Пехотинцы

Вернулись, доложили о выполнении задания. А утром я послал своих ребят посчитать - сколько танков в эшелоне? Оказалось, 32 штуки… Только представь, такая армада танков оказалась захвачена с нашей помощью! Но это, конечно, дело случая. Всего же в открытом бою силами моего взвода было уничтожено четыре танка. Наши противотанковые ружья, разумеется, их лобовую броню не пробивали, поэтому вели огонь по смотровым щелям и по приборам наведения. Если я даю команду всем расчетам противотанковых ружей вести огонь по первому правому танку, то все шмаляем по нему. Экипаж выскакивает, и если не желал сдаваться в плен, его расстреливали. Вот так и воевали. Потери мы несли немалые. Как говорится, на войне, как на войне… Два раза случалось такое, что во взводе, который состоял из двадцати человек, оставалось по три человека и один раз - по два человека…

Затвор взвел, нажал на курок и тррр… Просто поливаешь. А  вот как диск заряжать? Я пачку открыл, и патроны просто наложил. Крышку  закрыл. Один выстрел и все… Подполз к соседу,  говорю:
—  Такое дело…

Я залез в сарай и спрятался в угол. У меня была связка гранат, я достал,  решив, что если немцы придут - взорвусь. А ночью слышал, как в сарай  немец приходил. С ним поляк приходил, светил ему фонарем. Корова  бесилась, теленок тоже бегал. Видел меня немец или нет, или поляк,  который с ним был, я не знаю, но я все время держал гранату за  веревочку. А еще этот немец торкал штыком по сену. И требовал, чтобы  поляк побольше светил, а то, говорил он ему, ты плохо светишь. Но,  видимо, он штыком далековато от меня торкал сено, я там в самом углу  сидел. Если бы он нашел меня, я бы дернул гранату и взорвался бы.

Когда вернулся, но уже вместе с солдатами в сарай, подошел сзади к капитану, достал пистолет из кобуры и сказал: "Товарищ капитан, вы арестованы! Не рыпаться! А теперь вы собирайтесь пошли в штаб". И действительно, выяснилось, что этот капитан целых полтора года проходил обучение у немцев в школе и был заброшен к нам в тыл к шпион. И он нам тогда же рассказал: "Завтра или послезавтра придут к вам в тыл двое наших: один в форме старшины, а другой - просто солдат. Это будет между полками 10-24 и 12-78". Мы две ночи сидели в указанном месте в засаде и их караулили. Ничего не вышло! А потом, когда начали проечывание местности делать, вдруг заметили неподалку огонек.

Обычно, если проходили первую траншею, то дальше было легче. Немцы всегда делали свои позиции очень хитро: первая траншея у них обычно была или за речкой, или перед лесом. Если деревья большие, то они отступали от леса метров на 15-20, потому что если минометный или артиллерийский обстрел, то снаряд рвется вверху в ветвях, и осколки попадают вниз. А если деревья были невысокие, то они рыли окопы у самой кромки. И когда мы подходили близко, они удирали в лес, а в лесу их уже не подстрелить. Кто в лес удрал, тот, считай, спасся. В лесах у немцев тоже были позиции - мы находили их блиндажи.

Но я так и не знаю, что с ними случилось, остался ли он жив, а ведь он пошел на это задание вместо меня… Даже имени его не помню, ведь мы всего одну ночь вместе провели. Обычный русский парень примерно такого же возраста, что и я, просто уже повоевавший и поэтому гораздо более опытный. Вообще я вам должен сказать, что опытные солдаты как могли помогали нам и учили разным необходимым вещам на фронте.

Как старшина роты, я чаще всего сталкивался с проблемами доставки еды на передовую. Нужно было все приносить в контейнере вовремя, и приходилось по-пластунски ползать, короче говоря, по-всякому. Видишь, немцы выдвигаются для атаки, прячемся, кто куда, в ущелья, по кустам, по лесам и так доставляли. Тут же еще и солдаты скрываются в окопах и траншеях, а надо к ним подойти, налить ему котелок супчика, кашки. Я всегда считал, что мое дело принести еду вовремя и лично пройти в окопы, зачем солдат будет рисковать жизнью и на кухню идти за кашей?!

