24 июня 1945 года нас подняли в 4:00, покормили, и повезли на "Студебеккерах" бортовых к Красной площади. Разгрузили нас на пустыре, возле памятника Минину и Пожарскому. Мы стоим, все сонные, ждём, что дальше будет. Вдруг подъезжает колонна автобусов, и оттуда выходят лётчики-все молодые, красивые, на груди у каждого или Золотая Звезда Героя Советского Союза, или целый панцирь из орденов и медалей. Ну, мы рты разинули, смотрим, а они к нам, спрашивают кто мы, откуда.
Они были дикие, необъезженные. К ним сзади не подойдешь – брыкаются, а спереди – кусаются. Мы боялись этих «монголок», но еще сильнее боялись своего командира. Он кричал на нас, чтобы мы не убегали от своих лошадок, а занимались их чисткой. Они щетки боялись, а уж про скребок и вообще говорить нечего – чуть только дотронешься, сразу прыгать начинали, как сумасшедшие. Мы тогда все бросали и выскакивали наружу.
У меня осталось в памяти, что я у горящего танка оказываю помощь раненому. Его фамилия была Мишутин, начальник штаба 3-го танкового батальона. Его танк подорвался на мине, ему оторвало стопу. Я с помощью двух автоматчиков открыл люк танка, вытащил раненого. Не хватало перевязочных средств, я снял с себя гимнастерку и порвал свою нижнюю рубаху, чтобы сделать жгут. Остановили кровотечение и отправили раненого в медсанбат. Все это, естественно, под огнем противника.
Но больше всего времени я проводила на дежурстве в санитарной машине, которую мы между собой называли «шарабан». Она представлял собой металлический фургон, где находился минимальный набор медикаментов. Наша санитарная машина всегда стояла на краю аэродрома, дожидаясь возвращения летчиков с заданий. Особенно страшно было дежурить зимними ночами: рядом никого, в степи много волков.
Мы участвовали в боях, отступая от Кингисеппа до самого Ораниенбаумского пятачка. Как сандружинницы мы оказывали первую помощь раненым и вытаскивали их в тыл. Признаюсь честно: нам приходилось порой очень тяжело. Ведь нам нужно было ползком тащить раненых. Приподниматься нельзя — иначе убьют. Но мы настолько оказывались увлечены процессом по спасению раненых, что даже не обращали внимания на тот факт, что где-то рядом кипит бой.
К тому времени наш Северо-Западный фронт более-менее стабилизировался. Немцы дальше идти не могли, потому что кругом были болота. Впрочем, фашисты после этого и не стали туда рваться. Техника у них не пошла. Одним словом, наступила зима, к которой они оказались не подготовленными. Они рвались на Москву и Ленинград. В этот самый промежуток времени нас ночью и прислали на смену другой воинской части. Они же, потрепанные в боях, ушли в тыл. Короче говоря, мы заняли их позиции. Воды скопилось в траншеях чуть ли не по колено.
Распорядок нашего дня выглядел следующим образом. Четыре часа мы проводили за пультом, затем четыре часа вместе с винтовкой осуществляли охрану радиостанции и столько же времени выделялось на отдых, а потом все начиналось сначала. Но как же мы, девчата, спали? Что же мы ели? Мы были настолько напряжены, что ни о чем таком не думали. Все это нам казалось мелочью. Мысли были о другом: что сейчас творится на фронте?
Прошагали мы по лесу, наверное, километров двадцать. В лесу мы только один раз встретились с немецкими разведчиками. Мы шли в колонну, потому что снег был выше колена. Впереди идущего меняли через каждые полчаса. Передний идет замыкающим колонны, а идущий вслед за ним становится головным. Я как раз шел вторым. И вдруг идущий впереди как крикнет: «Ложись!» Мы все рухнули в снег и тут же раздалась автоматная очередь, которая прошла выше наших голов.
Больше историй
Последние комментарии