31611
Танкисты

Яковлев Дмитрий Иванович

Родился 7 ноября 1922 г. в Ленинграде. В армии с 1941 по 1947 г. С 1942 г. - на фронте, участвовал в обороне Сталинграда. С 1944 г. - механик-водитель танка Т-34, прошел фронтовой путь с боями до Берлина. Ранен. Награжден орденом Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За боевые заслуги" и др. Жил и работал в п. Нарва-Йыэсуу. Долгие годы был директором базы отдыха. Депутат поселкового Совета ряда созывов, в 2002-2003 гг. - председатель Совета ветеранов поселка. Скончался в октябре 2005 г.

Начну с того, что я был призван в армию 5 ноября 1941 года, прослужил до конца 1946 года. В Ленинградскую блокаду меня ранило при бомбежке осколком в голову, я попал в госпиталь под Архангельск через "Дорогу жизни", через Ладожское озеро. Одним словом, после госпиталя меня направили в училище, а через полтора месяца нас, молодых ребят до 30 лет, сконцентрировали и отправили в воздушно-десантную часть. Вот отсюда и началась моя военная дорога. Короче говоря, в 1942 году в составе 22-й гвардейской воздушно-десантной бригады в качестве командира отделения я попадаю на Сталинградский фронт.

Бои были очень тяжелые. Даже я могу рассказать один такой эпизод из военной жизни. Значит, командование дало задание нам взять высотку, которую немцы очень сильно простреливали. Наш взвод рано утром пошел на это высотку. Немец не ответил никаким огнем, и мы стали потихоньку продвигаться. В этот момент фриц открыл ураганный огонь. После того, как мы ответили огнем, наше продвижение немножко сократилось. Что делать было? Мы лежали почти на открытом месте, а немец с высотки очень хорошо просматривал цели и, короче говоря, наносил нам значительные потери. Наш командир решил бросить бутылку КС. Когда вспыхнул огонь, там была высокая трава, она загорелась, и ветер начал дуть в нашу сторону. Помимо того, что немец вел прицельный огонь, это пламя еще охватывало нас. Нам пришлось и отстреливаться, и продвигаться потихоньку, и в то же время гасить около себя вот этот огонь. Короче говоря, примерно через полчаса после этой усиленной стрельбы с нашей стороны были большие потери. У нас сразу 50 процентов взвода было уничтожено. Моему приятелю, с которым мы на пару, так сказать, вели перестрелку, было очень трудно брать на прицел ту или иную фигуру, потому что мы внизу находились, а они наверху. Однако увлекаться особенно было нельзя. Одним словом, минут через 30 этого боя немец с фланга стал заходить, пустил танкетки. Нам дали команду отстреливаться и отходить. И, в общем, в итоге нас пришло всего 9 человек из 40. После этого нам дали команду закрепиться на этом рубеже, немец его усиленно атаковал. У нас молодые ребята были, ленинградцы, москвичи, здоровые парни, дрались, как львы. Однако же немец прорвал оборону и хотел нас взять в плен. Но мы сделали круговую оборону, отстреливались. А в степях под Сталинградом, как известно, темнота наступает быстро. И вот, как только наступила темнота, мы отошли в другой рубеж.

Таким образом, я находился в военных действиях, в окопах, как говорится, до 26 сентября. То есть это два месяца с лишним. 26 сентября в атаке меня ранило в ногу, тяжелое пулевое ранение. Не пройдя и 50 метров, я получил еще осколочное ранение. И меня эвакуировали в медсанбат, затем полевой госпиталь, там мне сделали операцию, наложили гипс и через три дня на поезде отправили в Горький. Ехали мы ровно месяц и пять дней, госпитали все были переполнены, и только в Таджикистане нас разгрузили. Так я провалялся в госпитале шесть месяцев, а затем дали три месяца отпуска. В Ленинград приехать было невозможно, то есть не разрешали. Поэтому мы коротали время в Средней Азии. После этого я попадаю на комиссию, и в 1943 году зачисляюсь в танковое училище. А оттуда, чуть не доучившись, отправляюсь снова на фронт. Здесь у меня началось шагание с боями. То есть пришлось участвовать в боях при ликвидации Корсунь-Шевченковской группировки, потом бросили нас в Белоруссию, оттуда - в Молдавию. После боев под Яссами нас бросили в Польшу. Когда прорвали оборону немцев на Висле, мы участвовали в боях под Жирардовом, где наш танк попал на мину, и мы вынуждены были отстать от своей действующей части. После ремонта танка мы догнали свою часть. И таким путем в составе 2-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника Богданова зашли с севера в Берлин. Ну, после того как закончилась война, были торжества, встреча с англичанами и американцами. Потом нас отвели на казарменное положение недалеко от Ямбурга, и мы там находились со своей воинской частью. А воинская часть у нас была такая: 219-й гвардейский танковый Кременкюльско-Берлинский Краснознаменный орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого полк.

