Садрединов Решат Зевадинович

Я родился 15 февраля 1922 г. в г. Карасу-Базаре (ныне г. Белогорск) в семье Садредина Тамалла. Мой отец родился в 1892 г. в д. Тамалла. В 1914 г. он закончил Зинджерле Медресе, с юных лет был очень здоровым и крепким человеком, увлекался крымско-татарской национальной борьбой "куреш". Когда ему было 20 лет, он стал одним из первых чемпионов по национальной борьбе в Крыму, в 1924 г. по заказу председателя Крымского ЦИК Вели Ибраимова специально для отца отлили золотую медаль, где было написано следующее: "Садредин Тамалла - первый борец куреш". После этого мой отец во всех дервиза (собрания борцов куреш) занимал первое место. В 1928 г. арестовали и 9 мая расстреляли Вели Ибраима, и в июле моего отца забрали по делу Вели Ибраима. Ему дали по 58-й статье 10 лет тюрьмы. Через восемь лет, в 1936 г. он вернулся. Когда мне было 6 лет, я пошел в крымско-татарскую школу в г. Карасу-Базаре. Нам тогда преподавали родной язык, математику, географию, естествознание, физику, историю, даже астрономию. Давали хорошие знания, учителя были очень образованные, но в то же время очень строгие. Тогда учитель даже имел право применять физическую силу. У нас в классе в углу стояла тоненькая палочка, если кто-то плохо учился, его могли этой палочкой побить. Но я, слава Аллаху, хорошо учился.

По окончании школы в 1937 г. я сдал экзамены в Крымский государственный педагогический институт им. Фрунзе в г. Симферополе (ныне Таврический национальный университет) на физико-математический факультет. Но декан факультета татарского языка и литературы встретил меня и сказал, что физиков и математиков очень много, а народу нужен учитель на своем языке. Поэтому я перевелся на факультет татарского языка и литературы. Нас, студентов, поселили в хорошее общежитие, со мной в одной комнате жил русский парень из Москвы по фамилии Румянцев, он учился на географическом факультете. Мы тогда, после крымско-татарской школы, плохо говорили на русском языке, вот Румянцев и учил меня русскому языку. Все шло хорошо, как вдруг в 1940 г. вышло постановление Совета Министров СССР о введении платного обучения. Я был вынужден пойти на работу. Я иногда писал статьи и стихотворения, меня немного знали, поэтому я пошел корректором в юношескую газету "Яш-Кувет", что в пер. с татар. означает "Молодые силы". После учебы я шел в типографию, мне давали тексты, которые вручную набирали, я читал, исправлял ошибки, если есть, и давал редактору, он пишет в конце пробного номера "в свет" и газета идет в печать.

Все шло нормально, но однажды на уроке античной литературы, который шел, до сих пор помню, на русском языке, неожиданно открывается дверь, и заходит человек в черной кожанке:

- Кто здесь Садрединов?

- Я.

- Выйдите.

Выхожу из класса, спускаюсь со второго этажа во двор, там стоит черная "эмка". Команда: "Садитесь". Я думаю, что такое? Сразу решил, что наверняка насчет отца, он был ведь по 58-й статье осужден, т.е. лишен голоса и все такое. Привезли в здание НКВД (ныне здание министерства финансов АРК), поднимаемся во второй этаж. Вхожу в кабинет, запомнилось, что надо было открыть две двери. За столом сидит человек с 2 шпалами на петлицах, т.е. майор. Спрашивает меня:

- Где вы работаете?

- Я корректор газеты "Яш-Кувет".

- Нате сегодняшнюю газету, читайте.

Дает газету, я начинаю читать. Заголовок не смотрю, только текст, т.к. заголовок крупными буквами читает гл. редактор, а я отвечаю за текст. Все прочитал, говорю:

- Все правильно.

- Еще раз читайте.

Я аж вспотел, каждую буковку читаю, все нормально.

- Заголовок читайте.

Тогда я прочитал заголовок, а там вместо "Сталина" напечатано "Салин", т.е. буква "т" пропущена. Майор начинает кричать:

- Ах вы, исказили фамилию нашего вождя.

Я растерялся поначалу, потом вспомнил, говорю:

- Подождите, я отвечаю только за текст, заголовок, это дело главного редактора. Так что я считаю, что я не виновен.

Оказывается, тогда все утреннее издание газеты было изъято, и сделали нам, всей редакции, начет. Тогда газета стоила три копейки, а стипендия была маленькая, 35 рублей, я получал как корректор 400 рублей. Но после этой истории пришлось потуже пояс затянуть.

Что интересно, когда мы учились в институте, то мы хвалили Гитлера, ругали англичан, американцев, французов, у нас же был пакт о ненападении с немцами. А ведь 1 сентября 1939 г. Германия начала Вторую мировую войну.

Отношение к военным в то время было очень уважительное, они находились в большом авторитете, все стремились идти в военные, потому что была форма, кормежка, все хотели попасть в командиры. Я до войны посещал Симферопольский аэроклуб, мы изучали самолет Р-5, и несколько раз летали, крутились над городом. Я очень хотел быть летчиком. Но потом, после начала войны, отец отсоветовал мне в летчики идти:

- Сынок, не иди в летную часть, видишь, что там твориться. Все самолеты сбивают, куда ты идешь?!

