детали помню.

- Когда Вы в ФЗУ учились, Вам стипендию платили?

Платили тридцать рублей. Это кажется мало, правда? Но к этим тридцати рублям еще мне давали карточку и я не платил за проезд на трамвае и автобусе. Ну что еще? В столовой, мне помнится, цена солянки была что-то около десяти копеек. Я деньги не считал, вроде хватало...

- А когда Вы закончили ФЗУ и пошли на завод, сколько получать стали?

О, я хорошо получал. "Твердый" заработок рублей девятьсот был. Помню, один раз было тысячу рублей. А так - девятьсот рублей. До войны это был хороший заработок. Я купил гармонь, мотоцикл "Красный Октябрь". Даже помню где купил, в магазине на Невском.

- Как узнали о том, что 22 июня война началась?

Я был у своей невесты. Она очень переживала, что ее отец не вернулся с работы. Ее отец долго не приходил. Оказалось, что в эту ночь, в Кирха-Усекирки, это где-то по Средневыборгскому шоссе, был заброшен воздушный десант… Это было как раз то место, куда мы мать со Смоленской области перевезли. Наняли железнодорожный вагон, погрузили все хозяйство и перевезли на Карельский перешеек. Я работал на мясокомбинате, а каждый выходной к матери ездил…

- То есть десант был заброшен еще до войны?

Война началась 22 июня. А это было тоже 22 июня, но в ночь на 23 июня. Оказалось, что ее отец был мобилизован для поисков этих диверсантов. Но он их не видел. И никого не поймали.

- А был ли десант вообще?

А Бог его знает, никто не знает. Я думаю, что все же диверсанты были, потому, что была нарушена связь - во многих местах были перерезаны провода.

- А как Вас призвали на войну?

Меня отправили за Выборг, строить противотанковые рвы. Я там был, может неделю, может две. В начале июля туда пришла автомашина с военкомата, нас забрали и увезли в Таврический сад. Переночевали мы в этом саду в каких-то открытых павильонах... А рано утром погрузили на баржи, их прицепили к параходишке, и по Мариинской системе повезли в город Горький, в полковую школу. По каналам Ладожского озера мы добирались около двух недель.

- По дороге Вас бомбили?

Бомбили в Череповце. Но не сильно. А вот в Горьком мы застали сильные бомбежки. Ежедневно бомбили автозавод. Мы всеми ночами сидели в подвале.

- Вы приехали в полковую школу. Сначала, наверное, "курс молодого бойца" был, да?

Вся учеба была до декабря месяца. Мы изучали аппаратуру и морзянку. Радиостанцию "РБС", РРУ, "6 ПК".

- А импортные?

Таких не было. Еще "11-АК" - радиостанция смонтированная на машине. А "6 ПК", РРУ, "РБС" - это пехотные…

- Кроме морзянки работа с радиотелефоном была?

Была. В декабре мы находились в так называемых "грузинских казармах". И вот, как говорят, "в одну прекрасную ночь", поднимают меня с двухэтажных нар. Отобрали нас шесть человек, тех, кто хорошо занимался, и направляют нас - солдат на гражданку, на практику, тренировку в Горьковский "Дом связи"... Там тренировались примерно с неделю. Потом направили нас в 3-ю ударную армию.

- Когда это было?

Это в декабре 1941 года. Но может быть, армия и не там формировалась, а у меня лишь мнение такое сложилось.

Нас обмундировали в зимнюю форму. Помню такой момент - нам дали фуфайки. И мы сдуру одели их на себя под шинель. И подшлемники дали. В общем, тепло одели. А ночевали мы в школе, на партах спали, а школу сильно топили. Жарко было. Вот это я хорошо запомнил. А утром нас погрузили в поезд и привезли под Москву.

- А на голове что у Вас было? Буденовка или уже шапка?

Шапка-ушанка. Буденовок ни у кого не было. Был еще шерстяной подшлемник.

- Под каску?

Нет, под шапку.

- А каски Вам выдавали?

А как же. Когда мы погрузились, и приехали под Москву, нам на отделение выдали пять или шесть винтовок, а в отделении было двенадцать человек…

- Вам досталась?

А как же.

- А в передовых частях тоже не хватало? Сейчас много разговоров идет, что в атаку посылали с винтовкой на троих.

