7590
Зенитчики

Бочаров Николай Федорович

Я родился 17 сентября 1926 года в селе Подгородище Второе Городищенского сельсовета Курской области. Мой отец был из крестьянской среды бедняков. В колхозе работал конюхом. Мать собирала на полях сахарную свеклу и сдавала ее на завод. Папа активно участвовал в Гражданской войне, сражался в Красной армии. Белый кавалерист рассек ему губу саблей. Шрам остался на всю жизнь. Погиб он в Польше в Великую Отечественную войну.

В семье воспитывалось пятеро детей. Старшими были брат Михаил и сестра Шура, младшие: Дмитрий и Валентина. Жилось непросто, за один трудодень выдавали по сто грамм зерна в 1930-е годы. Никаких денег не платили. Магазин находился в соседнем селе, там продавались кое-какие продукты, но спичек, к примеру, не продавали. И рынков тогда не было.

Я пошел в школу, окончил шесть классов. В 1937 году мы переехали в Донецк, который тогда назывался Сталино. Отец трудился на коксохимических печах. Из угля вырабатывал кокс. 22 июня 1941 года в полдень по радио сообщили о начале войны с Германией. Мне тогда было всего-навсего пятнадцать лет, так что новость воспринял без большого понимания, что это такое. У радио же собрались люди. Плакали, стоя у большого бюста Сталина. Мужчин начали призывать. В первый же день забрали отца и старшего брата Дмитрия. Папа оказался в плену, после вернулся домой и снова был призван. Погиб в 1944-м. В том же году старший брат пал смертью храбрых под Сапун-Горой.

Немцы приближались к Сталино. Наша семья эвакуировалась в родную Курскую область. В 1942 году молодых женщин и подростков мобилизовали на рытье противотанкового рва. Колхоз выдал на десять суток продуктов. В основном получили муку, из которой сами готовили лепешки. Рыли так: через каждый метр стоял человек. А всего надо было выкопать 120 километров. Сам считай, сколько народу нагнали. Руководили нами гражданские специалисты. Немцы нас бомбили. И не раз. Один раз налетели внезапно. Сперва с пулеметов били, чтобы бомбы не тратить. Многих покосили. После пошла бомбежка. Спаслись только те, кто под стенку противотанкового рва сел. Многих засыпало землей от разрывов бомб.

Немецкие войска стали приближаться к нашим позициям, председатель сельского совета приехал к нам и сообщил, что Городище Второе уже занято противником. Мы начали отступать. Под Воронежем остановились на переправе через Дон. Скопилось великое множество коров и людей. Все ожидали парома. Внезапно налетели вражеские самолеты. Отбомбились знатно. Все колхозное добро в воду ушло.

Делать нечего. Мы вернулись домой. Перешли через линию фронта. Надо было по мосту перейти, но как на него зашли, как начался налет советской авиации. Мост взлетел в воздух. К счастью, в речке воды было немного, мелко, по колено. Перебрались. Добрался домой только через восемнадцать дней.

Родное село было оккупировано летом 1942 года. Выбрали старосту. Им стал Дмитрий Спасенный, пожилой мужик, которого по возрасту на фронт не взяли. Немецких войск у нас не было. Разве что неподалеку в соседнем селе стояли украинцы, перешедшие на сторону врага. Одеты в форму немецкой армии. За лошадьми смотрели. За здоровенными першеронами. Нас, местных подростков, заставляли их поить колодезной водой. Черпали мы на каждую лошадь по восемь-десять ведер воды. Я один раз не пошел на работы, решил схитрить, так украинцы меня хворостиной по спине отхлестали. Рубашку посекли всю. Мать просила не бить, но не помогло.

Кое-кто из местных пошел в полицаи. Мой дядя ушел в ближайший лес партизанить. Перед Новым 1943 годом он ночью пришел к нам в дом и сообщил, что немцы отступают, наши идут. Освободили нас в январе 1943 года. В хате тогда было настолько холодно, что даже вода в тазике для умывания замерзала. После полуночи в нашем доме появились советские разведчики. Молодые ребята, 1923 и 1924 годов рождения. Русская печь стояла чуть теплой. Они на ней отдохнули, и пошли дальше. Утром появились советские пехотинцы. Полицаи вышли их встречать вместе со старостой. Они оказались подпольщиками и во время оккупации активно помогали партизанам.