* * *

Особенных моментов боевых действий не упомнишь. Но одно хочу сказать. Когда наша 66-я в то время танковая бригада брала с боями Штекен, то там мы потеряли много танков. Немец был хорошо укреплен, позиции у них были очень выгодные в этом отношении, и наша 2-я танковая армия, когда пошла в атаку, то немец мог ее чуть ли не в лоб расстрелять. На поле осталось очень много танков. Нас тоже подбили... Механика ранило и контузило. Отремонтировали танк, и снова - догоняй свою часть!

- О роли случайности на фронте что можно сказать?

- Ну вот, пожалуйста, такой случай был. Это было под Сталинградом. Значит, независимо от того, кто ты: пехотинец, моряк, летчик, - все равно ты находишься в общевойсковой части, то есть в пехотной. Мне дают 11 человек и станковый пулемет. Первый и второй номер с патронами ползут. Я с пулеметом выдвигаюсь на фланг. Атака начинается после того, как выпускается зеленая ракета. Я выдвинул пулемет, завел, как в этот момент немец открыл артиллерийский огонь. Одного убило сразу, второго, что с патронами, ранило в ногу. А я, значит, за пулемет, начинаю стрелять по окопам, в которых находятся немцы. В этот момент по пулемету идет очередь из вражеского крупнокалиберного пулемета. Мой пулемет сразу нарушается, то есть, простреливается, вода заливается, и я падаю. То есть, если я лежал, то головой падаю. Сзади командир говорит, что тоже готов. Однако я не готов был: осколки мелкие попали. Я хватаюсь за пулемет, и сразу - в окоп. Ну, как сказать? Бой затих, мы продвинулись метров на 200 и больше. Лежим с этим командиром в овраге. В этот момент, не слышно было, мина. От нас, может быть, метра два, даже меньше. Раз! Реакция на нас сработала, мы лежали на спине, перевернулись быстро, и я вижу: перед глазами вспышка и разрыв. Но благодаря тому, что мы лежали под откосом, а мина выше головы ударила, то меня ранило только в палец. Командир говорит: "Что, оторвало?" Я говорю: "Да нет!" Короче говоря, я даже в санчасть не обращался. Завязал он мне, и так прошло. Вот такие случаи были.

- Что запомнилось из жизни в блокадном Ленинграде?

- Всю блокаду я находился в училище. Очень много ребят умерли. Ну что? Давали нам паек очень скромный. Утром я даже и не помню. Но, однако же, было то, что суда шли с рисом в Кронштадт. Немец их подорвал, и они утонули. Тогда наши водолазы лазили ночью туда и вытаскивали оттуда эти мешки риса. Ну, рис подпахивал немного соляркой и другими маслами. На военные объекты, в училища и воинские части брали этот рис. Так нам выпадало по ложке риса. А перед тем, как поесть, давали крошку елочной хвои. Короче говоря, у меня там лично два брата умерли, тетка, бабушка. Отец мой погиб на Ленинградском фронте под Тихвином в 1942 году, мать осталось каким-то чудом жива и эвакуировалась по "Дороге жизни". Как-то однажды со своим приятелем, когда он еще мог ходить, пошли в пятиэтажный дом. Пришли, он художник, ему нужно было краски найти. И мы в любую квартиру заходили: то труп на плите, то труп лежит в кровати. Эти трупы мы вытаскивали и складировали прямо во дворе. А через несколько дней приезжали или на машине, или на лошади, увозили на кладбище, где сейчас братская могила.

- Что запомнилось во время боев за Берлин?

- Мы с северной части зашли. Очень укреплен был. Но очень большую роль сыграла наша артиллерия. Почему немец и хвалил артиллеристов. У нас говорили, что артиллеристов надо кормить так добротно, салом, а вот зенитчикам давать черный хлеб только потому, что они стреляли по самолетам, и все - большинство мимо. А артиллеристы, конечно, молодцы! Ну, артиллеристы ведут уплотненный огонь. На танках были десантники. Рядом шла 2-я Польская армия. Немцы сопротивлялись упорно, за каждую улицу и каждый дом. Когда мы стали вклиниваться в Берлинскую черту, он перестал сопротивляться. И вдруг передают по радио, что огонь прекратить, что это - капитуляция, конец войне. Когда же война кончилась, люди все еще гибли: отдельные группировки немцев пытались то ли пробиться, то ли пройти одиночными составами.

Интервью:

Илья Вершинин

Лит. обработка:

Илья Вершинин

Наградные листы

Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!