Я родился 7 ноября 1915 года в городе Кулебаки Горьковской области.
Отец был мастером кузнечного цеха, который делал бандажи на колеса для железнодорожных вагонов.
В 1921 году, когда начался голод, отец работал на заводе в Кулебаках, но он смог купить дом в деревне, под Муромом и мы все перебрались туда. Старшие братья, Сергей и Василий, тогда еще жили с нами. У нас была лошадь, корова, свинья, был земельный участок, в то время земли было сколько угодно – бери и работай.
Мы прожили там до 1924 года, а в 1924 году Сергей уехал в Ленинград, Василия взяли в армию, еще один брат, Иван уехал на работу в Астрахань. Старшая сестра вышла замуж за военного и переехала в Ленинград, вторая сестра работала в Ленинграде на конфетной фабрики.
Отец из Кулебак уехал в Навашино на судостроительный завод, а мы с матерью ходили к нему туда.
Во время войны два брата погибли на фронте, один под Сталинградом, один на Малой Земле под Новороссийском. Еще один брат в блокаду был в Ленинграде, но долго прожил, умер в 80 лет. Сестры тоже жили в Ленинграде, но в блокаду одна уехала в Новосибирск, другая на родину в Кулебаки.
В 1930 году я окончил ФЗО на кулебакском заводе и уехал в Ленинград, но там я пробыл недолго. Тогда въезд в Ленинград был запрещен, так что работать я там работал, но прописаться не мог, поэтому я вернулся Кулебаки, поступил на завод им. Кирова и работал там до 1937 года, а в 1937 году меня призвали в армию.
До 1939 года я служил в инженерных войсках, электрик, был начальником станции АС-1 и АС-2, а в 1939 году меня направили в Борисов, в автошколу. В мае 1941 года я был выпущен из школы в звании младшего лейтенанта и направлен в 8-й полк 4-й танковой дивизии, который дислоцировался в Белостоке, где я был назначен командиром транспортного взвода в роту подвоза боеприпасов.
У нас в полку было два типа танков – БТ-7 – скоростной танк, у него скорость доходила до 80 км, но он был на бензине, и чуть что он горел, а перед самой войной к нам поступили КВ-1 с 75-мм пушкой и КВ-2 с 105-мм пушкой, но эти танки себя не оправдали, они тяжелые.
Утром 22 июня начали бомбить вокзал, а вот нашу часть не бомбили. Надо сказать, что уже ночью на 22 июня семьи военнослужащих стали вывозить на вокзал и вот они попали под бомбежку.
Вечером мы получили приказ отступать и отошли в направлении Волковыска. Остановились в лесу, а ночью нас опять бомбили. Часть куда-то ушла, а меня послали в Белосток за боеприпасами, но в Белосток меня уже не пропустили и вот я с одной машиной догонял свою часть, догнал, присоединился к своим, к командиру стрелкового батальона и начальнику связи полка и командиру полка. Вот мы ночью бродили под Волковыском, надо было пройти эту речушку. Заблудились, это нас немцы, переодетые в красноармейскую форму, возили, документы-то мы не проверяли, это потом уже, когда научились воевать, через 3 года.
В районе Барановичей мы попали в окружение, но к вечеру 26-27 июня, мы смогли выйти из окружения на какой-то небольшой аэродром. Там мы встретили командира полка, еще двух командиров батальона и несколько танкистов и оттуда нас направили в штаб фронта, в Могилевскую область, а из Могилевской области – в 12-й танковый полк, который стоял под Смоленском. Мы прибыли – я, командир роты, несколько танкистов – а там и танков нет! Полк только формировался – два батальона стояло без танков, а один батальон участвовал в боях за Смоленск. И вот что странно – по полку было строго приказано – не стрелять.
Там проходило шоссе и вот начальник связи мне и говорит – давай возьмем броневичок, проверим как он. Ну мы на шоссе вышли и пошли по самолетам стрелять. Узнал заместитель командира полка, чуть не расстрелял нас, вы шпионы!
В ночь на 21 июля, мне дали солдат, станковый пулемет и мы пошли ночью в наступление! По ржи… А по ржи ползешь, она осыпается – и немец все видит. Мы только к утру вышли из этой ржи, часа в 4, по нас шквальный огонь, и там меня ранило осколком мины в ногу.