Меня призвали в апреле 1943 года. Направили в 362-й запасной стрелковый полк. Там пробыл три месяца. Изучал винтовку, автомат. Но еще до этого подростком находил оружие на поле боя, разбирал и собирал его. Так что знал «трехлинейку» как свои пять пальцев. Учили окапываться, по-пластунски ползать. Гоняли сильно. Марши тяжелые.

В конце обучения всех, кто имел хотя бы шесть классов образования, направили в зенитные части. Учили всего-навсего 21 день на командира орудия. Занимались на американских 40-мм зенитных орудиях. Надо сказать, не очень удачная зенитка. Советская 37-мм автоматическая зенитная пушка образца 1939 года превосходила ленд-лизовские аналоги по надежности. К счастью, нам быстро дали на замену советские орудия.

Определили меня командиром орудия в 1878-й зенитный артиллерийский полк. Охраняли военный завод в городе Дзержинск. На нем производили боеприпасы, начиная от винтовочных патронов и заканчивая двухтонными бомбами в 28 цехах. Надо сказать, что один цех незадолго до нашего приезда разбомбили подчистую. Поступил приказ Сталина отдать виновных в том, что немецкие самолеты свободно подлетели к заводу, под суд военного трибунала. Орудий тогда полным-полно навезли, нас привезли в качестве пополнения. Меня поставили на 85-мм зенитное орудие, которое стояло в центре заводе. А всего натыкали столько зениток вокруг, что и не сосчитать. Строго следили за небом. Ни одного вражеского самолета так и не появилось. Немцы знали, что охрана усилилась, так что не рисковали своими самолетами.

Кормили нас хорошо, по фронтовой норме. Вот в запасном стрелковом полку совсем плохо с едой оказалось. Командиром огневого взвода был младший лейтенант Разаев. Из бывших штрафников. До войны попал в тюрьму на десять лет за убийство. Но «покупатели» его оттуда забрали на передовую. Искупил кровью, после к нам попал. К солдатам хорошо относился, правда, разговаривал всегда на повышенных тонах. Привычка. Матом крыл постоянно. Если немного запоздал на учениях, то Разаев тут же «обласкает».

Было много зенитчиц. В части стояли отдельно женские и мужские землянки. Девушки в основном служили дальномерщицами, разведчицами и так далее. Орудия же обслуживали только мужчины. Со случаями ППЖ я ни разу не сталкивался. За этим строго следили. В дивизионе имелся замполит. Хороший мужик, ежедневно проводил «пятиминутки». В целом, мне с офицерами повезло. Они умели найти подход к солдату.

Единственным неприятным моментом на службе были вши. От них спасу не найти. Постоянно приходилось мыться и бриться.

9 мая 1945 года встретили в Дзержинске. Страшно радовались. В четыре часа ночи раздался крик: «Подъем!» Построили всех и объявили о том, что война закончилась капитуляцией Германии. Все в строю начали от радости хлопать. После построения организовали праздничный завтрак с закуской и каждому налили фронтовые «сто грамм».

Затем нас отправили на войну с Японией к границе с Маньчжурией. Поставили на охране железнодорожного моста через реку Ингода. Всегда стояло по часовому с каждой стороны переправы. Ходили по мосту только поезда. Нас туда поставили против возможных налетов. Война продлилась недолго, но мы понесли потери. Младший лейтенант Разаев погиб от рук пленного. Как-то мы строем шли в баню. Впереди командир взвода, рядом старшина и я следующим. Встречается группа пленных. Один из японцев выскочил вперед и спрятанной финкой ударил Разаева прямо в висок. Тот на месте умер. Убийцу схватили, посадили в машину и куда-то увезли. На пленных знаков различия не было, поэтому не могу сказать, был это рядовой или офицер. Соседи, которые оказались в одном строю с убийцей, стали его бить. Но что тут уже сделаешь.

Кстати, что обидно, военнопленные японцы расположились в лагере рядом с нами и кормили их получше, чем нашего брата. Хотя в целом на кормежку жаловаться не могу. Что интересно, сперва японцы кушали какими-то специальными двузубыми вилками, а потом, когда им стали варить борщ или суп, то тут же перешли на ложки.

После окончания Второй Мировой войны нас перебросили в Советскую гавань, где поставили на охрану аэродрома. Демобилизовался осенью 1950 года. Причем приказ на демобилизацию пришел 21 января, но до 13 октября нас задержали – не на кого менять было. Новобранцев не хватало.

