Краснофлотцы

Наш корабль за время войны потопил три подводных лодки, тридцать пять сбил самолетов. Один раз налетели, в одиночном плавании, был, причем он, плавание может быть одиночным, может несколько кораблей сразу идет. Один корабль. Налетело пятнадцать самолетов. Только благодаря маневрированию, благодаря тому, что даже главный калибр был поднят против самолетов. Стреляли из главного калибра. Командиром этого первого орудия, который сбил, сразу одним выстрелом, три самолета.

Мы были прижаты к земле теми двумя пулеметами стрелявшими непрерывно. Надо было что-то решать. Я вскочил и последними патронами ударил по камню за которым лежали пулеметчики. Мне было важно чтобы они спрятались перестали вести огонь. А один из лучших наших бойцов Семен Агафонов по моему приказу бросился к этому камню метрах в 20 от нас. Он успел прыгнуть на камень и оттуда - вниз на немцев.

После того, как конвой PQ-17 был разбит, нас отправили искать отбившийся транспорт «Азербайджан». И мы обошли все побережье Новой Земли, и нашли его! Он укрылся за мыском и радио не подавал - опасался, что перехватят немецкие подлодки. Капитан, как увидел нас, дал сигнал: «Добро пожаловать на борт, будет вам и хлеб, и соль, и вода». Да.

Помню бой батареи 16 мая 1942 года, когда 6 вражеских кораблей загнали подлодку прямо под наш берег. Потом оказалось, что это М-172 Героя Советского Союза Израиля Ильича Фисановича, тогда Краснознаменная, а позже Гвардейская. 3 тральщика, 2 сторожевика и артиллерийский корабль "Бруммбер" преследовали лодку, не давая ей зарядить аккумуляторы. Мы открыли огонь, один ТЩ потопили, и нанесли повреждения еще двум.

После 22 часов из залива Петсамо выполз тот надоевший тральщик. Отличные дальномерщики Куколев и Рыбаков дают дистанцию 52 кабельтовых, пеленг 244 градуса, курс 28 градусов, скорость 10 узлов. Командир Космачев и помощник Поначевный рассчитывают данные для стрельбы. Самой первой, уже не учебной, а боевой стрельбы! Через 3 минуты - в 22 часа 17 минут, комендоры...первый залп! Вот он, ПЕРВЫЙ залп Военно-морского флота при потоплении ПЕРВОГО вражеского корабля в Великую Отечественную!

Когда на дворике орудийного расчета взрывается снаряд 100 или 150 мм и часть расчета орудийной прислуги погибает или ранит - это не забыть. Мне повезло и очень, я остался жив после двух прямых попаданий на дворик. Что это такое - понимает только переживший.

Впечатление на огневой было жуткое: штыки винтовок превратило в бублики, пахло гарью, горелым человеческим телом и горелыми волосами, трупа целого ни одного не было, кругом куски человеческого мяса, отдельно кусок головы, часть лица, отдельно нос, рука, стопа и т. п. Как ни странно, здесь же валялась часть денег, облигаций и документов. Хомяков произнес: "весь первый орудийный расчет погиб!" на что Веселов ответил: "Как весь? Я-то еще жив!"

Как только мы начали грести в сторону летчика - немцы с Ристиниеми начинают по нам палить из 100 миллиметровой пушки. Поворачиваем к берегу - стрельба прекращается. Правда, стреляют они лениво и снаряды ложатся вразброс, не кучно, да и расстояние около 52 кабельтовых. Пристреляться по маленькой шлюпке-тузику не так просто.

Потом, при снятии десанта, в губе реки Западная Лица на мотобот, битком набитый бойцами, ранеными и целыми, напали семь самолетов и стали штурмовать из пушек и пулеметов на бреющих полетах. Кораблик ничем не защищен и творится ужас! Вплотную, рядом со мной стояли мои товарищи и валились от пуль и снарядов. Бот загорелся, запылало пламенем горючее из машинного отделения. Кто еще мог прыгать в воду - прыгали в воду, пускались вплавь, но и на воде нас били!

В конце 1943 года по моей просьбе меня направили на Средний, где мы начали с нулевой отметки вгрызаться в гранит под обстрелом, строить батарею. Работы было много и работа тяжелая, да еще и под обстрелом.

Комиссар был прошит восемью пулями истребителя Ме-109, который зашел с юго-востока на штурмовку батареи в то время, когда она вела огонь по пикирующим с юга бомбардировщикам.

Мне неоднократно приходилось наблюдать такую картину: около 30 вражеских бомбардировщиков, построившись в круг над дивизионом, наносили по шесть бомбовых ударов, а затем по шесть пулеметных заходов. В это же время вражеская артиллерия вела сосредоточенный огонь по позициям дивизиона.

Самолет стал подниматься над лощиной между скал к сопкам возле нашего НП. Я вижу немецкого пилота, его рыжие усы, а стрелять нам запрещено, чтобы не обнаружить себя, а так хотелось нажать на гашетку. И сейчас жаль, что не стрелял по самолету, может быть, я убил бы немца, а возможно, поджег бы самолет. Пусть бы меня наказали.

Нас распределили по разным участкам острова: кого в Кремль, кого ещё куда, а нас, радистов, отправили в Савватьево, монастырский скит в 14 километрах от Кремля. Учиться нам предстояло в здании бывшей тюрьмы. Около Красного озера мы разместились в землянках, сооружённых прошлыми выпускниками, юнгами первого набора. Но наш курс оказался значительно больше, поэтому нам пришлось сооружать дополнительные строения. Всё делали вручную, из камней и сосны. Корчевали пни, копали землю, валили лес, перетаскивали огромные валуны. В землянках было очень холодно, после купания полотенце примерзало к волосам, но каждое утро мы выходили на физзарядку, и я не помню, чтобы кто-то из ребят болел.