Я про такое даже и не слыхал. И такого в передовых частях не было.

- Немножко вернусь назад. Вы работали на мясокомбинате. Какая скотина в основном шла на убой?

Крупнорогатый скот, лошади…

- То есть конину ели?

Да, были немножко, но было.

- Мне дед рассказывал, что в окружении русские голодали, но конину есть не могли.

Я знаю, что в Ленинграде был специальный цех - из конины делали колбасу, и в магазинах ее продавали… И в войну мы ели конину. Даже вкусно было.

С кониной у меня связан эпизод, когда я здорово напугался. Мы были в Праге, это пригород Варшавы. Немец уже отступил. Мы шли колонной. Я в это время был командиром отделения. Мы везли на повозке шесты, на которых устанавливали связь. Шесты длинные, метра три, два с половиной высотой. Я поленился свой автомат нести, взял и заткнул его в шесты… Под веревку и иду рядом. Долго так шел. А оглянулся назад Александр Савелич едет, Рамеев - командир роты. А он очень ругался, если кто с оружием неаккуратно обращался. Я быстрее автомат схватил и потянул на себя, а спусковой крючок зацепился, и автомат дал очередь. И вся очередь - в лошадь, она упала. Я перепугался - лошадь застрелил.

А Рамеев - он татарин. И когда я на него посмотрел, чтобы понять, какая реакция на мое поведение, то увидел, что он чуть-чуть улыбался. В нашей роте было много татар. И мне потом чуть ли не спасибо говорили. Убитую лошадь моментом разобрали, одни кишки на дороге остались… Вот был такой случай.

- Вернемся в 1941 год. Итак, Вы пришли на пополнение 3-й ударной армии… А кто командующий был тогда?

Не Акимов ли? Запамятовал. Восемьдесят пять лет мне.

- В какое подразделение Вы попали?

59-я ОКШРC - отдельная кабельно-шестовая рота связи. Три взвода у нас было. И 4-й - хозяйственный. Наш взвод вначале обслуживал 150-ю стрелковую дивизию.

- А как Вы связь эту тянули, от полка в дивизию, и в армию?

От дивизии в армию.

- Провода часто рвались?

Часто.

- В результате чего чаще всего разрывы проводов происходили?

По-всякому. Танки пойдут и зацепят…

- Какие провода были, наши, американские?

Американских не было, наши.

- А немецкими пользовались?

Когда пришли в Германию появились трофеи. Точнее, первые трофеи появились в Великих Луках, которые наша 3-я ударная армия освободила.

- А какие провода были лучше? Трофейные или наши? Часто встречаешь в наших мемуарах "немецкое - все великолепно".

Наши лучше были.

- У немцев изоляция была лучше?

У нас двойная изоляция была. А у немцев - одинарная, хлорвиниловая. Я считаю, наши провода были лучше…

- Всегда провода были в достатке? Иногда пишут, "на колючую проволоку вешали связь"?

Я свое мнение высказывать буду - проводов хватало, но мы - солдаты, иногда были лодыри. Сейчас поймете, почему "лодыри". Если в населенных пунктах, по железной дороге, по шоссе, на столбах есть провода, то мы новые не вешаем - быстренько подсоединимся и поехали… И только глазами смотрим, чтобы обрыва не было, понимаете. Но это не потому, что у нас не было провода, а потому что мы использовали, то, что уже было.

Вспомнил такой случай, было это под Великими Луками, я сидел на столбе, "когти" у нас были такие, лазать по столбам. Рядом станция Великополье. Сидел на столбе и соединял полевой провод с тем, что уже столбы соединял. И в это время произошел налет немецкой авиации на эту станцию. Я когти отстегнул, соскочил со столба вниз, и побежал… Когда немцы улетели, оказалось, что я в такое болото залез, что еле-еле оттуда вылез. А ведь когда я туда бежал, то, как будто по асфальту…

- А ремень безопасности был?

Был. А как же. Пользовались им.

- Речь об авиации зашла. По мемуарам складывается впечатление, что и наши и немцы страдали от одной беды: противник всегда висел у них над головой. Прочитаешь наших - "немцы летали и бомбили безнаказанно" Читаешь немцев - их авиации не было видно, только наши летали и бомбили. А Ваше мнение по этому поводу?