В общем, на третьем курсе началась война. 22 июня 1941 г. выступил Молотов о том, что без объявления войны немцы нарушили наши границы. Но всем запомнилось более позднее выступление Сталина, особенно слова, что: "враг будет разбит, победа будет за нами". Мы были очень воодушевлены, ведь до войны был такой интересный фильм "Если завтра война", в котором показано, как открываются люки, из-под земли выкатывают пулемет "Максим", мы достойно встречаем врага, вперед кавалерия несется. Все были уверены, что мы быстро разобьем врага. В июле нас, студентов, 1921-1922 гг. рождения, забрали в Севастопольское зенитно-артиллерийское училище (СУЗА). Это было прекрасное училище, но как мы приехали, училище сразу же начали бомбить. Поэтому в Севастополе мы совмещали теорию и практику. Это происходило так: мы перед налетами подходили к зенитчикам и просились в помощь, чтобы научиться стрелять. В училище имелась прекрасная столовая, с отличным питанием, на 4 курсанта был выделен отдельный стол, накрытый белой скатертью, и нас обслуживали официантки. Что еще интересно, в Севастополе у нас еще шел урок этики, как надо держать ложку, вилку. Рассказывали, когда Ворошилов был в Турции, его пригласили танцевать, а он не умел, поэтому нас, курсантов, еще и танцевать учили. Учителями были кадровые военные, такая дисциплина была, что каждый раз, когда заходил командир, мы стояли по команде "Смирно", и пока он не уйдет, мы не имели права свой взгляд оторвать от него. Испытывали к командирам большое уважение. Нам выдали прекрасное обмундирование, хромовые сапоги, галифе.

Выпускники Севастопольского зенитно-артиллерийского училища. Слева направо: Фетнев Якуб, Садрединов Решат, Феттаев Иса, сидит Абдурахманов Зия. Все, кроме Садрединова Р.З., погибли на фронте. Кунцево, январь 1942 г.

В начале октября наше училище эвакуировали в Уфу, вместе со всей матчастью и орудиями. И нас в дороге несколько раз бомбили, налетали "Мессеры". Немецкие самолеты тогда летали как будто у себя дома, не встречали сопротивления, кое-где били зенитчики, но было уже такое ощущение, будто мы сдались немцам. Только мы эвакуировались, как в ноябре Крым попал в окружение. Мы были направлены в Уфу, расквартировали в казармах, где ранее дислоцировалась какая-то воинская часть. Здесь, как и в Севастополе, мы изучали зенитные орудия среднего калибра, 76-мм. Также изучали ПУАЗО-3 (прибор, управляющий зенитно-артиллерийским огнем). Это такая большая планшетка, где надо найти скорость самолета, его высоту. Нужно было все правильно вычислить на опережение, чтобы пока самолет летит, твой снаряд должен ударить прямо по нему. Это целая высшая математика. Мы, бывшие студенты, учились неплохо, все-таки с 3-го курса, а в училище же было около 500 человек (из них крымских татар - 76 человек), многие прямо из деревни. Кроме специальных предметов у нас было автодело, каждому по окончании училища выдавали военные права на вождение автомашины. Также проходили противохимическую оборону, во время которой изучали противогазы, классификацию отравляющих веществ. А вот практических стрельб не было, учителя говорили, что: "каждый снаряд 76-мм зенитного орудия стоит 2 пары хромовых сапог". В январе 1942 г. через 6 месяцев учебы нас выпустили. На экзаменах сдавали теорию стрельбы, изучение прибора ПУАЗО -3, таблицу заградогня. Не всем присвоили звание лейтенанта, а только более успевающим. Кубиков на петлицы не оказалось, поэтому мы сами их себе сделали из кусочков радиаторов и зубных щеток, ручкой прокалывали дырки, и прикрепляли такие вот кубики.

Нас посадили в поезд на Москву, куда мы, новоиспеченные командиры, ехали 3-4 суток. У нас был старшина Назюта, он издевался над курсантами, полы мыть заставлял, мало этого: уборную чистить и постоянно на гауптвахту отправлял, его все ненавидели. И вот он находился в соседнем вагоне, ему тоже какое-то звание присвоили, и бывшие курсанты выпили, открыли вагон, и выбросили Назюту. На дорогу нам дали сухой паек, но на каждой станции, где мы останавливались, давали горячую пищу, все было тогда организовано. Наш эшелон шел безостановочно, везде для нас были открыты пути. Прибыли на станцию Кунцево, где формировалась 25-я зенитная артиллерийская дивизия РГК. Меня, а мне было всего-навсего 20 лет, направили командиром 4-й батареи 1362-го зенитного артиллерийского полка. А моему заместителю по политической части было 34 года. Только в батарею выдали не средние 76-мм орудия, а малокалиберные 37-мм зенитки, мы назывались батареей МЗА. С такими орудия я прошел всю войну. Нас разместили в резерве командования под Тулой, где мы простояли до апреля 1943 г. В это мне как раз присвоили звание ст. лейтенанта.

Комсостав 4-й батареи 1362-го зенитного артиллерийского полка. Садрединов Р.З. второй слева. Киев, 1943 г.

После Сталинградской битвы наши войска начали вытеснять противника, и нас из резерва направили в Курскую область, где дислоцировали под ст. Поныри. Наш полк находился там для того, чтобы прикрывать станцию и размещенные около нее войска. И вот два месяца мы только и делали, что слушали немецкие передачи по большому громкоговорителю. Они передавали, представьте себе, даже мою фамилию, кто там командир батареи, кто помполит, все. Знали о нас очень многое. Часто "катюшу" для нас играли. Боевых действий в этот период не было. Но перед Курской битвой произошел такой случай: по небу идут неизвестные самолеты, мы открыли огонь, и сбили один самолет. Приходим туда, чтобы составить акт о подбитом самолете, как оттуда вылезает летчик и начинает орать:

- ... вашу мать, куда вы бьете?!

Оказывается, это были переданные нам по ленд-лизу американские самолеты "Дуглас". А у нас силуэтов не было, мы и стреляли. Я сразу в отказ пошел:

- Да я даже и не стрелял.