Дело в том что у подводников, ведь что гнетёт - мы не видим супостата.  Кто может видеть супостата? Командир, вахтенный, они видят что-то, мы  нижняя команда – ничего не видим. Если какая-то неустойка, если авария,  если какие-то боевые повреждения, ну тогда чувствуются. А так всё идёт  гладко. Это тяжело, ты чувствуешь, что мы заходим куда-то, куда-то идём,  что-то происходит и никакой информации. В конце концов узнаем, конечно,  но это тяжеловато.

В Норвегии были наши разведчики. Докладывают в штаб флота, что идет караван. Англичане были дальше, но они тоже могли передавать, что готовится караван кораблей в Петсамо. И вот идет караван. Тут несколько бригад, отрядов: 4 отряда, и в каждом отряде по 3 дивизиона катеров, то есть по 9 катеров вышли. Один катер прошел, поставил завесу, два прошли. В Рыбачьем тоже была база, и там у нас были и торпеды, и крупнокалиберная батарея, и зенитные пушки.

Не прошло полчаса или около часа после этого, тогда уже мы подходили к  Новой земле, как вдруг стала подплывать подводная лодка. Заметили ее мы в  перископ. Эта подлодка хотела торпедировать не наш тральщик, им это не  интересно было, а большой корабль, который с грузом шел. Ну а наш  капитан подставил свой тральщик . Ну и попала торпеда в нас. И все, кто  были на палубе, все оказались в воде. Этим нашим командиром тральщика  был капитан 1-го ранга Филиппов. Ему ноги перебило. Он крикнул раза два в  воде и утонул. Я был молодой, плавал хорошо. А Дианов, начальник базы,  послал торпедные катера. Они приплыли, нас оттуда, значит, с воды,  вытаскивали, давали выпить, а потом растирали.

Мы барражируем с обоих бортов. Один самолёт с левого, другой с правого. Отходим, кружимся, маневрируем. Отойдём километров на 5-6 и обратно вернёмся. Вперёд вырвемся тоже на 5-6 километров, обратно вернёмся. Ищем подводную лодку. Задача стрелков следить за поверхностью воды. На глубине 3-4-х метров лодку хорошо видно. Конечно, надо было следить и за воздухом, но при мне встреч с вражеской авиацией не было. Это обуславливалось ещё и тем, что сверху, на высоте 5-6 тысяч метров над нами патрулировали истребители.

Первая подводная лодка нами была потоплена приблизительно в сентябре 1943 г. У западного побережья Новой Земли, ориентировочно в районе пролива Маточкин Шар. Командир корабля, капитан-лейтенант Антропов С.И. получил задание от командующего северным флотом, вице-адмирала Головко А.Г., которому наш дивизион непосредственно подчинялся, выйти в заданный район и произвести поиск и уничтожение подводной лодки, которая была обнаружена авиацией. Одновременно нам было поручено найти союзный транспорт, отбившийся от конвоя и привести его в порт назначения. Совершив переход из Кольского залива через Баренцево море, наш корабль прибыл в район предполагаемого нахождения подводной лодки противника.

9 мая 1945-го года я был рабочим по камбузу на сторожевике «Ураган», нас  к тому времени как раз вытащили на сушу для ремонта. Мы с коком Сенькой  Брагиным приготовили вечером завтрак, легли спать, и внезапно ночью  проснулись как по команде и прослушали информацию о капитуляции  Германии. Утром встали, веселые страшно, заранее заготовленным завтраком  покормили ребят, после чего приготовили праздничный обед и раздали  каждому его порцию вместе с кружкой водки. Кок говорит мне: «Ты пей,  сколько хочешь, я сам раздам обед». Так что я выпил грамм триста  спиртного, а ведь до этого работал целый день. Почему-то зашел в баню  вместо того, чтобы в кубрик пойти, и там уснул. Вечером толкает меня  рассыльный, и говорит: «Слушай, ты же записался на увольнение, а  валяешься здесь!» Ух ты, сразу же встал, пошел в кубрик и переоделся в  парадную форму, после чего отправился к знакомой девчонке, работавшей на  электроподстанции. Отпраздновали с ней Победу знатно.

На заводе я работал до 1943 года, потом в августе меня поставили в  военкомате на учет, а в октябре призвали. 27 октября я пришел в  военкомат на Кропоткинской, переночевал там, утром нас собрали 11  человек и в Московский флотский экипаж, в Тушино. Там нас обмундировали и  дней через 10 отвели на Ярославский вокзал и отправили на север. Нас  посадили в пассажирские вагоны, с нами еще человек 10 штрафников ехало,  которых охранял один лейтенантик. Он всю дорогу бухал, а ребята сами  себе ехали, никто их не охранял.

11 апреля в Вене мы высаживали десант на второй имперский мост. Днем,  примерно в 12 часов, после обеда, боевая тревога. Командир сказал:  «Долго мне рассказывать нечего, идем десантом. Когда пойдем в зону огня,  вести самостоятельно огонь по целям, смотрите, выбирайте следующие  цели». Я тогда был на радиостанции. Мне говорят, сиди и не высовывайся. А  во время десанта наш бронекатер получил два попадания.  Первый снаряд попал в  кормовую часть, там начался пожар и Николай Махортов, пулеметчик, побежал  тушить. И в это время, как рванет, второй снаряд попал в машинное  отделение и осколки дошли даже ко мне в радиорубку, я был ранен,  контужен. Но мне повезло, я выжил, а вот Махортов был убит и командир  тоже… Он в радиорубке был, я очнулся – смотрю у него левая сторона вся  изуродована, но он еще жив был, вечером, в госпитале скончался.