Почему же так? А Ильюши? Мы "Илы" часто видели, и знали - гроза надвигается на немцев.

Наши самолеты часто видели, но вспомнился случай, нехороший… Это зимой было, тоже где-то за Великими Луками. Ночь нас застала, когда мы тянули связь мимо сожженной деревни. Деревня была сожжена полностью, не осталось ни одного дома. Уцелела только баня в отдаленности от деревни, обыкновенная русская деревянная рубленая баня. И мы легли спать в этой бане, прямо на пол. В эту же ночь над нами был ночной воздушный бой. Наш двухмоторный самолет подбили, и он врезался в эту баню, и снес ее всю. А у нас - целое отделение лежало, никому даже палец не оцарапало. Сруб с метр от земли сохранился. И ни один человек не пострадал.

Самолет окончательно упал недалеко от нашей бани. Летчик погиб. Мы его вынули…

- А не помните, как он выглядел? Какие-нибудь особые метки там, или бортовой номер?

Ничего не помню. Достали только одного летчика…

- А самолет не загорелся?

Представьте себе, не загорелся.

- А бензином вы не воспользовались?

Нет, а зачем он нам?

- На зажигалки? Еще куда-нибудь?

А у нас не было зажигалок. А прикуривали мы так. Вы, наверное, поймете, что такое фитиль и кремень. Вырубаешь искры, фитиль загорается, и прикуривали. Иногда находили рашпиль, напильник широкий такой. Его перебивали, на куски, и с них очень хорошая искра была, потому что он хорошо закаленный. Но это большая редкость была.

- "Голь на выдумки хитра". А инструмента для работы хватало? Читаешь мемуары - каждый связист зубами провода чистил…

Да чистил зубами… У нас главный инструмент - кусачки. Еще изолента, тряпичная. Хлорвиниловой в войну ни разу не было.

- Ленд-лизовской аппаратурой Вы пользовались?

Были американские телефоны. Появились они, наверно, в 1944 году

- И как они, лучше наших?

Лучше.

- А чем лучше? По качеству передачи? Или по весу?

По самой конструкции отличались. Начиная с микрофона. Наш микрофон - вкладыш такой, от разговора быстро отсыревал… (Речь идет, по-видимому, об угольных порошковых микрофонах). Начинаешь сушить - он слеживается, начинаешь трясти его. Американские иные (По-видимому, электродинамические).

- А немецкими телефонами пользовались?

Пользовались. Эбонитовый корпус коричневого цвета. Они получше наших были, но не лучше американских.

- У всех нужно было "ручку крутить"?

Два типа телефонов было. "Ручку крутить" - это один из них, индукторный.

- Какое оружие было у связистов? Я так понял, что когда Вы пришли в подразделение Вам дали винтовку.

Вначале было шесть винтовок на отделение. Как в наступление пошли, так и полностью вооружили. В 1941 году мы начали от Москвы, в декабре месяце…

Немец удирал, мы его догоняли. И вот мы дошли до Великих Лук. Уже вышел немец с Великих Лук, но у нас не было снарядов. Нечем было стрелять. Мы двигались быстро, а снабжение не успевало - зима 1941-1942 года была суровая, и снежная… Немец видит, что мы не стреляем, как нас шуранул, сколько народу погибло…

- А трофейным оружием пользовались?

Пользовались. В основном пистолетами.

- Ваше мнение: чье стрелковое оружие было лучше?

Я не помню, когда я сменил винтовку на автомат. Где-то ближе к концу. Наш "ППШ" был лучше немецких автоматов. Знаю, что говорю - я из немецкого много раз стрелял. Но в начале был "ППД" - пистолет-пулемет Дегтярева. А "ППШ" - Шпагина. Но мне показалось, что по свойствам они близки.

- А "ППШ" с рожком были у Вас?

Были, а мы их не любили - мало патронов туда входило.

- До какого времени Вы под Великими Луками стояли?

1942 год, зиму. Великие Луки освободили и пошли дальше, дошли до Невеля. В Невеле меня ранили…

- Как это получилось?

Невель - городишко небольшой, уже наш был. Мы своим отделением тянули "нитку", мы так называли, уже где-то за Невелем. Нас там было человек пять. И вот в это время меня ранило пулей в ногу.