Медсестра разрезала мне сапог и отправила в госпиталь между Вязьмой и Смоленском. Нас должны были эвакуировать вглубь России и вот приходит ночь, нас поднимают, через Днепр – а там немцы, мы возвращаемся. Так ходили целую неделю. Вброд. А там крутые берега, Ярцевская переправа, а сам Днепр неглубокий. В конце концов я перешел на ту сторону, нас там встретили и отправили в Вязьму, а с Вязьмы эшелоном направили в глубь России. В вагоне я встретил одного летуна, он был ранен второй раз, вот он мне и говорит, приезжаем в Тулу, это большой железнодорожный узел, там темно, будут стоять носилки и скорая помощь. Выходи, ложись на носилки, чего ты, куда-то поедешь! Так и сделали.
Попал я в 2111 госпиталь в Туле. Медсестра-старушка все мне обмыла, замазала, а утром пришел врач и спрашивает: «Как вы сюда попали»? Ну не выгонять же нас. В конце августа – начале сентября нас выписали из госпиталя и отправили в Московский военный округ в бронетанковые войска.
Прибыли в Москву и вот меня и еще одного направили в 14-й автополк, дали адрес, где он стоял. Мы пришли, а там его не оказалось. Мы опять в штаб. Там говорят, полк давно ушел. Направили в мотоциклетный полк на северо-западе Москвы. Мы там прожили, а через месяц пошли деньги получать, нам и говорят: «А вы тут не числитесь»! Немец тогда уже был под Москвой, в районе Можайска и меня направили на Западный фронт в 5-ю армию Говорова, командиром взвода эвакотанковой роты. Мы должны были эвакуировать танки и орудия с нейтральной полосы, ночью выходили на нейтралку, тракторами зацепляли танки или пушки, и вытаскивали.
Там я был до ноября 1942 года, получил медаль «За боевые заслуги», а 28 ноября меня вызвали в штаб БТМВ и направили в 30-й разведывательный батальон, который формировался в Гороховецких лагерях. Там я пробыл до 1 мая 1943 года.
1 мая мы выехали на фронт в Старый Оскол. Наш батальон подчинялся 10-му танковому корпусу, которым командовал генерал-лейтенант Гурков и с этим корпусом я участвовал в Курской дуге, в районе Обояни, в 4-х километрах севернее Прохоровки. А потом мы, с тяжелыми боями, наступали до Днепра.
Я тогда был командиром роты, потом погиб командир батальона, его заместитель и осенью 1943 года я стал командиром батальона.
Основная задача батальона – разведка противника, захват пленных, у меня в батальоне человек пять-шесть бывших моряков было – они были мастера таскать пленных.
На Днепре мы долго воевали, пока Хрущев, он был членом Военного совета фронта, не поставил задачу – к 7 ноября освободить Киев.
Наш корпус перебросили с южного плацдарма на северный и с того плацдарма мы захватили Киев и пошли дальше, на Фастов.
Во время этого наступления погиб начальник разведки 10-го корпуса, который очень был дружен с начальником связи корпуса. И вот начальник связи подошел ко мне: «У тебя спирт есть? Я потом отдам», а у меня спирт всегда был, во-первых, нам его постоянно выдавали, ну и мои разведчики трофеи доставали – французский коньяк, шоколад, ну я и дал. Замполит узнал об этом, доложил в политотдел и меня направил в 3-ю танковую роту, а оттуда уже я попал на должность заместителя командира мотоциклетного батальона 9-го механизированного корпуса.
После Киева нам пришлось очень много повозиться в грязи, чтобы добраться до Львова. Но, все-таки, дошли туда и вышли мы перед Львовом, а правее нас, окружая Бродскую группировку, наступала 1-я танковая армия Катукова.
Мы перед Львовом долго стояли, готовясь к наступлению, а потом двинули на Львов и здесь так получилось – командир корпуса не учел одно обстоятельство, там есть топь, в результате там мы посадили очень много танков. Стали брать правее – и тут нас начали бомбить наши самолеты, правда мы сразу подали сигнал ракетами и потерь корпус не имел.
