Попов Николай Васильевич

Я родился 17 апреля 1924 г. в г. Камышлове Свердловской области. Родители мои были простыми рабочими, отец умер, когда мне пять лет исполнилось, мы жили с матерью, нас было трое братьев, я средний. Я учился в свердловской насоновской школе, окончил 7 классов. В конце 1940 г. меня послали на курсы трактористов, которые я закончил зимой 1941 г. Работал рядом с городом, тракторов тогда было очень мало, труд наш ценился. Осенью 1940 г. моих родственников, демобилизованных из армии, стали вызывать в военкомат на переподготовку. Зимой с 1940 на 1941 г. они уходили, и большинство потом не вернулось с фронта. Уже было тревожное ощущение, что-то предвиделось. 22 июня 1941 г. я как раз был на улице, и по радио объявили о начале войны, еще никто не знал ничего. Во второй половине дня объявили: "Внимание! Внимание! Особое сообщение!" и все сразу прислушались, выступал Молотов. Выяснилось, что фашисты вероломно напали на Советский Союз.

После 22 июня началась мобилизация, кто-то добровольно шел, кого-то вызывали в военкоматы и отправляли на фронт. Я продолжал работать, со мной прицепщиком работала уже девушка. В конце 1941 г. мы подготовили наши трактора к следующему, 1942 г. на МТС, машино-тракторных станциях. Тогда специальных мастерских не было, сами, кто работал, тот и ремонтировал. А потом в 1942 г. по весне наша бригада выехала в поле, в конце мая мой меньший брат прибегает к нам на полевой стан, и приносит повестку в военкомат. Явиться надо было на 9.00 утра, а он в поле пришел только к обеду. Я загнал трактор на полевой стан, бригадира не было, умылся в ближайшей речушке, и быстренько домой, дома мать уже знала о повестке. Быстренько переоделся и прихожу в военкомат, где-то уже после обеда. А на меня там как напустились, ты, дескать, дезертир, в армию не хочешь идти, мы тебя под трибунал отдадим, я говорю: "Я же не знал! Был на работе" Они поуспокоились, отправили на медкомиссию. Я сразу зашел, там несколько врачей сидело, разделся, меня спрашивают: "На что обижаешься?" Я ведь молодой был, говорю: "Да ни на что я не обижаюсь!" Быстренько посмотрели, сказали, годен. А там, в военкомат уже приехало много молодежи, вызвали со всего района, во дворе стояли. Я до дому сходил, на 20.00 надо было уже в военкомат с вещами. Из военкомата до станции привели, на поезд посадили и утром мы приехали в Свердловск, в облвоенкомат. Привели, сказали располагаться, а негде было, ночь провели на земле. Утром начали нас распределять: кого в училище, кого сразу формировали и в расположенную там же в городе воинскую часть направляли. Меня не сразу распределили, на третий день направили в нижнетагильскую танковую школу. Я там оказался в начале июня, проучился три месяца. Эту школу только-только эвакуировали из Харькова, так что мы большую часть времени занимались не обучением, а подготовкой школы - копали землянки, готовили классы, теоретических занятий мало было. Сразу по прибытии в Нижний Тагил свозили в баню, выдали обмундирование, тогда еще погон не было, были петлицы, после присягу приняли. В училище кормили не очень, но все же давали. Ближе к концу обучения на практических занятиях показали, где заливается масло в танке. Вначале на тракторе ЧТЗ проехали круг, я же работал уже трактористом, поэтому я проехал метров 100 или 200 и инструктор говорит: "Слазь с трактора". У нас были танки БТ-7, на нем несколько кругов на танкодроме проездил, а потом на Т-34. Командиры в большинстве уже были с госпиталей, в боевых действиях участвовали, можно сказать, инвалиды войны. Учили так - немного теории, практики, на танкодром несколько раз строем водили, он недалеко от училища находился. Стрелкового оружия не давали, только когда на посты охраны ходили, тогда давали винтовку. А так без оружия были, и стрелять никто не учил. В училище проходили подготовку по трем направлениям - механик-водитель, радист-стрелок и заряжающий, командиры машин там не учились. Нас выпустили в начале октября, сразу свели в маршевую роту, разбили на экипажи, по три экипажа вызывали на завод и там мы получали машины. Экзаменов, можно сказать, никаких не было, нам говорили: "Научитесь там!" Всем механикам присвоили звания сержантов, тогда погон не было, были треугольнички на петлицах.