Прилегающая территория была еще у немцев. Но нам уже дали задание и указали, куда переедет штаб дивизии. И мы ближе к фронту подошли, чтобы сразу туда связь установить… Но оказалось, что там на деревьях засели "кукушки", так мы называли снайперов. Вот снайпер меня и ранил. Вот сюда, пуля залезла, прямо под коленку. А вот сюда вылезла… Она разорвалась вот здесь. Выхватила, видите сколько? Разрывная… Я слыхал, как она на вылете разорвалась… Меня погрузили на автомашину и привезли в Великие Луки. Там - в эшелон, и - в Вышний Волочок. Госпиталь располагался в обыкновенной школе…

- И долго там Вы лежали?

Полгода.

- Мне кажется, что месяца за полтора можно…

Полгода… Дело может и неинтересное, но послушайте. И как раз в то время когда меня ранило, я получил письмо от своей будущей жены, из блокадного Ленинграда. Она мне написала, что моя мать умерла. Прочитал я это письмо, и вскоре меня ранило.

Когда в Вышний Волочок меня перевезли, я случайно, невольно, в приемной подслушал разговор врачей. Они обсуждали необходимость ампутации моей раненной ноги. На следующий день мне предложили ампутировать ногу. И только что полученное письмо помогло мне принять решение. Я вдруг понял: ну кому я буду нужен без ноги.

И я решил: не дам! Даже с учетом возможности летального исхода, все рано не разрешил ампутацию.

И пролежал я в этом госпитале полгода…

- А после госпиталя Вы куда попали?

В свою роту.

- Судя по воспоминаниям многих ветеранов, выздоровевших отправляли в первую попавшуюся часть.

Неправда.

- А Вы вообще за пределы армии ушли?

Я этого не знаю.

Ивашкевич Александр Исидорович

- Скорее всего, Вы оказались в госпитале своей армии. Если бы Вы вышли на уровень фронта, то уже не попали бы обратно в свою часть. Много потерь было за время войны в вашей роте?

Куда я дел фотокарточку… Нас в отделении осталось человек семь-восемь… Вот она фотография. Это - Ивашкевич Александр Сидорович, парторг роты. Хороший человек был.

- Парторг роты, в чем его задачи заключались? Он с вами так же таскал провода или уже нет?

Нет, он больше в штабе. У нас же отдельная рота была. Свой начфин был, свой врач был, политрук. А в последнее время эта должность называлась - зам. командира по политчасти.

- Командир вашей роты кто по званию был?

Вначале был в звании капитана, потом - майор. Всю войну у нас один командир был, вот он - четвертый во втором ряду слева - командир роты Рамеев Ахат Савельевич. Тогда я не мог его назвать "Ахат Савельич". Для меня он был командир роты - товарищ майор, или товарищ капитан.

- А честь отдавали?

Ну как? Конечно, а как же.

А вот рядом с ним, по-моему, это, по-моему, Липов Евгений, отчество забыл, врач роты.

- А в чем заключались его обязанности?

Ну, например когда меня ранили, у меня не оказалось бинта, почему не помню, ведь санпакеты нам выдавали, мне рубашку нижнюю разорвали, забинтовали. Он пришел, перебинтовал меня свежим бинтом. Ну, если заболел, то поможет, таблетки даст. Ну, врач был…

- Есть много фотографий, на которых наши бойцы воюют без касок, По рассказам ветеранов их часто выкидывали. У Вас такое бывало?

Были. Нам не нужны они были. Лишняя тяжесть.

4-й во втором ряду с лева - командир роты Рамеев Ахат Савельевич, 5-й - Липов Евгений, врач роты, лейтененант. Первый ряд 3-й слева - Николаев

Дальше на фото кого помню: первый ряд и третий слева, Николаев. Рядом с ним… Ой, знаю хорошо, но забыл, не могу вспомнить. Этих не помню - они из пополнения. В лицо узнаю, а фамилию не помню. А это, по-моему, Котков, по-моему, но не точно.

Степанов на "Цундапе"

- А Вы где на этой фотографии?

А я не вижу, не знаю. Я вот на этой фотографии - я на мотоцикле "Цундап". Мотоцикл хороший "Цундап". "БМВ" тоже хороший.

- А какой для Вас был лучше? Вы из двух какой бы выбрали?