Нас опять спешно построили и - марш вперёд! Когда мы проходили мимо других подразделений, то обратили внимание на то, что солдаты как-то по-особому смотрят на нас, не шутят, как это бывает обычно, не спрашивают о земляках, а сразу замолкают и молча смотрят на нас. Оказывается, они уже знали о нас самое главное на фронте: для них мы были уже обречёнными на смерть.
Передовая была уже совсем рядом. Почему-то было довольно тихо. Слышались только отдельные разрывы гаубичных снарядов, да изредка - пулемётные очереди. Там мы прибыли к месту своего назначения. Было это 26 марта 1945 г., до Победы оставалось 45 дней!

И вот, кстати, вспомнился еще и такой случай. Как-то во время их наступления немцы, по-видимому, предприняли контратаку. Все их отделение собралось в какой-то то ли яме, то ли большой воронке, ждали новой команды, и вдруг с фланга прибежал какой-то солдат и начал им кричать: «Уходите, немцы совсем близко!» И когда они выглянули из траншеи, то увидели, что немцы, действительно, были уже совсем близко, фактически на расстоянии броска гранаты. Отец был убежден, что если бы не тот солдат, то хватило бы одной гранаты, чтобы они все в той яме и остались...

Через несколько дней нас отправили захватывать плацдарм недалеко от того разрушенного моста по дороге Варшава - Берлин. Чтобы сократить расстояние до немецкого берега было решено заранее переправить бойцов лодками на остров посредине реки и уже оттуда атаковать. Нас переправили благополучно, но немцы открыли шлюзы выше по реке и вода стала прибывать. Остров затопило, солдаты 3 дня стояли по пояс в воде БЕЗ ЕДЫ И СНА, а потом во время штурма их подобрали наши лодки и они пошли в атаку (откуда только силы взялись).

Однажды я получил задание из штаба полка поехать вперед в деревню, где намечалось организовать отдых и обед, я ехал на велосипеде по тропинке вдоль опушки леса, слева тянулся кювет, с другой стороны справа была спелая рожь. Вдруг я увидел валяющуюся на земле немецкую пилотку, остановился и поднял ее, какой-то инстинкт подсказал мне, что надо посмотреть в кювет. Там я увидел лежащего немца, который не подавал признаков жизни. Но когда я сделал 2-3 шага назад, он напал на меня, пришлось бросить в него велосипедом.

Очень страшно поднять людей в атаку, потому что в этот момент весь огонь противник сосредотачивает: и артиллерию, и пулеметы по переднему краю были распложены, чтоб не дать возможность подняться. Как только человек поднялся, встал в атаку, он теряется - больше уже ничего не остается, ему уже не страшно ни смерть, ничего, отключается, остается главная задача - пройти вперед, взять пункт, траншею, ворваться к противнику, либо окоп, укрытие, которое находится где-нибудь.

Я доложил по полевому телефону обстановку в штаб, и на подмогу к нам подошли три танка. Из одного вылез танкист - "Кто старший?" - "Я, лейтенант Стратиевский" - "Лезьте на броню. Если заметишь "фаустника" сразу стучи прикладом по броне, мы остановимся". Мы двинулись по нашей стороне, а вдоль шоссе стояли сооружения из бревен в виде буквы "П", и в одном из них засел "фаустник", которого мы вовремя заметили. На "фаустпатроне" есть специальный клапан, его сдвигаешь и так устанавливаешь расстояние для стрельбы зарядом на 90- 150 метров, но этот немец замешкался, и танкисты из пушки и пулеметов "проверили" все впереди, мы благополучно перемахнули через шоссе и танки рванули прямо по кювету, в котором засели немцы.