А что я должен был сказать?! Самолет-то сбили, хорошо еще, что летчик в живых остался. Он нас матом хорошо отлаял. Но вообще нам всегда для опознания давали силуэты самолетов и шум мотора, а по этому самолету ничего не дали.

И вот уже 5 июля утром идет радиограмма: "Подготовиться к артиллерийскому огню по сигналу "Катюши". В 2.00 рано утром артиллерия по заранее определенным точкам открыла огонь, а она стояла очень плотно, через каждые 150-200 м. большие гаубицы, мы их прикрывали. Часа 2 шла подготовка. Затем где-то часов в 6.00 пошли немецкие бомбардировщики, как туча, их были сотни. Мы начали стрелять по ним, все батареи бьют, у нас были трассирующие снаряды, через каждые несколько снарядов идет трассирующий. И моя батарея во время этого боя сбила несколько "Фокке-Вульфов" и "Мессершмитов". У нас были силуэты самолетов, теперь мы только после опознавания их расстреливали. Потом немецкие самолеты в бреющем полете начали на наши позиции бросать бомбы и из крупнокалиберных пулеметов расстреливать. В результате в моей батарее все 4 орудия вышли из строя, из 74 человек личного состава в живых осталось 15. Из 4 офицеров остался я и мой командир взвода связи Синицкий Арон Зелихович. Вы знаете, трупы некуда было девать, вокруг большая рожь горит, день превратился в ночь, ничего не видно. Потом на наши позиции пошли прорвавшиеся танки, я отдал приказ: "В укрытие". Тогда заранее блиндажи специальные были вырыты, мы в них попрятались, и начали танки нас утюжить. Но, слава Великому Аллаху, танки прошли, мы все остались в блиндажах и выжили. Потом стало тихо, немцы ушли от нас вперед, мы вылезли, и я одному сержанту приказал:

Под ст. Поныри, Садрединов Р.З. крайний слева. Курская область, 1943 г.

- Иди, узнай, где мы находимся, что с нами случилось?

Он пошел, через некоторое время возвращается:

- Товарищ старший лейтенант, мы в тылу врага!

- Как в тылу врага?!

- Вот так, фронт от нас уже в 10-12 километрах.

Мы с Синицким думаем, что будем делать. А что делать, непонятно. Тогда я предложил Синицкому:

- Давай снимем с убитых немецких солдат форму, переоденемся в нее, но, если нас спросят, разговаривать только ты будешь. И внутреннюю форму, нашу, не будем снимать, только накинем сверху немецкую.

Синицкий хорошо знал немецкий язык. Солдаты собрали окровавленную немецкую форму, все переоделись. И мы пошли через немецкие позиции, они на нас не обращают внимания. А я думаю, если разоблачат, сразу расстреляют, кто тебя там будет спрашивать. Уже линия фронта, по трассирующим огням думаем, что уже нейтральная зона. Ночью ее переходим, и нам сразу:

- Руки вверх!

Мы поднимаем руки, радуемся, что это наши солдаты. На радостях начинаем говорить им что-то, а они:

- Ах, так вы, сволочи, власовцы. Вы еще на русском языке говорите!

- Вы что, мы русские солдаты, - я им отвечаю.

- Ну, нет, не проведете. - говорят, и начали нас бить. Меня несколько раз ударили, солдат моих сильно избили. Я им кричу:

- Я командир 4-й зенитной батареи 1362-го зенитно-артиллерийского полка. Где наша 25-я зенитная дивизия? - Тут они успокоились, задумались, и отвечают:

- Действительно, недалеко здесь эта дивизия стоит.

- Давай нас отведи, где у вас начальник штаба!

Отвели нас в землянку, там сидит майор, спрашивает у меня:

- А кого вы знаете?

- Ну, начальника штаба полка Елового.

Меня по телефону с ним связывают, он очень удивился:

- Садрединов, ты жив?!

- Жив и здоров, слушай, но орудий нет, нас осталось 15 человек.

- Ну, что делать, давайте к нам.

Нас отправили в полк, начали заново формировать 4-ю батарею, мы же вынесли знамя, и поэтому часть сохранилась. И в это время как раз начались тяжелые танковые бои, немцы впервые использовали против нас тяжелые "Фердинанды" и "Тигры". Столько было у ст. Поныри танковых боев, все горело, и машины, и люди. Мимо нас проносили столько раненных и обгоревших танкистов, вспомнить страшно. За то, что я вывел 15 человек из окружения, меня наградили медалью "За отвагу", это тогда была очень серьезная награда.

Потом уже после 13 числа нас заново сформировали, наши войска пошли дальше, моя батарея прикрывала тяжелые артиллерийские полки РГК. Наша батарея обычно прикрывала один артполк.

Освободили Белгород, Орел, пошли освобождать города Украины. Но, начиная с 1943 г. наша авиация стала действовать более интенсивно и успешнее сражаться с немецкими самолетами. Как раз в это время появился наш самый лучший самолет Ил-2, который немцы прозвали "Черная смерть". Этот самолет летал на высоте всего в 200 м., а на зенитных орудиях сделать расчет на 200 м. невозможно, потому что пока ты его делаешь, они спокойно могли уже отбомбиться. Наша дивизия считалась резерва главного командования, и поэтому, хотя мы числились в 4-м Украинском фронте, нас перебросили в 38-ю армию 1-го Белорусского фронта, в составе которой мы приняли участие в освобождении Киева. С 4 на 5 ноября мы форсировали Днепр, мосты были взорваны, поэтому переправлялись по понтонному мосту, наш полк должен был идти в сторону Киева. Когда моя батарея начала переправляться, сначала все шло успешно, но когда до берега осталось совсем недалеко, метров 50-60, немецкий самолет нас разбомбил, понтонный мост был разрушен, одно орудие ушло на дно реки. Кое-кто из ребят тоже утонул, а я сидел в своей машине, американской "додж три четверти", успел открыть в воде двери, потому и выплыл. Холодно, мы в шинелях, у меня планшетка, ППШ. Мы еле-еле добрались до берега, холодно, мерзко. Подходит к нам одна старушка:

- Дети, сыночки, приходите сюда.