Цундап. Не знаю почему, он мне просто понравился.

- А в каком Вы звании были?

Сержант.

- А как награждали и за что? Вот за что Вы "Славу" получили?

"Славу"? Про "Славу", я, пожалуй, скажу. Если помните, то один из пунктов, причин награждения орденом "Славы": "Если ранили, но не покинул поле боя"… И у меня был такой случай. Вот сюда залетел осколок. Но Саша Липов перевязал, залепил мне рану, и я в госпиталь не поехал, и заработал "Орден Славы".

- А "Красную Звезду"?

"Красную Звезду"? Когда первый раз ранили… Вернулся из госпиталя и меня наградили.

- А "Отечественной Войны"?

У меня две "Отечественной войны". Первую дали в Берлине.

- А за что вот эти медали? "За победу над Германией", да?

"За освобождение Варшавы". А вторая - "За взятие Берлина".

- А "За оборону Москвы"?

Не было у меня.

- А вторую "Отечественную войну" когда получили?

После войны получил вторую… Ой, как же это было… Что-то сложное было.

Это - Степин.

Степин Павел Иваныч,Ивашкевич, Степанов

- На следующей фотографии Вы с…?

Павел Иванович Ивашкевич и я. Откуда у меня эти фотографии. После войны я сам занялся фотоделом. У меня был немецкий аппарат был.

Ивашкевич, Степанов

- Трофейный, да?

Нет, купил у немцев. Купил за марки. Нам хорошо там платили.

- Сколько Вы за войну получили денег, Вы не помните?

Не помню. Я помню, что когда ехал, у меня в кармане ничего не было.

- А сколько Вы получили при демобилизации? На сберкнижке сколько было?

Тысяч около четырех. В то время это большие деньги были. Мной брат руководил. Я взял деньги с банка, поехал с братом в Резекне, это от Риги недалеко. И в этом городишке на мои деньги покупаем корову. Купили корову, наняли машину, привозим в Ленинград эту корову. Потом транспортировали ее на станцию Каннельярви.

- Корова, наверное, хорошо помогла?

А как же. Мы с этой коровой прожили девять месяцев.

- Когда война кончилась, к немцам какое отношение у Вас было?

Черт его знает. Ну как вам сказать…

В Берлине есть известная тюрьма, она недалеко от Рейхстага. Тельмана в этой тюрьме держали. Как же эту тюрьму называют? (По-видимому, речь идет о тюрьме Моабит). Мы, когда ее заняли, сделали промежуточную станцию телефонную. Промежуточная, или контрольная станция, как хотите называйте.

- Промежуточные станции, на каком расстоянии друг от друга?

Что-нибудь километров шесть-семь. До пятнадцати было.

Так вот, когда мы заняли эту тюрьму, то в камерах были еще живые люди. Многие уже ни на что не реагировали, и даже не разговаривали. Мы хотели их напоить, пытались им воды дать, но она выливалась из них… Они уже, ну… Все, короче…

Ой, какая это тюрьма! Окружающая стена толщины, наверное, около метра. Высотой, примерно, в полтора роста человека. Наверху металлические стрелы, такие заостренные. Ну, сумел залезть на эту стену, тебе еще надо перелезть и не наколоться на этот стержень. Между этими стрелами набито стекло, и воткнуто в цемент, так что ногу поставить негде. Въезд в эту тюрьму только через одни ворота. А вокруг тюрьмы водный канал. За каналом кладбище было. По этому кладбищу у нас была проложена связь. И что немцы делали? Связь нашу разорвут. Наши солдаты бегут исправлять, а там рядом склепы, немцы выскакивали из них и убивали…

2 мая война в Берлине кончилась. Но нас приучили ходить посреди улицы, не по панели. Потому что были случаи, что на голову сверху что-то упадет на голову, понимаете…

- Ничего себе, хорошие отношения с мирным населением!

Это было в Берлине.

- Ну и долго так продолжалось?

Да, долго.

- Удавалось вылавливать этих…?

Не знаю. Черт их знает.

- А после войны, когда в Германии служили, к гражданскому населению как относились?

Деревня такая была Кляйнванслебен. Кляйн - маленький, Ванслебен. Я там возился с мотоциклами, и познакомился с одной немецкой семьей. Приглашали в гости. Обыкновенная семья, у них дочка была, сын на фронте побывал. Но выяснилось, что их сын-летчик бомбил Ленинград. У меня к нему возникла неприязнь, и я в этот дом перестал ходить.