После окончания училища мы получили на нижнетагильском вагонозаводе танки Т-34, съездили на обкатку, и сразу на платформу погрузились. Больше всего запомнилось на заводе, как с одной стороны цеха завозились корпуса танковые и башни, а в другом конце уже гудел готовая машина. Танки были уже с рациями и танково-переговорными устройствами. Слабенькие рации были, в пределах 5 км работали, и то не сильно брали. Наши танки были уже белой краской покрашены. Как получили машины, нас погрузили на платформу, рабочие закрепили танки, и под Сталинград. В начале говорили, что на Ленинградский фронт отправляемся, но направили под Сталинград. Наш эшелон пополнил 36-ю танковую бригаду 4-го механизированного корпуса, приданного 5-ой ударной армии. Под вечер прибыл наш эшелон в г. Камышин под Сталинградом, мы были в теплушках, по прибытии к нам сразу пришел помпотех, велел забирать свои вещи, и по машинам. Мы свои вещи забрали, подошли к платформам, а там: "Рубить основное крепление танков!" Мы сняли крепление, оставили только под гусеницами, ночью разгружались возле леса. Через какое-то время пролетел самолет, понавесил "фонарей". Мы как раз успели танки сгрузить с платформы, и регулировщики кричат: "Скорее уезжайте". Оттуда мы уехали в лес, танки поставили, через небольшой промежуток времени слышим гул самолетов, и началась бомбежка. День простояли, ночью переправляли нас через Волгу. Утром сразу вошли в бой, вышли в ложбинку, там местность была такая, балки, овраги, 19 ноября начался прорыв, мы пошли в бой, танкового десанта не было. Начали теснить фашистов, мы поддерживали пехотную часть, оттуда нас бросили в сторону города. Первый бой, мы только первую бомбежку услышали, кругом дым, рвется, когда люк передний закроешь, через оптический прицел только и видишь "земля-небо, земля-небо". Вот и все, командир только указание даст, так ориентир и уловишь. Перед нашей атакой была артподготовка, потом за валом огня мы пошли, на первые немецкие траншеи наехали, я через триплекс увидел, да и почувствовал, что на траншеи наехали. Увидел уже наши первые горящие машины. В первом бою мы много на пулеметы наезжали, командир из пушки и спаренного пулемета лупил. А стрелок-радист, ему тоже через небольшую дырочку многого не видно, ты уже сам что-то через триплекс видишь, в бок его пихаешь, он только поворачивает, диск поставит, и на гашетку нажимает. Не жалели патронов, абы шум был. А куда стреляешь, кто его знает. Потери были очень серьезные, мы под Сталинградом, можно сказать, половину своей техники потеряли. После первых боев, нас, выпускников училища, почти что не осталось, кого ранило, кто погиб.

Когда Манштейн начал прорыв к Сталинграду, нас бросили на р. Мышку, немцы подбросили из Кавказа подкрепления, хотели освободить окруженного Паулюса. Но наш солдат грудью встал. Если бы не наш Ванька, прорвался бы Манштейн к Паулюсу. Мы ночью атаковали, при поддержке артиллерии и минометов. Там село было - ночью мы его брали, днем фашист. Дня три продолжалась такая катавасия. Там у фашистов все было, и мины, и противотанковые орудия. Нас не сильно использовали, больше артиллерия действовала. Встречались там с немецкими танками, но у немцев тогда ни "Тигров", ни "Пантер" не было, наша броня посильнее была, если в нас снаряд попадал в лобовую броню, у нас вмятина появлялась, а у немецких танков в случае попадания трещины по корпусу шли, у наших танков вязче броня была. У нас во время боев перебили гусеницу: подорвались на мине, хотели восстановить, но фашисты нас обстреляли, пришлось до вечера сидеть в танке. К вечеру наша пехота потеснила немцев, вот мы и занялись гусеницей. Сами гусеницу натянули, у нас специальные тросы были. Запускаешь двигатель - и на основное колесо наматывали, потом уже перекатами, под катки. И потихонечку двигались, поворачивали. Постепенно мы начали теснить немцев в сторону калмыцких степей, они стали отходить, в декабре на других участках фронта их давить начали.