В корпусе генерала Свободы. Слева Садрединов Р.З. Киев, осень 1943 г.

Уже идут бои за Киев, а она нас пригласила в землянку. И вот там я впервые узнал, что такое самогон. Мы все мокрые, она нас в печку сушиться отправила. После наливает в кружку самогон, все выпили, она нам сало достала. И знаете, у меня тогда даже насморка не было, настолько организм был мобилизован.

После освобождения Киева моя батарея была дислоцирована под городом в совхозе "Шалом Алейхем". Там меня направили в Чехословацкий корпус генерала Свободы инструктором по зенитной артиллерии, где я обучал чехов, они только-только получили новые зенитки, как надо с нашими орудиями обращаться.

Во время боев за Киев позиции артиллерии, которую мы охраняли, также бомбили. Мы тогда сбили несколько самолетов. Моя батарея уже шла по следам освободителей, наши передовые части уходили дальше. За бои под Киевом мне вручили Орден Красной Звезды.

За Житомиром произошло такое событие: утром немцы занимали позиции, наши части их выбили, и к вечеру моя батарея уже дислоцировалась на бывших немецких позициях. И вдруг идут наши самолеты, начинают нас утюжить. Мы даем ракеты, я кричу: "Вы что, сволочи, делаете!" Но они пока не отбомбились, не ушли. У нас в батарее некоторые убитые были. Оказалось, что им задание дали с запозданием, в этом была вина штаба.

В Самборе моя батарея сбивает два самолета, командир полка говорит:

- Составь список, кто отличился.

Я это сделал, и узнал, что меня представили к ордену Боевого Красного Знамени. И когда ответ пришел, все мои солдаты и офицеры в батарее получили награды, а мне ничего нет. Я прихожу к начальнику штаба полка, интересуюсь, в чем же дело. Вызывает меня замполит полка и говорит:

- Товарищ капитан, ты удивлен, что у тебя награды нет?

- Да, а что такое?

- Ваш наградной лист командующим фронтом не одобрен.

- В чем же дело?

- А разве Вы не знаете, что всех крымских татар выслали из Крыма?

- Как выслали?! За что?

- За то, что они были на стороне Гитлера.

Ноябрь месяц, 1944 г. Ну хорошо, только я-то здесь причем, моя батарея немецкие самолеты сбивает. Вот так я остался без награды за сбитые немецкие самолеты. И все же я спросил его:

- Слушай, в чем дело, вы же меня знаете!

- Ну что я могу, вот такой приказ, - отвечает замполит, - Товарищ капитан, я тебя знаю отлично, и отношения у меня с тобой отличные, дружеские. Но приказ есть приказ.

Мне так обидно стало. И только тогда я узнал, что татар выселили из Крыма. Мы прошли через г. Старый Самбор, затем через Карпатский перевал вошли в Польшу. При пересечении государственной границы никаких торжеств не было. Тогда и пограничных столбов никаких мы не видели. Но я запомнил, что мы проходили мимо труб, которые шли из Советского Союза в Польшу. Ведь по пакту о ненападении 1939 г. мы поставляли в Германию нефть.

Прошли Польшу, Венгрию, Чехословакию. В начале мая мы узнали о том, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, но немецкие войска продолжали сражаться, и даже когда немцы капитулировали 6-7 мая, моя батарея находилась на Моравских островах, в Чехословакии. Тогда мы вели бои с оставшимися войсками немцев, которые не подчинились приказу о капитуляции. И мы вели бои вплоть до 24 мая, только тогда для нас наступила окончательная Победа.

Личный состав 4-й батареи 1362-го Зенитного Артиллерийского Проскуровского Краснознаменного Ордена Богдана Хмельницкого полка 25-й Зенитной Артиллерийской Карпатской Ордена Богдана Хмельницкого дивизии РГК. Командир батареи Садрединов Р.З. 6-й справа. Чехословакия, апрель 1945 г.

После капитуляции немецких войск в Чехословакии нас перебросили в Австрию. И вот, когда наша часть была уже в Вене, я командиру полка говорю:

- Слушай, война закончилась, дай мне отпуск, я поеду на родину, выясню, а то говорят, что всех моих выслали.

- Хорошо.

С наградным оружием. Слева командир взвода Савельев Николай, справа Садрединов Решат. июнь 1945 г. Австрия.

Дает мне увольнение, литером я приезжаю в Симферополь. Смотрю, никого нет из наших, татар. Останавливаю прохожего на вокзале, я в форме, в орденах, медалях, с собой наградной пистолет ТТ, и спрашиваю его:

- Слушай, а где мирное население?

Он ничего не отвечает, я настолько разозлился, пошел в здание НКВД, куда меня за газету возили. Там сидит лейтенант, я на него накинулся:

- Что такое? Как? Почему?

Он что начинает юлить, туда-сюда, я выхватываю пистолет, думаю, застрелю его, сволочь. Вдруг мне дали команду:

- Кругом! Выйти из кабинета!

Я на автомате выполняю, выхожу. Сзади ко мне подходит какой-то человек, до сих пор не знаю, кто, но не русский, и тихо говорит:

- Товарищ капитан, не надо! Такие как вы, офицеры - крымские татары, два с половиной месяца приходили, требовали, почему их семьи выслали. Их всех посадили в автобусы, и под Белой Скалой около г. Карасу-Базара расстреляли.