Не очень давно, года два-три тому назад, Михаил Сергеевич Горбачев где-то, куда-то ехал и посетил кладбище, немецкое захоронение, по-моему, в Варшаве. Про это в печати было. И вот мы идем как-то с соседом по даче, и он говорит:

- Михаил Сергеевич правильно сделал.

И давай его поступок оправдывать. Я ему говорю:

- Вениамин Александрович, слушай, как ты думаешь, у меня в войну погибли братья… Мать. Я уж не называю дядек, двоюродных сестер. Как ты думаешь, я должен идти на могилку к немцам и поминать их? Да я с удовольствием в их могилку кол осиновый бы вбил.

И он со мной согласился. Понимаете…

- Было ли необходимо издание приказа Жукова, что за мародерство наказывать?

Наверное, случаи мародерства были где-нибудь, может быть. Но что этим словом называть?

9 мая мы были в Берлине. Конечно, бочки вина выпиты были, все наши солдаты были подвыпивши. А ночью нас разбудили, устанавливать демаркационную линию с союзниками. Американцы отодвинулись на сто километров. Выехали мы из города Штембеля, и в леске обнаружили уйму гражданских. Оказывается, это лагерь был. Там народ, угнанный с Украины, с Белоруссии, были и с Чехословакии. Лагерь большой-большой. Землянки, шалаши. Они в них жили. Они буквально облизали нас, когда встретили. Почему я про мародерство вспомнил? Ну чем мы им могли помочь? Сказать: "Идите домой". И вот они действительно вокруг всех немцев обобрали, кто велосипеды взял, кто коляски… И мы им даже не возражали. Бог с ними. Они нагрузились и ушли в сторону России…

- Вы о предвоенных репрессиях что-нибудь слышали, 1937 год? 1938 год? О врагах народа?

Слышал, конечно.

- Как к этому относиться? Правильно, неправильно? Какие разговоры ходили? Ваше личное мнение.

Как говорится, "Вы, наверное, будете смеяться", что я скажу про репрессии. "Лес рубить - щепки летят", да? А я считаю, что щепок мало летело. Остался еще: Яковлев, Горбачев, Ельцин… К ним можно еще и Собчака причислить.

- Собчака тогда еще не было.

Родители их были. Не дорубили, в общем. Вот до них не дошли. Потому что они были слишком молоды в то время. Вот такое у меня отношение к этому…

- Вы работали на мясокомбинате. Какого-то репрессировали?

Директора мясокомбината Алексеева. За что? А Бог его знает. Ей Богу, не знаю. Когда я в ФЗУ учился, то в следующий набор учащихся мы обязаны были освободить общежитие. Но нас не выселили, а переселили в Алексеевскую дачу. В шикарном двухэтажном доме сделали общежитие. И я в этом общежитии жил. Сейчас на этом месте метродепо "Московка".

Но, конечно, можно привести и иного сорта примеры. Меня лично касающийся. Меня крестил мой родственник Анисий, он мой крестный отец. Он зарабатывал на жизнь тем, что скупал в деревнях коров на мясо, убивал их, разделывал туши и продавал мясо в Вязьме. И вот его раскулачили. Все что у него было распродали. В его доме сделали правление колхоза. Он не выдержал, и лег под поезд… А какой же он "кулак" был? Наемной рабочей силы у него не было. Он делал все своим семейством. Много работал…

И вот еще обратный случай. Я до четырех классов учился в своей деревне. И вот однажды наша учительница за дверями стояла с ведром помоев, а я не знал, и как бежал, так и рванул эту дверь, и это ведро на нее навернул. Боже мой, как она на меня кричала. Я плакал, а она кричала.

И вот эта учительница Мария Ильинична приходит к нам в класс и говорит:

- С сегодняшнего дня, я Октябрина Ильинична.

Октябрина, Вы поняли смысл, да?

И мы ее стали звать Октябриной. А когда война началась, она перешла в помощники к немцам. Организовала в школе изучение немецкого языка. Потом брянские партизаны с леса пришли, и ее увели в лес. И она не вернулась…

- Чем у Вас в подразделении занимались политработники?