Мы через калмыцкие степи пошли на Ростов. Тут мы гнали румын и итальянцев. Они в большинстве отрядами отступали, у румын были повозки, "каруцы", задние колеса большие, передние маленькие. У нас же с питанием было не очень, остановишь румын, один на танке с автоматом стоит, остальные по "каруцам" шарятся. В начале февраля мы вышли к Ростову, и встали на формирование. Под Ростов пришли почти без танков, в нашей бригаде не больше двух десятков танков оставалось. Мы простояли месяца полтора в станице Большекрепинской, почти каждый день нас немцы бомбили. В станице нам уже погоны прицепили, присвоили части гвардейское звание, почетное название "Сталинградская", стали мы 36-ой гвардейской Сталинградской отдельной танковой бригадой. Мне присвоили звание ст. сержант. Бригаду полностью укомплектовали.

Потом подошли к р. Миус, там есть такая сопка знаменитая, Саур-могила. С этой сопки, говорят, был виден Таганрог и Азовское море, даже Харьков можно было разглядеть. Эта Саур-могила была немцами сильно укреплена, мы под сопкой пошли в прорыв, тяжелые бои были, в этом бою наш танк сгорел. Когда после артподготовки мы двинулись, сразу прошли первые траншеи, а на вторых нам в лоб попало, а потом сбоку, и пламя в машине быстро загорелось. У нас заряжающего ранило, пришлось его вытаскивать, еле-еле вытащили, только вылезли, как по нам из пулеметов бешеный огонь открыли, мы слышали, как по люкам пули звенят, свою-то пулю не услышишь, не поймешь, как на земле окажешься. Я за войну из трех горящих танков вываливался. Немцев уже теснили, но, когда от танка отбежали, увидели, что недалеко пушка стоит, она нас и достала. Где ползком, где бежали, раненого на себе тащили. Все было, и пулеметы, и снаряды рвались, не поймешь, где немцы бьют, где наши. Потери в этом бою были огромные, в прорыв ведь как на смерть идешь, нас снова отвели в Луганскую область в села Амвросимовка и Сухая Балка на пополнение. Там наш экипаж получил новый Т-34-76 с командирской башенкой.

После пополнения участвовали в боях за Донбасс, фашисты там сильно не сопротивлялись, они уже отходили. Больше в зачистках участвовали, люк приоткроешь, гранату РГД в траншею немецкую бросаешь. Тут сильных боев не было. Нас готовили делать прорыв на юг Украины. Мы вышли на р. Молочную, тут уже сильные бои были. Там равнина в большинстве, поэтому мы понесли большие потери от артиллерийского огня. Здесь наш экипаж впервые встретился с "Пантерами". После прорыва на р. Молочной мы вышли к селам Малый и Большой Токмак (Днепропетровская область), под обстрелом, на гору поднялись и там нас встретили две "Пантеры". С нами была самоходка ИСУ-152, вот она вышла из лесопосадки и уничтожила одну из них, вторая сбежала. Вот тут нам, представьте себе, попали в ствол пушки, он согнулся, мы развернули башню назад, по немецким траншеям поездили, взяли раненых, и поехали в тыл. В тылу заменили пушку, и потом обратно пошли через Гуляй-Поле, на Новоосканию. Тут немного постояли, помню, как наши истребители над нами часто летали. В конце октября вышли на Голую Пристань. Нашу бригаду хотели перебросить в Северный Крым на помощь 19-му танковому корпусу, но мы не успели подойти, они, 19-ый танковый, погибли в Армянске.

Потом нас отвели в села Малая и Большая Белозерка в Днепропетровской области. Там мы стояли в обороне, закопали свои танки, рядом с нами артиллеристы размещались. В январе 1944 г. началась Никопольско-Криворожская операция, меня под Никополем ранило. Мы с пехотой в прорыв вошли, взяли г. Дзержинск, и вышли к станции Чертомлык, и там нам указали, что в балке укрепились фашисты, их надо выдавить. В нашей бригаде танков оставалось немного, мы вышли из-за домов в наступление, нас сразу обстреляли, один танк взорвался полностью, его экипаж погиб. Мы отступили, потом вечером опять пошли на первийские хутора, на станцию Чертомлык. Вот под станцией меня и ранило, с горящей машины выскочили, мы уже бежали, ничего не видел, слышу, прошумело что-то, и все - осколками ранило всю левую сторону - щеку, руку, ногу.