Это были его слова, в конце он посоветовал потихонечку уйти. Я оттуда поехал сразу в Москву, пришел в Министерство обороны, представился. Там меня прекрасно приняли, спросили, где я остановился, а я только прибыл на поезде и сразу в МО. Мне дали талончик в офицерскую гостиницу на Арбате. Я попросил выяснить, где моя семья находится. Через три дня прихожу туда, мне говорят:

- Ваша семья находится в Узбекистане.

Я еду на Казанский вокзал, чтобы сесть на 500-веселый, как он тогда назывался, поезд в Ср. Азию. Приезжаю на вокзал, что там твориться, люди, шум, гам. И вот я там познакомился с одним Героем СССР, по имени Суфик, он сам из Узбекинстана, и он мне предложил:

- Капитан, давай на крыше поедем.

Мы привязали друг друга к трубам, которые шли по вагонам. У меня с собой дополнительный паек, деньги, все выдали на дорогу в МО. Тогда локомотивы топились углем, мы немного выпили и заснули. Просыпаемся, смотрю на него, смеюсь, дым на нас всю ночь шел, Суфик весь черный, а он на меня смотрит, смеется. Через 6 суток прибыли в Ташкент. Там нас обмыли, одежду продезинфицировали. Я стал дальше своих искать, и нашел семью в г. Беговате. Они находились в землянках, причем рядом были пленные немцы, им дали хорошие здания, а крымских татар в землянки поселили. Когда я приехал, и увидели, что я офицер, все крымские татары собрались, бедная моя семья вся чуть в обморок не упала. Я там долго не был, в Фергане нашел домик, у меня на книжке было 36 тысяч, я их снял, купил домик, перевез туда семью. И обратно поехал служить, т.к. я еще был военным, демобилизовался только в 1946 г.

Командный состав 4-й батареи. В центре Синицкий А.З. Чехословакия, 1945 г.

Таким образом, в конце войны на счету моей батареи было 17 сбитых немецких самолетов. Я закончил войну капитаном, командиром 4-й батареи МЗА 1362-го Зенитного Артиллерийского Проскуровского Краснознаменного Ордена Богдана Хмельницкого полка 25-й Зенитной Артиллерийской Карпатской Ордена Богдана Хмельницкого дивизии РГК. Приказом Верховного Главнокомандующего тов. Сталина мне было объявлено 7 благодарностей: за взятие городов Проскуров, Станислав, Дрогобыч, Михальовце, Моравска Острава, Цешин, и за успешное преодоление Карпатских перевалов. Во время войны был награжден: двумя орденами Отечественной войны, орденом Красной Звезды, за освобождение Украины орденом Богдана Хмельницкого, и самыми дорогими мне медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги".

Когда я прибыл в Узбекистан, меня сразу вызвали в спецкомендатуру, я прихожу к коменданту, он говорит:

- Давайте Вас возьмем на учет как спецпереселенца.

- Как на учет?

- Ну, так положено.

- Если у вас положено, если вы хотите получить мое заявление о том, что я хочу быть спецпереселенцем, вот, возьмите.

Орудие 37-мм. Справа Садрединов Р.З.

Каждый месяц шли на отметку, понимаете. Даже пытались награды отобрать, но я отказался, сказал, что не ими эти награды мне вручены. А наградное оружие, которое мне выдали партизаны Чехословакии, отобрали, дескать, мне не положено. Я отдал, мне это надо, с ними спорить. Для того, чтобы из одного района в другой поехать, я должен был в спецкомендатуре взять разрешение. За самовольный выезд без разрешения могли дать 20 лет каторжных работ.

С такой несправедливостью я пытался бороться, написал письмо на имя тов. Сталина, когда оттуда пришел ответ, меня вызвали в МВД, показали резолюцию на письме: "на ваше усмотрение". Со дня прибытия в Узбекистан я включился в работу национального движения крымских татар, направленного на возвращение своего народа на родину. Заочно окончил кооперативный институт. Мне, как боевому офицеру, безоговорочно давали разрешение на выезд, я пошел на ответственную работу, ездил и в Москву, Ленинград, Алма-Ату. Был 2 года в Фергане управляющим областным медицинским снабжением, затем, с 1948 г. по 1984 г. - начальником контрольно-ревизионного управления.

С 1993 г. я являюсь корреспондентом газеты "Слава Труду", написал больше 200 статей на политические, религиозные, исторические темы. Но основная тема моей работы: участие крымских татар в Великой Отечественной Войне. Я с 1993 г. заместитель председателя Бахчисарайского совета ветеранов войны, почетный гражданин Бахчисарая, имею почетную грамоту Верховной Рады.

- Как Вы встретили День Победы?

- 9 мая, когда мы услышали о капитуляции, у кого что было, из ракетниц, из пистолетов, из карабинов, из автоматов все стреляли, целовались. Все были радостные, что закончили войну, живыми. И вот, когда наш полк находился в Австрии, в июне 1945 г. состоялся банкет стран-победительниц в огромном зале Венского оперного театра. На банкете должны были присутствовать англичане, американцы, французы и мы, советские офицеры. За несколько дней до праздника, к нам пришли, всех обмерили, и сшили нам костюмы из прекрасного английского сукна цвета хаки. Из нашего полка отобрали всего 7 человек, в том числе меня и моего командира взвода. И перед банкетом строго сказали: "Ни с кем никаких разговоров не вести. Ведите себя прилично!" Собрались наши большие начальники, командиры дивизий, сидят за президиумом. Я посмотрел на столы, никогда не думал, что есть столько закусок на свете. И обратил внимание, что стоит на столах наша пшеничная водка. И посадили за каждый стол так: советского офицера, англичанина, советского офицера, американца, советского офицера и француза. И вот начальники начали выступать, идет синхронный перевод на 3 языках: английском, французском и русском. Все слушают, мы в красивой форме, в орденах, но без оружия, его перед банкетом забрали. Потихоньку начали пить, они что-то свое, я в этом не понимал, рядом со мной сидел американец, я ему говорю:

Водители моей батареи. Второй слева Садрединов Р.З. Чехословакия, апрель 1945 г.