Был политрук. Черт его знает, чем он занимался. Мы в штабе не были. Лекции иногда… Очень часто занимались читкой газет.

- Вообще эта должность нужна была в армии, или без них можно было обойтись?

Можно было обойтись… У нас был, даже фамилию его помню - политрук Васильев. В начале войны выдавали книжечки такие, "курительные". В листики этой "книжки" махорку закручивают. Он этой книжечкой не пользовался и шутил:

- Я политрук, курю махорку в газете, и у меня все в голове остается, а у вас пустая голова.

- А Вам в войну махорку давали или папиросы?

Махорку в пачках выдавали. Я запомнил, самая хорошая махорка была Гродненская. А папиросы нам не положено. У каждого был кисет. Из разных мест на фронт присылали посылки-подарки, и в них часто были кисеты. Вот и у меня был кисет, у всех были кисеты.

- А особисты у Вас были?

Не понял.

- Представитель "СМЕРШа" был у Вас в роте??

Нет…

Вот мы о смерти говорили, и вспомнил я такой нелепый случай. С целью отдыха нашу роту остановили, и дали переночевать в деревне на берегу озера Селигер. И вдруг в эту деревню вошло танковое подразделение. Танки на окраине остановились.

Командир взвода, ой, как же его фамилия, забыл, мне говорит:

- Сходи к танкистам, попроси у них спирту.

И дает мне котелок. Я молодой был, не понимал в этом деле ничего. Но командир роты приказал. Приказ, есть приказ. Я иду, один танкист мне как-то приглянулся. Подхожу к нему, я говорю то, что поручил мне командир взвода. Танкист берет мой котелок, лезет под танк, вылезает оттуда со спиртом. Я не знал, что это такое. Приношу командиру взвода, отдаю ему этот котелок... Потом я узнал, что зима была, и машины заправлены были антифризом, а не спиртом.

Немножечко налил мне:

- Выпей!

И сухарь дал. Я и выпил. В голове зашумело. Помню, что когда я спать на печку полез, то заблудился там на печке.

А Алексеев, вот его фамилию помню, узнал, за чем я ходил к танкистам. И не ограничился маленькой порцией… До больницы его не довезли. Умер. Были вот такие случаи смерти.

- А в Германии спиртом травились? Много раз слышал, что вместо этилового спирта, пили метиловый. И было много случаев отравления.

Нет, такого не слыхал. А зачем? Там водки было навалом. Зачем я буду пить спирт, когда там водка была.

- Вы помните американскую тушенку "Второй фронт"?

Помню. Баночка не круглая, а четырехугольная. Хорошая была.

- Очень многим она не нравилась…

Это кто-то заелся. Хорошие консервы были.

- Когда Вы после ранения вышли, тогда был уже 1943 год, а где Ваша армия была?

В Новосокольниках. Невель - Новосокольники, а дальше уже Латвия.

В Невеле меня ранили, и вернулся когда еще стояли в обороне. С Новосокольников пошли в наступление на Ригу. До Риги не дошли, погрузили в поезд, в эшелон и всю армию привезли под Варшаву.

В саму Ригу мы не входили. Дали пополнение - латышей. А они, холеры, все убежали.

- Куда?

А я откуда знаю куда? Не знаем куда исчезли. Мы погрузились в поезд, а они в поезд не пришли…

- Случаи дезертирства бывали?

У нас не было. Бывали иного рода случаи. Под Великими Луками с табаком было плохо. Некоторые окурки собирали, разрывали их, ссыпали табак в новую бумагу и это курили.

Немцы, когда отступали, шли по насыпи и окурки бросали. И вот два наших солдата пошли собирать эти окурки и не заметили, как перешли линию фронта. И больше мы их не видали. А позже немцы по громкоговорителю кричат, что они сдались. "Они пришли, и вас приглашаем". Окурки собирали…

- Вы немецкие сигареты курили?

Курил. Никакого сравнения. Если по сегодняшним меркам, я б их вообще курить не стал бы.

- Трава-травой?

Хуже. Там какая-то примесь была. Если по-русски сказать, эти сигареты были на букву "Г".

- Перейдем к обмундированию, какая у Вас была обувь?

Вначале были обмотки. Потом были обыкновенные кирзовые сапоги.