Потом госпиталь. Нас, раненых, вначале привезли в полевой медсанбат, мы все грязные, зима была теплая, дождливая. Нас помыли, я, правда, был без сознания. Когда я пришел в чувство, сколько пролежал без сознания не знаю - на мне чистые кальсоны, рубашка, лежу в палатке, я зашевелился, рядом лежащий раненый солдат как закричит: "Медсестра! Медсестра! Раненый танкист ожил!" Потом госпиталь, пока я выздоравливал, наши уже освободили Одессу. Тогда узнал, где стояла моя бригада, в Одесской области есть станция Раздельное, и сбежал туда из госпиталя. В бригаде как узнали, что я свой, меня сразу в новый экипаж направили. Тех ребят, с которыми был, я больше уже и не видел. Кто говорил, что раненые, никто точно не знал, пополнение новое пришло.

После прибытия участвовал в Ясско-Кишиневском прорыве. Вначале артподготовка, мы форсировали Днестр, взяли городок Бендеры, и за городком ночью зашли в лесок. И там нас самолеты "Илы" обстреляли, наши летчики, потерь, к счастью, не было. По Молдавии мы прошли с малыми боями, потери тоже были небольшие. Но под Тирасполем серьезные бои были, через Днестр плацдарм был захвачен еще по весне, наши солдаты там днем в окопах по колено в воде сидели. Рано утром мы по понтонному мосту перешли, и вошли в прорыв, потери были.

Затем ночью форсировали р. Прут в районе г. Камрад по железнодорожному мосту, который фашисты не успели взорвать. И вошли в Румынию, румыны нам не сопротивлялись уже, они потом вошли в антигитлеровскую коалицию и совместно с нами участвовали в боях, особенно в Венгрии. Но местное население нас встречало не особенно. После Румынии вошли в Болгарию. Там особых боев не было, только бой был за г. Бургас, потому как там фашисты хорошо укрепились, и в Софии довелось участвовать в уличных боях. У нас был танковый десант, улочки неширокие, два танка уже не проедут. Мы были уже обстрелянные, из подвалов и из окон был обстрел, гранаты на нас кидали, мы как боролись: люк приоткрывали, у нас в каждом танке был запасной пулемет Дегтярев, и из него заряжающий через люк противника обстреливал. Но в городе пехота самое главное делала, дома зачищала, мы их поддерживали, где-то за стенку спрячешься, где-то за дом, и подавляешь огневые точки противника. Там фашисты не очень крепкие были.

После Софии мы прошли через горы в Югославию, поддерживали югославских партизан из армии Тито, вместе с югославами пошли на Белград. Немцы в нем сильно сопротивлялись, но там большую часть сами югославы воевали, мы их поддерживали. Мы в Белград заходили через небольшой городок, в нем освободили лагерь военнопленных. В Белграде потеряли много танков, в конце сентября 1944 г. нас опять в Белграде пополняли. Там я присутствовал на параде югославской армии, сам Тито выступал, нас как гостей пригласили.

Оттуда мы пошли в Венгрию, без боев переправились через Дунай, прошли маршем до г. Дебрецени, здесь участвовали в больших боях, после которых фашисты отошли под Будапешт. У озера Балатон в бригаде много танков сгорело, наш тоже. Под Балатоном мы столкнулись с "Пантерами", "Тиграми" и даже с Т-VII, "Королевским Тигром". Было это зимой, наш танк сгорел, ему болванка в борт попала. Вывалились оттуда, убежали кто куда, в траншеях немецких постреляли, и дошли к своим. Я пришел в штаб, мне сразу говорят, в одном экипаже раненый механик, иди туда. Вот я пересел в другой экипаж.

Все же начали теснить немцев, вошли в Будапешт, там наши танки фаустники хорошо жгли, из подвалов лупили. Наши братья пехотинцы их уничтожали, мы сами тоже. Большие потери были. Как с фаустпатронщиками бороться? Только матушка пехота и сами где заметим, или отъезжали в сторону, стреляли из пушек, но что пушкой сделаешь? Если бронебойным - не выкуришь, осколочно-фугасным - у фундамента взрывается, немец вглубь подвала забьется, не достанешь, так что большинство пехота с фаустниками расправлялась. Там долго бои были, наш танк тоже подбили, нас вытягивала ремонтная бригада, спамовцы, на одних катках. Наш танк где-то за городом восстанавливали, а в это время бои шли, теснили фашистов в городе.

Как танк отремонтировали, у нас в экипаже изменения - нового командира машины поставили. Немца уже в сторону Австрии теснили, там же лесистая местность, горы, нелегко прорываться. Мы возле Вены в прорыв вошли, там были сильные укрепления, сразу большие потери понесли, нашу танковую бригаду назад отвели, где-то нашли все-таки слабину, прорвали. И тогда нам на танки посадили десантников, по бочке солярки, два ящика боеприпасов привязали - и в прорыв. Вену обошли без боев. Но все же фашисты уже слабые были, наши в Берлине сражались, 1945 год, фашисты уже не так сильно сопротивлялись.