- Слушай, попробуй вот это, - открываю нашу русскую водку с колосьями на этикетке, наливаю в фужеры для шампанского, а они грамм по 250. выпиваю свой залпом, а закусил-то устрицами, сам не знал, что такое эти устрицы, жевал, а они пищат. Не знаю, что делать, и показываю американцу, мол, пей, пей. Он выпил, и как задыхаться начал, тяжело дышать, как-никак 40 градусов. Через час никто уже не стал слушать выступления наших генералов, нас оно уже не интересовало. Мы обнимаем друг друга, обмениваемся часами, авторучками, сувенирами какими-то. И я говорю переводчику за нашим столом:

- Давай, переведи им, что мы друзья, и никогда друг с другом воевать не будем, потому что мы сейчас достигли огромной Победы. Добились вместе, нам нечего будет делить!

Так все шло весело, как вдруг поздно ночью открываются двери зала, и выходят оттуда полуголые женщины, стриптиз показывать. Сразу же команда:

- Товарищи офицеры, встать! Выйти из зала!

Что делать, мы выходим из зала, новая команда:

- По полкам, по местам!

Американцы, англичане и французы остались, а мы вышли. Ну, честно говоря, и мы не против были посмотреть на это дело.

- Как выбирались точки дислокации зенитных орудий?

- В штабе полка указывали перед боем дислокацию. Вызывают всех командиров батареи, по карте указывают положение. И мы уже на месте, прежде всего, должны были готовить брустверы для каждого орудия. В расчете 7 человек, они должны вырыть позицию, по азимуту орудия направить, чтобы синхронно бить. Я как командир, следил за работами, и помогал готовить тем временем таблицы заградительного огня, они были очень сложные, все надо было учитывать. Главное, надо, чтобы была синхронная передача огня орудий. У нас во время Курской битвы появились ПУАЗО-4, которые нам дали американцы по ленд-лизу. Планшета уже не было, шел специальный экран, идет вражеский самолет, сразу видна его скорость, высота, азимут. Вся информация синхронно передается к нашим орудиям, они направляются в одну точку. Нам уже не надо было делать сложнейшие расчеты, прибор сам все считал, какую трубку как надо установить. Ведь надо, учитывая силу ветра и погодные условия, когда самолет достигнет определенной точки, твой снаряд должен подойти так, чтобы попасть на поражение. Сзади хвоста уже не будешь бить, за 3-4 секунды самолет ведь много пролетит.

Личный состав 4-й батареи с прикрепленным к батарее санинструктором. 2-й справа Садрединов Р.З. Чехословакия, апрель 1945 г.

- Где Вы находились как командир орудия?

- Всегда в центре батареи, потом на НП, который находился впереди батареи, они передавали данные с ПУАЗО.

- Как фиксировался факт того, что Ваша батарея сбила вражеский самолет?

- Вот так: кто первый подходит к сбитому самолету, он составляет акт, что сбит самолет. Тогда самолет засчитывается на счет батареи. За каждый сбитый самолет на стволе орудия делается звездочка.

- Как у Вас складывались взаимоотношения с мирным населением?

- Украинцы нас хорошо встречали. Но лучше всех встречало население Чехословакии, на обочине каждой дороги стояли бочки с вином, столы с закусками. Так они нас обнимали, так они нас целовали, повторяли постоянно: "Вы нас освободили, спасибо!" В Польше не так было, они были более осторожными. У них было сдержаннее отношение. И, что интересно, в Австрии мирное население нас встретило неплохо. Хотя всякое бывало. Вот на Моравских островах я расквартировался в одной семье, старик и старуха. И вот я несколько дней жил, они все готовили, все "пан капитан, пан капитан", как чехи. А потом я вечером как-то возвращаюсь, смотрю, дверь открыта. Захожу, около ванны лежат и она, и он. Они свои вены вскрыли. Мне стало плохо, ведь вчера все было хорошо. Пришли смершевцы, и только тогда я узнал, что они были немцами, я думал, что это чехи. Я до сих пор не могу понять, по какой причине они покончили с собой.

- Брали трофеи?

- Да, было такое. Наши солдаты, японский бог, даже швейные машинки брали. Один солдат в соседней батарее служил, еврей, как-то сидели с ним, выпили, разговорились. Я тогда трофейные часы нашел, еще что-то, по мелочи. Показал ему, и спрашиваю:

- А ты что взял?

- Эх, - отвечает он, показывает сумочку, а там для зажигалок кремневые камушки. - У меня их 10 000 штук. Вот посчитай, если 10 000 штук я продам по 10 рублей, сколько это будет? А ты часы взял, зачем тебе это надо.

Были и такие люди, а что. Были разные.

- Какое у Вас было личное оружие во время войны?

- Пистолет ТТ, в училище из него учили стрелять. Также учили стрелять из нагана, ППШ, из старых карабинов обр. 1894/1934 г. В Севастополе на стрельбы не водили, а в Уфе часто ходили на полигон. Но во время войны сильно не пришлось пользоваться.

Комвзвода 4-й батареи. Июль, 1945 г.

- Как организовывалось передвижение на марше?

- Мы были части резерва РГК, поэтому полностью механизированные, мы пешком не ходили, у нас были американские "Студебеккеры". И обязательно в батарее хотя бы одна ЗИС-5, как самая надежная машина для бездорожья.

- Как мылись, стирались?