- А что Вам лично лучше, ботинки с обмотками или сапоги?

Сапоги. Когда в Горьком я служил, у меня были обмотки. Объявили "подъем". Я начал обуваться, обмотка у меня с рук выскочила и размоталась. А что бы ее намотать надо опять… Пока возился, я в строй опоздал… И был наказан за это. Причем хорошо был наказан. С тех пор я обмотки ненавидел. А сапоги что, портянку раз, и побежал.

- А ботинки, чьи были? Наши? Или английские?

Наши.

- А английские ботинки Вы видели?

Видел. Но они тяжелые были. В нашей роте у всех были сапоги.

- Летом что за одежда была? Гимнастерка, галифе, сапоги?

Да. А на голове пилотка. У командира роты и командира взвода - фуражка.

- А зимой?

Шапка. Шинель.

- А телогрейки?

Да выдали. Безрукавка овчинная, теплая. Я и после демобилизации ее носил.

- У вас на фото награды: "Красная звезда", "Отечественной войны" и "Слава". Какой это год?

Уже война кончилась. Это, наверное, в Магдебурге, больше негде. Потом еще "Октябрьскую революцию получил".

- А Вы в армии долго служили?

С 1941 года по 1947 год.

- А после демобилизации Вы куда попали?

Сюда, в Ленинград.

- Проблем не было с возвращением в Ленинград? Мне многие жаловались, что ленинградцев в Ленинград не пускали?

Правильно говорят. И меня не пустили.

- Расскажите…

У меня мать погибла в блокаду. И когда я демобилизовался и приехал, у меня из знакомых, и родных никого не было. Два брата на фронте погибли. И я еще не знал, где мой третий брат.

Я приехал, пришел на Короленко, в свой дом. И поднялся в свою "81-ю" квартиру, где моя комната была в коммунальной квартире.

А там весит объявление: "Сапожная мастерская". Я поехал к своей будущей жене, она меня приняла очень хорошо. Мы тут же решаем идти в ЗАГС. Мы сходили и расписались. Пошли на рынок. Бутылку купили, вермишели купили, и рыбьего жиру купили. Отпраздновали вдвоем. Нет, соседа еще позвали. Макароны сварили, рыбьим жиром замазали. Вот такая свадьба состоялась.

Теперь она - моя жена, у нее комната была пятнадцать квадратных метров, она живет одна, и меня пропишут. Как мужа пропишут.

На следующий день иду прописываться. Но мне дали карточку на только один месяц. Я пришел с заявлением. С собой взял свидетельство о браке, ну все "чин по чину". Но мне отказали, и не прописали.

- А что после этого?

У меня старший брат, 1913 года рождения, когда демобилизовался, обосновался в совхозе "Победа", это станция Каннельярви, семьдесят километров от города. Он там устроился на работу трактористом в совхозе. Он приехал ко мне:

- Да брось ты этот Ленинград, поедем, - говорит, - в Каннельярви. И там, - говорит, - переживем. А там видно будет.

И я в этом Каннельярви прожил девять месяцев.

У меня были деньги, потому что в Берлине я же два года пробыл, и нам там хорошо платили. На руки выдавали мало, а в основном перечисляли на счет в банк.

Потом все с пропиской получилось. Я пришел на мясокомбинат, мне сначала категорически отказали. Я иду на площадь Урицкого, тогда там был главный штаб милиции. Я с вечера занял очередь, ночь простоял в очереди, утром попал на прописку. Помню, главный по прописке был в чине майора. А паспорт-то у меня был ленинградский. Я как демобилизовался, сразу пошел в паспортный стол, и получил. Он меня спрашивает:

- Ну, ты как, - говорит, - по сиротству из Ленинграда удрал?

Я говорю:

- Нет, не по сиротству. Меня не прописали, я и удрал.

На этот раз прописали. Пришел на мясокомбинат "Самсон", Львов был директором. Он, понял, что я для них нужный человек - закончил школу ФЗУ, опыт работы имею. Но жить негде. Вот тут в этих домах - корпус "А", корпус "Б", работали пленные немцы. Львов мне говорит:

- Перебейся, как-нибудь - говорит, - немцы уйдут, мы сразу даем тебе жилплощадь.

Но немцы ушли, а я еще полную зиму в Володарке снимал комнату. У нас уже дочка была…