Подошли мы к г. Ленцу, встали под ним, не заходя, там и встретили 9 мая. Стояли мы ночью в лесочке, танки замаскировали ветками. Я сиденье разложил, спал, командир с заряжающим на боеукладке спали, весна, тепло. У радиста рация всегда включена была, вдруг радист как ударит меня в бок, обнимает, я не пойму, что случилось, кругом стрельба такая, кричат. Я вначале подумал, что фашисты наступают, сильная стрельба. Когда в люк высунулся, радист кричит: "Победа! Победа!" Командира с заряжающим разбудили, обнимаемся, выскочили, кто кричит, кто стреляет. Обнимались, целовались, кто плакал, кто смеялся. Откуда-то взялись гармошки, песни пошли, пляски.

- Как Вас встречало мирное население в союзных республиках и освобожденных странах?

- Мирное население в Молдавии и на Украине очень хорошо встречало, но большее всего мне понравилось в Болгарии. Там нас прекрасно встречали, везде и всюду, чуть остановились - вино, всякие закуски. Особенно когда мы освободили один приморский город, там очень хорошо встречали.

- Использовали ли танкистов как пехоту?

- Было такое. Я не один раз был в оборонительных боях, в атаку не ходили, а в обороне использовали. Под Сталинградом свое оружие поменяли на немецкие автоматы, они получше ППШ были. Во-первых, скорострельность лучше, во-вторых, в ППШ чуть песок или земля попала, уже заклинивает, в-третьих, у наших были диски, а у немецких рожки, удобнее было, пусть и патронов меньше. Тогда, в Сталинграде, всякого оружия можно было набрать. Мне, как механику-водителю, и командиру танка, выдали наганы с барабанами, семизарядные. Мы под Сталинградом по фашистским землянкам и траншеям полазили, я себе нашел "парабеллум". Он, правда, тяжелый, но стрелял хорошо. Да и наша пехота немецкие орудия применяла, особенно в Югославии, всю войну с немецкими пулеметами воевал наш Ванька.

- Находился ли на Вашем танке во время прорывов танковый десант?

- Представьте себе, вплоть до выхода на р. Миусу, танковых десантников у нас практически не было. Вот когда уже вышли на границу с Румынией, в Ясско-Кишиневской операции, у нас десантники, можно сказать, постоянно были. Особенно когда подошли к границе с Венгрией, потом с Австрией. Там у нас десантники с танков не слазили.

- Вам, как механику-водителю, удавалось в бою видеть врага?

- Вы знаете, когда в танке едешь, не сильно видишь врага. Только когда на орудие наезжаешь, чувствуешь. Хорошо скребет по днищу.

- Как Вы оцениваете сплоченность экипажа?

- Большая дружба. Как привозили обед, завтрак, ужин - все вместе, кто-то брал котелки, ходил на кухню за едой, если кого-то нет, дожидались, ели только всей компанией. Когда заграницей шли, сплоченность вообще была большая. Друг за друга горой стояли. Сколько я экипажей прошел, командир себя не выпячивал, ни разу не видел деления, вот я командир, а вы солдаты. Правда, был один случай, когда мы в станице Большекрепинской стояли. Из училищ пришли молодые ребята на должности командиров, у нас поставили нового командира в звании мл. лейтенант, в хромовых сапогах, уже с погонами, начал себя выпячивать, дескать, я ваш командир, я над вами поставлен. Мы что сделали, как раз начались бои за Саур-могилу, у всех же оружие было, мы уже первые траншеи прошли, начался артобстрел второй линии немецких траншей, мы поставили танк в лощинку. Командир нам: "Вперед!" Мы: "Подожди! Мы тебя убьем, но командовать нами не будешь. Вылазь!" Он нам: "Ребята! Я больше не буду!" И представьте себе, стал совершенно другим человеком. Сменил свои хромовые сапоги на обычные, надел солдатские брюки, стал своим парнем.

- Какие наиболее уязвимые для артиллерийского огня места у танка, кроме бортов?

- Вы знаете, снаряды же летят по изгибающейся траектории, это только при прямой наводке снаряд летит прямо. А если на большое расстояние, обязательно кривая траектория. Так что самое уязвимое место у танка был борт, там броня всего 45 мм. Были случаи, что над танком мины разрывались, но для танка это что горох. Разве только башня была после бортов самая уязвимая часть.