Сам Львов мы не брали, обошли его справа, а 4-я танковая армия обошла слева.
После Львова мы вышли на границу Польши и к сентябрю где-то вышли к Висле, захватили плацдарм и началась драка за Вислу. Правда немец уже не тот был, как под Москвой и Сталинградом.
Взяли Вислу и пошли по Польше, весь юг Польши с боями прошли, дважды форсировали Одер, первый раз форсировали, а потом нам сказали отойти обратно, пошли не в ту степь, на фронте всякое бывает.
22 апреля мы подошли к южной окраине Берлина, а там бетонированный канал метра три глубин – танки не возьмут, пехота не вылезет. Но нам повезло – там какой-то завод был, его наши разбомбили, и фермы попали на этот канал, вот по этим фермам пошла пехота, захватила плацдарм. Потом быстро навели мост. И батальон вышел на Викторе-Луиза платц, метрах в 150-200 от рейхстага. Это было перед 1 маем.
А 2 мая мы, по просьбе чешского правительства, пошли на Прагу. 7-й корпус 3-й танковой армии был направлен для освобождения Дрездена, А мы, 5-й, 6-й корпус и 9-й механизированный вошли в Прагу и окончание войны нас застало уже в Чехословакии, в Судетских горах, а 10 мая мы снова участвовали в боях, правда не в Праге, а в Мельник, 50 км восточней Праги. Там группировка Шернера была, которая пыталась прорваться к американцам, а правее нас наступала 4-я танковая армия, которая встретилась с американцами и поймала там Власова.
Из Чехословакии нас перевели в Австрию и уже из Австрии меня направили на учебу в Ленинград, на курсы усовершенствования офицерского состава. А у меня желудок больной был и вот врачи, когда обследовали, сказали, тебе надо лечиться, а не учиться и отправили меня в Москву.
А начальником кадров бронетанковых войск был бывший начальник штаба моего корпуса, который прекрасно меня знал. Он мне говорит: «Куда пойдешь»? Я говорю: «Куда направите».И меня назначали опять в Германию, в 22-ю моторизированную дивизию.
Потом мой батальон расформировали и меня направили обратно в 3-ю танковую дивизию, в 14-ю танковую дивизию, тогда корпуса уже ликвидировали. Из 14-й дивизии меня перевели в Полоцк, в 22-ю танковую дивизию, а из Полоцка направили на учебу на Высшие разведывательные курсы при Академии Генерального штаба.
В 1953 году, после окончания курсов, меня направили командиром разведывательного батальона в Брест, в танковую дивизию. Она сперва была танковой, потом механизированная, потом ее вообще ликвидировали.
Демобилизовался в 1959 году, в звании подполковника. Сейчас стал полковником, был указ Главнокомандующего – всем разведчикам присвоить очередное воинское звание вот мне и присвоили.
- Спасибо, Александр Матвеевич. Если позволите, еще несколько вопросов. Летом 1941 года не было ощущения, что война проиграна?
- Нет. Каждую субботу замполит полка говорил, мы не будем танцевать, как итальянцы на французском каблучке! Вдохновлял. Это, конечно, помогало. За Родину, за Сталина.
- В вашем мотоциклетном батальоне какая была матчасть?
- Две роты мотоциклов, в каждой роте по 50 мотоциклов, рота бронетранспортеров, 10 машин, рота броневиков, тоже 10 машин, танковая рота – 10 танков Т-34 и батарея 75-мм пушек.
Надо сказать, что трофейную технику нам использовать было запрещено. У командира артиллерийской батареи было два немецких бронетранспортера, так его чуть за это не судили.
- Какое было отношение с местным населением?
- По-разному. На Западной Украине хутора, никакого населения там не встретишь, но вот в одном месте мы стояли на отдыхе и потом отправились в наступление, а там оставался хлебозавод. Так после нашего ухода, всех оставшихся наших солдат убили, а хлебозавод сожгли. Это бандеровцы.
А вот немцы приняли капитуляцию, и никакого сопротивления не было. Я с 1945 по 1950 год жил в Германии и немка присматривала за моим сыном.
- Спасибо, Александр Матвеевич.
| Интервью и лит.обработка: | А. Пекарш |