А положение наше получилось аховое, безнадежное, наши танки нас бросили, связи нет, а из этого ДОТа нас пулеметчики скоро всех посекут. По траншее ко мне подходит ротный - "Грановский, ты у нас самый молодой. Давай, выручай, видишь ДОТ. Надо его любой ценой уничтожить. Действуй, браток". У меня руки замерзли, попросил ребят связать мне две противотанковые гранаты. Винтовку свою оставил на месте. Взял эти гранаты, и у меня еще был бельгийский "браунинг", трофейный, еще с первого дня наступления. Перемахнул через бруствер и пополз к ДОТу, за мной еще один боец, но его убило на первом же метре. Ползу, а по мне стреляют с двух сторон.

Сажали нас по пять-шесть человек на танк и вперед... Если начинается сильное сопротивление - спешиться... Если танк быстро едет - бегом за ним... И в каждом бою из этих пяти, двое обязательно погибнут: И это еще в лучшем случае!.. Мы все это прекрасно понимали, и даже и не мечтали выжить на войне, одним словом - смертники... Никакой надежды...

Снаряд разорвался точно в месте расположения штаба полка. И тогда погиб мой друг Абраша Басович, наш военфельдшер Алексей и врач полка Давыдов, и много других людей, которых я лично знал. И только схоронил я друга Абрашу, как мне передают письмо от матери, в котором она сообщает , что немцы расстреляли на Украине 58 человек нашей родни. И тогда я сорвался. Взял противотанковые гранаты, и пошел в порт, где в портовых подвалах и складах прятались гражданские немецкие беженцы. И когда я открыл подвальный люк и приготовил связку гранат, в это время в подвале заплакал ребенок. И я не смог кинуть туда гранаты. Рука не поднялась... Но я считаю , что за своих родных я и так за два с лишним года в пехоте, достаточно отомстил.

Когда объявили о начале войны, то я думал, что все закончится через одну неделю победоносным вступлением нашей Красной Армии в Берлин. И когда 25-го июня в городе появились первые беженцы из Западной Украины , то для меня это стало неожиданностью.

Ранним утром, на станции Львов, в наш состав на полной скорости врезался маневровый паровоз с четырьмя вагонами 152-мм снарядов. Погибла паровозная бригада нашего эшелона, поезд покатился назад, но в последнем вагоне на тормозной площадке находился железнодорожник, который успел спрыгнуть и сунуть тормозной башмак под колеса.

Я был в действующей армии все 4 года войны. Конечно, не все это время пришлось быть на передовой. Были и отходы на отдых и на переформирование, переходы и переезды на другие участки фронта. Но самые острые и страшные впечатления сохранились у меня от пребывания на передовой. Хотя, конечно, запомнились и постоянное недоедание, и неописуемый холод зимой 1941-1942 годов. Хорошо помню невеселое время отступления, когда казалось, что живым уцелеть невозможно.

Однажды, когда мы только пришли с полевых занятий, обедали и вдруг зычный голос дежурного: «Тревога»! Надо было скоропалительно бежать в оружейную комнату, взять винтовку, лопатку, подсумок, противогаз, построиться...

Какой то летчик - капитан сидит в проеме двери и плачет, спрашиваем: «Ты чего?» «Ранен в руку, но реву не от раны, а от того, что делается на фронте: убивают, убивают, убивают! Никакого спасения нет. Эшелон прибывает, его хватает на два часа, страшные потери» Идут раненые, кто в руку, кто куда, спрашиваем: «Карманово взяли?» , «Какое Карманово?» - никто ничего не знает, там только убивают! Деревни сгоревшие. Деревни горят, солдаты через них пробегают - и если убьют - то прямо в пламя…

Пошли в атаку на какое-то село. Немцы засели в каменных домах.. Их огонь был очень сильным. Уже дошли почти до крайних строений. Успел только заметить, как с чердака, немецкий снайпер в меня целится, увидел «блеск» от оптического прицела. Солнечный был день. И тут как будто железной палкой ударило по руке. Я не сразу упал. Немец стрелял в меня еще три раза, но промахнулся. Я скатился в воронку. Пуля попал возле локтя, но видимо удар был такой сильный, что переломались кости возле запястья.