- Как Вы оцениваете ходовую часть танка?

- Ходовая часть была хорошая, торсионы отличные, были сделаны из такой стали, что пружинила, надежные были. Но гусеницы уязвимы, пальцы, бывало, рвались. Во время длинных маршей часто технические поломки были. К примеру, когда мы вышли к Голой Пристани, у нас трансмиссия полетела, шестерни какие-то полетели. По рации вызвали спамовцев, нам заменили трансмиссию, и мы дальше поехали.

- Какая была температура в танке?

- Зимой с 1942 на 1943 гг. в танке было холодно, у всех сапоги, чем спасались - находили бумагу, вначале обматывали ноги бумагой, а потом портянками. В лобовой части танка, на пусковых баллонах был лед. Потом полегче было, зима с 1943 по 1944 гг. была слякотная, теплая. Во время боя, наоборот, душно было. Каждая гильза падала, гильзоуловливатель конечно был, но после 10-15 выстрелов у него чехол сгорал, гильзы горячие, мы их во время боя через люк выбрасывали.

- Какие недостатки Вы могли бы выделить в танке Т-34?

- Была очень слабая оптика. Но сам танк был проходимый, маневренный. На формировке в Донбассе в наш корпус пришли английские танки "Валлентайны" и "Матильды", так они по вооружению были слабее, по ширине уже, чуть что падали, крен был выше. Наши ребята не любили на них ездить. Их пришло-то штук 10 или 20, так наши танкисты их скорее бросили, чем немцы танки эти подбили. Вот после окончания войны в бригаду поступили ИС-3. Я на нем немного ездил. У ИС-3 вооружение более мощное, пушка 122 мм, оптика была другая совсем, видимо, сделали как в немецких танках, связь, рация отличная. Хорошая машина, но тяжелая, наш Т-34 подвижней.

- Как происходило пополнение боекомплекта в танке? Кто отвечал за пополнение? Приходилось ли брать дополнительный боекомплект или хватало стандартного?

- Весь экипаж занимался. Кто-то ящики носил, кто-то на башне стоял, подавал, кто-то укладывал. Так же заправляли, тогда заправщиков не было, привезут в бочках, ведрами носили. Дополнительный боекомплект, бывало, в прорыв брали. В боях на р. Мышке, к примеру, снарядов не хватало, приходилось у пушкарей брать, но они тоже не особенно делились. Да и с доставкой всяко бывало. Когда мы пошли в прорыв в Никопольско-Криворожскую операцию, дороги были непроходимые, грязь везде, так нам тракторами боеприпасы пришлось доставлять. А расходовали снаряды смотря по обстоятельствам, когда первый раз моя машина сгорела, мы успели выстрелов десять сделать, остальное взорвалось. Вообще, наши танки часто взрывались, если танк подбит, надо было от него срочно отбежать. Если боеукладка полная, то у него сразу башню срывало.

- Какие немецкие танки могли противостоять нашему Т-34?

- Конечно, против "Тигра" или "Пантеры" наш был послабее. Во-первых, у них броня была толще, лобовая до 140 мм, бортовая толще нашей. Но Т-34 чем брал - он как змеек вертелся, как вьюнок, а немецкие были тяжелые, неповоротливые. ИС-3 уже по сравнению с Т-34 намного тяжелее, хотя проходимость у него тоже была неплохая. Но в то же время, чтобы "Тигр" наверняка поразить, надо было расстояние между машинами сократить до 300 м. В лобовую часть "Тигра" ни разу не видел, чтобы он был поражен, только борта.

- Были ли у Вас какие-то хитрости, уловки при борьбе с танками противника?

- А как же. И не только против танков, но и против пехоты. Командир машины всегда наблюдал, нет ли рядом немцев с гранатами, люк у него приоткрытый даже в прорыве был. Где-то скопление заметит, сразу предупреждает, кричит: "Стоп! Давай назад!" А при встрече с тяжелыми немецкими танками стремишься поближе подъехать, ищешь такую ложбинку, где немец тебя поразить не может. Также командир взвода через рацию давал указания, как с боку половчее зайти.

- Как Вас кормили?

- Не очень, шла война. Привозили в основном ночью, приезжали заправщики, подвозили боеприпасы. Бывало, по 100 грамм наливали. С 1942 на 1943 гг., когда мы под Ростовом стояли, нам привезли подарки. Мне попались носки теплые, кисет, немножко сухариков, и еще мандаринки. У нас же в Свердловской области не было, они были замерзшие, я мандарины никогда не пробовал до этого. Но пока шли по нашей территории, по Украине, хорошей кормежки не было, одна перловая каша, мы ее "шрапнель" называли.