- Во-первых, я за 4 года не знал, что такое постель. Шинель была и постелью, и подушкой. Но специально в батарее санитарки организовали из бочек поджарку, брали наше белье, клали в бочки, и там трещали вши и другие всякие паразиты. Мылись как придется, бывало, и на холоде.

- Были ли женщины в части?

- У нас в полку был специальный санвзвод. И санинструкторами были женщины. В полку было 12 человек медперсонала. Они выносили во время боя раненных, оказывали им первую помощь. Мы были очень благодарны санинструкторам. А санинструктора стирали наше белье, ухаживали за нами. Хотя забавные случаи бывали. На Курской дуге у меня заболел зуб, я вызвал нашего врача, он был грузин по национальности. Я ему говорю:

- Слушай, не могу ночами спать, вырывай зуб. - Он что-то замялся, тогда я ему строго говорю:

- Я тебе приказываю, вырывай зуб!

Выдернул он мой зуб, оказалось, что этот зуб был здоровый, а болел совершенно другой. Я коронку поставил только после мобилизации, уже в Узбекистане. Оказывается, человек не знает, какой зуб у него болит.

Что еще сказать, и на фронте любовь не умирала, даже были такие случаи, когда наши солдаты и офицеры заключали браки с женщинами на войне. Для этого было достаточно решения командира полка или дивизии. И все отмечалось очень торжественно.

- Существовали ли какие-либо традиции в части?

- Были. Что такое, к примеру, "давай обмоем награду"? Мы так делали, при вручении орденов и медалей мы в каску наливали водку до краев, все по очереди выпивали, оставшиеся медали только после этого вешали на грудь.

- Ощущалась ли в Вашей батарее какая-либо дистанция между солдатами и офицерами?

- Видите ли, во-первых, на войне не было никакой дедовщины, потому что все были готовы на смерть, никто ведь не знает, когда пуля или снаряд тебя найдет. Поэтому стремились оказать друг другу помощь, быть вместе. И я всегда просил Великого Аллаха об одном: остаться в живых и увидеть плоды своей Победы. Во-вторых, никакой вражды не было, не было никаких стычек. Все жили как одна семья.

Водитель командирского "доджа" Докиль Константин. 8 февраля 1945 г.

- Кто обучал вновь прибывшее пополнение?

- Я и командиры взводов. Помню, после Курской битвы к нам прибыло пополнение. И один из новобранцев, старшина, был настолько тучный, что не мог двигаться. Мне его распределили, приходит ко мне командир взвода и жалуется:

- Товарищ ст. лейтенант, что с ним делать?

Я вызываю Синицкого и говорю ему:

- Возьми старшину из вновь прибывшего пополнения, дай ему катушку связи (а она весом 32 кг), пусть он ползком прокладывает связь.

И когда старшине это сказали, он попытался отказаться, что, мол, не могу. Но Синицкий тогда рявкнул на старшину:

- Сможешь! Действуй!

И этот бедный старшина, надо же все ползком делать, начал связь прокладывать. И представьте, через 20 дней он приходит ко мне и благодарит:

- Ой, спасибо Вам, товарищ ст. лейтенант, Вы меня сделали человеком. Я не мог себе даже ноги мыть.

И действительно, я его не узнал, он после работы связистом потерял 40 кг. И стал человеком. Жалко только, что его убили недалеко от Белой Церкви. Вот так и обучали пополнение.

- Какие потери несла батарея после Курской дуги?

- Вы знаете, после Курской битвы были потери не столько от немецких самолетов, а чаще всего от подрыва на мине, а с 1944 г. вражеская авиация вообще перестала интенсивно летать.

- Как кормили?

- В Севастополе и в Уфе кормежка была отличная, и хлеба всегда вдоволь было. А на фронте было так: офицерский паек, куда входила пачка папирос "Казбек", 1,1 кг хлеба, масло, и по мелочи. Мне хватало. А вот в Польше, Венгрии, Чехословакии мы особенно полковой кухней не пользовались, сами доставали припасы у мирных жителей.

- Был ли на батарее НЗ? Приходилось ли его использовать?

- На пять дней сухпаек обязательно был. И пришлось один раз его использовать. Под Гомелем мы попали в окружение, и 29 дней у нас не было еды, некоторые начали из огородов всякое гнилье кушать, опухли от этого и погибли. Я же НЗ держал, выдавал понемногу. Оказывается, голод, это страшное дело. Никого не считает, ни командира, ни товарища. И ночью, когда на 29-й день прорвали окружение, нас, офицеров, забрали в самолетах в госпиталь в каком-то селе. Нас приняли истощенных, привязали к кроватям, и начали кормить ложечками. Говорили, что не надо хлеба есть, что уже все, ничего не будет, только надо режим соблюдать. Только на шестой день начали хлеб давать. А кое-кто не соблюдал режим, оказывается, настолько истощается организм, что кишки лопаются, и погибают люди. После этого я дал себе слово, что если до конца жизни буду сыт хлебом, то мне от жизни больше ничего не надо. Сейчас я всегда своим детям говорю, что мы все за хлеб отдавали.

- Случались ли в батарее какие-то столкновения между личным составом?

- Никогда, хотя у меня в батарее было 19 национальностей. И никто никого не упрекал и не называл по национальности. Такого не было, все как один тогда были. Ругают сейчас Советский Союз, конечно, много было несправедливостей, но была настоящая дружба народов.

- В период кризисов на фронте, когда враг, к примеру, подходил к Москве, какие разговоры велись среди курсантов?

- Когда Сталин выступил, все стало ясно, тогда и на снарядах мы писали "За Сталина!" Нас всех так воспитали. Почему-то мы все верили, что враг будет разбит и Победа будет за нами. За это мы и шли, хотя сколько все это стоило жизней.

- Какие настроения были в войсках в период Курской битвы и после нее?