У меня сестра жила в Западной Украине, в городе Косов. Когда приехал к сестре Шуре, у нее знакомым оказался начальник милиции. Они с ним как-то разговорились, и Александра рассказала о том, что я приехал к ней после демобилизации. Ищет работу. Милиционер сразу же вызвал меня к себе, и безо всяких разговоров оформил участковым милиционером. В Станиславе два с половиной месяца отучился на курсах. После стал участковым в село поблизости от Химчина. На территории моей ответственности располагался военкомат. Большое было село, много дворов.

Поодиночке тогда никто не ходил. Только группами. Военные, внутренние войска и мы от милиции. Как-то снег выпал, мы пошли на прочес леса. Встретились с соседней группой. Один солдат поднимается на бугорок и прислоняется к ветке. Тут же дерево отвернулось в сторону и открывается лаз. Бандеровцы внутри. Пошла стрельба. Когда бандиты поняли, что им не выбраться, раздалось ровно 28 выстрелов. Я лично считал. Мы нашли 28 убитых. Командир пострелял своих, а после сам застрелился. Вот так. Кстати, в схроне мы нашли около 30 бочек с салом. Укрылись они крепко. Если бы не случайность, то мы бы ничего не заметили. Дерево было полое. Бункер в длину составлял пятьдесят метров, не меньше.

В лесах тогда все еще оставались бандиты. Бродили по ночам. Часто забирались в село. Однажды убили военкома. Остановились мы в одной хате на бугорке, бандеровцы за группой следили из низины. Наблюдали. Дождались, когда военком вышел помочиться. Схватили его. Мы ждем. Его нет и нет. Вышли и стали искать. Начали делать прочес и увидели тело бедняги, прибитое гвоздями к дереву. Пытались бандеровцы подобраться и к председателям колхоза и сельсовета, но те постоянно находились под охраной.

- Какое у вас было оружие?

- Пистолет и автомат ППШ.

- Доводилось ли менять места ночевки, чтобы бандиты не напали?

- Нет, я всегда в одной хате находился. И ни разу не попадал под удар. Один только раз мне попался молодой бандеровец, 1929 года рождения. С ним взяли немецкий пулемет. Как он меня увидел, и рассказал, что меня знает, потому что я проходил в группе мимо. Мол, он потому не стрелял, что пожалел. Я ответил: «Все врешь ты, тебя бы в ответ самого убили!»

- Много бандитов отловили за время вашей работы?

- Немало. Кого-то ловили, кого-то убивали. Был приказ Сталина об амнистии в начале 1950-х годов. Кто выйдет с оружием из леса – тех простят. Но практически никто не вышел. К тому времени оставались в схронах только те, кто был замаран в большой крови и понимал, что пощады не будет.

- Как к бандеровцам относилось мирное население?

- Они все за них стояли горой. А тех, кто пытался с нами пойти на контакт, тут же ликвидировали. Один раз мы зашли в хату, молодая женщина гнала самогон. Угостила нас, чтобы не арестовали. Тогда за самогоноварение семь лет давали. На другой день мы узнали, что ее бандеровцы повесили за то, что она милиционеров угостила. В селах бандиты наблюдали за каждым движением.

- С офицерами МГБ сталкивались на Западной Украине?

- А как же, вместе с ними на зачистки и ходили. Они все были в возрасте, от тридцати лет до пятидесяти. Серьезные профессионалы.

- Бандеровцы хранили свои документы в бидонах из-под молока. Находили их?

- Мне они не встречались.

- Среди местного населения вы имели агентуру?

- Были. Причем два типа: агенты МГБ и милиции. Они предупреждали нас о том, когда бандеровцы в село готовятся прийти. Мы устраивали засады. Тогда был строгий приказ, запрещавший их расстреливать. Только живьем брать. Они же в нас сразу огонь открывали. Но все равно стреляли их. После вешали автомат на мертвое тело и фотографировали для отчета. Иначе могли уволить из органов.

- Много милиционеров погибло в боях с бандеровцами?

- У нас только один участковый был убит. Солдат из внутренних войск намного больше погибало. Практически при каждом прочесе они несли потери.

В 1952 году уволился из органов и переехал в Донецк. Отработал там до 1954-го, когда мать заболела и вызвала меня в родное село. Трудился заведующим магазином, завскладом. В 1978 году переехал в Крым, в село Карьерное Сакского района. Был оператором на камнедробильной машине, сантехником. Ушел на пенсию в 1986-м.

Интервью и лит.обработка: Ю.Трифонов

Рекомендуем

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!