- Выдавали ли сухой паек при вводе танков в прорыв?

- Было, выдавали. А количество зависело оттого, смотря, где прорыв, какие задачи. Когда по Украине шли, запасов почти никаких не было, вот на территории Румынии легче было. А так в танке НЗ на четырех человек всегда был. Но так, голод не тетка, если желудок пустой, тогда и НЗ ели.

- Где у танкистов хранились личные вещи?

- Что у солдата личного? Вещмешок и все, остальное по карманам в комбинезоне, наградные, документы в гимнастерке. Танк загорелся - вещмешок схватил, автомат уже не успеваешь, и вываливаешься.

- Как командир танка отдавал Вам приказы?

- Когда по рации в танкошлемах, но большинство ногой, он же над механиком-водителем, нажмет на левое плечо - поворачиваешь налево, на правое - направо. Вперед надо - в затылок ногой. От танкошлема провода идут, механику-водителю они мешают, поэтому выдергиваешь их, вот командир приказы ногой и отдает, да и связь была не очень. Когда так ткнет, что больно было. Все было. Когда новые танки Т-34-85, там командир машины должен был в башенке сидеть, мы ее "башенкой смерти" называли, но командир машины редко туда садился, туда только взводные, ротные садились, а в большинстве машин по 4 человека было, в рядовом танке командир на месте командира орудия сидел и ногами продолжал командовать. Вначале ведь командирами танков офицеры были, а потом сержантский состав, мы большие потери несли.

- Какое отношение у Вас было к партии, Сталину?

- Неплохое. Мы только "За Родину! За Сталина!" в бой шли, и пропаганда постоянно была.

- Были ли верующие в экипаже?

- Перед боем каждый крестился, только бы жить остался. Обязательно говорили: "Боженька, сохрани меня".

- Сталкивались ли с пленными немцами?

- Сталкивались, в Сталинграде впервые увидел. Потом румын и итальянцев сами с плен брали, они же сразу говорили: "Русиш! Куда в плен дорога?" А какое к ним отношение - немец, он ведь тоже человек. У пленных пехота оружие отбирала, складывала отдельно, мы танком проехали, чтобы уничтожить, а потом немцев с конвоиром уводили, а бывало такое, что солдат не хватало, показывали: "Туда!" А куда они пошли, может, обратно к своим, кто его знал. Но все равно, так поступали тогда, когда наши части уже шли за нами, они их все равно забирали.

- Приходилось сталкиваться с частями Ваффен-СС?

- Представьте себе, мы дважды сталкивались с дивизией СС "Галичина". Здесь, во время Корсунь-шевченковской операции встречался наш корпус. И потом я уже лично в Венгрии под Будапештом, мы их там давили. Так они, гады, отстреливались до последнего. Наши, украинцы, они не сдавались, немцы уже чуть что руки поднимали, а эти до конца сражались. И главное такие свирепые были.

- Какое настроение было в войсках под Сталинградом?

- Мы знали, что город был почти полностью уничтожен, фашисты во многих местах находились у самой Волги. Наше настроение было боевое, приказ № 372 появился, ни шагу назад, за Волгой места нет. Совсем уже, все поняли, стоять надо.

- Сталкивались ли со старшими офицерами?

- Такие как командующий фронтом, армией, они на передовую не сильно лезли, мы их не видели. А вот командир нашего корпуса Танасчишин постоянно на передовой был, у нас в экипаже несколько раз побывал. С ним всегда адъютант и два солдата. У него тросточка была, и он, даже во время крупных боев, пешком по полю ходил, и чуть что, где-то танк остановился, он подходил, бывали случаи, что и расстреливал на месте. Бесстрашный был.

- Получали ли Вы деньги на руки?

- Нет, не было такого. Вот когда уже демобилизация, нам сразу на руки выдали деньги, а так во время войны как зарплату не давали.

- Брали ли трофеи?

