Воспоминания ветеранов Великой Отечественной Войны

Я был зачислен как резервный водитель машины, потому что 4-й расчет 122-мм гаубичной батареи все время был на прямой наводке, а три, значит, были на закрытых позициях. Сначала одно орудие было на прямой наводке, а в конце войны уже стояла вся батарея. На фронте выставляли по 250 стволов на квадратный километр.

Анвар Гатауллин принимает решение направить горящий самолет на скопившиеся немецкие войска. Но случилось непредвиденное – не долетая примерно 500-600 метров до земли, самолет взрывается. Летчика взрывом выбрасывает из кабины, но в это время он чем-то зацепился кольцом от парашюта. Парашют успел раскрыться, и он приземлился не на землю, а на дерево. Его немцы сняли, так он попал в плен.

В одно время, восьмого августа, политруки собрали митинги. У нас у каждой батареи были свои политруки. Вот они вечером собрали всех нас и сообщили, что девятого августа мы будем переходить границу с Японией. Сообщалось нам все это вполголоса, поскольку все было засекречено: «Приведите себя в порядок, сложите фотокарточки с адресами в кармашки гимнастерок». И девятого утром – хоп! – сразу нашу часть самой первой поднимают по боевой тревоге и грузят на поезд.

Прямо на фронте находилась пара офицеров, которые хорошо владели снайперским делом. Один, кажется, в прошлом на самом деле служил снайпером, а другой просто хорошо знал материальную часть оружия и так же хорошо стрелял. Так вот, когда в новом качестве мы прибыли на передовую, они, попросту говоря, двенадцать дней с нами прозанимались. А уже после того, как эти занятия с нами прошли, каждому из нас выдали по снайперской винтовке и сказали: «Вот, мил человек, это твоя задача: быть снайпером». Так, собственно говоря, я и стал снайпером.

При мне оставались две гранаты и наган. Я прижал немца, думаю выстрелить, но слышу: немцы-то уже наверху – услышат и сейчас меня схватят. Я его – наганом, несколько раз, в висок. Когда он захрипел и осел на корточки, я вскочил ему на плечо, другой ногой – на голову и выскочил из траншеи. Бегу и вижу, что дорога к своим перекрыта – когда разведчики побежали, то немцы обнаружили наш проход и начали по нему лупить. А тут ещё идут четверо немцев: так спокойно идут к проволоке, а мне деваться некуда, рогатки с проволокой высокие, в два ряда.

Когда мы в первый раз брали Ростов, в моей винтовке было десять патрон. Вот и иди на немца, который тебя давит танками! А декабрь месяц, морозы… Но мы выполнили приказ. Перешли по льду Дон. Отбили Ростов и Таганрог. А 5-го января, есть там такой город Матвеев Курган, я был в первый раз ранен. Ничего примечательного… Знаешь, когда в атаку идешь, то стреляют со всех сторон. Пуля попала в этот сустав. Потемнело в глазах… Упал лицом в снег. Мне было тогда 18 лет, совсем еще мальчишка...

И вот там, в этой Вильне, котел у нас стоял. Я пошла за продуктами. И  вдруг началась бомбежка. Этой девке ногу оторвало, а мне — осколочное  ранение в голову. Если бы была в то время у котла того, то меня не было  бы и в живых. Потому что когда я пришла на место, там котла не было уже.  Его разнесло. Так мы и продвигались за фронтом.

Когда готовилась операция, то снарядов подвозили достаточно, а так – зря  не стрелять. Мы же знали, как их делали. Я когда еще в  Усть-Каменогорске был, там рядом горное предприятие и мы ходили туда  помогать рабочим, и видели детей 12-13 лет за токарным станком. Им  показали, как его включать, как что делать и он стоял. Поэтому, когда  говорят, что юноши, дети и те работали, защищали Отечество – я это видел  своими глазами.

Кушали из одного солдатского котелка вчетвером. Воду добывали из снега. Мужики обычно ели очень быстро. Я и сама с тех пор кушаю так споро - раз-раз-раз и дно показалось! Если кто-то съедал свои запасы раньше времени, того наказывали. Могли и расстрелять в назидание. Но с такими голодаями люди все равно как-то делились. Иначе человек упадет на тропе и не сможет идти. А это для него - верная смерть, а для отряда - опасность... Наказывалось обморожение. Это расценивалось как предательство, пособничество врагу. А от недоедания на морозе околевали насмерть. Легко это...

Глубокие рваные раны от осколков бомб и снарядов приводили в ужас: на телах людей буквально не было живого места. И не меньшее душевное страдание мне - военной медсестре - доставляло то, что практически невозможно было уберечь раненых от повторного ранения под постоянными бомбежками и артобстрелами.

Наши пошли в атаку. Но она "захлебнулась". Тогда в помощь пехоте были присланы четыре танка Т-34. Все обрадовались. И вдруг - сразу четыре огромных костра: фашисты подбили все наши танки!