Краснофлотцы

Из-под Севастополя мы после зачистки вернулись обратно в Бахчисарай, где  начали учиться морскому десантному делу. Неподалеку от нашего  расположения находился огромный ставок, мы учились высаживаться на  вражеский берег. Был май месяц, на грузовиках привозили небольшие лодки,  бросали их на берегу и мы волокли к воде наш транспорт, и где-то в  течение двух недель учились правильно высаживаться. В каждой роте у нас  полагалось иметь трех специалистов – санинструктора, химика и сапера.  Меня же после недельных курсов сделали ротным сапером. Затем нас  перебросили под Одессу и здесь в районе лиманов мы уже со всей  серьезностью учились садиться на транспорты и высаживаться на морской  берег в течение июня-июля 1944-го года.

Шел 1943-й год. Когда в феврале армия Паулюса под Сталинградом капитулировала, то я прочитал в газете о том, что на Каспийской флотилии организовывался отряд, предназначенный для пополнения 393-го отдельного батальона морской пехоты. Я как комсомолец и молодой патриот, написал командиру своего корабля заявление о том, что прошу добровольно зачислить меня в этот отряд. Капитан тральщика мне и говорит: «Не будь героем, ты стоишь в рубке, дождь бьет по крыше, а на передовой день и ночь будешь под открытым небом и под пулями находиться». Но я уперся, и все. Списали меня с корабля, так что стал я морским пехотинцем. Зачислили меня снайпером-наблюдателем, потому как метко стрелял. Был вооружен пятизарядной снайперской винтовкой Мосина с оптикой.

В ночь на 11 апреля 1944-го года Отдельная Приморская армия начала  наступление в Крыму. И нашу батарею снимают с охраны аэродрома, дают  шесть «Студебеккеров» и в срочном порядке отправляют на переправу  Таманского полуострова. А там скопилось невозможное количество машин и  военной техники, при этом через Керченский пролив ходят только небольшие  баржи, которые тянули буксирчики. На одной барже могли поместиться не  больше десятка машин с орудиями. С грехом пополам переправились в Керчь.  Занимался переправой начальник береговой обороны генерал-лейтенант Петр  Алексеевич Моргунов, и Скибин как-то с ним договорился о том, что наши  машины с орудиями должны переправляться в первую очередь, поэтому мы  оперативно погрузились на паром и отправились из Керчи на Феодосию,  которую освободили 13-го апреля 1944-го года.

Буквально через несколько минут, как мать завела меня в свой, он же и  чужой, домик, стали приходить люди, близко живущие и далеко,  расспрашивали меня о своих близких, которых, может быть, где-либо  встречал, и что с ними. К сожалению, некоторым приходилось говорить, что  не встречал или не слышал о них. Кое-кому рассказывал, где видел их  сына, брата или кого-либо из дочерей, отступивших в 1941-м году в  сторону Керчи или Севастополя. Просил пришедших передать своим знакомым,  кого и где я видел, где кто может находиться. Самым сложным и трудным  было рассказывать о судьбе тех, кто погиб.

9 мая мы стояли в Новороссийске, обстановка к тому времени у нас была спокойная, мы тралили залив. Какой-то парень сядет, вытащит ящик патронов, и стреляет вверх целый день. Кто на гармошке, кто с себя рубашку снимает, машет. Исключительно было смотреть, ликование было большое

Самое страшное... Было у нас такое дело. В июне 1942-го, в Севастополе. Мины ставили. Пришли с ночи. Поставили катер, пошли на обед. Идем обратно с командиром. Смотрю, матрос, фамилию даже помню - Страшенко бежит от катера. Смотрю, из рубки пламя - катер горит.