- Уже после Сталинградской битвы все понимали, что в войне произошел великий перелом. Уже все понимали, что война идет к победе над Германией. Уже в 1943 г. американцы нам начали поставлять новое оборудование, даже цейссовские дальномеры, много автомашин, "Студебеккеры", "додж три-четверти". Особенно была поддержка по питанию, консервы, и прочее. А уж после Курской дуги мы все уверены были, что победим. В 1944 г. вся территория СССР была освобождена, все ждали, что вот-вот, наступит День Победы. Но честно скажу, мы думали, что после Победы жизнь станет лучше, но видите, как оно получилось.

- Какое было отношение к пленным немцам?

- Расскажу такой случай. В моей батарее разведчики как-то взяли немецких пленных, человек 10. Они на вопросы отвечают: "Гитлер капут!" Некоторые мне говорили, мол, чего мы будем с ними возиться, лучше расстреляем. Но я запретил, т.к. это пленные. И попросил Синицского спросить, как немец пошел на войну. Он ответил:

- Нас призвали. А Вы как попали?

И ведь нас тоже призвали, мы выполняли указание Высшего командования, как они своего командования. И у меня всегда был такой настрой: пленных не трогать, надо, пусть их судят по закону, но не самосуд. Но вы знаете, были такие сволочи, идет колонна, он на полном ходу машиной на колонну наедет, давил пленных. Я считаю, что это изверги, потому что нельзя считать пленных за нелюдей. Есть специальный закон, как надо обращаться с пленными.

- Какое отношение в войсках было к партии, Сталину?

- На высшем уровне была поставлена агитация, коммунистическая мораль. Сталина все считали, что он не хуже, чем Великий. Мы ему очень верили, что он такой человек. Когда Сталин умер в марте 1953 г., я плакал, и все плакали. Даже когда я узнал о депортации, я лично не винил Сталина, был уверен, что Сталин не знает о произошедшем. Сталин узнает правду о крымских татарах - он их вернет на родину. И, знаете, как я позже узнал, в первые годы после депортации в Крыму ходили упорные слухи о том, что крымские татары вернутся к себе на родину. И мы собирали свои вещи, чтобы вернуться в Крым. Никто тогда не знал, что все было совсем не так. Никто тогда не думал, что Сталин виновен в страшных преступлениях, в том числе в депортации.

- Как в спецкомендатуре относились к Вам лично? Сталкивались ли Вы со случаями хамства по отношению в Вам?

- Вы знаете, к участникам войны - крымским татарам, особенно к офицерам, в спецкомендатуре отношение было более-менее мягкое. Потому что коменданты над нами были поставлены низкого звания, а мы все при званиях, с орденами, медалями. И мне никто в спецкомендатуре не говорил, что я, мол, предатель. Если бы такое случилось, я бы не выдержал такого, двинул бы в морду.

- Как бы Вы оценили вклад крымских татар в Победу советского народа над фашизмом?

- Вы знаете, чтобы долго не говорить, я хотел бы остановиться на двух моментах. Во-первых, из 76 крымских татар, выпускников зенитно-артиллерийского училища января 1942 г., на Курской дуге погибло 16 человек, на других фронтах - 31 человек, в депортации 24 человека, в Крым вернулось 5 человек, на счету которых более 100 сбитых немецких самолетов. Все они были командирами зенитных батарей. Это Велиляев Джамиль, Османов Осман, Мустафаев Андым, Ниязов Абдулла, и я. И вот на счету пятерых - более 100 самолетов, а сколько на счету 76 командиров - крымских татар?!

Во-вторых, у нас было 9 Героев СССР, и 1 Герой Польши. Это:

1. летчик Амет-хан Султан, дважды Герой Советского Союза, родился в 1920 г. в Алупке, последняя Звезда была присвоена 29 апреля 1945 г.;

2. гв. майор Абдул Тэфик, родился в 1915 г. в Алуште, звание присвоено 20 декабря 1943 г.;

3. ст сержант Абдураимов Узеир, родился в 1916 г. в с. Джава-Кумыш, звание присвоено 15 января 1944 г.;

4. гв. полковник Рашидов Абраим, родился в 1912 г. в с. Мамашай, звание присвоено 27 июня 1945 г. (Звезда была вручена Горбачевым М.С.);

5. ст. сержант Сейтвелиев Сейтнафет, родился в 1912 г. в д. Талбадрак, звание присвоено 25 сентября 1944 г.;

6. гв. лейтенант Беркутов Ибрагим, родился в 1917 г. в селе Алма-Тархан звание присвоено 23 декабря 1943 г.;

7. ст. сержант Мусаев Сейтьюбрам, родился в 1920 г. в д. Арпат, звание присвоено 16 марта 1944 г.;

8. подполковник Абилев Фетислям, родился в 1918 г. в с. Шох-Али, данных о времени присвоения не сохранилось;

9. гв. капитан Адаманов Умер Акмолаев, родился в 1916 г. в д. Айвасел, Герой Польши;

10. гв. лейтенант Азизов Фазил, родился в 1919 г. в деревне Хорлы Ленинского района, звание присвоено 7 мая 1975 г.;

Полные кавалеры ордена Славы:

1. ст. сержант Абдураим Сейтвели, родился в 1914 г. в с. Юрт-Харлес;

2. гв. ст. сержант Велиляев Насибулла, родился в 1919 г. в д. Джавтобе;

3. гв. сержант Сейтаров Бахит, родился в 1919 г. в д. Тарахташ Судакского района.

Наши генералы:

1. генерал-майор Абляким Гафар, родился в 1917 г. в д. Кул-Сала Евпаторийского уезда;

2. генерал-майор Исмаилов Булат, родился в 1907 г. в г. Евпатория.

Так что сами видите, как воевали представители моего народа.