- Конечно, брали, особенно вооружение и харчи. Уже когда в Австрию вошли, часов набрали, штамповки. Когда города брали, в магазин зайдешь, бери все что хочешь. Кто-то много набирал. Но когда вошли в Румынию, прошли километров 50, нам приказ пришел остановиться. Приехал замполит, прочел лекцию о том, что мы вошли в дружественную страну, чтобы мародерства не было. За это полагался расстрел. И было такое, в 1946 г., прямо перед демобилизацией у нас один солдат был куда-то в командировку отправлен, так по возвращении его расстреляли перед нашим строем за мародерство. В Венгрии освободили один поселок, вина понабрали, зашли в какой-то богатый дом, видим, гардероб, костюмы мужские, свое вшивое сняли, надели костюмы, думали, что хоть вшей меньше будет, а через небольшое время воши обратно у нас завелись.

- Как мылись, стирались?

- По этому поводу могу рассказать такой случай. Нас отвели на небольшой отдых зимой 1942-1943 гг. там была такая специальная часть, мы ее называли "мыльно-пузырьный" батальон. Там были и кухни, и пекарни, и прачечные. И вот приехала баня, там и машины специальные, и вошобойки. Мы-то с вшами только так боролись - проедет большая машина, снимаешь гимнастерку, обматываешь трубу, вшей жжешь выхлопными газами. Так в этой бане моешься - тут вымыл, а тут уже застыло, еще сзади уже кричат: "Вылазь скорее!" Летом где-то возле колодца моешься, украинцы нам воду носили, подогревали нам, сами поливали, чтоб мы обмывались. Украинские девушки, женщины заботились о нас, было такое, что симпатия возникала между ними и нашими солдатами.

- Были ли в части женщины, как складывались с ними взаимоотношения?

- Были, санинструктора, раненых выносили. Нам когда пушку пробили, санинструктору ногу оторвало, она в немецких траншеях на мине подорвалась. И когда мы раненых на танке вывозили, ее тоже везли. ППЖ, полевые временные жены тоже были, кому кто понравиться.

- Что было самым страшным на войне? Бывали ли минуты слабости?

- Вначале все было страшно. В первые дней семь вообще тяжело было, а потом как начали освобождать наши села, города, как увидели, сколько наших жителей было повешено, стариков, детей убитых увидели, тогда уже зло пошло, ненависть к фашистам проклятым. Но все равно были уверены в победе, особенно после Курской битвы, тогда у солдат дух совсем поднялся. Уже когда на Донбассе сражались, чувствовалось, что фашисты ослабли, не те, что были под Сталинградом, там фашисты сильные были, особенно когда Манштейн рвался к Паулюсу. Но все равно трудно было, вот на р. Молочной столько нашей пехоты положено, очень много. А после Ясско-Кишиневской битвы мы в победе не сомневались, от немцев уже итальянцы отошли, потом румыны. Немец слабее стал.

- Как хоронили наших убитых?

- По обстоятельствам. Были специальные похоронные взводы, они собирали у всех вооружение, и хоронили. А если немцы теснили, то находили поглубже окоп, в плащ-палатки завернули, окоп засыпали. Документы себе в карман, а то и вместе с документами хоронили. А что Вы думаете, мало сейчас по Украине таких безымянных могил?! И так бывало, что того, кто похоронил, сразу убивало или ранило. Кто вспомнит, где хоронили.

- Какое отношение у Вас было к политработникам?

- Был такой случай. Когда нас выводили с Австрии, уже где-то на границе колонна остановилась, у немцев мы взяли журналы с разными видами женщин, карты игральные с обнаженными женщинами. Экипажи собрались вокруг нашего танка, у нас заряжающий на гармошке играл, сидим, играем в картишки. Тут проходит замполит, подошел к нам: "Ну что, отдыхаем? А ну-ка покажите!" Как увидел, сразу приказал распалить костер и сжечь, и чтоб больше он такого не видел.

- Какие отношения складывались с особистами?

- О-о-о, пришлось встречаться, мужики суровые. Когда у нас первый танк сгорел, мы пришли в свою часть. И вот у нас ночью вызвали командира машины, потом остальных в особый отдел. Такие вопросы задавали: "Почему вы с танком не сгорели? Машину не сохранили?" А потом вышел приказ Сталина, что мы можем технику сделать за какие-то часы, а человека надо 20 лет растить. И особый отдел от нас отстал. Говорят, особисты завязывались с теми, кто в плен попадал, а мы ведь даже в окружении не были.

Когда война закончилась, мы в Австрии постояли, там нас готовили на Японию, мы стояли на станции, ждали вагоны, уже танки ИС-3 были, но туда мы уже не попали. Потом нас вывели в Болгарию, в 1947 г. я демобилизовался, и началась уже моя мирная жизнь.