Минометчики

Нас мало осталось, пополнения не было еще, командир стрелковой роты Пшеничников, звонит, просит помочь, или пехоту задавят. А немцы идут пьяные, из автоматов бьют. Наша связь с НП порвалась, целей нет, батарея стоит, сорокопятки на прямую наводку стояли, а мы-то нет. Немцы танки пустили, наши 45-мм один подбили, больше немцы не пошли, там же болото везде, некуда повернуть. Тогда командир 45-мм пушки очень просил помочь, немцы напирают, так мы уже начали бить без прицелов, рядом немцы были, пьяные, орут. Отбились все же, к нам дядя Володя и дядя Андрюша подвезли кухню, а пехоту когда еще кормить будут.

В наступлении часто удавалось захватить немецкие мины. Использовали их. По таблице стрельбы приходилось поправки вносить. У них 81-мм мины, а у нас миномет - 82-мм. Маленький зазор и пороховые газы частично сквозь него проходят, соответственно мина немного недолетает. Но ничего, попадали и их минами, а по площадям бить, вообще хорошо. Ну а немцы из-за этой разницы в миллиметр нашими минами пользоваться не могли.

На плацдарме было тяжело, вспоминаю такой эпизод: во всей траншее остался один, кончились патроны, лишь одна противотанковая граната была в моем распоряжении, немцы идут в атаку, так что последнюю гранату я бросил в бежавших немцев, когда они подошли до 30 метров. Повезло, граната была мгновенного разрыва, враг отступил, а некоторые немцы остались лежать на земле. После этого около часа дрожал я в окопе от сырости, от дождя и от неизвестности. Если бы немцы атаковали снова, то встречать их было нечем, но отступить я не имел права.

1942 год очень тяжелый был. У меня на батарею было две мины в сутки! Мы  днями не стреляли, чтобы потом или подавить, или провести пристрелку  по-настоящему. А ведь хотелось пострелять по немецким батареям. Немцы  открывают огонь, а мы нет. Помню, у нас случай был – нам принесли обед.  Мы сидим на наблюдательном пункте, кушаем с командиром взвода в окопе и  вдруг снаряд – бух! Потом второй снаряд, третий. Я кричу: «Лепехин», –  это телефонист был, а мне говоря, что его убило. Рука торчит, засыпанная  землей, вырвал руку. Начал разрывать, пилотку достал. Бросился дальше в  блиндаж, блиндаж на обратном скате делали, чтобы немцы не знали, не  могли его поразить. Там тоже телефон стоял. Кричу: «Батарея к бою, по  батарее противника цель такая-то …. Огонь!»

Ну и меня там в Муроме зачислили в минометчики: минометная была рота  такая. И вот с этими минометчиками я носил 50-миллиметровый миномет,  потом — 82-миллиметровый миномет. И попал на фронт я под Великие Луки.  Там эти Великие Луки были в таком положении, что их вообще как бы не  было. Один только вокзал был, который остался. Остального ничего не  было.

Первый бой для меня состоялся в период прорыва обороны противника. 14-го  сентября 1943-го года мы перешли в наступление против  духовщинско-демидовской группировки противника. Тяжело пришлось. Ну, мы,  минометчики, как-то приспособились, у меня все-таки кое-какие знания  имелись, ведь закончил учебу на «отлично». Сказал своим солдатам перед  боем – как только добежим до окопов, все бросаемся в окоп, и быстро  двигаемся вперед. Вокруг будут рваться мины и снаряды, а мы окажемся в  укрытии. В бою благодаря такой тактике мне удалось практически полностью  сохранить весь свой взвод, хотя при освобождении деревни Сергеевка мы  понесли серьезные потери. Но после прорыва обороны противника нам  пришлось наступать уже по открытой местности. Только закрепились, в  полночь с 15-го на 16-е сентября снова поднялись в атаку, и тут ночью  произошел встречный бой. А это страшная вещь. В итоге наше наступление  захлебнулось, и мы окопались.